Что-то погода в последнее время не очень балует солнышком. Вот и сегодня, встав по давнишней привычке около пяти часов, я опять увидел за окном лужи, пасмурное небо и прочие приметы прохладного дождливого утра. Мой песик Степан Степаныч в такую погоду очень не любит ходить рано на утреннюю прогулку и спит-тянется до последнего. Если я начинаю его "тиранить", он прячется от меня в свою любимую норку между спинкой кресла и стенкой. Мне остается только возвращаться к себе в комнату, и пить утренний кофе.
Уж не знаю почему, но в последнее время все чаще меня одолевают воспоминания о временах минувших. Виною ли тому непогода, или какие другие факторы, но стоит только нарисоваться свободной минутке, как сразу жди "гостей": то одно вспомнится, то другое. Короче, все чаще я пребываю в гостях в стране с названием Прошлое, то в губернии Детство, то в провинции Юность, то еще в каких ее территориях.
Экскурсы мои туда не носят никакого систематического характера и чаще всего следуют алгоритму известной фразы: плыви мой чёлн по воле волн.
Сегодня вспомнилось мне начало шестидесятых. Лето шестьдесят второго, август. Отец и мать, забрав четверых самых младших членов семьи, уехали в Караганду, а меня и Мишку, моего брата, оставили в родном городке на попечение бабушки. Мама в Караганде нашла квартиру, работу и было принято решение перебраться в этот город навсегда. Там уже несколько лет жила со своей семьей старшая сестра, и активно нас всех зазывала туда.
Отец должен был вернуться, у него еще были дела по незавершенному строительству очередной школы в одном из сел района, я учился в школе-интернате, и был весьма недурственно пристроен, а братан Михрей (то бишь Миша) учился в педагогическом училище, намереваясь пойти по стопам отца. Мы с Мишкой оставались в городе вдвоем. Он в учебный период жил в общежитии, я в интернате. Планировалось, что я буду школу заканчивать здесь, Мишка после окончания педучилища поедет по распределению, а отец, закончив дела, уедет к семье в Караганду.
Дошел я до этих слов, и что-то притомился. Вот тут мне подумалось: а хорошо бы дней десять побыть каким-нибудь олигархом. Ну, там Абрамовичем, Дерипаской, или еще каким.. Я бы нанял двух молоденьких девушек-стенографисток, они бы без устали записывали за мной. Говорить-то я могу много и быстро, все как-будто складно получается...И побежал бы мой рассказик в два раза веселее.
Что-то я смотрю, кое-кто заулыбался ехидненько при упоминании молоденьких девушек. Сразу скажу: зря. Исходя из наблюдений сегодняшних, точно знаю, что во-первых, нынешние молоденькие девушки в полтора раза толковее нынешних молоденьких пареньков, во-вторых, они грамотнее, и в-третьих - гораздо ответственнее. Вот именно поэтому я и пригласил бы девушек. Толку от них в серьезном деле гораздо больше. Однако, мечтать-то хорошо, но я прекрасно знаю, что угроза стать миллиардером для меня давным-давно миновала, поэтому я уже опустился с небес на землю, ибо вижу, что в лирику ударился, забыл про главное. Стало быть, давайте-ка вернемся к нашим баранам.
Итак, семья уехала, мы с Мишкой остались в городе. Номинально считалось, что живем мы у бабушки, на деле же мы у нее бывали не чаще одного-двух раз в неделю. В остальное время пропадали у своего друга Вовки Мулянова. Ночевали на сеновале, а днем гуляли по городу, купались, загорали или торчали в фотолаборатории педучилища, печатая фотографии. Вечерами собирались на молодежные посиделки, играли в испорченный телефон, ручеек, третий лишний и тому подобные игры: ребята мы были весьма целомудренные.
Бабушка наша, старуха довольно суровая, особо на нас внимания не обращала, и нашим присутствием не обременялась, занималась своими старушечьими делами, а в наши нос не совала. Впрочем, мы тоже не особо лезли ей в глаза. Проще говоря, меж нами установился некий негласный договор полнейшего невмешательства в интересы "высоких дипломатических сторон".
Вот так "война шла нормально, пока в дело не вмешался генеральный штаб". А генеральный штаб в нашем случае - это то, что деньги, которые нам оставили родители, почему-то подозрительно быстро исчезли. Впрочем, слово подозрительно в данном случае, если говорить честно, не совсем будет справедливо. Во-первых, их было совсем не так уж и много, а во-вторых, были мы очень молоды, двигались много и есть хотелось всегда.
