Осколки памяти. Письмоносица...

Ирина Дыгас
                ПИСЬМОНОСИЦА…

    Наталья уже намотала, наверное, не один экватор ногами, разнося по селу почту.

    Молодой совсем стала работать почтальонкой, когда работать на тяжёлой работе запретил врач – последыш дался нелегко, едва не померла. Тогда Омар Оскарович и вынес вердикт:

    – Отработалась на «грохоте». Всё. Никакой вибрации и громких шумов, никаких транспортёров и ночных – ты на облегчённой с этого дня.

    Погоревала – деньги на фабрике шли приличные, но приговор врача внезапно поддержал муж, Артур:

    – Всех денег не заработаешь. На почте есть ставка, Лида опять в декрет ушла, иди на её место. Славка собирается на север махнуть, увезёт семью, как сын окрепнет. Решайся: три-пять часов работа, на свежем воздухе, всех знаешь, свои. А деньги – моя забота.

    Было трудно: село большое, пять тысяч жителей! На три участка разделили, три почтальонки работали.

    Наталье достался верхний. Пришлось знакомиться заново – сама жила на нижнем. Привыкла.


    Годы шли.

    Люди приезжали, уезжали, переезжали с места на место, разводились, сходились, дети отделялись от родителей, снимали углы и комнаты – обычная жизнь во всём многообразии. И безобразии.

    Чего только не повидала, не услышала, не подсмотрела нечаянно Наталья!.. И тогда поняла, что не может оставаться отстранённой. Сплетничать не могла – муж-мусульманин этого не потерпит, может и убить. Мучилась, тайны распирали русскую любопытную душу…

    Выход нашёлся случайно.


    – Наталья Михайловна, хорошо, что я поймал Вас, – участковый, Муса Манарович, принял из её рук стопку газет, приветливо улыбнулся. – Мне нужен совет. Зайдите на несколько минут…

    Зыркнув прозорливыми глазами в смущённое миловидное лицо молодой женщины, сделал приглашающий жест в сторону летней кухни. Быстро окинув взором улицу, отметил, что соседка через дом повисла на заборе. Покачал укоризненно головой, та быстро ретировалась – уважали мужчину за справедливый и серьёзный подход к работе.

    Прошёл к столу, придвинул почтальонке кувшин с морсом из малины, подал блюдо с баурсаками*, подал пиалы.

    – Перекусите, пожалуйста. С утра на ногах. Не стесняйтесь…

    Из дома вышла Сауле, жена Мусы, молча поставила блюдца с каймаком и куртом**, следом шла средняя дочь, Айна, принесла конфеты и магазинное печенье.

    – Самовар поставила, – тихо проговорив, жена ушла.

    – Прошу, Наталья Михайловна. И я с удовольствием выпью морса.


    Через четверть часа разговор состоялся.

    – Мне по долгу службы положено навещать неблагонадёжных и трудных, проблемных и молодых граждан… – начал Муса, положив крупные руки бывшего атлета на деревянную столешницу. – Но это можно делать лишь после правонарушений или жалоб, понимаете. Но не всегда поступают таковые. Много противозаконного творится тайно, за закрытыми дверями и высокими заборами. Вы же, уважаемая наша письмоносица, можете многое видеть и слышать неофициально, нечаянно, против своей воли.

    Вскинул карие раскосые мудрые глаза на покрасневшее лицо женщины, окунулся в голубые глаза, уловил смущение и смятение. Тайком вздохнул: «Угадал».

    – Вот и решился Вас попросить не умалчивать о таких случаях. Нет, не прошу доносить… – поднял успокаивающе руки, – а сигнализировать, – понизил голос до шёпота. – Записка в газете или журнале. В «Крестьянке» – Сауле только читает, она мне передаст. Это останется нашей с Вами тайной, не переживайте. К нарушителям найду подход, на Вас никто не подумает. Понимаю – просьба непростая. Есть условие: никому ни слова! Даже Артуру. Поймите правильно: он может знать людей, о ком будете писать, – покачал головой, останавливая возражения. – Никому. Только я. Это категорическое требование. Бывают случаи, которые влекут за собой роковые последствия. Ни к чему кого-то подставлять под угрозу смерти. Ответ мне нужен прямо сейчас. Мне пока уйти?

    – Нет.

    Помучившись ощутимо (любила и уважала мужа), помяв в руках оборку красивого льняного платья, смирилась – и Мусу уважала.

    – Я согласна.

    Протянула руку, вытащила из стопки газет, что только что принесла хозяину, журнал «Крестьянка», быстро что-то написала на тетрадном листке, вложила его между красочных страниц, вернула журнал в стопку.

    – Мне пора. Работа не ждёт. Спасибо за угощение, хозяева, – встав, слегка поклонилась мужчине и вышедшим на порог дома женщинам. – Морс у вас очень вкусный! До свидания!

