Памяти моих незабвенных родителей посвящается.
Р А З
Р Ы В
Мартовское утро. Позади женский праздник, и уже целую неделю у Лики лекции каждый день. Сегодня, наконец,окно в расписании занятий, и можно подольше поваляться в постели, тем более, что муж в командировке, и не надо вскакивать и готовить завтрак. Лика не торопясь потянулась и лениво подошла к окну. Солнышко как раз заглянуло в их двор-колодец, пробив заслон серых туч. Весёлый звон капели и чириканье воробьёв, которые облюбовали кусты в центре двора, доносился в открытую форточку. Снег возле кустов уже подтаял, обнажив кусочек земли.
Соседи рассказывали, что этот пятачок двора, который освещается редким питерским солнцем, отвоевали у каменных джунглей бабушки - блокадницы, выращивая на нем в войну зелень - витаминную прибавку к скудному пайку. А в мирное время посадили эти кусты, цветы, повесили кормушки для птиц. Таким образом, они устроили маленький оазис, который радует глаз всем жильцам дома.
Дворник, бывший фронтовик, который тоже жил в этом доме на первом этаже, смастерил ладную скамейку. На неё он всегда выходит посидеть вечерком, поболтать с соседями, а в День Победы каждый год, сидя на скамейке, поёт песни военных лет, аккомпанируя себе на видавшей виды гармошке, верной фронтовой подруге.
Послушать его собираются все жильцы дома, а детишки всех возрастов смотрят на него с восторгом, затаив дыхание, пытаясь постичь всю горечь и силу народа, который выстоял и победил в этой страшной войне.
Вот и обжили юркие ленинградские пичуги этот гостеприимный дворик и, в благодарность за заботу, доставляют удовольствие жильцам своим жизнерадостным пением...
Постояв несколько минут у окна, наблюдая за птичьей суетой, Лика отметила:
«Как пахнет весной!»
И на душе у неё стало легко и радостно.
Она прошла в ванную. Умылась. Потом, не торопясь с наслаждением, выпила чашечку чёрного кофе и, подойдя к зеркалу поправить причёску, вдруг, поддавшись спонтанному желанию, сказала сама себе:
--А не пойти ли прогуляться, половить солнечных зайчиков.
Сказано – сделано. Она тут же позвонила подруге, и они договорились пройтись по набережной, поболтать о том - о сём, а потом заскочить в родной институт. Лике надо было зайти в библиотеку за свежим номером журнала «Acta Crystallographica», в котором была опубликована её статья.
После окончания института прошло почти пять лет. Лика окончила аспирантуру. На носу - защита диссертации. Галина же после окончания вуза работала в геологоразведке, поэтому встречаться им доводилось довольно редко, только тогда, когда подруга была в городе.
Договорились встретиться около церкви Успения Пресвятой Богородицы, хоть там и находился сейчас крытый каток, но старожилы Ленинграда называли это место по-прежнему, они ещё помнят, когда в стенах старинного храма проходили службы, а Ликиного папу ещё в 1925 году крестили в этой церкви.
Выйдя из дому, Лика, щурясь от яркого солнца, перебежала двор и направилась пешком на набережную, благо жила она недалеко. День разыгрался, небо очистилось от серых туч, и ничто не мешало солнышку радовать горожан.
Погуляв по набережной, подруги направились в институт. После библиотеки Лика решила зайти в деканат узнать нет ли изменений в расписании занятий.
Правила «балом» в деканате ярко-рыжая Алина с пронзительно голубыми глазами. Многие из преподавателей предполагали, что она носит цветные линзы, которые простым смертным было не достать, да и стоили они очень дорого. Но поговаривали, что был у девушки любовник из театральной среды. Вообще, по институту ходили постоянно слухи об её многочисленных романах, но Лика особого внимания этим сплетням не придавала. Она считала ниже своего достоинства перемывать косточки сослуживцам. Так её учили в семье.
Прозвенел звонок на лекцию, и коридор быстро опустел. Лика подошла к деканату, открыла дверь без предварительного стука, как и все преподаватели, и остановилась словно вкопанная. Её муж, который как она знала в командировке, целовался с Алиной.
Кровь брызнула ей в лицо, на какое-то время она лишилась дара речи. Вадим испуганно отпрянул от Алины,оттолкнув её руки, повернулся к двери, и не своим голосом, срывающимся на фальцет, сказал, вернее, пролепетал:
--Лика, Лика…. это совсем не то, что ты подумала…
Но что она могла подумать? Сглотнув комок, застрявший в горле, Лика резко бросила охрипшим голосом:
--Подлец!
