На золотом крыльце сидели

Глава 1


Джек уснул под столом у Саши, потому что он, в отличие от людей, соблюдал распорядок дня: ночью — сон, днем — бодрствование, еда и прочие радости жизни. Его хозяйка Светлана Михайловна пила уже которую чашечку кофе и что-то считала на калькуляторе, одновременно смотрела на экран монитора. Трубников сидел за столом, откинувшись на спинку кресла, задумчиво смотрел в темное окно.
— Может быть, — не выдержал Саша, — перенесем на завтра?
— Нет! — решительно сказал Трубников, — все финансовые проблемы, связанные с налогами, надо решить сегодня. Впрочем, тебя Саша, никто не держит. Ты можешь отправляться домой. Мне нужен только бухгалтер.
— Саша! — Светлана Михайловна посмотрела на Сашу с таким укором, что он смутился. — Если бы Николай Федорович не умирал, если бы детективное агентство  не закрывалось, то у меня бы сейчас не было таких проблем с бухгалтерией!*
• См. детектив «Подарок к «Золотой свадьбе».

— Меня не было всего лишь месяц! — сказал Трубников.
— Не месяц, а 38 дней! Для бухгалтера — это существенная разница! Я таким фокусом еще ни разу в жизни не занималась! Как только вы сумели офис сохранить?
— Аренда оплачена вперед, — ответил Трубников, — ничего, я подожду хоть до утра. А утром я вместе с вами поеду в налоговую. Саша, у тебя есть блокнот?
— Нет. Но у меня хорошая память.
— И все же возьми лист бумаги и запиши задание, которое я поручаю тебе выполнить завтра, то есть сегодня утром.
— Саша послушно взял лист бумаги, авторучку и записал задание шефа.
— Теперь, — сказал Николай Федорович, — я вызываю такси, на котором ты отправляешься домой. Завра с утра я буду в налоговой. Жду тебя с докладом после трех часов.
Саша погладил спящего добермана, попрощался и ушел. Приехал домой быстро. Игнорировал приготовленный мамой ужин. Улегся в постель. Распоряжение шефа так сильно волновало его, что минут пять он смотрел в потолок, потом безмятежно уснул и видел прекрасный сон. Трубников, Широков, Урбан, Липкович и Абатуров сидели у костра на берегу Дона, варили уху. А Джек  приносил рыбу. Джек ловил рыбу зубами и приносил к костру. Чешуя карпа сверкала на солнце. На небе не было ни тучки, ни облачка! Светлое голубое высокое небо! Чистый свежий воздух!
А в детективном агентстве главный бухгалтер продолжала «колдовать» на компьютере.

— Почему Саша ушел с таким удивленным лицом? — не выдержала Светлана Михайловна, когда за Шаповаловым закрылась дверь.

— Я дал ему очень абстрактное задание, чтобы шел домой спать и в то же время чувствовал свою причастность к великим свершениям детективного агентства.
— Дали бы раньше. Зачем было томить его допоздна?
— Раньше! Это же еще придумать надо! Он чересчур исполнительный! Его пошлешь туда, сам не знаю, куда, так ведь пойдет и обязательно дойдет! Ничего, утром позвоню ему и отменю свое задание, чтобы не усердствовал зря. Что же там с отчетом?
— Уже почти готов.
— Не люблю слово «почти»! Самое плохое слово на свете.
— Нормальное слово. Ну вот! Я почти не устала, но уже завершила! Осталось только еще раз с вами обсудить. Подождите, но если я утром поеду в налоговую, то я не смогу взять с собой Джека!
— Пожалуй, в налоговую с доберманом не надо. Оставим его в офисе. Утром приедет Лена Шамарина, позаботится о нем. Присаживайтесь за мой стол. Посмотрим, что мы имеем после моей смерти. Надеюсь, необратимых процессов в бухгалтерии еще не произошло?
— Постарайтесь, пожалуйста, в следующий раз  в случае смерти предупредить меня заранее, чтобы я не торопилась закрывать бухгалтерию.
— Всегда буду предупреждать. Так что у нас с бухгалтерией?
В окно светила луна и доносился шум редких машин. Два человека, склонившись над бумагами, еще долго что-то обсуждали, обдумывали, не заметив, как наступило утро. Проснулся Джек, потребовал прогулки и еды. Светлана Михайловна отдала ему свой бутерброд и пошла с ним гулять. Трубников пил кофе, смотрел в окно. Бухгалтерия детективного агентства не вызывала оптимизма. Вспоминал домочадцев.
— Скоро первое сентября внуки пойдут в школу. Игорю надо возвращаться в Ростов в кадетский корпус, хотя мне было бы легче, если бы он остался в Севастополе. Нет, надо вернуть Игоря в Ростов. Он привык к своему кадетскому корпусу, не буду его дергать. А Людмиле лучше остаться в Севастополе, присматривать за Лешей и Пашей, хотя бы пока Костя не вернется из рейса. Поживу один. Буду на каникулы Игоря забирать, авось, ничего. Главное наладить нормальное питание, чтобы у ребенка с желудком проблем не возникло. Не такие уж большие эти каникулы. А на зимние, может, Люда вместе с внуками в Ростов приедет. Надо Юльке помочь, чтобы у нее все благополучно с работой было. Столько лет с детьми дома сидела, не могла работу найти! Сегодня в налоговую. Наверное, это займет полдня, если не больше. Потом в офис. С клиентами теперь будет трудно, весть о моей смерти наделала много шума, хоть опровержение в газете давай.
Трубников услышал сердитый голос Светланы Михайловны, она ругала Джека.
— Что случилось? — спросил Трубников, — в чем виновата собака?
— Виноваты обе собаки!
— Уже появилась вторая?
— С меня и одной достаточно! На прогулке мы встретили прекрасную хвостатую незнакомку. Рванули к ней с такой силой, что оборвался поводок! — она бросила поводок в мусорную корзину.
— Бедный Джек! Вы хоть дали им обнюхаться?
— Если бы я не дала ему с ней познакомиться, он бы меня никогда не простил! Однажды так уже было. Он тогда перестал есть, загрустил. Я даже водила его к ветеринару. А теперь придется покупать новый поводок! Этот уже старенький, но я к нему привыкла, он удобный. Ладно, это мелочи! Лишь бы в налоговой сегодня все прошло благополучно. Я сама была там после ваших похорон и закрывала дела агентства. Даже не знаю, как я теперь там появлюсь вместе с вами.
— Не волнуйтесь, я дам им себя потрогать, если они не поверят. А вот и Лена идет! Оставим ей Джека и деньги, чтобы она купила ему корм, а миска еще с прошлого раза осталась, надеюсь, не выбросили.
— Но разве можно собаке в детективном агентстве? Она же всех распугает!
— Но Джек уже дежурил здесь, когда вы болели!
— Нет! Посидит дома! Времени еще более чем достаточно! Мы успеем заехать ко мне домой, чтобы оставить его дома. И мне надо переодеться.
— Ну что ж, можно и так.
Зашла секретарь Лена, поздоровалась с шефом и бухгалтером, пожала лапу Джеку. Трубников дал ей документы, которые надо было набрать на компьютере, и уехал с бухгалтером и собакой.
Документов было много, Лена сразу включила компьютер, начала набирать. Прошло часа два или три. Она выпила кофе, съела печенье и снова принялась за набор. Было очень тихо, молчал телефон. Лена услышала, как кто-то поднимается по ступенькам в офис. Шаги легкие. Дверь открылась, на пороге появилась женщина в строгом черном костюме. Темно-русые волосы аккуратно подстрижены. Красивые закрытые туфли на высоком каблуке. В руках модная дамская сумочка. Она словно сошла со странички глянцевого журнала, на вид ей было лет тридцать — тридцать пять. Она стояла и спокойно смотрела на Лену, словно раздумывала: заходить ей в офис или уйти обратно?
Лена поднялась ей навстречу, предложила присесть в кресло, подала бланк анкеты, которую обычно заполняют все посетители. Женщина мельком глянула на бланк и отложила его. Объяснила Лене, что хочет говорить лично с главой агентства.
— Детективное агентство возглавляет Николай Федорович Трубников, — улыбнулась в ответ Лена, — сейчас его нет, но он скоро приедет. Можете его подождать. Анкету обычно заполняют все посетители. Пожалуйста, заполните ее и расскажите мне кратко суть вопроса. Николай Федорович всегда сначала просматривает анкету и слушает мой доклад, а уже потом решает, принять ему посетителя или нет. В анкете надо указать ваше имя, должность, координаты…
— Я не стану заполнять анкету, — медленно ответила женщина, — и о своем деле я буду говорить только лично с главой агентства, а не с секретарем. Извините, но мое дело очень важное и срочное. Важное, срочное и слишком личное.
— Хочу предупредить вас сразу, что наше детективное агентство не занимается разводами и не решает семейные конфликты.
— Я не замужем, — усмехнулась посетительница. — Я буду говорить только с ним.
— Значит, я так ему и доложу. Вам тридцать лет, у вас не семейный конфликт, но ваше дело весьма деликатное и личное.
— Мне сорок один год, — улыбнулась посетительница.
— Ну вот! — с облегчением вздохнула Лена, — что-то я уже выяснила. Мне надо знать, кто вы и по какому вопросу, чтобы доложить о вас, не сочиняя отсебятину.
Посетительница задумчиво почесывала левой рукой подбородок и смотрела на Лену.
— Меня зовут Нина Ивановна Бондик. Я секретарь Константина Романовича Скобелева, который возглавляет кондитерскую фабрику — одну из самых старых фабрик в Ростове. Ее построили еще в 1957 году, но на фабрике новейшее немецкое оборудование в нескольких цехах. Фабрика находится в Западной промзоне. Мы производим конфеты, печенье, вафли, торты, пирожные… Константин Романович уже более тридцати лет возглавляет фабрику. Сейчас — это акционерное общество. Правильно было бы мне сразу обратиться к нему, но ему уже 74 года. Недавно он перенес микроинфаркт. Боюсь, что мое известие будет слишком большим ударом для него.
— Вы очень хорошо относитесь к своему шефу, — улыбнулась Лена.
— Я живу с ним, — ответила  посетительница, совершенно не смущаясь.
Вместо нее смутилась Лена. Смутилась и немножко растерялась. Нина Ивановна спокойно объяснила, что ее шеф давно вдовец. Давно предлагает ей выйти за него замуж, но она отказывается, хотя и любит его.
— Почему? — искренне удивилась Лена.
— У него два сына. Оба работают на фабрике. Младший — Владимир Константинович — юрист, Павел Константинович — заместитель директора. У Павла Константиновича есть жена и дочь. Все они считают себя полноправными наследниками Константина Романовича в его бизнесе.  Пока мы живем гражданским браком их не волнуют наши взаимоотношения, но если мы узаконим их, то я окажусь первой среди наследников. Мне не нужно никакого наследства, я не претендую на что-либо в их семейном бизнесе. Однако это к делу отношения не имеет.
Недавно в Донской публичной библиотеке на Пушкинской  газета «Свободное слово» отмечала свое десятилетие. Наша фабрика организовала фуршет — угощение: пирожные, печенье, кофе и чай. Я была на фуршете. И случайно услышала разговор одного из руководителей кондитерской фабрики с неизвестным. Они не видели меня, но я слышала все. Я хотела спросить, можно ли завершить фуршет или подать еще пирожных? Их быстро съели, надо было заказывать, чтобы привезли, но было еще печенье. Однако вопрос застрял у меня в горле, когда я услышала, о чем они говорят. Готовится рейдерский захват фирмы! Я не ослышалась, не перепутала! Я все правильно поняла! Я несколько дней находилась в шоке, не знала, что делать, как поступить? Молчать? Нельзя. Это было бы нечестно по отношению к Константину Романовичу, который безмятежно доверяет предателю. Сказать ему? Но он недавно перенес микроинфаркт. Я боюсь, что он не выдержит такого и снова окажется в больнице.
— Вы приняли правильное решение, что пришли сюда, — поспешила завершить ее мысль Лена.
— Нет, я и сейчас не знаю, правильно ли я поступила, что пришла  сюда. Это решение я приняла не сразу. Сначала я поговорила непосредственно с тем человеком, который был на фуршете. Я сама все еще не могла поверить, что человек, почти всю жизнь проработавший на фабрике, способен участвовать в рейдерском захвате фабрики! Мне необходимо было поговорить с ним наедине, чтобы еще раз удостовериться, права ли я? Он сказал, что я неправильно поняла, что надо подождать пару дней, а пока он не может мне ничего объяснить. Но уже буквально через пару дней он мне и всем остальным  сам все расскажет. Рейдерский захват пытаются осуществить, но он не участвует, а наоборот препятствует этому. Он хочет все выяснить и предотвратить рейдерский захват. Короче, объяснения не успокоили меня, тогда я пришла к вам.
— Когда вы говорили?
— Сегодня, час прошел, хотя нет, уже больше.
— Как его зовут?
— Я буду говорить только с Николаем Федоровичем. Обвинение чудовищно! Это строго конфиденциально! Я рассказала вам слишком много. Я и Николаю Федоровичу скажу имя только тогда, когда удостоверюсь, что он согласится помочь. Я готова оплатить. У меня есть сбережения, но может случиться и так, что оплатит кондитерская фабрика. К сожалению, я не могу обратиться ни к кому из руководства фабрики. Ведь если один — предатель, то он вполне мог сговориться с кем-то еще. Мог сговориться со всеми за спиной Константина Романовича. Раньше бы это было невозможно, но сейчас Костя стар, он сильно сдал за последний год.
— Однако, насколько я поняла, — размышляла вслух Лена, — кондитерская фабрика — это семейный бизнес? Ваш шеф и два его сына, не так ли? Неужели внутри семьи возможно такое предательство? Может быть, вы все же ошиблись?
— Мне бы самой хотелось, чтобы было именно так! Увы, я слышала их разговор. Я работаю секретарем Кости уже двадцать лет и очень хорошо знаю все, что касается фабрики. Речь шла о подготовке рейдерского захвата нашей кондитерской фабрики. В этом у меня нет сомнений. Но еще никогда я не чувствовала себя так одиноко! Я боюсь сказать об этом кому-либо из работников фабрики! Да еще сегодняшний разговор. Шок, в глазах появился страх, лицо побледнело… И сразу невразумительные разъяснения о том, что надо подождать еще пару дней. После такого объяснения сомнение в моей душе выросло еще больше, иначе я бы не пришла к вам. Мне нужна помощь квалифицированного детектива, надеюсь, что я найду ее в вашем агентстве.
— Конечно. Вот вам кофе и печенье, угощайтесь, пожалуйста. Вам придется немножко подождать. Николай Федорович недавно звонил, сказал, что уже выехал из налоговой и скоро будет здесь.
— Да, я подожду, а кофе мне не надо, спасибо.
В это время раздался телефонный звонок, Лена вспомнила, что по стационарному телефону за весь день еще никто не звонил. Взяла трубку. По мере разговора лицо ее все больше напоминало знак вопроса. Она положила трубку и удивленно глядя на посетительницу объяснила:
— Позвонила  курьер. Она привезла  срочную бандероль для детективного агентства, но застряла в пробке на углу Кировского и Большой Садовой. Просит меня подойти, взять бандероль. Это рядом. Если вы не возражаете, я сбегаю сейчас, буквально на пять минут.
— Конечно, я подожду, — снова повторила Нина, задумчиво почесывая подбородок.
Лена вышла на улицу. Она торопливо прошла к Большой Садовой, удивленно осмотрелась. Никакой пробки! И никакой машины с надписью «Курьерская доставка» нет. Она завернула за угол и прошла несколько шагов по Большой Садовой. Нет пробки! Нет машины! И о какой срочной бандероли речь? Лена удивилась, ничего не поняла. Пошла обратно в офис. Увидела машину Трубникова, обрадовалась, махнула рукой. Он остановился.
— Лена, почему вы здесь? Что случилось?
— Сама не понимаю, — ответила Лена, садясь в его машину, — позвонила, женщина, представилась курьером. Сказала, что срочная бандероль, что машина застряла на углу в пробке, попросила выйти, получить. Вышла никакой пробки! Никакой машины «Курьерская доставка»! Кто-то пошутил? Какие странные шутки! Там в офисе вас ждет посетительница — Нина Ивановна Бондик. Она секретарь Скобелева, возглавляющего кондитерскую фабрику. Случайно узнала о готовящемся рейдерском захвате фабрики, хочет, чтобы вы расследовали и воспрепятствовали беззаконию. Информацию у нее пришлось вырывать клещами, даже анкету не заполнила. Я так торопилась за несуществующей бандеролью, что не заперла офис! Но ведь на каких-то пять минут!  И она там осталась! Мне было неловко просить ее выйти и ждать под дверью! Пойдемте, она ждет вас.
Они подъехали к офису, вышли из машины и поднялись по ступенькам. Трубников пропустил Лену и хотел зайти следом за ней, но она отпрянула, наступив ему на ноги. Громко вскрикнула: «Господи!» Трубников зашел в офис и увидел лежащую на полу женщину. Она лежала на правом боку, кулаки были крепко сжаты, ноги согнуты в коленях. На шее был закручен обрывок поводка Джека, который Светлана Михайловна сегодня утром выбросила в урну рядом со столом Лены. Трубников склонился над ней.
— Я сейчас вызову скорую! — пришла в себя Лена,  и бросилась к телефону.
— Врачи ей уже не помогут, она мертва. Я позвоню сам. Не прикасайся ни к чему. Лучше займись набором. Домой я не могу тебя отпустить, тебя будет допрашивать следователь. Изложи кратко все случившееся на бумаге, так тебе будет легче. Если не можешь набирать, то посиди просто так. Можешь посидеть у меня в кабинете, чтобы не видеть ее. Как ее звали?
— Нина Ивановна Бондик.