    Муса проводил за ворота, махнул рукой на прощание.


    С того дня Наталья превратилась в невольного агента: дотошного, любопытного, пронырливого, чуточку языкастого.

    Бабы незлобиво фыркали: «Сплетни понесла!», но сами охотно вносили лепту в эту копилку, делясь с почтальонкой новостями и домыслами.


    – Ты не забыла нашего договора? – Артур нежно взял за шарф, слегка придушив жену. – Не опускаться до сплетен. Повторять не стану.

    – Клянусь, муж мой, – нашла в себе силы прямо смотреть в опасно затихшее красивое лицо. – Только выслушиваю. Противно, но иногда уйти не получается. Только слушаю.

    Отпустив шарф, взял за плечи, сжал их крепко, встряхнул ощутимо, потемнев лицом.

    – Пока верю. Не разочаруй меня. Ты знаешь, что потеряешь.

    Когда осталась одна, привалилась к стене, облившись ледяным потом: «Пронесло. Прости, Артурчик, я была вынуждена…»


    Как-то, припозднившись, добралась с опустевшей сумкой в глухой переулок, протянула руку, чтобы положить газеты в почтовый ящик…

    Калитка распахнулась и в Наталью со всего маху врезалась Таська, заливаясь слезами и дрожа тощим несозревшим тельцем.

    Во двор выкатились её два старших брата. На мальчишках почти не было одежды!

    Женщина сразу поняла, что творится. Не подала виду, только задвинула за себя девочку.

    – Стоп! Она спряталась! Туки-туки! Не нашли! Проиграли! Брысь в дом! Игра окончена!

    Практически кричала, привлекая внимание соседей.

    Подростки-братья опешили, очнулись, сжали кулаки и… ретировались в дом.

    – Пошли к деду, милая.

    Быстро отнесла раздетую семилетнюю девочку к деду, что жил на соседней улице.

    Принимая внучку, тот по взбешённым глазам почтальонки всё понял. Стиснув губы, заскрипел зубами и унёс несчастную в дом.


    Наталья, быстро разнеся оставшуюся корреспонденцию, ринулась к участковому.

    – Ты ж уже приносила! – соседка подозрительно зыркнула через забор.

    – Письмо… Вывалилось, должно быть… – виновато улыбаясь, Наталья помахала запечатанным конвертом. – Отдам в руки, а то до завтра в ящике подмокнет… Дождь зарядил…

    Постучавшись в дверь, вложила в руки Сауле, шепнув: «Мужу». Та кивнула и пошла проводить внеурочную гостью, благодаря за внимание и рвение.


      Теперь, дрожа от недвусмысленного предупреждения супруга, вспоминала гадкий случай: братья-недоумки надругались над умственно отсталой младшей сестрой. Дед тогда их крепко избил, а Муса, сославшись на дошедшие слухи, поставил на учёт в детской комнате милиции. Их судьба будет вполне закономерной – оба окажутся за решёткой, один сгинет бесследно, второй умрёт от туберкулёза, не дожив и до тридцати.


    Даже боясь за свою жизнь, Наталья не отступится от договора с участковым, и до самой пенсии будет ему помогать.

    Он поможет её сыновьям пойти на государеву военную службу со словами: «Достойные солдаты, горд за нашу Родину – защита в надёжных руках».

    Когда Мусу убьют залётные наркокурьеры, предложит свою помощь новенькому. Тот окажется с гнильцой. Хорошо, женщина его сразу раскусила – отстранилась и отговорила от любой помощи сотрудниц. Вскоре продажного милиционера уволят из органов.


    Только перед смертью мужа она ему всё расскажет, любя всем сердцем.

    – Я сразу понял. И охранял тебя, глупая! Отважная моя жена…

    Это будет самой лучшей её наградой за всю жизнь! Больше замуж не выйдет, храня верность и память.


    Дети вырастут и свяжут свою жизнь с силовыми структурами: дочь пойдёт в прокуратуру, сыновья станут военными, пройдут «горячие» точки, проживут долгую жизнь, только последыш рано уйдёт из жизни – погибнет на службе во время силовой операции.

    Внуки продолжат семейную традицию – форма всех родов войск и структур станет привычной в их гардеробе.

    Наталья, старательно гладя кителя и комбинезоны, будет тихо по-старушечьи шептать под нос: «Ну, Муса Манарович, припечатал же ты всех моих мужчин…»

                * баурсаки – небольшие пышки из кислого теста, зажаренные на масле.
               ** …с каймаком и куртом – с пенкой от кипячённого молока и шариками из солёного подсушенного творога.

                Июнь, 2017 г.

                Фото из Интернета.

                http://proza.ru/2020/04/29/1044