Из серии моих книг "Еврейская балалайка в русском балагане", 2019-2020
Статья опубликована в книге "В русском балагане", 2020
***
12.6.97 в пригороде Парижа Кламаре не стало Дориана-Булата Окуджавы. Дорианом его назвали родители-большевики в честь персонажа известного романа Оскара Уальда.
Армяне считают Булата великим армянином (его мама Ашхен Налбандян), грузины – грузином (его папа Шалва Окуджава мегрел), а русские – русским поэтом. Прадед его, возможно, был евреем. Вот что пишет сам Булат: "В середине прошлого века Павел Перемушев, отслужив солдатиком свои двадцать пять лет, появился в Грузии, в Кутаисе, получил участок земли за службу, построил дом и принялся портняжить. Кто он был – то ли исконный русак, то ли мордвин, то ли еврей из кантонистов – сведений не сохранилось, дагеротипов тоже. Зато женился на кроткой Саломее Медзмариашвили и родил трех дочерей: Макрину, Феодосию и Елизавету". Елизавета, бабушка Булата, вышла замуж за Степана Окуджаву.
***
Еврейское имя его отца, Шалва, на иврите означает «беззаботность, благополучие». Слово «шалва» встречается в книге Теилим (псалмы), Притчах царя Шломо и других святых текстах. Его отца, Шалву Окуджаву, расстреляли в 1937 в Свердловске, а дядю М. Окуджаву в Тбилиси. Дядю Н. Окуджаву расстреляли в 1939 в Москве, тетю О. Окуджаву в 1941 в Орле. У мужа тети Оли, поэта Галактиона Табидзе, в 1937 расстреляли двоюродного брата, поэта Тициана Табидзе. За всеми этими убийствами стоял «горийский поп» Джугашвили.
Его мама прошла тюрьмы, лагеря и ссылки. "Жили мы впроголодь. Страшно совершенно. Учился я плохо. Курить начал, пить, девки появились. Московский двор, матери нет, одна бабушка в отчаянии. Я стал дома деньги подворовывать — на папиросы... Как я помню, у меня образцом молодого человека был московско-арбатский жулик, блатной. Сапоги в гармошку, тельняшка, пиджачок, фуражечка, челочка и фикса золотая". Записал Юрий Рост, НГ
Окуджава о маме:
Настоящих людей так немного,
Все вы врете, что век их настал.
Посчитайте и честно, и строго,
Сколько будет на каждый квартал.
Настоящих людей очень мало.
На планету - совсем ерунда.
А на Россию одна моя мама.
Только что она может одна?
Ну, здесь Булат Шалвович ошибся в два раза, как минимум. Была ведь тогда еще и моя мама.
Окуджава о школе. Сегодня это трудно понять и принять, но тем не менее: "О Пушкине мы не слышали ничего, Пушкин не существовал, Лермонтов не существовал, Тургенев не существовал, Толстой не существовал. Все они были помещики". Записал Юрий Рост, НГ
В 17 лет Окуджава пошел добровольцем в армию.
"Я был очень советский молодой человек, добровольно ушёл на фронт, сражался с фашизмом, остался жив, вернулся, многое пересмотрел, вдруг понял, что если отбросить слово “фашизм”, то это были две одинаковые системы, которые вели между собой конкурентный спор. Две тоталитарные системы. Ну, чисто внешняя разница была, конечно... Я стал это понимать, конечно, после войны, значительно позже. Поэтому я считаю, что великой войной эту бойню называть нельзя, это неприлично. Бойня не бывает великой".
***
Среди многих стихов и песен Окуджавы ненавязчиво, но неоднократно, всплывает еврейская тема.
«Божественная Суббота, или Стихи о том, как нам с Зиновием Гердтом в одну из суббот не было куда торопиться: «Божественной субботы хлебнули мы глоток. От празднеств и работы закрылись на замок. Ни суетная дама, ни улиц мельтешня нас не коснутся, Зяма, до середины дня…» Это строки из стихотворения, написанного Булатом в 1975. Неужели, Залман, сын Эфраима и Рахели Храпинович, еврей из белорусского Себежа, писавший в детстве стихи на идиш, и известный как гвардии старший лейтенант и артист, взявший псевдоним Зиновий Гердт, соблюдал шабат?
