Ясный день с утра потрафил мне,
на все сто гарантом став прогулки,
небосводом до конца синел,
тишиною отзываясь гулкой.
И вилась дорога между гор,
и вовсю пленяла виражами,
красотой ласкавшая мой взор,
чем-то уподобившись скрижалям,
где давно прописан был мой путь,
пусть ещё не ведал я об этом,
но уже прорезывалась суть
в будущем явить себя поэтом.
И до срока был я пацаном
смелым, бесшабашным и наивным,
и не ведавшим, какой ценой
слог мой засиял напевным гимном.
И, не зная этого тогда,
проходил я с визгом повороты,
и теперь наполнена страда
трепетом остывшего пилота.
И тверда, держа стило, рука,
восхищая прелести досуга,
и тех лет восторженный накал
до сих пор ведёт меня по кругу...
Вот внизу блестит Батилиман,
а вдали навис трезуб Ай-Петри,
и его сияющий обман
надо мной дрожит во встречном ветре.
И в достатке этой яви мне
на любом дорожном закоулке...
Небосвод, что утром засинел,
до конца был стимулом прогулки.