Глава двадцатая
В гостях у друга
Антон не был таким уж ярым любителем литературы, как Стас. Наоборот, читал он мало, вместо книг любил смотреть по телевизору детективы. И, естественно, оживился, когда Стас ворвался в его дом и взволнованно сообщил, что ему известно имя убийцы Тани Ковалевой. Ну, той девочки, что изнасиловали и задушили в заброшенном доме, – на всякий случай пояснил Стас, чтобы у друга не возникло вопросов, причем пояснение оказалось явно избыточным: Антон и без него знал о случившейся трагедии, вряд ли в городе можно было скрыться от этой новости. Про сновидение же, в котором явилась к нему убитая, Стас не упомянул, из справедливого опасения быть осмеянным не лишенным ехидства товарищем.
– И кто же убийца? – спросил Антон.
– Гриня! Наш безумец, городской сумасшедший, ну, ты знаешь.
Антон сперва смерил Стаса недоуменно оценивающим взглядом, а затем расхохотался, да так громко, что Стас подумал, что и его друг безумен, как тот Гриня.
– Чего ты смеешься?
– Да, Стасик, видно, ты, с этой своей Олей, совсем перестал обращать внимание на мир вне твоих с ней отношений. Иначе был бы в курсе, что Гриня уже месяц как умер.
– Умер? – разочарованно ахнул Стас. В один миг его версия, казавшаяся ему такой стройной, оказалась разрушена самым простым, а значит, и самым циничным образом. – Как умер? Но что случилось?
– Никто не знает. Заснул он, как обычно, у магазина – и не проснулся. Менты приехали, стали тормошить, а он уже не дышит. Вот и все. – И Антон, хотя и повествовал о печальном, снова рассмеялся, вспомнив нелепое предположение Стаса и поглядев на его растерянное выражение лица. Отсмеявшись, промолвил: – А теперь я тебя спрошу. Откуда у тебя такая чудовищная мысль – ну, касательно Грини?
– Да все очень просто: Гриня носил оранжевый плащ, а Танин убийца – человек в оранжевом плаще, – ответил Стас.
– Кто-кто? Какой человек? – не находя логики в словах друга, сдвинул брови к переносице Антон. Брови у него были весьма густы, из-за чего ему с детства не удавалось избежать сравнений с Брежневым. Словно в противовес этому волосы на голове редели и обильно выпадали, как осадки нынешней или любой другой осенью: раннее облысение.
– Человек в оранжевом плаще! – повторил Стас.
– С чего ты взял, позволь поинтересоваться. – Теперь уже Антон смотрел на него, как на сумасшедшего.
Стас достал из кармана сложенный вчетверо листок, который заблаговременно вырвал из Таниной тетрадки и захватил с собой. Он протянул его Антону:
– Вот, смотри.
Антон развернул листок, с непониманием прочитал: "Человек в оранжевом плаще, чего ты хочешь…"
– Это Танино стихотворение, – прокомментировал Стас, – написано, как я полагаю, незадолго до смерти.
– И что? – пожал Антон плечами. – Обычная девичья чушь. В ее возрасте часто страдают подобной ерундой.
– Не чушь и не ерунда! – горячо возразил Стас. – Таня, насколько я знаю, к сочинению стихов склонности не имела, она предпочитала выражать мысли прозой. Поэтому нужно было что-то сверхнеобычное, что подвигло бы ее написать стихотворение. Уверен, Таню преследовал некто в оранжевом плаще, она была напугана и выразила свои страхи посредством этих вот строчек. А потом он убил ее! Убил, понимаешь?
Антон сильно сомневался в истинности догадок друга. Ему ли, какому-никакому, а художнику, было не знать, что искусство и жизнь не тождественны: если в стихотворении наличествует оранжевый плащ, то далеко не факт, что он существует наяву.
– С трудом в это верится, – покачал головой Антон. – Что-то я не встречал у нас в городе никого в одежде такого чудовищного цвета. – Ему нравилось слово "чудовищный", и он успел произнести его с начала разговора уже второй раз. – У нас, если ты еще не удосужился заметить, предпочитают что-нибудь немаркое: серых там, черных тонов; в другом по лужам нашим да по грязи нашей не разгуляешься.