Глава 2

Только поздно вечером Трубников и Саша смогли уединиться в кабинете. Лена уже ушла домой. Трубников сидел за столом и курил. Саша терзался муками совести. Он проспал такое событие! Если бы он приехал к девяти в офис, то ничего бы не случилось! Трубников понял его мысли, попытался успокоить:
— Не мучай себя. Это я отпустил тебя и позволил немного отдохнуть. Что случилось, то случилось. У самого на душе кошки скребут. Это мой первый день на работе после Запрудни.
— Первые сутки. У меня есть идея! Убийца видел только Лену, меня он не видел, обо мне не знает. Я устроюсь на кондитерскую фабрику кем угодно, хоть грузчиком. Все выведаю!
— На это уйдет слишком много времени. Если погибшая была права и действительно готовится рейдерский захват, то у нас очень мало времени. Можно выяснить с кем она говорила сегодня утром? Но вряд ли это нам что-то даст. Секретарь беседует со многими людьми, такая работа. Выяснить, кто был на фуршете в честь десятилетия «Свободного слова»? Тоже пустой ход. Там было слишком много людей: приходили, уходили. Я был на таких мероприятиях в ДГПБ. Там и приглашенные, и читатели! Следователь Чурсин выясняет, откуда был сделан звонок, выманивший Лену из офиса. Займись этим и ты. Пока нет никаких мыслей, только голод. Я сегодня не завтракал, не обедал, а уже скоро полночь. Ресторан рядом с  нами уже закрыт. Там еще есть печенье? Хотя зачем? Поехали по домам. Утро вечера мудренее. Дома поужинаю. В морозилке пельмени есть.
— Боюсь, что вам придется перенести ужин на утро, — сказал Саша, выглядывая в окно. — Точно! Они идут к нам. Старик высокий и худой, похожий на Кощея Бессмертного и …
— Баба Яга? — спросил Трубников.
— Нет, очень красивая девушка!
— Как ты смог разглядеть, что она красивая? Темно же!
— Молодая и очень красивая! Одета строго, словно на прием к министру собралась. Они уже поднимаются по ступенькам. Пойду, открою им.
Саша торопливо вытащил из своего стола расческу, наспех причесался и пошел открывать дверь. В приемную зашли высокий старик и девушка с красивыми длинными каштановыми волосами, в строгом деловом сером костюме, в туфельках на высоких  каблуках.