В 1996 за два месяца до смерти по случаю 80-летия российские власти расщедрились и наградили Гердта орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени. «А что третьей степени, – пошутил Зяма, – мои заслуги или отечество?»
А. Фильцер "Окуджава говорил..."
«Окуджава говорил:
«Два притопа, три прихлопа».
Гердт на кухне суп варил.
И, наверное, неплохо
было бы поставить чай:
есть бисквитное печенье
и брусничное варенье,
и саднящая печаль –
жизнь проходит невзначай!
Все мы стали стариками
с лысиной и сединой.
Гердт сказал: «Посуду мой!»
А Булат пожал плечами».
31.9.11
***
Булат Окуджава:
*
Над площадью базарною
Вечерний дым разлит.
Мелодией азартною
Весь город с толку сбит.
Еврей скрипит на скрипочке
О собственной судьбе,
И я тянусь на цыпочки
И плачу о себе...
*
Под крики толпы угрожающей,
Храпящей и стонущей вслед,
Последний еврей уезжающий
Погасит на станции свет…
*
Тель-авивские харчевни,
забегаловок уют,
где и днем, и в час вечерний
хумус с перцем подают.
Где горячие лепешки
обжигают языки,
где от ложки до бомбежки
расстояния близки…
…Кипа, с темечка слетая,
не приручена пока...
Перед ним - Земля Святая,
а другая далека…
*
Сладкое время, глядишь, обернется копейкою:
Кровью и порохом тянет от близких границ.
Смуглая сабра с оружием, с тонкою шейкою
Юной хозяйкой глядит из-под черных ресниц…
Для тех, кто не знает, сабры – это евреи, родившиеся в Эрец Исраэль.
*
В Иерусалиме первый снег.
Побелели улочки крутые.
Зонтики распахнуты у всех
Красные и светло-голубые…
*
Вот Дина Абрамовна с улыбкой Фаины Раневской,
с ее же глазами, которых не спутаешь: не с кем,
еврейская женщина родом от Красных ворот...
...И если вглядеться в его тротуары отсюда,
вы, Дина Абрамовна, словно звезда Голливуда,
плывете спокойно в авто. Мимо них...
Интересно, что он писал о евреях больше, чем Мандельштам, Пастернак и Бродский вместе взятые.
***
Но главная тема Окуджавы – это, конечно, женщина и любовь.
«Вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей!»
«Ваше величество женщина,
да неужели — ко мне?..
О, ваш приход — как пожарище.
Дымно, и трудно дышать...»
«И друзей созову, на любовь свое сердце настрою.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?..
В темно-красном своем будет петь для меня моя дали,
В черно-белом своем преклоню перед нею главу,
И заслушаюсь я и умру от любви и печали.
А иначе зачем на земле этой вечной живу?»
«Часовые любви на Смоленской стоят.
Часовые любви у Никитских не спят.
Часовые любви по Петровке идут неизменно…»
«Все позабыв - и радости, и муки,
он двери распахнул в свое жилье
и целовал обветренные руки
и старенькие туфельки ее.»
«Над дорогой Смоленскою, как твои глаза, -
две холодных звезды - голубых моих судьбы.»
«Эта женщина! Увижу и немею.»
«Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!»
«Две вечных дороги - любовь и разлука -
проходят сквозь сердце мое.»
***
А. Фильцер "ПЕСЕНКА"
…хожу я и песенку слушаю…
Б. Окуджава
Время уходит и мечется свет.
Музыка глохнет, и воздуха нет.
Крикнешь во тьму, и раздастся в ответ:
«Флейта, жалейка, сопелка, кларнет
не умолкали, а нынче – привет.
Небо пустое и воздуха нет».
Пелось, писалось, любилось, жилось.
Что-то ломалось, а что-то сбылось.
Песенка спета.
И проводили теперь навсегда,
и не увидим уже никогда
то, чего нету.
И преклоню перед нею главу,
и прошепчу, что живу и люблю.
Вместо ответа
нам над Москвой прозвучит тишина.