Встала проблема денег. Посовещавшись, решили искать какую-нибудь шабашку. В северной части нашего города при железной дороге размещалось множество всяческих хозяйственного типа строений: пакгаузы, какие-то конторы, "Заготзерно", "Заготсырье" и прочие районного масштаба предприятия. Вот туда мы и направили свои стопы. Шастали там втроем дня три, пока не наткнулись на какого-то мужичка, который на вопрос о работе ответил нам, что есть у него для нас работа. Дрова на зиму для его конторы пилить и колоть.
Мы такому повороту дела обрадовались, пошли, посмотрели на место, где работать, обсудили условия и договорились приступить завтра с утра. Рабочим инвентарем этот мужичок, оказавшийся завхозом, нас обещал обеспечить.
С утра приступили, помаленечку втянулись, и дело наладилось. Постепенно куча кругляка, которую нужно было превратить в дрова, уменьшалась, а куча наколотых поленьев увеличивалась. В дальнейшем, по условиям договора, нам их еще нужно было сложить в аккуратную поленницу во дворе этой конторы. Завхоз за время нашей работы подходил к нам раза три-четыре. Поначалу смотрел скептически, потом как-то довольно хмыкнул:
- Я смотрю, вы хоть и не из силачей, но сноровистые, быстро у вас работа идет.
Надо сказать, что из нас троих солидно выглядел только я, рост у меня к той поре был уже около 180 сантиметров, друзья же мои были мелковатые, а Мишка, честно сказать, даже щупленький. Тем не менее, ребята они были жилистые, и ни в чем не уступали своим более крупным сверстникам.
Когда куча сложенного вповалку кругляка практически вся была распилена, и по нашим прикидками нам оставалось работать еще дня два, я, как типа бригадир шабаш-бригады, напомнил завхозу о расчете. К моему удивлению, сей дяденька эдак нагленько нам заявляет:
- Что-то я был сильно добрый поначалу, думал, что трудно вам будет работать и надо бы вам заплатить, как и договаривались по три рубля за кубометр, но вижу, вам все далось легко, сработали вы быстро, поэтому я с вами расчет буду вести по два рубля пятьдесят копеек за кубометр.
Я было возмутился, сказал, что это нечестно, что мы так не договаривались, на что наш наниматель хладнокровно заявил, что если нам не нравится, мы можем идти, куда нам заблагорассудится, и в таком случае он вообще нам ничего не заплатит, дескать берите то, что вам дают. Сказав такие слова, он ушел, а мы сели на чурбаки, смотрим друг на друга и понимаем, что нас надули самым форменным образом.
Настроение наше, само собой понятно, упало куда-то в область отрицательных показателей. Сидим, курим, поливаем завхоза всякими ласковыми словесами, но понимаем, что крыть нам нечем. Договора мы никакого не подписывали, как несовершеннолетние, никакими заявлениями и жалобами, стало быть, правды не сыщем.
Тут наш Михрей и говорит:
- Так, он жулик? Жулик!!! Будем и мы тогда жуликами! Вон видите, ящики из-под бутылок деревянные в куче валяются? Заложим с десяточек этих ящичков незаметно внутрь поленницы, и дело с концом. Кубатура подрастет, значит, и получим больше. Он нас обманет, а мы - его, будем квиты.
В оставшиеся два дня мы начали помаленечку формировать поленницу, продолжая допиливать оставшийся кругляк и колоть дрова. Когда рядом никого не было, воровато оглядываясь, совали ящики в поленницу, быстро обкладывали поленьями. Кубов пять-шесть, таким образом, мы себе точно приписали.
Обмер прошел нормально, наш обманщик ничего не заметил и не понял, что имеет дело с такими же обманщиками. До начала отопительного сезона было еще очень далеко, и мы были спокойны, понимая, что наш обман раскроется совсем нескоро.
Получив деньги, мы быстренько убрались в другой конец города, к Вовке на сеновал. Вечером,обсуждая всю эту историю, мы пришли к выводу, что этот деляга скорее всего по документам в бухгалтерии провел сумму из расчета, что он нам заплатил по три рубля, а с каждого куба полтинник присвоил себе. Но на всякого хитреца, оказалось, есть свой Михрей.
В заключение хочу заметить, что есть тут у меня пара приятелей, профессиональных литераторов. Критикуют они меня нещадно за мой стиль написания. Дескать, пишу я, как бог на душу положит, и никаких законов литературных не соблюдаю. На что я им спокойно отвечаю: вот вы, друзья мои, все науки литературные превзошли, все законы вам и тайны писательские ведомы, вы и пишите так, как положено по правилам. Станете потом классиками в будущем, то есть, как оно давно практикуется, после смерти, а я уж как-нибудь, по-деревенски, лаптем щи похлебаю, мне, литературных наук не одолевшему, в классики негоже рядиться. На этой ноте мы обычно споры заканчиваем, на ней же я и рассказ свой остановлю.