— Меня зовут Константин Романович Скобелев, — сказал старик, — а это мой секретарь Наталья Витальевна. Это детективное агентство Трубникова?
— Да.
— Я хочу поговорить с Николаем Федоровичем о моем секретаре Нине Ивановне Бондик. Я только что беседовал со следователем. Ростислав Сергеевич сказал мне, что Нина сегодня была убита в этом детективном агентстве. Однако он ничего не сказал, как она сюда попала? Толком ничего не объяснил. Я надеюсь, что глава агентства, в котором погибла моя секретарь, не откажет мне в аудиенции?
— Проходите, Николай Федорович ждет вас.
Саша провел их в кабинет. Старика посадил в кресло напротив стола Трубникова. Секретарше Наталье поставил стул так, чтобы ему самому можно было наблюдать за выражением ее лица. А лицо у нее было очень красивое. Большой выпуклый лоб, круглые глаза, маленькие губы «бантиком».  Саша сел за свой стол, включил диктофон.
— Где это произошло? — спросил Скобелев, — в вашем кабинете?
— Саша, покажи, — сказал Трубников.
Саша снова повел старика и девушку в приемную, показал кресло, в котором сидела Нина, потом место на полу, где обнаружили ее тело. Место было очерчено мелом. Скобелев достал из кармана маленькую упаковку с таблетками. Принял две сразу, проглотил, не запивая водой.  Наталья с тревогой смотрела на него.
— Ничего, я в форме, — сказал он ей.
Вернулись в кабинет. Трубников молча ждал пока они сядут.
— В моем офисе произошло страшное событие, — сказал Трубников, — убили вашего секретаря. Приношу вам свои извинения. Выражаю вам свои соболезнования…
— Да нет же! — устало махнул рукой старик, — не надо извинений. Мне нужны подробности. Почему Нина пришла сюда? Почему она не пришла ко мне, если ее угнетала какая-то проблема? Мы работаем и живем вместе уже не первый год и полностью доверяем друг другу. Я ничего не понял, надеюсь, что вы проясните ситуацию. Что же здесь произошло? У нее были неприятности? Почему она не пришла ко мне? Ведь раньше мы с ней всегда все проблемы решали вместе! Почему? Она перестала мне доверять?
— Я так не думаю, — ответил Трубников, — к сожалению, я не успел поговорить с ней. С ней говорила мой секретарь Лена Шамарина. С ее слов я знаю, что Нина Ивановна Бондик не обратилась к вам только по той причине, что недавно вы перенесли микроинфаркт, она не хотела огорчать вас. Боялась за вас, ей казалось, что вы не перенесете известие, которое она так и не успела сообщить мне.
— Напрасно она так считала. Я в хорошей форме. Но что-то же она успела сказать вашей секретарше? Зачем она пришла сюда? У нее были неприятности?
— Вряд ли я скажу вам больше того, что вы уже узнали от следователя. Я не хочу, чтобы в моем офисе был еще один труп.
Скобелев нахмурился и сжал кулаки:
— Я готов услышать любое известие, но неизвестность давит страшнее. Перестаньте делать из меня инвалида! Я настаиваю на том, чтобы вы мне все объяснили!
— Да, — поддержала Скобелева Наталья, — неизвестность мучает страшнее всякого даже самого страшного известия. Мы оба хотим знать правду.
— Ну что ж, если вы оба так настаиваете… Нина Ивановна Бондик пришла сюда сегодня в 13 часов 30 минут. Она не звонила предварительно, не договаривалась заранее. Заполнить анкету, которую мы обычно даем всем посетителям, отказалась. Но минут десять беседовала с моим секретарем Леной. Потом позвонили, попросили Лену выйти на Большую Садовую, якобы получить бандероль для детективного агентства. Лены не было минут пять или десять. Офис она не закрыла, потому что Нина Ивановна Бондик оставалась в приемной. Возвращаясь  в офис Лена увидела меня, села в машину. Мы приехали и зашли в офис вместе. Вместе обнаружили труп на полу в приемной. Лена сразу же по моей просьбе написала содержание беседы с погибшей. Все это передано следователю. Она набирала на компьютере. Саша сейчас распечатает и даст вам для ознакомления.
Саша вышел в приемную, включил компьютер Лены. Нашел на рабочем столе «Объяснительную», распечатал и отдал Скобелеву. Ни один мускул не дрогнул на лице старика, когда он читал объяснительную Лены Шамариной. Либо он прекрасно владел лицом, либо прочитанное не вызвало у него шока. Однако он читал очень долго, словно хотел выучить наизусть. Потом перевел взгляд на свою молодую секретаршу:
— Наташа, тебе придется сейчас уехать домой. Я вызову такси, оплатит фабрика.
Он достал телефон, набрал номер, опередив Сашу.
— Наша фабрика сотрудничает с одним таксопарком. Они иногда развозят продавцов и кассиров из наших кафе в праздничные и предпраздничные дни, когда приходится работать допоздна. У нас есть талоны, по которым фабрика оплачивает услуги таксистов. Я сейчас вызову, но минут пятнадцать придется подождать. Ваш адрес Кировский, 42?
— Да, — ответил Саша.
Скобелев вызвал такси и посмотрел на Трубникова:
— Я не понял, что здесь написано про поводок для собаки? У вас в детективном агентстве есть собака?
— Нет. Но вчера вечером моя бухгалтер, работающая у меня на полставки, пришла с собакой. Это ее собака. Ей не с кем было оставить домашнего любимца, ведь я вызвал ее, не договариваясь заранее. Поводок собаки оборвался. Светлана Михайловна выбросила его в урну.
Скобелев посмотрел на свой «заигравший» смартфон и обратился к Трубникову:
— Извините, что перебиваю вас. Наташа, машина ждет у входа.
— Константин Романович! — умоляюще посмотрела она на Скобелева, — почему вы хотите, чтобы я уехала? Разве вы не доверяете мне?
— Если бы я не доверял тебе, то не взял бы с собой. Однако есть такие проблемы, которые мне надо решать одному. Машина ждет.
Наталья с обидой посмотрела на него. Встала, попрощалась и гордо вышла, стуча каблучками. Саша проводил ее до машины. Посадил, закрыл за ней дверь. Немного постоял, мечтательно улыбался глядя вслед машине. Когда он вернулся, Трубников говорил Скобелеву:
— Теперь вам известно столько же, сколько и мне. Единственное, что я могу добавить — я сам проведу расследование и найду убийцу. Я не возьму от вас или от вашей фабрики денег. Убийца нанес оскорбление лично мне — убил человека в моем офисе! Теперь — это мое личное! Найти убийцу — дело чести. Я еще раз повторю, что не возьму от вас денег, но надеюсь на вашу помощь.
Обещаю, что мое расследование не бросит тень на репутацию вашей фабрики. Однако если вы откажитесь мне помогать, то я не буду заботиться о репутации кондитерской фабрики. Я знаком со следователем Чурсиным Ростиславом Сергеевичем, уверен, что он не станет просить вас о помощи. Он прекрасно понимает, что у вас корпоративные интересы возьмут верх. Я тоже допускаю, что для вас гораздо важнее найти предателя (он же убийца) не столько для того, чтобы предать его правосудию, сколько для того, чтобы тихо без лишнего шума избавиться от него, чтобы предотвратить рейдерский захват, если он действительно кем-то подготовлен.
Скобелев смотрел в глаза Трубникову, ничто не выдавало его эмоций. Руки спокойно лежали на коленях.
— Из объяснения Шамариной, — сказал он после минутного молчания, — я понял, что Нина до последней минуты сама не знала, надо ли ей идти в ваше агентство. Она никого не посвящала в свои планы, да и плана не было! Был импульс. Моя фабрика находится в Западной промзоне. Ваше агентство — в центре Ростова. Откуда убийца мог знать, что Нина находится у вас? Откуда он мог знать, что она сидит в приемной одна?
— Нина Бондик перед тем, как отправиться в детективное агентство беседовала с человеком, которого подозревала в сговоре с рейдерами. Этот разговор испугал его. Он шел или ехал за ней. Увидел, куда она зашла, испугался еще больше.  Он выманил Лену телефонным звонком от несуществующего курьера. Может быть, заходя в офис, он хотел только уговорить Нину уйти отсюда. Он не собирался ее убивать. Наверное, это решение появилось у него, когда он увидел оборванный поводок Джека в пустой мусорной корзине. План созрел моментально. Нина сидела спиной к двери. Скорее всего, она подумала, что вернулась Лена, не обернулась на звук открывающейся двери. Или просто задумалась. Убийце потребовалась одна или две минуты!
— Отпечатки пальцев должны остаться на ручке двери, — сказал Скобелев.
— Этим сейчас занимаются. Но уходя, преступник мог стереть их. Для этого не требуется большой смекалки.
Скобелев тихо вздохнул и сказал:
— Я не могу поверить, что кто-либо из руководства фабрики способен на убийство, способен на сговор с рейдерами. Это всего лишь ваша гипотеза. Я благодарен вам за то, что вы собираетесь расследовать убйиство,  готов сотрудничать с вами. Чем я могу помочь? Жаль, что здесь нет Шамариной. Я бы очень хотел поговорить с ней. Я хорошо знаю Нину. Мне бы хотелось узнать, была ли она взволнованна, когда говорила с Шамариной?
— Лена Шамарина очень подробно рассказала мне об этом, — сказал Трубников, — Нина Бондик была спокойна, задумчиво чесала левой рукой подбородок. Говорила тихо, но внятно. Она не была испуганна или взволнованна. Она была очень спокойна.
— Да, это на нее похоже…
Скобелев снова подавил вздох и задумался, глядя на кончики своих пальцев. На минуту воцарилась тишина. Окно было распахнуто настежь. Прохожих в этот поздний час на Кировском не было, машин тоже. В тишине все трое отчетливо услышали какую-то возню под окном. Саша сидел рядом с окном. Но на окне была решетка. Саша бросился к двери. Трубников и Скобелев остались в офисе. Через несколько минут Саша вернулся и удивленно посмотрел на Скобелева:
— Бьюсь об заклад, что это была ваша секретарь Наташа! Машина ждала ее возле ресторана. Такси. Но не та машина, в которую я ее только что посадил, а другая. Она бежала к машине босиком так быстро! Но я бы догнал, если бы машина не увезла ее. Я видел ее со спины, но ручаюсь! Это была она!
Скобелев достал смартфон и набрал номер Наташи, он не ответил. Тогда он набрал номер таксопарка, спросил у диспетчера. Диспетчер попросила его подождать. Обещала связаться с таксистом, выяснить у него, довез ли он пассажирку? Скобелев положил телефон на колени и  ждал.
— Вы хорошо знаете свою секретаршу? — спросил Трубников, — сколько у вас секретарей?
— Два: Нина и Наташа. Вернее, один секретарь — Нина, но когда она болеет или уходит в отпуск, ее замещает Наташа. Наташа работает у меня уже три года. Я полностью доверяю ей. Ваш помощник, наверное, обознался. Ночь, темно.
Позвонила диспетчер таксопарка, объяснила, что пассажирка сама попросила высадить ее на Университетском. Заплатила наличными за весь маршрут, поблагодарила и вышла.
— На Университетском, — машинально повторил Саша, — это же в двух шагах отсюда. Она вернулась, и все это время стояла под окном, подслушивала.
— Наташа подслушивала под окном? — вслух удивился Скобелев. — Она молода, но ее нельзя назвать легкомысленной. Я всегда был абсолютно уверен в ней! Я сам завтра поговорю с ней. Надеюсь она все объяснит, хотя… Весьма трудно объяснить такой неблаговидный проступок! Теперь я уже ни в ком не уверен!
Скобелев ослабил галстук и попросил воды. Саша принес ему стакан воды. Трубников с тревогой смотрел на него:
— Может быть, нам лучше перенести разговор на завтра?
— Нет, я в хорошей форме. Закроем окно?
— Будет слишком душно. Саша, посматривай в окно, хотя вряд ли она вернется.
— Вы сказали, — медленно начал Скобелев, — я могу отдать предпочтение корпоративным интересам в обход правосудию. У меня другое мнение. Я хочу помочь вам в расследовании. Что от меня требуется?
— Мне нужна информация. Надеюсь, у вас не будет секретов от меня?
— Нет, у меня нет секретов. Но мне будет легче, если вы будете задавать вопросы. Информации слишком много. Что вас интересует?
— Как, по-вашему, почему ваш секретарь Наталья подслушивала под окном?
— Не знаю. Я разберусь сам. Когда поговорю с ней и выясню, то объясню вам.
В голосе Скобелева звучали раздражение и усталость.
— Вы устали? Перенесем на завтра?
— Нет, Николай Федорович, на завтра откладывать не надо. Я в хорошей форме, только… Не стоит ли кто-нибудь снова под окном?
— Саша, посмотри. Закрывать окно не будем, хоть ночью свежим воздухом подышать!
Саша снова вышел из офиса, осмотрелся. Тихая летняя ночь. Все небо усыпано звездами. Он вернулся в офис в умиротворенном состоянии, чего нельзя было сказать о Трубникове и Скобелеве.
— Исходя из объяснений Лены Шамариной, — говорил Трубников, — я предполагаю, что Нину Бондик убил человек, занимающий руководящую должность в вашей кондитерской фабрике. Вы согласны?
— Я еще с советских времен возглавляю фабрику! Я знаю всех работников, тем более стоящих у руля! Со мной работают оба моих сына! Я не могу подозревать в убийстве, в предательстве никого! Но Нина убита! Наташа только что подслушивала под окном! Я не хочу соглашаться с вами, но и не могу опровергнуть! Скерпя сердце приходится признать долю истины в ваших словах.
— Вот уж не думал, — скептически усмехнулся Трубников, — что вы превратитесь в страуса и спрячете голову в песок. Что ж, пойдем дальше. Если довериться Нине Бондик, если действительно подготовлен рейдерский захват вашей фабрики, то значит, убийца встретился с неизвестным на юбилее газеты «Свободное слово» для того, чтобы предоставить ему какую-то информацию. Информацию  или документы, которые помогли бы рейдерам овладеть фабрикой.
— Согласен, — ответил Скобелев.
— Если это были документы, то какого рода документы? Кто имеет доступ к ним?
— Юрист, — со вздохом ответил Скобелев, — если бы я готовился овладеть фирмой, то в первую очередь позаботился о документах, в том числе учредительном договоре, о праве на собственность в реестре. Этими документами владеет юрист. Но юрист — мой сын! Мой младший сын Володя окончил юрфак РГЭА. Я принял его на работу. Я категорически заявляю, что мой Володя честный, порядочный, добрый и умный мальчик! Он не предатель и не убийца! В это я не поверю, даже если вы принесете мне тысячу документов и приведете тысячу свидетелей!
— Владимир живет вместе с вами?
— Нет. Я купил ему квартиру на Ворошиловском.
— Расскажите о ваших сыновьях.
— Я был женат дважды. Первый раз женился в 25 лет. От этого брака у меня Павел, ему 45 лет. Он живет с женой и дочерью-школьницей. У него хорошая дружная семья, хорошая жена. Павел — моя правая рука, мой первый заместитель. Он работает на фабрике уже давно. Прекрасно знает ее. Это его второй дом! Володя — сын от второго брака. Его мать умерла пять лет назад от рака. Я купил ему однокомнатную квартиру не потому, что захотел отселить его. Я хочу, чтобы он скорее научился жить самостоятельно, чтобы нашел даму сердца и женился. Он хорошо учился в школе, хорошо учился в университете. Умный мальчик! Увлекается альпинизмом. Почти каждое лето на Эльбрусе. Смелый, общительный. У него много друзей. Я горжусь им. Это я посоветовал ему идти на юридический с прицелом, что он будет работать на моей фабрике. Он с радостью согласился. Практику у меня проходил. Работает. Я им доволен. Работа ему нравится. Ни Володя, ни Павел не могут убивать и предавать. Я уверен в сыновьях, как в самом себе! Мы живем дружно. Я ничего от вас не скрываю.  Я живу с сыновьями душа в душу. Я не сомневаюсь в их порядочности. В моем шкафу скелетов нет! Может быть, ваша секретарша Лена Шамарина что-то не так поняла или специально ввела вас в заблуждение?
— Что вы говорите! — с презрением посмотрел на него Трубников. — Я могу провести расследование и без вашего участия! Если вы вдруг все же захотите сотрудничать со мной, то адрес моего офиса вы знаете. А сейчас, — Трубников встал, давая понять, что разговор окончен.
— Подождите! — не сказал, а выдохнул со стоном Скобелев, — зачем же так! Каждому человеку на фабрике я доверяю, то есть доверял, а сейчас! Я уже никому не доверяю, даже самому себе! Умом я верю, что на фабрике есть предатель и убийца, но сердцем! Фабрика — это вся моя жизнь! Я сумел сохранить ее! Вы думаете, это было легко? Ого, как трудно! В советское время в Ростове было несколько хлебозаводов, где они сейчас? Их нет. Остался один — Первый. Зато появилось множество минипекарен, на многих нарушается технология! Их хлебобулочные изделия черствеют и быстро портятся! А мои пирожные, булочки, вафли, карамельки… Да вся продукция! Прекрасного качества!  Вы даже не представляете, каких трудов мне стоило сохранить фабрику в начале девяностых! Потом еще один удар в девяносто восьмом! И каждый раз мне помогал весь коллектив от мала до велика! У нас не просто коллектив, а одна большая семья! Многие — это работники во втором и даже в третьем поколении! Их родители, бабушки, дедушки работали на фабрике. Многие работают семьями. То же самое и в руководстве. Я все еще не могу поверить, что кто-то из моих… Нет, не работников, а товарищей и друзей способен на убийство и предательство. Поймите меня, пожалуйста, не торопитесь уходить. Мне трудно собраться с мыслями. Ваши вопросы подобны ударам ножа.
— Если кондитерская фабрика будет захвачена рейдерами, то это будет еще больший удар, чем мои вопросы, — сел в кресло Трубников. — Соберитесь с мыслями и ответьте на мои вопросы. Кто из руководящих работников кондитерской фабрики способен передать информацию и документы рейдерам?
— Никто.
— И все же подумайте над этим. Я вас не тороплю.
— Юрист. Бухгалтер.
— Кто бухгалтер?
— В бухгалтерии работает четыре человека. В 2008 году я назначил главным бухгалтером Фараджеву Веру Степановну. Она работает на фабрике с советских времен. Я ценю ее за высокий профессионализм, инициативу и работоспособность. Она может работать по 10-12 часов! Это не всякому дано! Кроме того, прекрасно владеет компьютером. Самостоятельно изучила несколько программ. Компьютеризация бухгалтерии — это ее заслуга. Собственно говоря, компьютеризация позволила мне сократить бухгалтерию до четырех человек. Они справляются. Я хорошо им плачу. Уверен, что обиженных нет. Какой смысл Вере или кому-то из ее подчиненных сговариваться с рейдерами? Да и не было никого из них на юбилее газеты. Хотя, нет. Вера была. Да, Вера поехала на юбилей «Свободного слова». Они писали о ней. Она поехала из благодарности.
— Что они писали о ней? — насторожился Трубников.
— Мы тоже отмечаем юбилеи. Приглашаем журналистов, угощаем их нашей продукцией. Они пишут о наших людях. Это не реклама. Дела фабрики и без рекламы идут успешно. Но ведь доброе слово всегда приятно. Большая зарплата — это хорошо, однако не только деньги. Я всегда старался строить отношения не на деньгах, а на добром уважительном отношении к людям. «Свободное слово» часто пишет о наших работниках, мы благодарны им. Мы помогли им, бесплатно организовали фуршет в Донской публичной библиотеке. Пирожные пошли нарасхват! Всем очень понравились! Журналисты помогают нам, пишут о наших работниках.
— Нина Бондик сказала, что хотела спросить у кого-то из руководящих работников фабрики, подвезти ли еще пирожных? Но не успела подойти, ее остановил услышанный разговор. Кто отвечал за пирожные?
— Боюсь, что сейчас это уже невозможно установить. Нина могла подойти с этим вопросом к любому руководящему работнику. Володя и Павел тоже были там. Они могли отдавать такие распоряжения. Стаценко тоже. Любой из руководства мог. Я верю Нине. Она не бросала слов на ветер. — Скобелев откинулся на спинку кресла, — уж коли на то пошло, то… На фуршете были все руководящие работники фабрики. Меня только не было. Бухгалтер, оба моих сына, начальник охранного агентства, которое охраняет нашу фабрику, главный механик.
Главный механик — Стаценко Валерий Егорович. Он сын Стаценко Егора Ивановича, который 38 лет работал начальником карамельного цеха. Ушел на пенсию, сейчас ему уже 90 лет. Он заслуженный работник фабрики. Валера Стаценко вырос на моих глазах. Мы по старой доброй памяти периодически устраиваем праздники для детей работников фабрики. Валера приходил на все праздники. Часто приходил к отцу на каникулах, ему нравилась фабрика. Он единственный ребенок в семье, но не избалован.
Вырос, выучился, пришел ко мне. Конечно, я взял его. Это был 1999 год. Оборудование у нас было во всех цехах старое. Валера сам ездил за границу, заказывал новое оборудование. Новые холодильные камеры, новые производственные мощности — это его заслуга. Но не все еще смогли обновить. В некоторых цехах продолжаем работать на старом. Он сам умеет все починить, отремонтировать. И его подчиненные тоже прекрасные специалисты. В прошлом году приезжали к нам немцы. Я их провел по фабрике. Они в шоке были: «Как вы на таком оборудовании до сих пор работаете?!» У нас в вафельном цехе немецкие машины стоят и работают уже больше тридцати лет! Они вокруг них ходили и удивлялись. Говорили, что они уже через пять лет такую технику списывают. Да что говорить! Валера! И вдруг предатель? Убийца? Абсурд!
— Нина Бондик тоже сама себе не поверила. Она неосмотрительно побеседовала со своим убийцей по душам, после этого приехала сюда. Недаром же говорится, чтобы человека узнать, надо семь пудов соли съесть!
— Съели! Семьдесят семь пудов съели! Только не соли, а сахара. У нас же на фабрике сладости.
— У Стаценко есть семья? Расскажите о ней.
— Недавно женился. Молодая жена, сейчас ребенка ждут. Поздновато женился в 38 лет, но зато дом сам построил, у нас на фабрике ссуду брал. Мы иногда идем навстречу своим, даем беспроцентную ссуду на несколько лет. Он с отцом и матерью жил в малосемейке — 18 квадратных метров. Купил участок на Северном море. Построил дом. Машину купил, правда, недорогую. Но без машины оттуда на работу каждый день очень трудно. Зато хоть далеко, но свое.
— Есть ли семья у главного бухгалтера?
— Конечно, есть. Уже внучка скоро в школу пойдет. Дочь у нее учительница по физике. Кем работает ее муж, не знаю. Сама Вера недавно мужа похоронила. Года два прошло. Рано ушел Сергей. Я знал его. Он иногда на праздники приходил на фабрику. С сердцем у него проблемы были. Вера сейчас одна живет. Но дочь же в Ростове. Отношения с дочерью, ее мужем и внучкой хорошие. Недавно они (то есть семья дочери) купили квартиру.
— Вы сказали, что на фуршете был начальник охранного агентства? Это ЧОП?
— Да, ЧОП. Валовой Анатолий Дмитриевич, полковник МВД…
— Толя?
— Вы знакомы?
— Да. Дайте мне его телефон, пожалуйста, я поговорю с ним сам.
— Сейчас, я его не помню, но в телефоне он есть. Вот он.
Трубников записал телефон Валового. Скобелев с интересом смотрел на него.
— А вы тоже из МВД?
— Да, полковник, уже четвертый год в отставке. Мы вместе учились.
— Школьная и студенческая дружба самая крепкая. А я, к сожалению, ничего толком о Валовом не знаю. Не могу сказать, что уверен в нем на сто процентов, как во всех остальных.
— Я уверен в нем на сто процентов. Он не предатель и не убийца. Тем не менее, Нину Бондик кто-то убил. Кто еще был на фуршете?
— Из руководства я перечислил всех. А вообще-то, Володя говорил мне, что людей было много разных. У Дыкина большие связи. Многие пришли поздравить газету с юбилеем. Там даже дети были. Все кушали наши пирожные, печенье и прочее. А кто-то захотел вместе с пирожными скушать всю фабрику. Я перечислил всех. Я не понимаю, кто мог убить Нину. Если вам понадобится прийти на фабрику, то милости прошу. Сам со всеми познакомлю, все покажу и расскажу еще раз. Был бы толк! Для меня смерть Нины, как гром среди ясного неба! Рад бы помочь следствию, но сам ничего не понимаю.
— Дела на кондитерской фабрике идут успешно?
— Да. Но оборот нашей фабрики не такой уж большой. Я бы отнес себя к средним предпринимателям. В общем-то, да. Есть на что позариться. И не только фабрика, но и земля. Там раньше был пустырь. Теперь уже вырос новый микрорайон Ливенцовка. Пустыря уже нет давно. А земля в Ростове очень дорогая. Мои конкуренты? В хлебобулочном и кондитерском производстве мы все друг другу конкуренты. Конкретно никого назвать не могу. Это же не советское время, когда все друг другу друзья и товарищи, а собственность государственная. Теперь каждый сам за себя. Теперь же все акционеры.
— Расскажите об акциях вашей фабрики. Кто владеет?
— Все владеют. Я так распорядился. Контрольный пакет, конечно, у меня. У Павла 15 процентов, у Володи 15.
— У вас 50, плюс 15 и 15, остальные?
— У меня 51. Остальные у работников фабрики. У тех, кто работал на момент приватизации не менее пяти лет, а таких большинство. Я всем плачу ежегодно. Есть прибыль.
— У рабочих тоже есть акции?
— Конечно. Однако, насколько мне известно, никто свои акции не продавал и продавать не собирается. На фабрике хороший дружный коллектив.
— С налоговой проблем нет?
— Почти  нет.
— Не понял.
— Прицепились ни с того, ни с сего. Из пальца проблему высосали и не отстают. Уж если вы так уверены, что я виноват, то передавайте в суд! Я знаю, что отобьюсь. Они же тянут резину уже третий месяц из-за яиц  и меда.
— Не понял, каких яиц?
— Куриных. Я всегда сотрудничал с птицефабрикой в Сальске, но в 14 году нашел другого поставщика, что поближе к Ростову. Закупаю яйца и мед в Мясниковском районе, все документы в порядке. К чему прицепились, не понимаю.
— Проведите аудиторскую проверку немедленно.
— Можно.
— Вы говорили, что ваш сын возглавляет юридический отдел, но опыт работы?
— Весь юридический отдел — это Володя. Он справляется. Два первых месяца ему помогал Слонецкий Геннадий Алексеевич. Я попросил его, платил ему. Он раньше работал у нас, ушел. Я оформил его на полставки, чтобы он ввел Володю в курс дела.
— Ушел от вас? Почему? На пенсию?
— Нет, ему еще далеко до пенсии. Переехал по семейным обстоятельствам на Туполева. Нашел работу рядом с новым домом.
— Почему он переехал на Туполева?
— Умер у него кто-то из родственников, остался дом. Он не захотел продавать, а переехал туда жить. Там сейчас и живет.
— Что он за человек?
— Ну, извините! Я не могу жить в атмосфере вечной подозрительности и страха. Я привык доверять людям. Слонецкий ушел несколько  лет назад. Ушел по-хорошему. Я попросил его помочь, он согласился. Я ему за это благодарен. О том чтобы вернуться обратно, речи не было. Он трудоустроен, не бедствует. Помочь согласился не ради денег, а по старой памяти, по дружбе. Он хороший юрист. Долго работал на фабрике, все знает. Нельзя же жить в атмосфере страха! Слонецкий хороший специалист и хороший человек.
— Советую все же внести ясность во все нюансы с налогами.
— Эти вопросы я могу решить без ваших советов. Уже утро, если у вас больше нет вопросов?
— Нет, у меня больше нет вопросов. Но если они появятся, я позвоню вам.
Скобелев медленно встал, попрощался с Трубниковым, с Сашей, пошел к двери. Саша проводил его. Когда Скобелев вышел в приемную, он на минуту остановился возле места, очерченного мелом. Лицо его было бледным и уставшим, но, прощаясь, он улыбнулся Саше. Он позавидовал старику. Потому что сам он не умел так хорошо владеть эмоциями, лицом. Саша вернулся в кабинет шефа:
— Я сегодня занимаюсь телефонным звонком, — сказал он.
Трубников молча подошел к окну. По Кировскому уже торопливо шли первые прохожие, уже было много машин. Он закрыл окно, повернулся лицом к Саше:
—Звонили из телефона-автомата.
— Странно. Я думал, что их уже нигде нет. По крайней мере, на Кировском, на Пушкинской, на Большой Садовой давно уже нет телефонов-автоматов. Где она нашла телефон-автомат? Подождите! Николай Федорович, я, кажется, знаю! Здесь же рядом с  нами находится институт повышения квалификации. На Пушкинской, напротив библиотеки. Там есть телефон у вахтера на столе. Наверное, звонили оттуда! Точно! А больше никаких автоматов нет! Уже давно у каждого смартфон в кармане. Я прямо сейчас пойду и проверю!
— Иди. Я сейчас уеду к Валовому, позвонишь мне. Можешь потом пойти домой отдохнуть.
— Нет! Если б я вчера не спал так долго, а пришел к девяти, то убийства бы не произошло!
Трубников спрятал усмешку. Пришла Лена, хотела приготовить всем кофе. Но шеф и Саша отказались, объяснив, что всю ночь пили кофе. Оба сразу ушли.
— Ночью лучше спать, а утром пить кофе, — сказала сама себе Лена и, включив компьютер, занялась работой.