Если услышим, то только едва,
если услышим, то только едва,
голос поэта.
*
Окуджава говорил:
«Раздают судьбу бесплатно!»
Я его благодарил
бестолково и невнятно.
В ситцах женщина плыла,
в парке музыка играла.
А судьба, она врала,
и как девка изменяла.
Что случилось, то пройдет,
и никто не приголубит,
каплей по стеклу стечет,
повздыхает и забудет.
«Наше прошлое всегда, -
рассуждал Булат пристрастно, -
песни, слезы – ерунда!
Не жалей о нем напрасно».
31 окт. 11
ГОРОДСКАЯ ПЕСЕНКА
Б. Окуджаве
Городской обычный житель
вдоль по улице идет.
А навстречу искуситель
в виде девы предстает.
Она стройная такая,
загорелая слегка,
у ней юбочка косая
и походочка легка.
Он прошел и улыбнулся,
разминулся и прошел,
и уже не оглянулся,
а по улице ушел.
Жизнь текла, не прибывая,
не чужая, а своя,
эту деву вспоминая,
целый год томился я.
99
ПЕСЕНКА ОБ ОКУДЖАВЕ
Окуджава что-то гукал,
тыкал, выкал, сочинял.
На гитару жизнь профукал.
Нас на вечность променял.
Дружит с точкой запятая.
Бьется в рельсы колесо.
Льется песенка простая.
Достиженья налицо!
Но обочиной несмело,
спотыкаясь от обид
правит бричкой неумело,
да кому, какое дело,
то ли хачик, то ли жид.
Плоть его храбрей булата,
дух его, как воздух тверд,
и повадка простовата,
простотой аристократа,
власть ему ни брат, ни черт.
Правит шагом дилетанта,
расставаться не спешит.
Вдоволь выдали таланта –
да не густо провианта.
Хлеб он птичкам покрошит.
Сигареточку закурит.
Что-то важное – поймет.
Пол-России окультурит.
Напоет, набедокурит,
напоет, набедокурит,
погуляет и пройдет.
07
РЕМЕЙК
Б. Окуджаве
Приезжий бригадир
живет с официанткой.
В гостиницу к нему она
по вечерам спешит.
И что ей божий дар
и прочие таланты,
когда сердечко от любви
так радостно стучит.
Пускай грустит жена
в заснеженной Калуге,
коль муж, объевшись груш,
возводит корпуса,
а эта так, никто,
проста, как хек на блюде,
но хочется и ей любви –
пускай на полчаса!
Не первый у нее роман
и у него не пятый,
но словно девочка она,
застенчива в любви,
и если застревает лифт,
то на этаж девятый
она с продуктами бежит
и все внутри дрожит.
Когда достроят комбинат,
когда дожди прольются,
когда наступит череда
осенних серых дней,
она посмотрит за окно
и сможет улыбнуться.
А в прочем так она проста.
Ну что писать о ней!
в ночь на 8 февраля 11
*
Окуджава песни пел,
а Резо дудел в оркестре,
а Темур на лобном месте
голову сложить успел.
Холмы Грузии во мгле,
вдовы в черном не рыдают,
брезжит свет и пропадает
в долгой тьме, в кромешной тьме.
ПЕСЕНКА О СТЕКОЛЬЩИКЕ
Б. О.
Еврей-стекольщик вставил мне стекло,
и сорок баксов птичкой улетели.
Пришел, улыбчивый, в конце недели,
чтобы в субботу было мне тепло.
Высокий и чумазый, деловой,
отгородил меня от уличного шума.
«Я не хочу, – он мне сказал, –
чтоб вас продуло,
или простуду ветром занесло».
Старается, работает, живет,
квитанцию мне выдал без обмана,
отгородил от грусти и тумана,
от суеты и всяческих забот.
«Я приготовил лучшее стекло, –
он мне сказал, а я пожал плечами, –
оберегая вас от прежних чудных дней, –
я говорю вам просто без затей, –
когда вы были счастливы и с ней,
она же была рядом, но не с вами.
Чтобы с души слезинкою стекло,
я приберег для вас волшебное стекло».
13.9.12