– Так это как раз и облегчает дело, – с радостью в голосе произнес Стас. Он решил не отступать и попытаться все-таки найти преступника. – Чем меньше оранжевых плащей, тем легче отыскать того, кто нам нужен!
– Нам? – зацепился за слово Антон. – Кому нам?
– Нам с тобой. Я рассчитываю на твою помощь.
Антон лишь усмехнулся.
– Нет уж, извини. Искать того, не знаю кого – это не по мне. Да и тебе не советовал бы. Как ты вообще его собираешься разыскивать, этого твоего Оранжевого плаща?! Бродить по всем улицам и высматривать, не мелькнет ли где оранжевый цвет? Наивно, не считаешь? Или, – рассуждал Антон, перебирая в уме теледетективы, – или примешься обходить магазины и расспрашивать, не покупал ли кто похожий плащ? Но и тут мизерные шансы на успех: во-первых, подобная одежда – это наверняка не последний писк моды и плащ могли приобрести не один год назад, во-вторых, если плащ и купили недавно, то с большей вероятностью не у нас, а в краевом центре или еще где: в наши магазины, зная вкусы и предпочтения покупателей, такого товара не завозят.
Стас внимательно слушал ставшего вдруг многословным Антона и не мог не признавать, что тот прав. Рассуждения его были так разумны, так ладно ложились на ум и сердце, что у Стаса создалось забавное впечатление, будто все это говорит его отражение в зеркале, напялившее маску Антона, а не собственно Антон.
Тот, кстати, вспомнил о законах гостеприимства и накрыл на стол: бутылка водки из холодильника, колбаса оттуда же и… нет, больше ничего у него не было: жизнь холостяцкая!
– Жену бы тебе хорошую, – заметил Стас. – У нас в школе работает симпатичная училка начальных классов. Вероника зовут… Сам бы взял, да у меня уже Оля есть.
– А, Оля – это та малолетка, о которой ты мне рассказывал! Ты еще с ней встречаешься?
– Сам не пойму. Сплошная неопределенность да недосказанность. Мы уже несколько дней не виделись и не говорили друг другу ни слова.
– Оно всегда так, когда касается женщин. Поэтому я и не женюсь. И не агитируй меня! – нервно попросил Антон. Нет, он с радостью бы и без тени сомнений связал бы себя узами брака, но Валентина, увы, давно уже замужем. О том, что он влюблен в нее, Антон не сказал даже лучшему другу.
– Да и не собирался! – махнул рукой Стас. – У меня другое на уме.
– Ну да! Ты же решил в Шерлока Холмса поиграть!
– Это не игра! Я, правда, найду убийцу.
– Ну-ну!
В тот вечер Стас, однако, розыском злодея, как нетрудно догадаться, заниматься не стал. Вместо этого они с Антоном дружно довели себя до положения риз, до того счастливо-безразличного состояния, когда ни до каких несправедливостей миропорядка нет дела.
Не начал Стас действовать и на следующий день. С утра у него раскалывалась голова после вчерашнего злоупотребления, да и в школе надо было решить кое-какие вопросы. Потом же, когда вернулся с работы домой, он внял голосу разума и Антона: вряд ли получится найти убийцу, просто прочесывая улицы: он может и не носить больше оранжевого плаща, запрятав его подальше в шкаф, а если и носит, то и тогда вероятность встретить его ничтожна: город-то большой, хотя и маленький в сравнении с другими. Про магазины Антон тоже верно все сказал. Так что, с печальной усмешкой думал Стас, лежа на своей кровати, остается только ходить по домам жителей да глядеть, не висит ли где на вешалке искомый предмет гардероба. Но это, разумеется, за гранью здравого смысла.