Глава 3


Валовой встретил Трубникова в своем кабинете. Вспомнили студенческие годы, общих знакомых. Трубников сказал, что у него со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. Они пошли в ресторан. Рядом с офисом Валового находился РИС. Любимых бифштексов не оказалось, но искать другой ресторан не позволило чувство голода. Пришлось кушать рубленое мясо. Валовой рассказал о своем сыне-студенте, о жене. Трубников рассказал о Людмиле, Юльке и внуках. Перешли к работе.
— Я иногда читаю о тебе в газетах, кстати, недавно некролог читал. Это была черная шутка? — улыбнулся Валовой.
— В каждой шутке есть доля правды. А как давно ты трудишься на новом поприще?
— Давненько. С 1997 года. Я не жалею, что занялся охраной. Однако всяко бывает. Позавчера вызвали наряд, тревожная кнопка. Мои приехали в магазин, там на полу река из бензина. Еще бы секунда и был бы пожар.
— Успели, молодцы.
— Молодцы, конечно. Но вряд ли бы успели, если бы у этого урода были спички. У него была зажигалка. Новую купил в этом же магазине. Она оказалась бракованной. Никогда еще я так не радовался бракованным зажигалкам.
— У тебя много объектов на охране?
— Много. Николай, ведь если ты приехал ко мне, значит,  у тебя что-то случилось? Чем я могу помочь?
— Толя, меня интересует кондитерская фабрика.
— Западная промзона?
— Да. Вчера у меня в офисе была убита секретарь генерального директора фабрики Нина Бондик.
— Нина убита? Я знал ее. Мне приходилось бывать на фабрике, я беседовал с ней. Хорошее впечатление, умная, деловая. Жалко ее. Кто же? За что? Почему у тебя?
— Она пришла ко мне, но я не успел с ней поговорить. Был в налоговой. Вернулся, она уже мертва. Лежит на полу в приемной. Секретаря моего выманили из офиса на несколько минут. Я расследую убийство Нины. Помоги мне. Мне нужна вся информация о фабрике. Ты давно там?
— Уже лет пять, пожалуй. Надо же! Даже затрудняюсь что-то сказать. Вроде бы все тихо и спокойно, никаких происшествий. Гром среди ясного неба. Нина не успела ничего сказать?
— Успела поговорить с моим секретарем. Готовится рейдерский захват фабрики.
— Но на каком основании она пришла к такому выводу? Странно, я не вижу ничего тревожного на фабрике.
— У нее были веские основания для того, чтобы так сказать. Толя, я доверяю тебе, но у тебя в штате много людей. Кто они?
— Увы, я не могу на сто процентов ручаться за каждого, однако я же сам подбираю людей. Уберу-ка я на всякий случай новеньких. Заменю их на старую гвардию. Не волнуйся, в охране кондитерской фабрики нет прорех. Но ведь рейдерство многолико. Совсем не обязательно штурмовать ворота. Хотя, если такое произойдет, то… Надеюсь, ты меня понимаешь? Стрельбу же не откроешь. В рукопашную не пойдешь. Себе дороже выйдет. Вопрос очень сложный. Лучше бы постараться предотвратить рейдерский захват.
— Мне даже нечего тебе возразить. Как быстро изменилась жизнь. Помнишь, когда мы были студентами, мы и представить себе не могли такого рода преступность.
— Естественные болезни роста любой развивающейся экономики. Только что-то чересчур затянулись болезни, а рост замедлился.
— Пока я отчетливо вижу рост преступности, укрепление коррупции. Не развитие экономики, а разграбление. Прописные истины из правильных учебников о том, что передел собственности — норма развития бизнеса, не работают в нашей стране. Может быть, где-то действительно более эффективный управленец поглощает чужой бизнес во имя процветания самого бизнеса и всей страны. У нас всегда и везде налету рейдеров подвергается наиболее успешный бизнес, после захвата бизнес приходит в упадок. Наши рейдеры — это не эффективные управленцы, а акулы, жадные до чужого куска. Урвать кусок сегодня, сейчас, а там хоть трава не расти. Если яблоко начнет гнить внутри, то его уже не спасешь.
— Это ты про коррупцию, ворвавшуюся в нашу жизнь? Коля, меня порой удивляет тупость и равнодушие в массовом сознании, когда говорят о коррупции. В сознании многих слова «коррупция» и «взятка» стали синонимами. Почему общественное мнение так примитивно понимает коррупцию?
— Извини, Толя, но сейчас меня волнует не общественное мнение, а кондитерская фабрика. На фабрике вроде бы мирная жизнь. Успешная и благополучная жизнь, а секретарь генерального директора убита, да еще где? В моем офисе! Уверен, что ее убил кто-то из руководящих работников фабрики.
— Я знаю их всех. Конечно, не на короткой ноге, но все же… На фабрике работают оба сына Скобелева. Никогда не поверю, что они замышляют что-то против отца. Главный бухгалтер? Но зачем ей? Женщина в преклонных летах, дочь, внучка…
— Ты так искренне веришь в порядочность и нравственность каждого?
— Я не о том. Рейдерский захват — это слишком много приключений на голову рейдера и его сообщников. Зачем такие приключения пожилой женщине, у которой и так хорошая зарплата и любимая работа?
— Стаценко Валерий Егорович? С ним ты тоже знаком?
— Да. И с ним тоже. Впечатление от общения с ним хорошее. Ему фабрика ссуду дала на дом. Он к фабрике корнями прирос. Отец его там работал. Но с отцом я не знаком. Что-то не верится, чтобы Стаценко мог убить Нину. Нет, не верю. И это весь круг подозреваемых?
— Ты был на фуршете в ДГПБ?
— Да, юбилей «Свободного слова», я был там.
— На фуршете Нина невольно подслушала разговор одного из руководящих работников фабрики с Неизвестным и пришла к выводу о готовящемся рейдерском захвате фабрики. Вспомни, кто еще был там из руководства фабрики?
— Внештатный юрист Слонецкий. Он консультировал Владимира Скобелева, да и сейчас еще консультирует. Я знаком с ним шляпочно. С остальными  знаком хорошо, сомневаюсь, чтобы кто-то из них замышлял плохое. А вот Слонецкого я знаю мало. Знаю только, что он юрист.
— О чем ты подумал, когда сказал слово «юрист»?
— О том же, о чем и ты. Юрист имеет доступ ко всем документам фирмы, то есть фабрики.
Оба замолчали. Трубников курил. Анатолий пододвинул к нему чашку кофе.
— Спасибо, не хочу. Всю ночь на кофе.
Раздался телефонный звонок, Трубников достал смартфон. Саша погасшим голосом доложил, что телефон в институте повышения квалификации проверил, оттуда посторонних звонков не было.
— Прогуляйся, Саша, по Пушкинской, — сказал Трубников, — в сторону Ворошиловского. Там есть поликлиника. Знаешь ее?
— Конечно! Кто ж ее не знает? Как я сам не догадался! Там наверняка есть телефон-автомат!
— Кто это? — спросил Валовой.
— Помощник. Студент. На четвертом курсе юрфака учится, на дневном.
— Так это не он тебе, а ты ему помогаешь институт окончить, — улыбнулся Валовой, — парень хоть толковый?
— Толковый.
— Правильно. Инвестиции в людей самые надежные.
— Люди разные. Спасибо, Толя. Теперь ты в курсе, если что звони.
— Буду держать руку на пульсе, если у кондитерской фабрики есть пульс.
— У этой фабрики есть и пульс, и сердце, и душа.
— Душа? Не у всякого человека душа есть, а уж у фабрики! Но пусть будет душа, только бы не загубили ее рейдеры.
Снова позвонил телефон, тихий зал ресторана огласил взволнованный голос Лены Шамариной:
— Николай Федорович, к вам пришел Стаценко Валерий Егорович, ждет вас, что ему сказать?
— Пусть ждет, сейчас приеду.


Глава 4

Саша ходил по всем этажам поликлиники, пересчитывал телефоны-автоматы. Побывал в приемной главврача с «телефонной» проблемой. Его направили в административно-хозяйственную часть. Заведующий АХО с пониманием отнесся к его просьбе, но когда узнал, что он занимается расследованием убийства сотрудницы кондитерской фабрики, изменил тон:
— Да, она, наверное, сама своими булочками отравилась! Они  нас всех перетравят своими плесневелыми булочками! Почитайте, что в газете пишут!
Он подал Саше «Свободное слово», ткнув пальцем в небольшую заметку на первой странице.
«В кафе кондитерской фабрики продают плесневелые булочки! Одна из посетительниц выложила фотографию плесневелой булочки в группе «ВКонтакте». Конечно, понятно, что кондитерская фабрика создана еще в далекое советское время, оборудование старое, но почему плинтусы в пищеблоке грязные? Прокурорская проверка выявила нарушения санитарно-эпидемиологических норм организации питания населения и в кафе, принадлежащем фабрике, и на самой фабрике. В кафе нарушают температурные условия хранения молочных продуктов. У фабрики три кафе. Везде одни и те же нарушения: грязные плинтусы в пищеблоке, над моечными ваннами не установлена вытяжка. В отношении ЗАО «Кондитерская фабрика» возбуждено административное дело (по ст. 6.6 КоАП РФ). Руководству фабрики вынесено представление — устранить все нарушения».
— Как странно, — подумал Саша, — только что фабрика помогла газете с фуршетом. Наверное, у тех, кто был на фуршете, еще не исчез вкус пирожных, которые все ели бесплатно за счет фабрики. И  эта маленькая заметка с фотографией плесневелой булочки на первой странице! Хорошо же газета «отблагодарила» фабрику за бесплатные пирожные и прочие сладости, которые кушали на фуршете! И подписи под заметкой нет, кто автор?
— Так вы идете в бухгалтерию или нет? — вывел Сашу из задумчивости голос начальника АХО.
— В бухгалтерию? — удивился Саша, — на АТС, наверное. Мне надо узнать, куда звонили с ваших телефонов, что стоят на этажах, вчера в 13 часов сорок пять минут.
— Вот и ступайте в бухгалтерию. Там все вам объяснят. Это для посетителей поликлиники все звонки бесплатные, а мы-то за них платим. Бухгалтерия все считает. По деньгам вы быстрее найдете, чем где-то еще. Хотя, можете и на АТС сходить.
— Сначала в бухгалтерию, спасибо.
Ему пришлось побывать в бухгалтерии, потом на АТС. Удалось выяснить, что в это время в детективное агентство звонили со второго этажа поликлиники. Но кто? В поликлинике несколько этажей, постоянно много пациентов. Все свободно перемещаются по этажам. Вчера в поликлинике было больше тысячи человек! Может быть, лучше пойти от противного? Выяснить, кто из фабричных был вчера в поликлинике? Кого не было на работе в это время? Саша был доволен, что нашел телефон, с которого был сделан звонок, выманивший Лену из офиса. Осталось только найти человека, который звонил, который убил Нину. В том, что звонивший и убийца одно и то же лицо Саша не сомневался. Он медленно шел по Пушкинской, возвращался в офис.
В летний вечер на Пушкинской всегда много народу. Кто-то спешит с работы домой, кто-то гуляет с детьми. На скамейках сидят молодые и пожилые люди отдыхают в тени высоких деревьев. Столики разных кафе гостеприимно расположились на тротуарах. Конечно, Саша не смог  пройти мимо кафе «Восемь зерен». Взял большую чашечку горячего шоколада, вышел, куда бы присесть? Столики под открытым небом были заняты, а возвращаться в кафе не хотелось. Вдруг он увидел, что кто-то машет ему рукой. Подойдя поближе он улыбнулся, но так и не вспомнил, кто этот доброжелательно улыбающийся человек?
— Присаживайся, Саша, — сказал улыбающийся человек, — не узнаешь?
Саша улыбнулся и покачал головой, присел за столик.
— Володя Сербин, газета «Свободное слово».
Саша хотел было встать и убежать от него, но поленился, хотелось выпить шоколад сидя. Сербин был в детективном агентстве один раз, почему он сейчас воспылал таким радушием? Один раз видел Сашу в детективном агентстве, а ведет себя так, словно давно знакомы, что ему надо? Саша набегался за день, медленно пил шоколад, наслаждался минутным отдыхом. Сербин пытался разговорить его. Саша вспомнил про маленькую заметку о плесневелых булочках, спросил у Сербина, кто ее автор?
— Я, — пожал плечами Сербин, — читал? Понравилось?
— Читал. Не понравилось.
— Что не понравилось?
— То, что совсем недавно газета, отмечая десятилетие, всем составом вместе с многочисленными гостями кушала пирожные и прочие сладости, предоставленные фабрикой бесплатно, а сегодня такая статья!
— А, — понимающе кивнул головой Сербин, — тебя волнует этическая сторона! Я всего лишь выполняю задание, которое дает мне главный редактор. Была прокурорская проверка, мы отреагировали. Плесневелые булочки — это цветочки! Завтра выйдет новая статья, там похлеще!
— Тоже по результатам прокурорской проверки?
— Нет, налоговой. Скобелев не платит налоги. Он заключил еще в прошлом году несколько фиктивных договоров на предоставление яиц и меда с несколькими компаниями.  Но фактически яйца и мед поставляли физические лица и индивидуальные предприниматели, которые не платят НДС. Они выставили счета фабрике на сумму около 200 млн рублей, в том числе порядка тридцати миллионов рублей НДС. Скобелев подал в налоговую ложные налоговые декларации и финансовые отчеты, утаив 25 миллионов рублей НДС. Кстати, сейчас на фабрике обыск, наверное, против Скобелева возбудят дело.
— И эту статью тоже ты написал?
— Конечно, сегодня сдал в секретариат, завтра опубликуют.
— Ты говоришь это с таким достоинством, словно совершил подвиг.
— Работа журналиста всегда подвиг.
— Журналист журналисту рознь. Одних убивают за правду, других возвеличивают за ложь. Сколько за ложь платят?
— Я написал правду. Каждое слово подтверждено документом. Сейчас у них обыск и выемка документации. Скобелев сам виноват! А я прав.
— Как Павлик Морозов.
— Кто? Это из какой книги? Я что-то не припоминаю. Почему ты так завелся? Тебе Скобелева жалко? Вы родственники?
— Нет, не родственники, никого мне не жалко, мне рядом с тобой сидеть противно, — Саша хотел уйти, но Сербин остановил его.
— Поостынь, идеалист розовоочковый! Ну, ладно, вопрос с неуплатой налогов весьма спорный. Может быть, Скобелев и не уклонист, ну и что? Меня уберешь, думаешь другой иначе напишет?
— Я понимаю, что в «Свободном слове» всем заправляет Дыкин, пуповиной связанный с.., — Саша замялся, пытаясь найти правильные слова, чтобы не получить обвинение в клевете.
Сербин презрительно фыркнул, насмешливо посмотрел на Сашу:
— С людьми, имеющими реальную власть, — завершил он фразу, — а ты думаешь в других газетах иначе? Инакомыслие нигде не приветствуется. Заступишься за изгоя, ему все равно не поможешь, только себе навредишь.
— Скобелев изгой? С каких пор?
— Скобелев человек взрослый, сам за себя постоит. Я же не клевету озвучиваю, я по материалам проверки! Он сам подставился. А тебе давно пора снять розовые очки. Дело не во мне и не в Дыкине, а в системе взаимоотношений власти и прессы. Я не дурак, чтобы идти против системы.
— Не удивлюсь, если узнаю, что кто-то газете предварительно позвонил, посоветовал правильно расставить акценты, пообещал заплатить.
— Ну и что? Я на зарплату живу, у меня жена и маленький ребенок. Кто платит, для того и пишу.
— Спасибо за место за столиком, — раскланялся Саша и поторопился уйти. Вслед ему донеслось презрительное: «Борец за справедливость».
Настроение испортилось, заболела голова, выпитый шоколад теперь казался невкусным. Мысли путались, но одна звучала настойчивым рефреном: «Значит, действительно готовится рейдерский захват!»