Быстро развернулась и выскочила из деканата. В мановение ока яркий день перед её глазами превратился в ночь. Закрыв рот, чтобы не закричать она бросилась бежать. Подруга побежала следом, ничего не понимая. Но Лика, наращивая скорость, бежала и бежала, подставив весеннему ветру своё заплаканное лицо.
--Как он мог? Как мог?... - бормотала она про себя, - ведь только два дня назад перед командировкой он говорил мне, что безумно любит и не представляет жизни без меня.
И она любимая и любящая отдавалась его ласкам, и не было женщины счастливее её на свете.
Слёзы душили её и, остановившись у парапета, она, закрыв лицо руками, зарыдала в голос, не обращая внимания на прохожих. Тут и догнала её подруга. Она обняла её. Лика сбивчиво рассказала о том, что увидела в деканате. И они договорились, что поедут к Галине,утро вечера мудренее.
Ночь прошла в сплошном кошмаре. Лика то забывалась, то резко просыпалась от кома слёз, которые перехватывали горло и мешали дышать. Плакала тихонечко в подушку, подвывая как подбитая собачонка. Потом на какое-то время опять проваливалась то ли в сон, то ли в забытьё.
Проснувшись, Лика посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась, как она осунулась и постарела за ночь. Тёмные круги под глазами, опухшие и красные веки. Галина успокаивала как могла, но что скажешь в данном случае. Единственное, что пришло на ум это сказать:
--Может он и не виноват, это злодейка Алина всё подстроила?
На что Лика, махнув рукой, ответила:
--Поеду домой, буду разговаривать.
Собралась и поехала. На сердце скребли кошки и, увиденная в деканате картина отчётливо стояла перед глазами.
Подойдя к дверям квартиры, Лика глубоко вздохнула, как перед боем, открыла замок своим ключом и вошла в дом.
Вадим сидел за письменным столом и, как ни в чём не бывало встал и двинулся в её сторону с намерением поцеловать.
«Ну, уж это переходит всякие границы», - подумала она и резко оттолкнула его, сказав:
--Ты не хочешь объясниться?
Он ухмыльнулся и с такой чужой, как ей показалось, гримасой ответил:
--А в чем я, собственно, должен объясняться?
Эта фраза переполнила чашу терпения. В ответ Лика только укоризненно посмотрела ему в глаза и, сдерживая бурю страстей, бушевавшую в душе, сказала спокойно, но твёрдо:
--Прощай!
Положила обручальное кольцо на край стола и пошла к входной двери. На минуту приостановилась, как бы ожидая от него слов прощения, но, не услышав их, решительно открыла двери и тихо их прикрыла, преодолевая желание хлопнуть изо всех сил. И только на лестничной площадке она дала волю слезам и бегом побежала вниз по лестнице, не сдерживая рыданий...
***
Вадим закурил. Тонкой струйкой дым потянулся к двери, через которую ушла Лика, оставив шлейф духов, так будоражущих чувства.
Сердце отбивало ритм с бешеной скоростью. Чтобы успокоиться, он закрыл глаза и жадно вдохнул этот навязчивый, насыщенный запахом её духов воздух. Облегчения не наступало. Было ощущение, что кто-то наступил на грудь и сковал его руки и ноги, не давая сдвинуться с места.
Посидев минуту, он попытался встать, но ноги подкашивались как у пьяного. Усилием воли заставил себя сделать несколько шагов и дойти до окна. Резким движением раскрыв створки, он на полкорпуса вылез в открытое окно и хватал пересохшим ртом влажный весенний воздух, напоенный ароматами талого снега и земли.
И вдруг до его сознания дошло, что Она ушла, ушла навсегда. И, надрывая горло как раненый зверь, он закричал в пустоту двора-колодца:
--Верни-и-сь, верни-и-сь!!!...
Голос срывался и хрипел, но он снова и снова кричал и кричал, пока силы не покинули его, и только эхо несколько секунд ещё многократно повторяло:
--И-и-сь, и-и-сь, и-и-сь!..., унося этот раздирающий душу вопль в серое ленинградское небо...
***
Испытывая состояние глубокой депрессии, после перенесённого стресса, Лика металась по родительской квартире, не находя успокоения раненой душе.
«Как он мог? Как мог?...»
Этот вопрос неустанно преследовал её.
Она пыталась заняться уборкой, чтобы папа по возвращению с работы ощутил прежний уют, который царил при жизни мамы, но всё валилось из рук. Подойдя к книжному шкафу, достала семейный фотоальбом. Листая одну страницу за другой, постепенно уплывала в думах в своё безоблачное детство и юность...