К тому же, как ни пытался убедить себя в обратном, Стас ждал Олю. Ждал, что она придет, бросится к нему на шею, как бывало обычно и к чему он успел привыкнуть. Целый день он прислушивался, не раздастся ли ее условный стук в дверь: три раза – пауза – два раза. Но нет, тишина, лишь тикают в комнате часы, те самые, на которые смотрела в его сне Таня. Ах, Таня, надо ловить твоего убийцу, но как и где? Да и Оля вдруг да надумает объявиться! Нет, Танюша, прости. Как видно, преступление избежит наказания. Ну и ладно, впервой что ли! Стас вздохнул и попытался уснуть.
Однако не вышло.
Мелькнувшие в сознании слова "преступление" и "наказание" естественным образом сообщили ходу мыслей новый виток. В канву оных вплелся соответствующий роман Достоевского – про Родиона Раскольникова и старушку-процентщицу. Стас, и по долгу службы и по велению сердца, перечитывал его несколько раз и едва ли не назубок знал содержание. А потому не мог не помнить прописанную в книге идею о том, что преступника тянет на место совершенного им преступления. Да, идея эта всегда Стасу казалась несколько надуманной, не совместимой с настоящей жизнью, не переменил он к ней скептического отношения и сейчас. И все же вот что ему подумалось, пока сгущались сумерки очередного пасмурного дня.
Этот Оранжевый плащ… он явно человек со странностями. Взять хотя бы его вкусы в одежде: облачится ли нормальный, уравновешенный мужчина в одеяние такого цвета? – сомнительно. Ну, и изнасилование с убийством – здравомыслящий никогда бы на это не решился: если не совесть, то хотя бы разум запретил бы ему. А раз так, то странности могут распространяться и на другие стороны его бытия. Поэтому Оранжевый плащ, прочитав роман Достоевского (а его все в школе читали, – наивно полагал Стас), мог принять за непреложную истину пассаж о необоримом желании вернуться туда, где ты творил зло и сеял смерть (или сеял зло и творил смерть). Это отложилось в его, Плаща, нездоровом мозге, и ныне он думает, что всяк злодей должен возвращаться, – и сам возвращается: раз за разом приходит к тому заброшенному дому, чьим стенам довелось услышать последний стон Тани Ковалевой. Логично?
– Не логично! – возразил Антон, с которым Стас, не вытерпев и прибежав к нему в тот вечер, поделился своим умозаключением. – Совсем не логично! Ты меня все больше пугаешь. То ты ухватился за девичий стишок, то за древний роман; так скоро начнешь брать в расчет каждую надпись на заборе.
Стас внимал этой отповеди молча, а на устах его блуждала улыбка уверенного в своей правоте человека. Антон это заметил и махнул на него рукой.
– Вижу, что тебя не переубедить. Давай лучше выпьем. У меня со вчера осталось.
– Но мне же нужно идти к месту преступления… – запротестовал было Стас.
– Завтра пойдешь. Если ты утверждаешь, что он – убийца этот – ходит туда как на работу, то и завтра придет.
Это звучало здраво, и Стас согласился.
Пока они приговаривали бутылку, он спросил:
– А ты не желаешь со мной прогуляться? Вдвоем сподручнее.
– Нет, я ведь уже говорил тебе! – отрезал Антон. – Сходи с ума в одиночку! И больше не поднимай, пожалуйста, эту тему!
Стас уже виделся ему одержимым, как верующий видится атеисту. Но если в случае с верующим и атеистом выяснить, кто заблуждается, не представляется возможным, по крайней мере известными человеку способами, то заблуждение Стаса, Антон был уверен, вскроет уже ближайшее будущее: это спор касаемо Бога так же вечен, как сам Бог или как его отсутствие, а вот относительно прочего не зря говорят: время рассудит, время – это же не вечность, коей все по барабану, даже то, есть ли Бог, время любит ставить все на свои места. Поставит на место и Стаса, а то возомнил себя, видите ли, гениальным сыщиком, способным на основе неочевидных догадок построить единственно верную гипотезу. Или версию – так, кажется, говорят в детективах.
Стас же только ухмылялся, словно прочитал мысли Антона. Они болтали о вещах отвлеченных, а он, опрокидывая содержимое очередной рюмки в рот, думал: "Ничего, Антоха! Твое неверие будет посрамлено. Уже завтра!"