Глава 5

Саша зашел в приемную и увидел молодого мужчину, который поздоровался и нетерпеливо привстал.
— Вы Николай Федорович?
— Это его помощник, — ответила за Сашу Лена, — Александр Васильевич Шаповалов.
Саша распрямил плечи и гордо прошел в кабинет Трубникова. Николай Федорович курил, откинувшись на спинку кресла.
— А в приемной вас посетитель ждет, — сказал Саша.
— Он уже давно сидит. Это Стаценко. Доложи о проделанной работе.
— Я нашел телефон, с которого был сделан звонок вчера, но не нашел человека, который звонил. Звонили с телефона, стоящего на втором этаже поликлиники. Вот выписка из бухгалтерии и справка из АТС. Прочитал заметку в газете про плесневелую булочку, якобы с фабрики Скобелева. Завтра выйдет большая статья в том же ключе. На фабрике сейчас идет обыск. Что ждет старика Скобелева: домашний арест или СИЗО? Вы уже знаете про обыск?
— Про обыск я знаю, но я не знаю, кто стоит за рейдерским захватом?
— Считаете, что он уже начался?
— Можно сказать и так. Там Стаценко, как он тебе?
— Молодой, энергичный, нервничает, но старается это скрыть. Пальцы музыканта, глаза поэта, за что вы его «маринуете»?
— Я зашел через кабинет, а не через приемную специально, чтобы за ним понаблюдать. Пригласи его.
— Почему вы заставили меня так долго ждать? — возмущенно сказал Стаценко входя. — Я же предупредил вашего секретаря, что мое дело очень срочное! Как вы могли так поступить со Скобелевым?! Разве вы не знаете, что у него больное сердце? Он что-то прочитал у вас, теперь в больнице! Вы хотите убить его!
— Сначала присядьте, — Трубников указал ему на кресло, — а о том, что Скобелев в больнице я знаю. Пожалуй, это для него лучше, чем присутствовать при обыске. Вы знаете про обыск на фабрике?
— Конечно! Но у меня очень важное дело, поэтому я приехал к вам, хотя должен быть там.
— Я слушаю вас очень внимательно.
— В вашей приемной умерла его секретарша! Константина Романовича долго допрашивал следователь! Неужели вы не видели, что перед вами пожилой и очень больной человек, сломленный горем? Как вы могли дать ему прочитать какую-то бумагу, которая добила его!
— Бумагу?
— Он читал показания вашего секретаря, которая сейчас сидит в приемной!
— Это она вам сказала?
— Она мне ничего не сказала! Я сам знаю!
— Кто вам сказал и когда? Вы пришли сюда, чтобы выяснить, что именно прочитал Скобелев, не так ли? Вы узнали об этом от самого Скобелева?
Стаценко замолчал, возмущенно глядя на детектива и нервно потирая руки. Руки у него были красивые. Тонкие длинные пальцы жили своей жизнью, выстукивая какой-то ритм на коленях.
— Я требую, чтобы вы все мне объяснили! Я настаиваю, чтобы вы дали мне прочитать объяснительную Шамариной.
— Про объяснительную вам сказала Наталья? Та самая Наталья, которая подслушивала под окном прошлой ночью. Разве не так?
— Я буду говорить с вами только наедине и только в том случае, если вы обещаете хранить тайну!
— Хм, даже не собираюсь давать никаких обещаний. Сами вы пришли сюда в надежде узнать какую-то тайну. А никакой тайны нет.
— Да как это нет! — подскочил Стаценко, — он же при ней читал!
— Значит, все-таки Наталья. Когда она вам сказала об этом?
— Сразу, то есть еще ночью. Я с утра торчу здесь! Она обо всем мне рассказала, но она сама не знала, что он прочитал?
Лицо Трубникова стало серьезным:
— Почему вас это так интересует? Не трудитесь убеждать меня, что приехали ко мне только ради того, чтобы отчитать за то, что я, дав Скобелеву прочитать объяснительную, нанес ему сильный удар. Вас привело ко мне отнюдь не сострадание к Скобелеву. Однако если у вас есть какая-то информация и вы готовы поделиться ею, то я дам вам ознакомиться с объяснительной.
Стаценко ерзал в кресле так, что Саша боялся, как бы не появилась дыра в обивке. Словно почувствовав его мысли Стаценко перевел взгляд на Сашу. Саша сразу напустил на себя важность и чувство собственной значимости. Стаценко понуро отвернулся.
— Мы попусту теряем время, — строго сказал Трубников, — меня интересует, почему Наталья подслушивала под окном? Почему именно вам сообщила о визите Скобелева ко мне?
— Но что ж, — вздохнул Стаценко, — у меня нет выбора.
— Очень точно подмечено, — согласился с ним Трубников, — либо вы сейчас мне все объясняете, либо уходите и не отнимаете у меня время.
— Наташа позвонила мне сразу же, то есть ночью. Все рассказала. Ее удивило, что Скобелев попросил ее уйти, такого раньше никогда не было. Он полностью доверял ей. Наташа подумала, что Нина успела сказать вашему секретарю Лене Шамариной что-то обо мне.
— Не понял. Почему о вас?
— Потому что он попросил Наташу  уехать. Я не хочу об этом говорить и надеюсь, что… У меня есть жена, мы ждем ребенка, у нас хорошая семья. Но с Наташей меня связывает давняя дружба. Нет, мы не друзья детства. Да и не может быть никакой дружбы между женщиной и мужчиной. Нас связывают давние близкие отношения. Скобелев знает об этом. От него ничего невозможно скрыть. Он всегда знает все и обо всех. Наташа решила, что он попросил ее уйти из-за меня, чтобы она не рассказала ничего мне. Разговор она слышала, обо мне не говорили. Значит, что-то обо мне есть в объяснительной вашей секретарши. Наташа вернулась и стояла под окном, но не успела ничего услышать, ее быстро обнаружили. Я приношу извинения за ее поведение, но она волновалась за меня.
За мной нет никакой вины, однако я волнуюсь. Нина видела меня однажды с человеком, которого нельзя назвать другом. Короче, я тоже заволновался, вот и приехал сюда. Из незначительной минутной беседы можно при желании поднять бурю в стакане воды.
— С каким человеком вы беседовали?
— С Байковым, — ответил Стаценко и выпрямился, напряженно глядя в глаза Трубникову.
— Байков Иван?
— Иван Васильевич. Решальщик. Его знают многие, хотя он в Ростове недавно. Хочет открыть здесь филиал своей фирмы. А головной офис в Питере — «Веритас». Официально он занимается защитой прав предпринимателей малого и среднего бизнеса, неофициально — решальщик.
— Какие же проблемы он помогает решать и кому?
— Любому, кто заплатит. Всякие проблемы. Кого из тюрьмы вытащить, кому с налоговой вопросы снять. У нашей фабрики сейчас проблемы с налоговой. Как-то на планерке Володя Скобелев предложил отцу обратиться к Байкову за помощью.  У Константина Романовича чуть судороги не начались от одного только имени Байкова. Уж, я не знаю, когда и где они пересеклись, но что-то было. Перебежала между ними черная кошка. А я как назло с Байковым беседовал за чашкой кофе в «Помидоре». Нина нас видела. Вы знаете, как на фабрике звали Нину? Семиглазая! Она все видела, все слышала, все обо всех знала! Многие боялись ее.
— Вы тоже?
— Иначе бы я не пришел сейчас сюда. Она проезжала мимо на своей машине, то есть на машине Кости. И надо же было! Остановилась и зашла в «Помидор» перекусить. А тут мы с Байковым кофе пьем! Хоть под стол прячься!
— Когда это было?
— Ровно месяц назад. Но мы встретились там случайно. Говорили так, обо всем и не говорили о фабрике ни слова! Но разве кто-то этому поверит? Я, кстати, тогда еще даже не знал, что между Костей, то есть Константином Романовичем и Байковым стена. Это я уже потом на планерке узнал. Да что я! Об этом даже Володя — сын его не знал!
Окно в кабинете детектива было закрыто, работала сплит-система, но сквозь закрытое окно все услышали, что возле офиса остановилась машина. Саша обернулся к окну и непроизвольно присвистнул:
— Ого! К нам все руководство кондитерской фабрики пожаловало!
— Когда ты успел познакомиться? — удивился Трубников.
— Я с ними не знаком, но предполагаю, что это сыновья Константина Романовича. Очень они на него похожи.
Стаценко подошел к окну.
— Да, вы не ошиблись. Володя с Пашей. Совсем не хотел здесь с ними встречаться. Ну, да ладно! Собственно говоря, я ничего плохого не сделал, только струсил малость. Значит, я так и не прочту объяснительную?
— Вы напрасно струсили, — ответил Трубников, — в объяснительной нет о вас ни слова.
В приемной послышались шаги и голос Лены. Саша вышел, встретить посетителей. Еще раз удивился внешнему сходству братьев Скобелевых. А ведь они сводные! И так похожи! Одно и то же длинное лицо, брови вразлет. Оба высокие и до неприличия худые. Братья Скобелевы выглядели весьма уверенными в себе, а Павел  даже проявил агрессию:
— Мы хотим говорить с главой агентства! — заявил он, едва переступив порог.
— Проходите, — вежливо сказал Саша, — Николай Федорович ждет вас.
Они зашли. Саша принес из приемной стулья для них.  Стаценко продолжал сидеть в единственном кресле, отчаянно ерзая и барабаня пальцами по подлокотникам. Павел Скобелев даже не удостоил его взглядом. Владимир процедил сквозь зубы: «Наш пострел везде поспел!»
— Мы пришли к вам, — строго начал Павел Скобелев, — за разъяснениями. Отец вчера был у вас, к сожалению, мы с Володей узнали об этом только сегодня, когда папа оказался в больнице. Утром меня, потом Володю допрашивал следователь, днем на фабрике был обыск! Только сейчас мы смогли приехать к вам. Папа сказал, что был у вас, но не рассказал, о чем говорил. Он болен. Я не стал его расспрашивать. Следователь Чурсин допытывал меня все утро. Где я был вчера с 13 до 14 часов? Беседовал ли я с Ниной Бондик? Не видел ли я, пошел ли кто-нибудь за ней, когда она пошла на обеденный перерыв?
— И мне он задавал такие же вопросы, — вмешался Володя, — у меня сложилось странное впечатление, словно Чурсин уже подозревает меня в убийстве Нины!
— И не только у тебя, — поддержал его Павел, — следователь допрашивал меня так, словно я уже подозреваемый! Но почему? — продолжал строго чеканить слова Павел, — почему Чурсин решил искать убийцу среди коллег Нины? Козе понятно, что это полнейший абсурд! Может быть, вы внесете ясность? И о чем вы говорили вчера с отцом? У него гипертонический криз! Что вы ему сказали?
Все смотрели на Трубникова, наступила тяжелая тишина. Был слышен шум машин за окном. Детектив сидел, откинувшись на спинку кресла. Спокойным ровным голосом он начал говорить:
— Нина Бондик пришла сюда вчера в 13 часов 30 минут. К сожалению, меня в это время не было, моего помощника тоже. В офисе была только секретарь Лена. Ее выманили из офиса телефонным звонком, она вышла на пять или десять минут. За это время Нину убили. Она хотела поручить мне какое-то очень деликатное дело. Но побеседовать с ней я не успел.
— Подождите, — сказал Павел Скобелев, — не может быть, чтобы Нина ничего не успела сообщить вашей секретарше. Я в это просто не поверю!
— Роман Константинович, — наконец подал голос Стаценко, — читал объяснительную записку секретаря детективного агентства Лены Шамариной, поэтому ему и стало плохо!
— А ты откуда знаешь? — возмущенно и сердито чуть ли не крикнул в его сторону Павел Скобелев, но тут же взял себя в руки и уже спокойно продолжил, обращаясь к Трубникову, — я надеюсь получить от вас полную информацию, а не недомолвки. Нина была убита в вашем офисе! Почему она пришла к вам? Отец ничего не сказал нам, следователь тем более! Я ничего не понимаю! Объясните же, наконец, что происходит? Да еще этот обыск на фабрике! У меня голова кругом идет!
— Остановите вращение вашей головы, — ответил Трубников, — соберитесь с мыслями и вспомните, где вы были вчера с 13 до 14 часов?
— И вы туда же! Меня сегодня все утро следователь об этом расспрашивал! Вы думаете, что это я убил Нину? — возмутился Павел Скобелев. — Откуда такая предвзятость?
— И все же вам всем придется вспомнить и рассказать мне, где каждый из вас был вчера с 13 до 14 часов? Иначе у нас разговор не получится.
— Да будет вам известно, — сказал Владимир, — что с 13 до 14 на фабрике обеденный перерыв. Лично я был в это время дома. Я всегда или почти всегда приезжаю домой обедать.
— А вы умеете готовить? — удивился детектив.
— Вот еще! — презрительно фыркнул Владимир, — у меня есть жена, она очень хорошо готовит.
— Так вы женаты! Давно?
— Какое это имеет значение? Это уже моя личная жизнь! Не ваше дело…
— Молодой человек, не дай Бог, чтобы это стало моим делом! Когда вы женились?
— Недавно.
— Недавно? Полгода назад? Месяц?
— Неделю! Почему я должен перед вами отчитываться? Я даже перед отцом не отчитываюсь! Это моя личная жизнь!
— Как зовут вашу жену?
— Роза.
— Вчера вы обедали дома вместе с Розой с 13 до 14? Кто-нибудь это может подтвердить? Может быть, консьержка видела, как вы заходили и выходили из подъезда?
— Нет у нас консьержки. А на обед я никого не приглашал, мы обедали вдвоем.
— Где были вы, Павел Константинович?
— С утра был на фабрике, после двенадцати поехал в Торгово-промышленную палату. Только не спрашивайте, когда я туда приехал, время не засекал! К тому же долго торчал в пробке на мосту! Вы не отвечаете на вопросы, а только задаете их! Мы приехали к вам за разъяснениями! Почему Нина пришла к вам? Почему и кто убил ее?
— Почему Нина Бондик пришла в мое агентство, не знаю. Наверное, оно показалось ей внушающим доверие. Она успела сказать моему секретарю, что подозревает одного из руководящих работников фабрики в сговоре с рейдерами. Сказала, что готовится рейдерский захват фабрики. Но имя руководящего работника не сообщила, поэтому вы все…
— Рейдерский захват? — повторил Павел, — вы это серьезно?
— Нет, Паша, дядя шутит, — съязвил Владимир, — то-то Нину убили в агентстве, которое внушило ей столько доверия, что невпроворот!
Трубников смерил его презрительным взглядом и начал подниматься с кресла, давая понять, что разговор окончен.
— Ты, Володюшка, попридержи язычок! — одернул его старший брат, — не стоит всерьез воспринимать его слова, он никогда не знает, что думает, пока не услышит, что скажет. Он еще очень молод.
— А выглядит вполне взрослым, — высунулся как морж из воды Саша.
— Николай Федорович, — обратился Павел к детективу, — вы остановились на рейдерском захвате. Я слушаю очень внимательно.
— А я уже все сказал. По мнению Нины, готовится рейдерский захват фабрики. Она собиралась сообщить мне имя работника фабрики, который вошел в сговор с рейдерами, но не успела. Очевидно, разоблачение, которое она хотела сделать, стало причиной ее смерти.
— Ну что ж, — вздохнул Павел, — теперь, по крайней мере, понятно, почему Чурсин расспрашивал меня с обвинительным уклоном.  Если я правильно понял, Нина успела сообщить, что один из нас предатель? Кто он?
— Вы все правильно поняли, — ответил детектив, — Нина не назвала его имени.
— Если я понял правильно, — сказал Владимир, — то тогда я сомневаюсь, что Нина ничего не перепутала. Либо она поссорилась со своей головой.
— Вряд ли, — ответил Павел, —  Нина слова на ветер не бросает. Что-то даже для меня слишком много сразу: болезнь папы, похороны Нины, обыск на фабрике… Налоговая грозится завести дело из-за яиц и меда! И все это прикрыла газета «Свободное слово» фотографией плесневелой булочки! Это не наша булочка! Мы таких не производим! На Дыкина на самого дело завести надо за клевету!
— Перестань, Павел, — вяло махнул рукой Владимир, — бить Дыкина — это все равно, что вытряхивать половую тряпку. Сколько бы ты его ни бил, он всегда скажет: «Спасибо, что вытряхнули!»
— Так что же? — рассердился Павел, — ему эту фотографию простить?
— Нас сюда привел не снимок плесневелой булочки, а более серьезные вещи. У меня от сегодняшних происшествий мозги в бараний рог закрутились! Что же это получается? Нину убил кто-то из нас? И рейдерский захват кто-то из нас готовит? Лично я ее не убивал, к рейдерскому захвату отношения не имею, если он существует в реальности, а не в воображении Нины. У нее, наверное, была мания преследования!
— Если бы это была всего лишь мания, ее бы не убили, — сказал Павел и сердито посмотрел на Трубникова, — вы действительно думаете, что ее убил кто-то из нас?
— Я рассматриваю любые версии, — ответил детектив, — Нину Бондик убили в моем офисе, тем самым нанесли оскорбление лично мне! И обещаю, что найду ее убийцу, во что бы то ни стало. Мне не нужны ваши деньги, я проведу расследование бесплатно. Но мне нужна ваша помощь. Мне надо точно знать, где каждый из вас был на юбилее газеты «Свободное слово»? С кем разговаривал? Вы, Павел Константинович, были на юбилее?
— Был. Но я уже совершенно не помню с кем о и чем я разговаривал! Прошла неделя! Даже больше! На юбилее было много людей! Володя, ты помнишь, с кем говорил на фуршете?
— Со всеми и обо всем. Было слишком много людей.
— А вы, Валерий Егорович? — спросил детектив у Стаценко, который сидел так тихо в большом уютном кресле, словно заснул.
Стаценко снова заерзал, пальцы забарабанили по подлокотникам:
— Сначала о вчерашнем дне. С 13 до 14 я ездил по магазинам со списком, данным мне женой. А фуршет? Я тоже там был. Пирожные были очень вкусные, их быстро съели. Заместитель главы администрации города сам лично три пирожных подряд скушал, очень понравились! Простите, я что-то не то говорю.
— Все правильно ты говоришь, — перебил его Владимир, — пирожные очень вкусные, потому что мед в Чалтырском районе покупать стали, яйца-то у них такие же, а мед намного вкуснее! А у нас из-за этого меда обыск! Не иначе как конкуренты нагадили! Ни у кого в Ростове таких вкусных рыжиков нет! Наши рыжики самые вкусные! Кого-то жаба душит! А Нина, наверное, слышала звон, да не поняла, откуда он, вот и заплатила жизнью за ошибку. Вы как хотите, а мне надоело воду в ступе толочь! Думал, здесь что-то по существу узнаю, а тут бред какой-то! Никто из нас ее не убивал! Вы как хотите, а я пошел, душно здесь, на воздух!
Владимир направился к двери, не прощаясь, показывая всем своим видом презрение к детективу.  Павел тоже поднялся, но в отличие от брата попрощался с Трубниковым, не заметив Сашу, сидевшего за столом возле окна. Стаценко поднялся и попрощался с Трубниковым и с Сашей.
— Открой окно, Саша, — сказал Трубников, когда за ними закрылась дверь. — Окно и дверь, надо проветрить.  Скажи Лене, чтобы приготовила нам кофе.
Лена принесла кофе и печенье.
Трубников отхлебнул кофе.
В это время открылась дверь и в приемную, зашел Чурсин с невероятно рассерженным лицом. Не глядя на Лену и не здороваясь с ней, он решительно прошел в кабинет Трубникова и закрыл дверь.
Трубников отставил чашку с недопитым кофе и удивленно смотрел на следователя. Саша подумал, что он стеклянный, поскольку сегодня посетители просто не замечали его. Впрочем, он был не против, поскольку гнев на лице Чурсина не располагал к приятной беседе.
— Зачем вы им все рассказали? — с порога начал Чурсин. — Только что, выходя из областного суда, я встретил Владимира Скобелева. Зачем вы дали им читать объяснительную Шамариной? Разве вам ничего не известно о тайне следствия? Я всегда с уважением относился к вам и думал, что мы будем сотрудничать, но вы! Вы разглашаете тайны следствия!
— Никакие тайны следствия я не разглашаю, — ответил детектив, — и объяснительную им читать не давал.
— Откуда тогда они все знают? Сами догадались?
— Странные люди! Со вчерашнего дня только и делают, что переходят от вас ко мне, от меня к вам. Я из-за них вчера без ужина, сегодня без обеда.
— При чем здесь обед? — сердито отмахнулся Чурсин.
— При том, что на голодный желудок думать не получится. В этом же доме в соседнем подъезде неплохой ресторанчик. Пойдемте, Ростислав Сергеевич, пойдем, Саша, пообедаем, тем более, что сейчас время обеда.
— Хм! Уже шестой час вечера! Какой обед!
— Хороший обед, вкусный. В этом ресторане всегда вкусно, иначе я бы туда не ходил. Пойдемте, заморим червячка.
— Ну, если только червячка, — сдался Чурсин и тяжело вздохнул, — зачем вы им рассказали? Это же тайна следствия! Все трое под подозрением!
— Четверо, — сказал Трубников выходя следом за Чурсиным из кабинета, — Павел Скобелев, Владимир Скобелев, Стаценко и бухгалтер Фараджева.