Вот и фотография их дома, в своё время купленного под дачу в полузабытой деревушке на берегу Онежского озера. Как же она рвалась туда из каменного мешка мегаполиса после очередной сессии.
Мама, которая уезжала на дачу с первыми рейсами теплохода, с нетерпением ждала после экзаменов свою «студенточку – зарю вечернюю», как пелось в одной старой песне в исполнении Петра Лещенко. Пластинку с этой записью папа бережно хранил в своей коллекции.
Сдав экзамены, Лика всю ночь наводила порядок в городской квартире как учила мама, чтобы по приезду с дачи было приятно зайти в дом.
--Мой дом – моя крепость. А если в нём порядок, то будет и порядок в душе,
- любила приговаривать мама.
Ночным поездом Лениград-Петрозаводск добиралась до столицы Карелии. Поезд прибывал рано утром, и первым же рейсом на «Метеоре», следующим до острова Кижи,она буквально летела к маме, которая должна её встретить у причала, добравшись до него на моторной лодке.
Мама была отличным судоводителем-любителем, ведь в том островном краю без лодки, как цыган без лошади. Местные жители все от мала до велика владели ремеслом управления лодками и на вёслах, и под парусом, а теперь и моторными. Почтальонка тётя Маша доставляла письма и телеграммы с завидной исправностью, за исключением тех дней, когда разыгрывались шторма, и выход в озеро был небезопасен. Но летом погода стояла довольно стабильная, так что телеграммы о приезде гостей всегда доставлялись вовремя. Был, правда, запасной вариант, - если вдруг тебя не встретили, то надо было пересечь остров в длину до того места где через пролив шириной с полкилометра просматривается их деревня, и развести костёр на берегу. Тогда обязательно кто-нибудь из селян приедет и перевезёт гостя...
Всего один час с небольшим, и вот уже в поле зрения главки Преображенской церкви. Осиновые лемеха, которыми покрыты купола, отливают серебром в ярких лучах солнца. День выдался удачный. На озере полный штиль, и только крик чаек, сопровождающих судно, нарушает эту идиллическую тишину. А воздух, свежий-свежий, слегка отдаёт запахом рыбы и прелого тростника, который местные жители называют треста, да с близлежащих островов нежной нотой доносится медовый запах трав и цветущей белой кашки, из-за чего кажется, что все острова будто покрыты белым снегом. Дышишь этим воздухом и не надышишься, не то, что в Лениграде.
И вот, наконец, «Метеор» пришвартовался к причалу, и многоликая толпа туристов и гостей двинулась к трапу. Мама, держа руку козырьком, высматривает свою дочку, но пока не видит из-за отблесков солнца от стекла. Зато Лика её видит прекрасно. «Что-то мамочка сильно похудела. Или это из-за загара так кажется? А глаза, эти мамины глаза – луны на фоне загорелого лица кажутся ещё голубее под стать водам озера», - отмечает она про себя.
Волна нежности накрывает Лику с головой, и начинает щекотать в горле от подступивших слёз. Как же она соскучилась по своей мамочке. Как не хватало ей эти два месяца маминой ласки, чтобы обнять друг друга и постоять как лошадки, положа голову друг другу на плечо. В этой позе было особое таинство, их маленький секрет обмена энергией. Это, видимо, осталось с раннего детства, когда она ещё маленькая просилась к маме на ручки, и та обнимала её крепко-крепко. И склонив голову маме на плечо, Лика чувствовала себя как за каменной стеной, и уходили все страхи…
Подойдя ближе к стеклу, Лика постучала и замахала маме руками. Мама просияла улыбкой и пошла к трапу. Кажется прошёл целый час, пока толпа пассажиров перед Ликой рассосалась. И вот она уже на причале в объятиях своей мамы. Лика тут же начинает хвастаться своими успехами, а мама смотрит с любовью на свою повзрослевшую, такую юную и красивую дочь, и невольно подкрадывается мысль: « Да, недолго ей быть около меня, уведёт девчонку какой-нибудь кавалер, только её и видела».
И лёгкая грустинка появляется во взгляде.
Быстро пересекли остров, добрались до деревни, где мама оставила лодку, и в путь на свой остров. Пятнадцать минут, и вот она лава* (мостки, причал) у дома, где на втором этаже их владения. На первом - тоже отдыхает семья из Лениграда, которым эта часть дома досталась по наследству.
Мамочка начинает экскурсию с огорода, показывая что посадила, далее хвастается цветами, которые цветут вдоль дорожки к лестнице. Поднявшись в избу, Лика с наслаждением вдыхает запах чистоты и тонких ноток древесной смолы. Полы в избе были белые* ( не крашеные). После мытья их голиком *(берёзовый веник без листьев) с дресвой*(крупный песок) воздух в доме наполнялся ароматом сосновых досок.