— У Фараджевой алиби. Вчера она пришла на работу, но почувствовала себя плохо и с обеда ушла в поликлинику. Сейчас она дома, у нее давление. Трое. Один был в пути, вернее, торчал в пробке. Другой обедал у себя дома с очередной женой. Стаценко в обеденный перерыв мотался по магазинам, покупая продукты для беременной жены. Никто их алиби подтвердить не может. Все трое под подозрением. Еще Слонецкий.
— Осталось только выстроить их в ряд и посчитать детской считалочкой: «На золотом крыльце сидели…», — сказал Саша.
Чурсин не удостоил его взглядом.
Они зашли в соседний подъезд, где находится ресторан, оставив за дверью душную и пыльную улицу.


Глава 6

Трубников, Чурсин и Саша обедали в ресторане. Чурсин все еще не вернулся к благодушному состоянию, по-прежнему был сердит и с возмущением смотрел на Трубникова.
— Ведь мы с вами договорились, что в интересах следствия не будем разглашать показания вашего секретаря Лены Шамариной! И что же? Я выхожу из здания областного суда, а мне навстречу Владимир Скобелев, да еще с такой претензией, почему я ему ничего об этом не сказал?! Как вы могли разболтать тайну? Оба брата Скобелвы, подозреваемые в убийстве, знают, что их подозревают в убийстве! Мне ли объяснять вам, что это недопустимо! Я сразу даже не поверил Скобелеву — мальчишка! Позвонил его старшему брату — Павлу. Он подтвердил, что получил эту информацию от вас.
— Дурак! — сказал Трубников и сразу поправился, — Павел дурак!
— Если Павел дурак, то вы договорились с ними, что они будут молчать, но первым проговорился Владимир.
— Нет, я не брал с них никаких обещаний. Я объяснил, что проведу расследование самостоятельно, что постараюсь, чтобы пресса, опять тот же Дыкин, не подняли шум, подрывающий реноме фабрики. Если Павел сказал вам о том, что я сообщил им, что все они находятся под подозрением, по простоте душевной, то еще ничего. Если же по умыслу, то дело плохо.
— Кто из троих нанял вас?
— Никто. Я работаю сам на себя.
— Вы ведете расследование из любви к искусству? Не смешите меня! Сейчас никто не чихнет, не пукнет без денег, не то, что расследование! Кто ваш клиент? Павел?
— Нет. У меня нет клиента! Убийца нанес оскорбление мне! Лично мне! Он убил Нину в моем офисе, у меня в приемной! И я не успокоюсь, пока не разыщу его и не предам правосудию. Да, я сообщил Скобелевым и Стаценко, что они являются подозреваемыми, мне надо было увидеть их реакцию. По предварительной версии кто-то из них несколько часов назад убил Нину. Сейчас они все собрались у меня, там, где произошло убийство.
— И что же? — заинтересовался Чурсин, — вы наблюдали за ними? Неужели убийца не выдал себя? Какой-нибудь едва уловимый жест, взгляд? Вы наблюдали?
— Да. И смею вас заверить, что ни один из них не является убийцей. Можете поверить моей интуиции.
— Хм. Теперь я понимаю вас, но не оправдываю. Вы не имели права разглашать содержание объяснительной.
— У вас свои методы расследования, у меня свои. Я не подчиняюсь вам и не обязан отчитываться. Да и пришли вы ко мне вовсе не за тем, чтобы высказать свое недовольство. Что вам надо?
— Я хочу быть в курсе вашего расследования, хочу, чтобы вы не мешали мне. И если не эти двое, то кто же тогда?  А ведь ни у кого из троих нет алиби! Вести следствие, опираясь только на одну интуицию? Смешно! Конечно, кто-то из них мог нанять убийцу. Наемный убийца убил бы Нину Бодик где-нибудь в подъезде, но уж точно не в вашем офисе. Однако преступнику, чтобы найти наемного убийцу, требуется время, а его не было. Нет! Нину убил тот, с кем она говорила по душам. Совершенно не понимаю эту женщину. Подслушала случайно разговор, ужаснулась! Так иди в полицию! Нет же! Почти неделю вынашивала свой ужас, потом поговорила с подозреваемым в рейдерском захвате по душам! Более абсурдной ситуации невозможно представить. Сама попросила, чтобы ее убили. Трудно ее понять, хотя кто этих женщин поймет! Но я и вас понять не могу. Хотя, впрочем, — Чурсин распрямил плечи и насмешливо посмотрел на детектива, который с аппетитом уничтожал уже третий бифштекс, — Вы хотите, чтобы Дыкин дал на первой полосе ваш портрет и крупный заголовок: «Частный детектив работает лучше законников! Он нашел убийцу раньше!»
— Нет. Я всего лишь хочу вернуть себе самоуважение и найти убийцу. А будет это раньше или нет, как получится. Если я найду убийцу, то вы узнаете об этом первым. Но сейчас мне еще нечем порадовать вас.
— Господи! Ну, о чем я с вами говорю? Зачем трачу время? А Васька слушает, да ест!
— И вы тоже покушайте. А я пока выпью и покурю. Вы какое вино предпочитаете? Я люблю красное.
— Я при исполнении!
— Тогда я один, Саша тоже не пьет ничего кроме компота. За ваше здоровье! Здесь всегда хорошее вино и вкусные бифштексы.
— Бифштекс я не буду. Я суп закажу! Зачем-то же я пришел сюда. А вы часто сюда заходите?
— Бывает.
— И часто пьете красное?
— Бывает. Я люблю хороший обед и хорошее вино. Не вижу смысла лишать себя маленьких радостей жизни. А вы совсем не пьете?
— Нет.
Принесли суп и апельсиновый сок для Чурсина. Трубников с состраданием смотрел на следователя. Но он остался весьма доволен супом. Когда он доел суп, раздался телефонный звонок. Чурсин слушал собеседника по телефону и сердито смотрел на детектива. Потом выпил сок и сказал:
— Я дал задание проверить алиби Скобелевых и Стаценко. Владимир Скобелев и Стаценко вернулись с обеденного перерыва ровно в 14 часов, что зарегистрировала камера видеонаблюдения, установленная на проходной фабрики. Они не могли за 15 минут добраться из центра до фабрики! Павел Скобелев приехал в Торгово-промышленную палату в 13 часов 30 минут и находился там, на совещании до 14 часов 30 минут.
Есть еще одна версия. Нина Бондик имела очень широкое представление о руководящих работниках фабрики. Для секретаря любой начальник — уже руководящий работник. Искать надо среди других работников фабрики. Есть еще одна версия. Нина Бондик говорила тихо, а у вашей помощницы плохой слух. Она не расслышала, ввела всех в заблуждение. Нины уже нет, что она сказала, никто уже не узнает. Эта версия подтверждается тем, что нет никакого рейдерского захвата. Есть нарушения по налоговой, из-за этого обыск.
— Я категорически отвергаю последнюю версию. Я доверяю своему секретарю. Она передала то, что сказала ей Нина Бондик.
— Значит, есть кто-то другой в руководстве фабрики, может быть, бывший. Среди ушедших якобы по собственному желанию часто встречаются обиженные, жаждущие реванша.
Чурсин положил деньги на стол и сверху — солонку, сердито посмотрел на детектива:
— Если из-за вашего длинного языка, я не смогу найти убийцу, то пощады не будет. Уж очень вы самоуверенны, когда-нибудь сорветесь.
Трубников ел шестой бифштекс, пил вино, благодушно смотрел на Чурсина:
— Я открыл вам все свои карты. То, что у них есть алиби, для меня неожиданность.
Чурсин быстро пошел к выходу. Трубников пил вино, смотрел ему вслед. Потом перевел взгляд н Сашу:
— Поезжай сейчас домой к Фараджевой, поговори с ней. Она больна, я не могу пригласить ее к себе. Адрес возьми у Скобелевых или в отделе кадров  кондитерской фабрики.

Саша без труда узнал адрес главного бухгалтера. Пришлось ехать к ней в Александровку. И хотя был уже восьмой час вечера, жара не спадала. Он созвонился с Фараджевой, она согласилась принять его сегодня. А Саша никогда не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня.
Вера Степановна сидела на скамейке у себя во дворе, поджидая его. Небольшой деревянный дом, во дворе беседка, по ней виноград. Белый крупный виноград, уже спелый. Фараджева не провела его в дом, пригласила в беседку, где уже стояли  кувшин компота и пирожки в большой тарелке. На вид ей было лет пятьдесят. Худая с короткой стрижкой седых волос. Она говорила без умолку, ей не надо было задавать вопросы. В беседке было прохладно, вечернее солнце играло виноградом. Заметив взгляд Саши, Фараджева сорвала большую кисть винограда и подала Саше. Он уже не хотел есть, смотрел на виноград, потому что невозможно было не любоваться им. Все же съел несколько крупных белых виноградинок. Сладкие. Расслабился, старушка говорила без умолку. Ему хотелось спать. Был уже десятый час вечера, когда он ушел от нее. Она пыталась дать ему с собой виноград, он с трудом отбился.
Прежде чем ехать домой, заехал в детективное агентство. Лены уже не было. Трубников  что-то смотрел в компьютере. Он посмотрел на Сашу:
— Я слушаю тебя. Ты говорил с бухгалтером?
— Да. В тот роковой день она утром пришла на работу, но вскоре почувствовала себя плохо. И в двенадцать ушла в поликлинику. Ей дали бюллетень. Она сказала, что у Нины была подруга детства — Алла Петросова. Она работает в Торгово-промышленной палате переводчиком. Это, пожалуй, наиболее ценное из всей двухчасовой беседы. Болтала без умолку, а все без толку. О рейдерском захвате я ей ничего не говорил.
— И не надо. Алла Петросова? Завтра с утра найди ее, приведи ко мне. Я хочу поговорить с ней. А сейчас по домам, уже поздно.


Глава 7

Геннадий проснулся и потянулся в постели. Вытянул обе руки, коснулся ими стены, пошевелил ступнями, высунув их из-под простыни. Зевнул и пошарил рукой по журнальному столику. Нащупал зажигалку и пачку сигарет. Закурил и снова погрузился в блаженный покой. Выкурил сигарету, приоткрыл глаза. Сквозь закрытые ставни пробивался солнечный свет. Глянул на часы — скоро одиннадцать. Он потянулся за второй сигаретой, но пачка была уже пуста. Геннадий недовольно поморщился. Вставать, идти в кухню за сигаретами не хотелось. Позвонил телефон.
— Да ну тебя! — проворчал Геннадий и снова зевнул.
Вчера он выиграл дело в суде. Абсолютно безнадежное было дело. Потом праздновал победу в ресторане с друзьями. Его первые шаги на адвокатском поприще оказались успешными. Телефон замолчал, раздался стук в дверь.
— Кто это? — недовольно пробормотал Геннадий и снова опустил голову на подушку, — ничего, позвонили и перестали. Постучат и уйдут. Я никого не приглашал и мне никто не нужен!
Стук продолжался и становился все настойчивее.
— Кто там? — с раздражением спросил Слонецкий.
— Откройте! — раздался повелительный мужской голос, — получите повестку и распишитесь.
— Какую еще повестку? Судебный процесс вчера завершился! Что за приколы?
Но стук в дверь становился невыносимым. Геннадий нехотя встал, натянул брюки. Подошел к двери, открыл. С удивлением уставился на бравого молодца, который сразу же бесцеремонно прошел в дом.
— Кто вы? — растерялся Слонецкий.
— Представитель закона, — не без ехидства ответил бравый молодец.
Он присел за стол без приглашения, раскрыл папку, достал повестку и положил ее на стол.
— Распишитесь, — он сунул Геннадию в руку шариковую авторучку.
— Да кто вы? — взорвался Слонецкий, — врываетесь в мой дом спозаранку…
— Уже одиннадцать, — презрительно фыркнул незваный гость, — распишитесь в получении повестки.
— Какой повестки? Что за новости?
— Вот этой.
Геннадий взял повестку и прочитал, что его сегодня к 14 часам вызывают к следователю Чурсину. Устало присел на стул. Он уже знал о трагической гибели Нины Бондик. Земля слухом полнится. Знал, что расследование ведет какой-то частный детектив, но это была повестка отнюдь не к детективу.
— А в качестве кого меня приглашает следователь Чурсин? — расписываясь спросил Слонецкий, — как его имя, отчество?
— Ростислав Сергеевич. В качестве свидетеля. Все подробности узнаете на месте.
Незваный гость ушел, разрушив душевный комфорт и сладкую дрему Геннадия. Он зашел в кухню, поставил на огонь джезву и достал новую пачку сигарет. Курил и смотрел на воду в джезве, почему долго не закипает? Закипела! Достал кофе. Аромат кофе вернул ему душевное спокойствие.
— Ничего, — сказал он сам себе, — до двух часов оклимаюсь. Бедная Нина! Но я-то при чем? Я уже давно ушел с фабрики!