Мама обожала этот «русский дух», - как она говорила. Домотканые половики на полу и занавески – задергушки на окнах, вышитые мамиными руками в стиле ришелье, кружевной подзор на кровати, связанный мамой же, керосиновая лампа в двадцать свечей под потолком дополняли этот, ни с чем другим несравнимый, деревенский колорит. И Лике представлялось, что она уже героиня старой русской сказки.
А в завершение этого праздника русской старины на столе пыхтел пятилитровый самовар, пироги и калитки издавали такой аппетитный запах, что слюнки начинали литься рекой. А мама всё хлопотала и хлопотала. Как заправская крестьянка, она ловко ухватом достала чугунок с наваристыми щами и глиняный горшок с топлёным молоком из русской печи, которая занимала в избе целый угол. Печь была такая большая, что на ней могли уместиться спать три взрослых человека.
Наблюдая за мамой, как она мастерски справляется со всем, Лика, не сдерживая восторга, воскликнула:
--Мама, ну ты даёшь! Где это ты так навострилась?
--Доченька, так я не всю жизнь жила в благоустроенной квартире, хоть и в городе. До войны жили мы в частном доме, с русской печью и с подворьем. Папа работал мастером сталелитейщиком. Мама моя умерла, когда мне было три года, и я росла с мачехой в прямом смысле этого слова. Вся домашняя работа и забота о младших братьях и сёстрах с пяти лет была на моих плечах, так что весь опыт оттуда – из детства. А теперь, вот видишь, пригодился.
Запомни, милая, чтобы ты не научилась делать, - эти твои знания как найдутся в какой-либо момент твоей жизни. Так что не чурайся никакой работы, наблюдай, запоминай, копи в своей светлой головушке пока молодая и не обременена семьёй и детьми. Чувствую я не за горами это дело, ты у меня такая ладная и красивая. Думаю, заглядываются на тебя молодые люди. А?
Лика, покраснев, отмахивается:
--Ну, что ты, мама, какая семья, какие дети. Мне никто не нужен кроме тебя и папы. Вы – моя семья!
--Ой, доченька, не зарекайся. Каждому овощу своё время, - отвечала мама с загадочной улыбкой.
Лика снова краснеет как маков цвет, что не ускользает от маминого внимания.
--Ну-ка, доченька, расскажи, кто на сердце у тебя лежит?
Кому, как не маме, можно доверить все свои сердечные тайны...
Запал Лике в душу молодой преподаватель, только что окончивший аспирантуру. Он был у куратором их курса, а также её руководителем курсовой и на следующий год - дипломной работ. Звали его Вадим. Был он среднего роста, атлетического телосложения, с правильными чертами лица и очаровательной улыбкой, от которой многие девушки на курсе сходили с ума. Но Вадим явно отдавал предпочтение Лике. Она это чувствовала и всегда смущалась, краснела и теряла дар речи во время консультаций, А он, видя её стеснение, ещё и подсмеивался над ней по-доброму.
По правде говоря, Лика была достаточно интересная девушка. Отличала её от сокурсниц шикарная золотисто-русая коса ниже поясницы, которую она укладывала колосом вокруг головы, косметикой она не пользовалась, соблюдая мамины заветы:
--Молодость прекрасна своей естественностью, доченька. Не торопись стариться раньше времени.
Поэтому не удивительно, что эта девушка приглянулась Вадиму. Привлекала его в ней ещё и мягкая женственность, такая же, как у его мамы, к сожалению довольно рано ушедшей из жизни, в тот год, когда Вадим заканчивал школу. Он остался с отцом и, естественно, был обделён материнским вниманием, хоть и считал себя – выпускника школы и далее студента уже взрослым. Но эта потаённая тоска по маме всегда была при нём. Образ мамы служил ему эталоном будущей жены...
--Ах, Лика, Лика, смотри не теряй головы. Выйти замуж не напасть, да кабы за мужем не пропасть. Этот год у тебя завершающий. Надо все силы бросить на дипломную работу. А если это любовь, то никуда она от тебя не денется, тем более, что, как я поняла, он человек уже достаточно взрослый и серьёзный. Не торопи события, всему своё время…
С какой остротой вдруг вспомнилось Лике это последнее лето с мамой. Никто не думал, не гадал, что следующей весной её не станет, что коварный рак прервёт её жизнь раньше времени…
***
А началось всё сразу после Нового года. Мама вдруг резко почувствовала себя плохо. Появились режущие боли в области желчного пузыря, неукротимая рвота, потеря аппетита. Мама грешила на холецистит, думала, что даёт о себе знать перенесённая в своё время болезнь Боткина. Но состояние её здоровья ухудшалось с каждым днём и, в конце концов, папа вызвал скорую помощь, и маму госпитализировали. Была сделана операция по жизненным показаниям. Предполагали камни желчного пузыря, а оказалось рак печени четвёртой степени уже не поддающийся никакому лечению. Её просто разрезали и снова зашили.
Маме после операции хирург об этом не сказал, успокоил её и даже выдал контейнер с камушками, сказав, что всё камни удалены и теперь она пойдёт на поправку. Первой это известие пришлось узнать Лике. Но врач не советовал озвучивать эту информацию маме. Поэтому, зайдя к маме в палату после визита к врачу, Лика поцеловала маму и, через силу улыбаясь, поздравила её с окончанием мучений и сказала, что они с папой ждут не дождутся её возвращения домой,а сейчас ей надо отдохнуть, сама же она побежит в институт, так как у неё консультация по диплому.
Выйдя из палаты, Лика уже не сдерживала слёз, села в автобус и поехала в институт. Находиться один на один с полученным известием было невынсимо больно.
Когда Лика вошла в аудиторию, Вадим сразу отметил её бледность и заплаканные глаза. Зная, что мама у неё в больнице, он сразу понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее и, без лишних реверансов, задал вопрос в лоб:
--Лика, что случилось, на тебе лица нет?
И тут Лика не выдержала, слёзы хлынули из глаз. Она уткнулась ему в грудь и, всхлипывая, рассказала о том, что узнала от доктора. Как же Вадиму было близко её состояние. В миг в его сознании возникла картина, когда умирала его мама. Поэтому, без всяких обиняков, он, как старший друг, обнял её за плечи и сказал как можно спокойнее:
-- Лика,девочка моя, сейчас я отвезу тебя домой. Тебе необходимо успокоиться и настроиться на то, что когда маму выпишут из больницы, тебе придётся ухаживать за ней и не показывать виду, что ты знаешь истинную картину её болезни. Состояние мамы будет ухудшаться с каждым днём. Я это проходил, когда болела моя мама. Но ты не имеешь права раньше времени погасить в ней искру надежды. Если исчезнет надежда, мама умрёт раньше, а так она ещё какое-то время будет тянуться из последних сил, но она будет жить, пусть мучиться, но жить, общаться с тобой, отдавать тебе тепло своей души, которое будет греть тебя всю жизнь. Держись, девочка, держись. Я люблю тебя и буду рядом с тобой.
Вот так было сделано признание в любви, хотя в тот момент Лика не придала этим словам особого значения. Она просто доверилась Вадиму, почувствовав его поддержку и искреннюю заботу о себе, которая ей была сейчас так необходима.
Вадим привёз Лику домой. Спросил Ликиного папу, который только что приехал из больницы и тоже был в курсе всех событий, есть ли в аптечке корвалол или валерьянка. Нашёлся корвалол. Заставил Лику выпить лекарство и лечь в постель. Она, как послушный ребёнок повиновалась всем его указаниям, а Вадим прошёл в кабинет к Игорю Леонидовичу, и они долго вполголоса разговаривали, разрабатывая всю стратегию и тактику поведения в семье на момент выписки мамы. Через стенку Лика слышала лишь их приглушённые голоса и, что папа часто шмыгает носом. Она поняла, - папа сильно нервничает. После контузии во время войны, вследствие паралича мускулатуры носового прохода, у него был хронический ринит, а если папа волновался, то всегда начинал фыркать носом через более короткие интервалы. Поэтому мама заботилась, чтобы у папы всегда было в наличии несколько носовых платков.
И ещё, она всегда смеялась, что это у папы избыток мозгов, и лишние вытекают через нос. В детстве Лика верили в эту сказку, хотя если закрыть глаза и представить эту картину, становилось страшно, а вдруг все мозги вытекут, что же будет с папой?...
Незаметно для себя Лика уснула, а когда пробудилась был поздний вечер, за окном зажглись фонари, в квартире было темно, лишь из папиного кабинета сочился мягкий зеленоватый свет от настольной лампы.
Она тихонечко зашла в кабинет, обняла папу и снова заплакала. Папа взял и посадил её на колени, как маленькую и, гладя по голове, как в раннем детстве, приговаривал:
--Ну что поделаешь, доча, что поделаешь… доля такая, а мы должны держаться. Поняла? Держаться!...