К двум часам Слонецкий приехал к следователю. Геннадий был хорошо одет, подстрижен, настоящий франт. Никаких следов вчерашнего празднования не осталось на его лице. Держал себя спокойно и уверенно. Однако беседа с Чурсиным ввергла его в состояние шока. Он был вызван не как свидетель, а как обвиняемый в убийстве Нины Бондик. Как сказал следователь, его вина уже почти доказана. В момент убийства Геннадий Алексеевич Слонецкий находился в ресторане, расположенном в том же доме, что и офис детектива Трубникова. По версии следователя, Слонецкий, получив указание по телефону, прошел в офис детектива, убил Нину и вернулся в ресторан. Официант подтвердил, что Слонецкий примерно в это время выходил якобы в туалет. Свое знакомство с Ниной Бондик Слонецкий не отрицал, поскольку много лет работал на фабрике. В библиотеке на фуршете в честь десятилетия «Свободного слова» был.
Услышав эти новости, Геннадий открыл глаза и рот и долго молчал, хотя Чурсин повторял ему один и тот же вопрос: «За что вы убили Нину Бондик?»
Слонецкий закрыл рот, сердце наполнилось тоской, а в голове засвербила мысль: «Я попал в переплет. Все карты ложатся против меня».
Его отпустили, взяв подписку о невыезде. Он позвонил Павлу Скобелеву, но Павел задавал те же вопросы, что и следователь. Возмущение Геннадия разбилось о несокрушимую уверенность Павла в его виновности. Единственное полезное, что он узнал из разговора со следователем и с Павлом — фамилия детектива, параллельно проводящего свое расследование убийства Нины. Геннадий позвонил Трубникову, тот пообещал сегодня же принять его. Немножко полегчало, появился хоть и слабый, но все-таки свет в конце тоннеля.  Однако ему было трудно избавиться от шока, бури эмоций. Наверное, подобные эмоции испытывает зверь, загнанный в угол.
— Вот уж не думал, что убийство Нины будет связано с моим обедом в ресторане!
К Трубникову он пришел в четыре часа. Геннадий уже успел успокоиться, изложил детективу свою просьбу. Разыскать истинного убийцу Нины. Клялся, что не убивал ее. Удивлялся вслух реакции Павла Скобелева:
— Он от негодования кипел! «Вы (перешел на вы, а раньше был на ты) у нас работали! Мы вам доверяли!» В его пламенную речь невозможно было вставить ни слова. Павел абсолютно уверен в том, что я убил Нину, что я в сговоре с рейдерами! У меня есть несколько акций кондитерской фабрики, наверное, это навлекло на меня подозрение. Но я не убивал Нину! О подготовке рейдерского захвата только сейчас услышал. Не было мне никаких указаний по телефону! Чурсин забрал его на проверку. Он многозначительно намекнул, что у меня может быть два и три телефона. Он у меня один-единственный!
Я еще сегодня утром проснулся и думал, что у меня есть друзья! К вечеру друзья исчезли. Все как один! Я не идеалист. Скоро сорок, но и мне стало неуютно почувствовать себя в абсолютной изоляции. Даже друзья детства вдруг оказались очень заняты. Цена дружбы познается в беде.
— Не только в беде, — сказал Трубников, — испытание радостью тоже не все проходят. Одиночество в радости ощущается еще больнее, чем в горе. Но мы отвлеклись. Вернемся к Нине Бондик. Если не вы, то кто?
— Понятия не имею!
— Расскажите мне о Нине. Вы хорошо знали ее?
— Работали на одной фабрике. Близкой дружбы не было. Она в близких отношениях с Костей. Обыкновенная женщина. Мне нравились ее деловые качества, хотя… Может быть, слишком дотошная, для нее не существовало мелочей. Во все вникала до мельчайших подробностей. Ее прозвали Семиглазой. Нет, она не подсматривала, не подслушивала, но каким-то образом все про всех знала. И обо всем докладывала Косте. Ее многие боялись, один Костя любил ее.
— Мне говорили, что у нее есть подруга. Она работала в Торгово-промышленной палате. Вы не знакомы с ней?
— Знаком, — тяжело вздохнул Слонецкий, — лучше бы я с ней не знакомился.
— Давно вы с ней познакомились?
— Алла сама пришла ко мне. Я ведь начал адвокатскую практику. Раньше, работая на фабрике, я иногда видел ее в приемной у Кости. Она заходила к Нине. Они часто вечером после работы шли то ли в театр, то ли в бассейн. Она нашла меня сама и попросила помочь ей. Я, к сожалению, не смог. Слишком…
Слонецкий замолчал и усиленно тер затылок, шею, левое плечо. Трубников удивленно смотрел на него.
— Простите, шейный остеохондроз, Зверски болят шея, плечо.
— О чем же вас просила Алла Петросова? И где ее можно найти?
— Где найти? Скорее всего, в психушке.
— За что вы ее так? Обидела вас?
— Нет! Мне ее очень жаль. Какая обида? Она действительно больна. У нее крыша поехала. Причем как-то неожиданно, сразу. Только что она прекрасно владела тремя языками, держала себя неприступной светской дамой, прекрасно и со вкусом одевалась. И вдруг… Сидит на скамейке возле своего подъезда, всем подряд улыбается, на ногах разные туфли, на плечах цыганский платок. Где она взяла его?
— А где она живет? Я не могу узнать ее адрес. Хочу поговорить с ней.
— Нет у нее адреса. Черные реэлторы выгнали ее из квартиры. По этой причине она и разыскала меня. Думала, я помогу ей квартиру вернуть. Не смог. Еще задолго до трагедии у нее украли документы, в том числе право на собственность. Я обратился по ее просьбе в Росреестр, но там мне выдали совсем другое: она не являлась владелицей квартиры. Когда она приватизировала свою квартиру, то был присвоен кадастровый (условный) номер. Мне выдали документы с другим номером. Затребовал предыдущие, снова другой номер. Ее квартиру несколько раз продали, когда она еще спокойно проживала в ней, ни о чем не подозревая.  Она только удивилась и не поняла, куда пропал ее паспорт. Подумала, что потеряла. Восстановить не успела. Боюсь, что моя помощь ей уже не нужна. Ей нужен хороший врач-психиатр.
Я несколько раз бывал в ее, уже бывшей, квартире, когда она еще жила там. Знаете, что меня удивило? Мебель, абсолютно вся мебель, очень дорогой ковер, книги… У нее была хорошая библиотека. Все! Даже посуду погрузили в машину, вывезли и сожгли! Кто их нанял, не знаю. Но сжигали при мне. Я хотел забрать ее шубу, чтобы вернуть ей. Шуба норковая. Алла могла бы продать ее и жить какое-то время на съемной квартире. Не дали. На моих глазах шубу тоже сожгли! Зачем? Я не понял. Впрочем, я не понял, как такое случилось, что Алла в одночасье потеряла рассудок? Уж очень страшная метаморфоза. Даже если вы сможете ее найти, вряд ли она поможет вам в расследовании убийства Нины, хоть они и были подругами.
— Да, я бы тоже удивился, если бы на моих глазах сожгли всю мебель, книги, одежки и даже шубу. У Аллы есть родственники? Вдруг она сейчас живет у них?
— Есть. Двоюродная сестра живет в Азове. Но они не поддерживают дружеских отношений. Даже с новым годом друг друга не поздравляют. Вряд ли. Наверное, просит где-нибудь милостыню. Жалко ее, но чем ей помочь? Не знаю. Я сейчас сам нуждаюсь в помощи. Надеюсь на вас. Я все оплачу. Только помогите мне. Чурсин подозревает меня в убийстве Нины! Вся моя вина в тм, что во время убийства я обедал в ресторане, который находится в этом же доме.
— Какие отношения у Скобелева с его сыновьями? Павел или Володя могут пойти против него?
— Зачем? И без того каждый имеет. А насчет отношений, не знаю. Чужая семя  потемки. С виду все нормально. Володя энергичнее, инициативнее. У него есть характер и воля, но он очень дерзок и груб. Не обзавелся семьей. Правда, он еще молод. Павел сильно уступает ему по волевым качествам, хоть он и старше.
— Фараджева, Стаценко?
— Я бы не поверил, если бы мне сказали, что Вера или Валера пошли на убийство, на сговор с рейдерами. Обыкновенные люди. На роль тайного злодея не тянет ни Вера, ни Валера. Да и ради чего? Еще больше денег и власти? Они оба вполне адекватные люди. Для них власть всегда сопряжена с ответственностью. Рейдерский захват (если он действительно планируется) затеял тот, кто выдоит кондитерскую фабрику досуха и скроется, продав то, что от фабрики останется. Либо конкуренты. Ведь дела на фабрике идут очень хорошо. Не знаю. У меня нет своей версии. Мне жаль Нину, а еще больше самого себя. Я надеюсь на вашу помощь. Помогите мне! Я не убивал ее! Я спокойно обедал, когда произошло убийство. Вы верите мне?
— Хм, кто-нибудь может подтвердить? Официант?
— Но вы же сами знаете этих официантов! Он ходит туда-сюда. Люди кушают. Людей было мало. Один парень сидел у окна, смотрел в свой ноутбук и ел. Мать с мальчиком дошкольного возраста зашла, когда я уже собирался уходить. Еще двое мужчин обедали в другом конце зала. Они были заняты едой и беседой, в мою сторону не смотрели. Некому подтвердить.
— Но вы никуда не выходили?
— Руки мыть ходил перед обедом, а потом еще раз вышел, умылся. Было душно. На кой черт я пошел в этот ресторан? Лучше бы ходил голодным.
— Где вы обычно обедаете? Дома?
— На ходу. Забрасываю в рот, что под руку подвернется. А в тот раз решил поесть по-человечески. Домой далеко ехать. Я же на Туполева живу. Живу один. Сам себе не готовлю. Колбаса, колбаса и снова колбаса. Весь мой рацион.
— В разводе?
— Да. Уже третий год. К моему счастью, оказался без прямых наследников дед Афанасий — двоюродный брат мамы. Я получил в наследство его дом. С женой к тому времени уже развелся. У нас с ней однокомнатная по ипотеке. Я отказался в ее пользу. Сам то у мамы поживу, то на съемной квартире. А тут дед умер, царство ему небесное! Хороший дом, только далеко от центра. Даже огород есть.
— Давно занялись адвокатской практикой?
— Начал давно, еще на фабрике работал. Тогда уже судебные процессы посещал, читал, думал. А по-серьезному около года. Зато успешно! Уже пять процессов выиграл! Может быть, это мои конкуренты?
Трубников спрятал улыбку:
— Сомневаюсь. Вы хотите, чтобы я помог вам?
— Да. Подписать договор? Заплатить? У меня есть счет, я могу сейчас дойти до банка, оплачу. Чурсин уверен, что это я убил Нину, разубедите его.
— Постарайтесь сейчас сосредоточиться и вспомнить фуршет в Донской государственной публичной библиотеке на юбилее газеты «Свободное слово».
— Уже сосредоточился. Вам надо узнать, с кем говорила Нина? Сейчас, подождите. Я говорю с Дурыкиным, то есть с Дыкиным. Много людей. Вера любезничает с Сербиным, оба смеются. Павел стоит в гордом одиночестве и глотает одно пирожное за другим, словно три дня не ел. Нина… Где же она? Заходят дети. Девочка читает стихи. Дыкин целует ее в макушку. Дети уходят. А! Вот Нина! Она медленно отходит от окна и идет мимо меня. Кивнула мне, я ответил тем же. Она прошла сквозь весь зал и ушла в дальний угол. Я не вижу, кто там? Она какое-то время стоит неподвижно, потом отходит к двери. Вот! Точно! Я вспомнил! Очень быстро мимо нее, не обращая на нее внимания, проходит Байков. Вы знаете Байкова?
— Да. Где находится Владимир Скобелев? Где Стаценко?
— Стаценко любезничает с девушками, работающими в библиотеке. Он бабник! Всегда таким был. За что только они его любят? Красивый как шимпанзе! Где Володя? Не вижу. Подождите, сейчас, — Геннадий отчаянно тер пальцами виски, морщил лоб, который вспотел от непомерно тяжелой умственной деятельности. — Нет! Не помню! Я не видел Володю. То есть в самом начале на торжественной части он был, а потом… Ушел рано? Странно. Он приехал вместе с Павлом на его машине. Обычно они если вместе приезжают, то вместе и уезжают. Надо спросить у него. Но я ведь и не ставил такой задачи — следить за ним. Я просто стоял там и болтал с кем-то о чем-то. Просто я мог не обратить внимания на него. Он мог находиться где-то рядом со мной, но вне поля моего зрения.
— Вы долго помогали ему по просьбе Константина Романовича?
— Костя позвонил мне, попросил, я не смог отказать. Два месяца я ходил два раза в неделю. Володя и без меня сам с усам, но везде своя специфика. В экономической академии этому не учат. Ввести в курс дела надо было. Подстраховать. Я ведь много лет работал на фабрике, как говориться, собаку съел.
— А кто там работал после вас?
— Никто. Костя сам. Он в последний год сильно сдал, болеть стал. А раньше ого как пахал, мы за ним угнаться не могли. Честно говоря, мне не столько Нину жалко, сколько его. Он любил ее. Слышал, он снова в больнице? Он бы заступился за меня. Что с ним? Сердце?
— Гипертонический криз. Вы говорите о Нине с неприязнью, называете ее семиглазой. За что же он любил ее?
— А кто его знает? Только без нее ему будет трудно.
— Она его тоже любила?
— Не знаю. Я действительно относился к ней не очень благосклонно. Мне кажется, она не способна на высокое чувство. Слишком умна, педантична, осмотрительна и переполнена благочестием. Простите, о мертвых или хорошо или ничего. Царство ей небесное.  Но я так и не понял, договор в силе? Я могу надеяться на вашу помощь? Я все оплачу, хоть сейчас.
— Я уже занимаюсь расследованием, а поможет это вам или нет? Там видно будет.
Геннадий вздохнул с облегчением.