***
Воспоминания наплывали одно за другим, и Лика уткнувшись лицом в думочку, вышитую крестиком мамиными руками, снова разрыдалась, приговаривая:
-- Мама, мамочка…. Как мне тебя не хватает!.. Я никогда не думала, что столкнусь с изменой любимого человека, как когда-то случилось с тобой. Но ты сильная, ты всё выдержала…
До папы мама была замужем. Муж её был племянником довольно крупной фигуры в правительстве страны. Но узнав об его измене, мама, не раздумывая, ушла от него, заявив:
--Пусть лучше мой муж будет последним сапожником, но я буду знать, что он верен мне!
Папа, который после ранения дослуживал в военкомате этого же небольшого уральского городка, где жила и работала мама, занимался вместе с ней в драмкружке местного клуба. Узнав, что мама ушла от мужа, он протянул ей дружескую руку помощи. Он, конечно, слукавил. Мама была его тайной любовью, но папа считал неприличным сказать ей об этом потому, что она была замужем.
Всё сложилось довольно удачно. Папу вот-вот должны были демобилизовать, и он собирался уезжать в родной Ленинград. Оформив литер на двоих, папа привёз маму к своим родителям и представил как свою невесту. Родители одобрили его выбор. Маму приняли с любовью, и вскоре они поженились.
Бывший муж, используя все свои связи, объявил маму в розыск. И когда мама была уже на второй половине беременности Ликой её и папу вызвали повесткой в Большой дом, развели по разным кабинетам и допрашивали. Маме задали вопрос:
--Кого вы считаете своим мужем?
--Того с кем живу и от кого жду ребёнка.
О чём спрашивали папу, он так и не сказал. Только ответил маме:
--Милая всё в порядке. Ты моя жена и будущая мать нашего ребёнка, а всё остальное ерунда. Мы вместе и это самое главное.
--Вот так папа отстоял своё право на мою любовь, - рассказывала мама Лике, когда она уже подросла.
Это мамино отношение к любви и верности было для Лики примером поведения женщины, и неудивительно, что такой мгновенной была её реакция на картину, увиденную в деканате…
***
Проплакавшись, Лика немного успокоилась.
«Да, не зря говорится, блажен плачущий, ибо он успокаивается»,-подумала она, но тут резкий телефонный звонок прервал нить её размышлений. Лика не хотела отвечать на звонок, думая, что это звонит Вадим. Но телефон всё звонил и звонил, мешая сосредоточиться. В конце концов, Лика не выдержала и подняла трубку. На другом конце провода затараторила подруга:
--Ну, наконец. Я уж думала тебя волки съели… Ты знаешь, я такое узнала, такое… Сейчас приеду и расскажу…
Не успела Лика ответить, как Галина бросила трубку.
«Что она узнала?.. Хотя всё равно ничего не изменится», - вздохнула Лика обреченно.
Всхлипнув, собрала себя в кучу, как любил говорить папа, и решила, что надо навести хоть относительный порядок до прихода папы с работы. Зайдя в кабинет, она первым делом открыла окна. Накурено было так, что хоть топор вешай. Окурки даже вываливались из пепельницы…
«Да, папа стал заметно больше курить после смерти мамы, но всё равно он молодец, уйма творческих планов, продолжает активно преподавательскую деятельность и научную работу, руководит кафедрой", - подумала Лика.
Не успела она закончить уборку, как раздался звук открываемой двери и знакомое до боли шмыганье носом.
--Папа, папочка!...
Лика выскочила в коридор и повисла у отца на шее.
Протерев очки, папа взглянул на неё и, качая головой, произнёс:
--Эгей, что-то вижу глаза на мокром месте. Ну-ка, дщерь, чего нос повесила? Дуй-ка на кухню, поставь чайник, я как раз купил пирожки в кулинарии. Попьём чайку, и ты поведаешь мне причину твоих слёз.
Лика, смахнула слёзы и пошла ставить чайник. Чаепитие у них в семье было ритуалом. Чай должен был быть всегда сежезаваренным. Папа пил чай только вприкуску, поэтому всегда покупали кусковой сахар, который надо было колоть маленькими щипчиками, доставшимися по наследству ещё от папиной бабушки.
Как только чайник вскипел, Лика залила заварку, накрыла заварной чайник куклой с фарфоровой головкой, одетой в роскошный бархатный сарафан. Кукла эта тоже папино приданое.
Подошёл папа, уже переодетый в домашнюю одежду. Лика разлила чай. Папе в стакан с серебряным подстаканником, на котором был вытеснен куст земляники, себе в мамину любимую чашку китайского фарфора, купленную по случаю сразу после войны у соседа, торговавшего трофейными вещами.
Отхлёбывая маленькими глотками горячий терпкий и ароматный чай, Лика с надеждой смотрела на папу, думая, что он, такой мудрый, поможет разрешить её проблему. Сколько раз в жизни папа помогал ей в трудных ситуациях, давая логически выверенные советы.
Сделав несколько глотков, папа, смотря Лике в глаза, сказал:
--Ну, давай выкладывай, из-за чего слёз море разливанное?
Лика, дрожащим от волнения голосом, стала рассказывать о случившемся, периодически, смахивая слёзы.
Папа внимательно слушал, не прерывая нити повествования, изредка шмыгая носом. Когда Лика закончила, он закурил, затянулся разок-другой и задал вопрос, который ввёл Лику в недоумение и заставил задуматься:
--А ты уверена, что это он целовал, а не его целовали?... Смотрю эмоции у тебя зашкаливают. Ну вся в мать, которая сначала закипала, а потом думала… А может на самом деле не так страшен чёрт. А?... Включи-ка мозги, доча, откинь эмоции, - они порой не самые лучшие помощники…
***
Вадим лежал без движения, уставившись в одну точку на потолке, и лихорадочно перебирал в памяти все предшествующие события. Этот выкрик «Подлец!» так резанул его по душе. Стоило закрыть глаза, и он явственно видел Ликины огромные зелёные глаза, как два омута, на вспыхнувшем от гнева лице. В них было столько презрения, что мурашки пробежали по коже.
«Ну как она могла так обо мне подумать, как? Я так люблю её и никогда не помышлял о каких-либо изменах. Она для меня словно свет в окошке. Жизнь с ней сплошной праздник души...
Да, подставила меня Алина со своим поцелуем… Ведь вроде всё давно ей было сказано, что между нами не может быть ничего. Столько лет прошло, а ей всё неймётся. Хоть не заходи в деканат…»
Но не зайти он не мог, так как должен был передать Алине посылку от её приятелей из Москвы, куда он ездил в командировку на научную конференцию с докладом. Он несколько раньше завершил все свои дела и успел на ночной поезд, спеша к своей любимой жене, каждый день разлуки с которой казался ему вечностью. В магазине «Берёзка» купил ей шикарные итальянские очки от солнца на чеки «Внешпосылторга», которые недавно получил в качестве гонорара за статью, напечатанную в иностранном научном журнале. Он представлял как Лика по-детски будет радоваться этой маленькой безделушке, а он будет смотреть на неё и влюбляться в эту девочку-женщину ещё больше, настолько искренни были всегда её эмоции.
Поезд прибыл в Ленинград рано утром. У Лики свободный день, поэтому Вадим решил не тревожить её ранним звонком, заскочить в институт, сдать командировочное удостоверение и передать посылку. Далее купить цветы, шампанское и любимые Ликины пирожные буше с шоколадной глазурью, которые с утра всегда свежие в маленькой кондитерской на углу рядом с их домом. Пусть его неожиданный приезд будет для любимой сюрпризом.
Он даже нарисовал себе в воображении целый сценарий своего внезапного появления.
Вот он тихо-тихо открывает дверь, зная, что в выходные Лика любит понежиться в постели, на цыпочках проходит в комнату, любуется её рассыпанными по подушке волосами цвета спелой ржи и будит её нежными поцелуями. Лика открывает глаза и, со счастливым визгом обхватывает его за шею. И откликаясь на его страстные поцелуи, она, ещё полусонная, тянет его в постель. Он даже представил, вернее, явно почувствовал запах её разомлевшего и тёплого со сна тела…
После этого, он встанет раньше неё, сварит кофе и накроет на стол. Она пойдёт в душ и обнаружит целую ванну роз, выбежит из ванной комнаты босиком, с рассыпанными по плечам волосами и, как маленькая девочка, повиснет у него на шее и будет целовать, целовать и целовать его. И в этот момент он вручит ей заключительную часть своего подарка – очки, о которых она мечтала. А потом они будут пить шампанское, снова целоваться и наслаждаться этими минутками счастья…
***
Вадим встал. Было состояние будто его выскребли изнутри, состояние полного опустошения.
«Что делать, как вернуть всё на круги своя? Да, я вспылил, да съёрничал, отвечая с вызовом: - в чём я, собственно, должен объяснятья? Да, здесь я неправ, но я не подлец, нет! Я всё также трепетно люблю её… Почему я, дурак, не бросился вслед за ней, когда она уходила?..."
Мысли путались, перебивая одна другую….
Телефонный звонок вывел его из состояния ступора. Подняв трубку, Вадим услышал взволнованный голос Галины:
--Вадим, нам надо поговорить. Давай встретимся в кафе на углу.
--Хорошо.
Вадиму и не очень хотелось выходить из дома, показываться Ликиной подруге в растрёпанных чувствах, но он лелеял надежду, что она поможет ему помириться с женой.
Никогда Галина не видела Вадима в таком подавленном состоянии. Он всегда был спокоен и уверен в себе. Сегодня же у него буквально не было лица. Глаза ввалились, губы пересохли, он тяжело дышал, без конца то снимал, то надевал очки. В глазах была такая отрешённость, такая тоска, как будто он только что похоронил самого близкого человека. У Галины даже защемило сердце, глядя на него, а в горле встал слёзный ком.
Она в своё время также из-за глупой, ничем неподкреплённой ревности распрощалась со своим любимым человеком навсегда. Помня об этом, она не желала своим лучшим друзьям печального исхода и была полна решимости, всеми возможными путями, примирить их…
Заказав по чашечке кофе, они говорили по душам не менее часа. Вадим честно рассказал ей как всё было на самом деле. И Галина, облегчённо вздохнув, подбодрила его:
--Не падай духом! Милые бранятся – только тешатся! Я сейчас побегу к Лике и всё ей расскажу. Думаю, она переживает не меньше тебя, ведь ты для неё как ангел во плоти, она очень любит тебя…
***
После папиного вопроса, Лика стала перебирать в памяти события прошедших суток. Воспалённый мозг с трудом включался в анализ ситуации. Лика поставила пластинку «Nostalgia» Франсиса Гойя,по случаю приобретённую у фарцовщиков, и стала вспоминать, что же она видела…
«Я вошла, - раз. Два, - смотрю Алина притягивает Вадима за шею к себе, чтобы поцеловать?... Ну, да, да она хотела его поцеловать… А что же делает Вадим? Он отталкивает её руки и поворачивается в сторону открытой двери и замирает в изумлении, увидев меня…. Да, да, он точно оттолкнул её руки…
Как же я могла подумать, что он целуется?...»
От этого открытия Лике стало так стыдно, что она,вспыхнув, закрыла глаза и вновь заплакала. Но это были слёзы радости, а с души будто камень свалился.
Откинувшись на спинку дивана, она воскликнула:
--Господи, спасибо тебе, что у меня такой мудрый папа. Иначе наломала бы я дров.
В этот момент раздался звонок в дверь, и запыхавшаяся Галина влетела в квартиру и тут же начала тараторить:
--Я такое узнала, я….
Но увидев Игоря Леонидовича осеклась.
--Да говори, уж, не томи, молвила Лика, - папа всё знает, мы вот сидим и пытаемся понять, права я или не права?
--Ну ты и порох, подруга! Я же говорила тебе, что это рыжая бестия Алина всё подстроила. Не зря в в своё время ходила по институту молва, что она к Вадиму неравнодушна ещё со студенческой скамьи. Они ведь учились на одном курсе только на разных потоках. Однажды Алина даже поспорила с кем-то на курсе, что Вадим будет её. Видимо до сих пор не остыла, всё норовит поймать его в свои сети.
И она рассказала всё, что услышала от Вадима.
Игорь Леонидович, облегчённо вздохнул:
--Так я и думал. Слишком уж это не похоже на Вадима. Я очень хорошо знаю его отца, чтобы допустить подобное поведение сына. В этой семье все отношения строились только на любви, уважении и взаимопонимании. Не зря его отец до сих пор не нашёл себе пару после смерти жены.
Лика посмотрела на папу с обожанием, а про себя подумала: «Да и ты, папочка, тоже никого не нашёл, хотя после смерти мамы прошло почти пять лет. Да, крепкие орешки эти мужчины, прошедшие горнила войны и умеющие ценить настоящую дружбу и любовь».
Папа вышел из кухни и вернулся через некоторое время с бутылкой коньяка:
--А что, девчонки мои милые, выпьем за разрешение конфликта. А потом, ты, дщерь - голова два уха, пойдёшь и позвонишь мужу. Нечего гордыню ломать. Она ещё никому не была помощницей.
Так и сделали. Выпили по рюмочке, на душе стало спокойнее и вроде даже смелости прибавилось. Лика выдохнула громко, как перед выходом на сцену, перекрестилась и пошла к телефону.
Не успела дойти, как раздался звонок. Она с волнением подняла трубку и услышала такой родной, такой любимый, прерывающийся от волнения голос Вадима:
--Любимая, прости меня, я был неправ….
--Нет, нет, это ты прости меня, - перебила его Лика, - это я виновата.
Сама придумала, нарисовала и поверила…
И счастливые слёзы ручьём потекли по её щекам.