Глава 8

Саша долго объяснял в отделе кадров Торгово-промышленной палаты о том, кто он и зачем ему понадобилась Алла Евгеньевна Петросова. Отдел кадров занимал небольшую комнату, где стояли три стола. За двумя сидели две женщины, третий занимал маленький аквариум. В аквариуме мирно спали два тритона. После того, как Саша уже в десятый раз повторил, что он работает в детективном агентстве  Николая Федоровича Трубникова, которое проводит расследование убийства Нины Ивановны Бондик — подруги Петросовой, оба тритона проснулись и вытаращили на него глаза сквозь стенку аквариума.
Заведующая отделом кадров — высокая женщина, которая очень следила за своим лицом, но не за фигурой, не хотела говорить ему ничего о Петросовой. На все просьбы Саши повторяла одно и то же: «Петросова уже почти год как ушла от нас по собственному желанию». Он просил дать ее адрес, высокая женщина только качала головой с крашеными белыми волосами и важно поджимала губы. Ее помощница испуганно выглядывала из-за компьютера и казалась забитым мышонком. Рабочий день подходил к концу, отдел кадров закрывали.  Сашу попросили уйти, так и не дав никакой информации о нынешнем местопребывании Петросовой. Единственное, что он здесь узнал — отчество Петросовой, больше ничего. Саша вышел на Ворошиловский. Седьмой час вечера, жарко и душно. На душе тигры скребут. Что он скажет шефу? Где искать бывшего переводчика Петросову? Странно, почему они сделали тайну из ее местопребывания? Почему бы не сказать, где она работает сейчас? Где живет?
Саша медленно пошел к подземному переходу, хотя ему и не надо было никуда переходить, чтобы вернуться к себе на Кировский, 42. Но возвращаться к Трубникову не солоно хлебавши ему совсем не хотелось. Медленно спустился и зашел в маленький кафетерий, привлеченный запахом сдобных булочек. Вспомнил, что сегодня забыл пообедать. Взял булочку и кофе. Сидячих мест здесь не было, он стоял у окна и удрученно жевал булочку, уставясь в окно. Мимо проходили люди, много людей. Большинство спешили, но некоторые шли медленно, устало. Медленно и устало шла девушка, ни на кого не смотрела, была чем-то огорчена. Саша чуть не подавился булочкой, это была та самая забитая мышка, которая выглядывала на него из-за компьютера в отделе кадров. Он оставил булочку и недопитый кофе на столике и пошел за ней.
Саша догнал Мышку, пошел рядом с ней. Однако она, погруженная в глубокую задумчивость, не замечала его. Они прошли по подземному переходу и вышли на Большую Садовую. Мышка медленно шла, не замечая никого вокруг. Саша робко закашлял. Она вздрогнула и оглянулась на него.
— Вы преследуете меня?! — с возмущением сказала она.
— Нет, что вы! Я всего лишь хочу пригласить вас на чашечку кофе.
— Неправда. Вас не я интересую, а Петросова! Не надо врать!
— Простите, но я не вру. Меня интересуют и Петросова, и вы. На той стороне кафе «Академия». Может, зайдем туда, посидим?
— Нет, спасибо. Единственное, что вас интересует — это Алла. О ней не любят говорить на работе. Если вы сможете ее найти, то поймете, почему.
— Дайте мне ее адрес, я обязательно найду ее. С ней что-то случилось?
— У нее нет адреса.
— Не понял? Должна же она где-то жить.
— Господи! Какие же все они сволочи! — сказала Мышка, возмущенно глядя на Сашу. — Еще совсем недавно она работала с нами, ее уважали. А сейчас… Они ее даже на порог не пустят! Руки не подадут, как будто она в чем-то виновата! А может быть, и виновата, я не знаю. Мне жалко ее. Она прекрасно владела тремя языками, когда приезжали делегации, то приглашали ее, а не других переводчиков. Теперь она даже русским уже не владеет.
— Спилась?
— Нет, увидите, поймете.
Мышка остановилась, открыла сумочку и достала кошелек. Вынула тысячную купюру и подала ее Саше. Он удивленно смотрел на Мышку, на деньги:
— Зачем? Зачем вы даете мне деньги?
— Это не вам, а ей. Отдайте ей от меня, только не говорите, что это от меня, чтоб на работе никто не узнал. Вы сможете найти ее на Александровском подворье. Она иногда бывает там.
— Но как я ее узнаю? И что это такое? Александровское подворье?
— Церковь. Неподалеку от Горгаза, что на Шолоховском. Там еще трамваи. Спросите, найдете. А как узнаете? Не знаю. Я ее теперь и сама с трудом узнала. У меня племянник недавно родился. Мы ездили туда крестить его. Там я ее и увидела. На паперти милостыню просила. Она меня не заметила, а я к ней не подошла, сейчас корю себя за это. Надо было подойти, а я чего-то испугалась. Цыганский платок. Тогда у нее на плечах был большой цыганский платок: большие яркие цветы на черном фоне. Впрочем, цыганский платок в другой раз может отсутствовать. Я еще удивилась, почему она в платок кутается? На улице жара! Возьмите деньги, отдайте ей, если вы действительно будете ее искать.
Она вряд ли поможет вам в проведении расследования. Как такое происходит? Живет человек, все имеет: квартиру, достаток, работу по специальности, высшее образование. И вдруг в одночасье все теряет и просит милостыню на паперти? Я не знаю, что с ней произошло, никто ничего не понял. Все только дружно отвернулись от нее. И я тоже не подошла, сама не знаю, почему? Мне за себя стыдно. Все равно я не хочу больше встречаться с ней, хоть мне ее и жалко. В конце концов, каждый человек сам кузнец своего счастья или несчастья. Она сама виновата в том, что с ней произошло. Почему она так легко сдалась? Втянулась в нищенство, забыла все иностранные языки, все забыла. Ну вот, чем я теперь могла бы ей помочь? И жалко ее и досадно. Извините, но вы меня оставьте. Я все вам сказала. Все что знаю про нее. А теперь я хочу побыть одна, у меня голова разболелась. Только не говорите никому, что я вам о ней рассказала. У нас на работе ее имя под запретом. По какому-то негласному сговору все постарались забыть о ней, словно ее никогда не было в Торгово-промышленной палате.
— Большое вам спасибо, я обязательно найду ее. А денег не надо, я сам ей тысячу дам. Спасибо, что сказали. И все же, где она жила раньше? Ведь в отделе кадров должен быть ее старый адрес. Если вдруг я не найду ее на Алексанровском подворье, то пойду к ее бывшим соседям, поспрашиваю их.
— Я не знаю ее адрес, но могу узнать. Завтра я буду возвращаться домой этой же дорогой в это же время. Подходите, я постараюсь узнать ее адрес. А сейчас я хочу побыть одна.
— Спасибо, большое спасибо, простите, не знаю, как вас зовут?
— До завтра.
Мышка пошла дальше, так и не назвав своего имени. Саша еще долго стоял глядя ей вслед, переваривая полученную информацию. Переварить так и не смог, потому что ничего не понял. Посмотрел на часы — скоро семь часов вечера.
В церквах по вечерам бывают службы, еще успею. Горгаз на Шолоховской… Значит, надо пройти на Красноармейскую и проехать до Горгаза, а там спрашивать у старушек, где церковь? Вот уж не думал, что расследование убийства приведет меня в церковь.
Саша равнодушно относился к религии, к православной церкви. Его мама тоже была атеисткой и со скептической усмешкой смотрела на богомольных соседок. Она не ходила в церковь, Саша тоже ни разу не был в церкви.  Считал молитву бесполезным занятием. Верил  в то, что, окончив академию, сможет устроиться на хорошую работу или останется у Николая Федоровича, там видно будет. В любом случае его будущее зависит только от него самого, от помощи и благосклонности шефа, а не от молитв. Тайны смерти и загробной жизни интересовали его наравне с тайнами Бермудского треугольника или пришельцами из космоса. Он привык всегда чувствовать поддержку мамы, шефа, друзей. Жизнь не «баловала» его испытаниями духа, а сам он был уверен, что с духом у него все в порядке. Церковь у него ассоциировалась со старушками, которые спешат весенним утром в церковь с букетиками вербы. Такими он их видел из окна своего дома. У него дома не было икон и другой атрибутики религии.
Он быстро нашел Александровское подворье, шла вечерняя служба. Его удивило обилие дорогих машин, стоящих возле церкви. Уж верно такие машины поджидали с окончания службы отнюдь не богомольных старушек. Нищих на паперти не было. Он зашел в церковь, пел хор, пахло ладаном. Много старушек и много мужчин среднего возраста с виду вполне благополучных и упитанных. Саша остановился возле двери, осмотрелся, позвонил его телефон. Он поскорее вышел, посмотрел на номер, звонила мама.
— Саша, ты, когда домой будешь ехать, купи хлеба, а то я забыла, выходить уже не хочу. Ты скоро?
— Я не знаю. А хлеба куплю, не волнуйся. Батон?
— Да, и венских булочек, если будут.
— Я куплю батон и пять венских булочек. У тебя все нормально?
— Да. Я приготовила твои любимые куриные окорочка в духовке. Если поторопишься, то еще будет хрустящая корочка.
— Спасибо, на хрустящую я уже не успею. Они и так вкусные. Ну, все? Я пошел?
Саша сунул телефон в карман и хотел снова вернуться в церковь, но в это время из церкви вышла пожилая женщина, которая, как он только что видел, чистила воск от свечей. Он подошел к ней:
— Простите, я разыскиваю одну женщину — Петросову Аллу Евгеньевну.
— Не знаю, — улыбнулась и покачала головой служительница.
— Мне говорили, что она иногда сидит здесь на паперти в цветастом цыганском платке.
— Маша? — удивилась служительница, — почему Алла? Ее Маша зовут. Она сейчас за двором убирает, подождите здесь. Я скажу ей, чтобы она вышла к вам. А вы ей кто? Родственник?
Служительница строго смотрела на Сашу. Он молчал, не зная, что ответить, чтобы не спугнуть ее. Рассказывать ей о расследовании убийства он поостерегся.
— Нет, я не родственник. Мы раньше работали вместе в Торгово-промышленной палате, — соврал Саша, не моргнув глазом, заодно пытаясь проверить, она ли это?
— В какой палате? В палатке? Торговали? Нет, тогда это не она. Маша не торгует, не умеет.
— И все же я вас очень прошу, помогите мне увидеть ее. Мне надо с ней поговорить. Это очень важно. Ведь вам это ничего не стоит.
Служительница вздохнула, перекрестилась.
— Ладно, жди здесь.
Саша уже не заходил в церковь, стоял на ступеньках, ждал. Из церкви доносилось пение хора. Красиво пели. В детстве Саша окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Сейчас его репертуар составляли всего лишь два произведения: «Сурок» Бетховена и «Старинная французская песенка» Чайковского. Иногда по настроению любил импровизировать, но редко. Он и дома-то бывал редко, на музыку не хватало времени. Слушал с интересом. Пели чисто. Похоже, что профессионалы.
Пожилая женщина с веником в руках шла к нему:
— Это вы меня спрашивали? Я Маша.
Саша смутился под ее взглядом. Глаза старушки смотрели пристально, насквозь. Ему даже стало не по себе. Она, очевидно, почувствовала его неловкость и улыбнулась.
— Да вы не смущайтесь. Вы кого разыскиваете?
— Аллу Евгеньевну Петросову. Она раньше работала в, — он снова замялся, вспомнив какое впечатление произвело на служительницу упоминание о Торгово-промышленной палате, — она владеет тремя иностранными языками, — выпалил он и облизал пересохшие губы.
— А! Так ее нет сейчас. Это вам цыганочка нужна, а не я.
— Цыганочка? Ну да, конечно, она еще в большом цыганском платке ходит. Яркие большие цветы на черном фоне.
— Цыганочка, — утвердительно кивнула головой Маша, — завтра приходи. Завтра или послезавтра. Она иногда приходит. Я если увижу ее, то скажу, что ты искал ее. Тебя как звать? Ты ей кем приходишься? К себе-то не заберешь?
— Мы не родственники.
— А чего ж тогда ищешь? Не подходи уже к ней. И без того намучалась.
Она махнула рукой и ушла. Саша подавил боязливый вздох. Нашел! Но почему цыганочка? Из любви к цыганскому платку? Ладно, буду надеяться, что это она. Завтра с утра пораньше, а сейчас в офис к шефу с докладом. Вряд ли он обрадуется, он ждет меня с ней, поди-ка найди эту Петросову-цыганочку! И надо ли ее искать? Если она уже все потеряла, даже собственное имя.


Глава 9

В этот день Трубников обедал один. Саша ушел на поиски Петросовой. Он сидел в ресторане и задумчиво уничтожал бифштексы. Пытался понять, кто же мог позвонить из поликлиники? Почему курьером оказалась женщина? Убийца имеет сообщницу? Никто из типографских не вхож в элитную поликлинику, но кто-то же позвонил! За день через поликлинику проходят тысячи пациентов. Любой мог воспользоваться телефоном. У Павла есть жена, но она ходит только в свою районную поликлинику. Жена Стаценко ждет ребенка. Она тоже ходит в районную поликлинику. Почему именно жена? Сообщницей может быть подруга. Много подруг у Володи. Надо проверить, не имеет ли его нынешняя пассия страховой полис, позволяющий пользоваться этой элитной поликлиникой. Он говорил, что ее зовут Роза. Надо дать задание Лукашову.
Вечером этого же дня Лукашов приехал и доложил:
— Вакажева Роза Хаджесмильевна, 20 лет, образование среднее. Нигде не работает, не учится. Вторую неделю проживает у Владимира Скобелева. Раньше жила в Новочеркасске в гражданском браке с предпринимателем Угаровым. Угаров сейчас находится под следствием (мошенничество). С Угаровым Роза прожила полгода. Он купил ей страховой полис, позволяющий пользоваться услугами поликлиники, откуда был сделан телефонный звонок. В тот день Роза была в поликлинике у стоматолога. Она вполне могла позвонить по телефону Лене и представиться курьером. Проверить, звонил ли ей Владимир Скобелев, не имею возможности, не знаю номера телефона Владимира. Мне удалось выяснить, что Роза родилась и выросла в Кисловодске, там живут ее родители. Я видел Розу. Она очень красивая: высокая стройная, короткие черные вьющиеся волосы, смуглая кожа. Очень хорошо и со вкусом одета. Володя Скобелев часто ходит с ней по гостям. У него много друзей.
— Если она так красива, — сказал шеф, — то придется послать за ней Сашу.
— Конечно, девушки охотно знакомятся со мной, — сказал Саша, — но все же вы переоцениваете мои возможности. Смею надеяться, что смогу уговорить Розу пообедать со мной в ресторане, но посетить детективное агентство, это вряд ли.
— Привези ко мне Розу. Володя сейчас находится в больнице у отца. У тебя есть время есть время, может быть часа два. Если вдруг не сможешь уговорить ее прийти ко мне, то напугай ее, заставь нервничать. В твое распоряжение поступает Володя Лукашов.
— Мне надо следить за Розой, если она с перепугу начнет делать что-то не то? — спросил Лукашов
— Ты все правильно понял.
Саша в задумчивости вышел следом за Лукашовым в приемную. Лена набирала что-то на компьютере и не обращала на него внимание. Саша подошел к окну, смотрел на прохожих и не видел их. Он, конечно, с удовольствием познакомиться с красивой девушкой, но как заставить ее волноваться?
Он повернулся спиной к окну и посмотрел на Лену. Она оторвалась от работы и вопросительно посмотрела на него.
— Лена, сделай одолжение, дай набрать несколько слов.
— Пожалуйста. Подожди, сохраню. Я сегодня еще не поливала цветы.
В приемной было много азалий, Лена очень любила их. В кабинете шефа цветов не было. Лена несколько раз ставила цветок на подоконник, в другое место, но всегда шеф или Саша роняли его на пол. Лена шептала что-то обращаясь к каждому цветку, когда поливала их. Саша сел за компьютер и снова впал в глубокую задумчивость. Начал набирать:
«Роза! Тебя засекли, когда ты звонила из поликлиники!  Уезжай немедленно! Мне не звони — это опасно. Я тоже не смогу тебе позвонить. Доверяй посыльному».
Саша распечатал страничку, сложил ее и спрятал в карман. Удовлетворенно вздохнул и, попрощавшись с Леной, пошел на Ворошиловский, где в квартире Владимира Скобелева жила Роза.
Лукашов уже был там. Саша пешком дошел до нового многоэтажного дома, поднялся на лифте на седьмой этаж. Нашел дверь под номером 139, позвонил. Немного подождал, позвонил еще раз. Ответа не было. Саша позвонил еще несколько раз. Тихо. Он достал из кармана листок и подсунул его под дверь. Отошел к лестнице, раздумывая: спускаться по лестнице или вызвать лифт? Начал медленно спускаться по лестнице,  когда услышал, что дверь отворилась. Он быстро поднялся по лестнице. Дверь квартиры Владимира Скобелева была открыта. На пороге стояла девушка с полотенцем на голове, в легком бежевом халатике.  Она держала в руке лист, который Саша подсунул под дверь, читала его.
— Какое странное послание, сказала она, обращаясь к Саше, — это вы принесли?
— Да, — Саша с трудом сдержал себя, чтобы не  улыбнуться и восторженно не завилять хвостом. Красота девушки превзошла самые смелые фантазии. Очевидно, она только что приняла душ, от нее пахло шампунем и полевыми цветами.
— Объясните, что все это значит?
— Простите меня за дерзость, Роза! Это все я сам придумал только ради того, чтобы познакомиться с вами. Вот уже несколько месяцев я не сплю ночами и думаю о вас. Я давно превратился в вашу тень, следую за вами всюду, но вы не замечаете меня. Простите мне мою дерзость и эту глупую писанину, но я просто не знал, чем могу обратить на себя ваше внимание.
— Мое внимание? — улыбнулась Роза, — полагаю, что за вашим красноречием все же кроется какое-то дело? Что вас привело ко мне?
— Нельзя ли мне войти?
— Нельзя. Мужу не понравится, что я принимаю мужчин в его отсутствие. Подождите возле подъезда. Я оденусь и выйду к вам.
Она решительно закрыла дверь перед его носом.
— Однако! — подумал Саша, — та еще штучка! Даром, что молодая. Редкое сочетание: красивая и умная. Все она сразу поняла, но не подала виду, умеет держать себя в руках. А я-то думал, что если ей всего лишь двадцать лет, то все будет легко и просто. Не ожидал. Но до чего же она хороша! Физиологический возраст — лет восемнадцать. А психологический намного больше. Молодая акула. Не Роза, а Акулина.
Саша вышел из подъезда и остановился. Придется ждать ее здесь. Только бы она вышла. Вместо нее из подъезда вышел Лукашов, подмигнул едва заметно Саше и скрылся в табачной лавке. Она не заставила себя долго ждать. Теперь она была одета в джинсы и белую футболку, была похожа на мальчика-подростка.
— Представьтесь, пожалуйста, — строго сказала она Саше.
— Александр! — гордо сказал он.
— Фамилия, должность. Вы думаете, я не знаю, что вы работаете в детективном агентстве?
— И это самое лучшее агентство в мире, — продолжил в тон Саша
— Что же от меня надо детективному агентству? Зачем вы вытащили меня из ванной?
— Простите, я бы подождал. Надо было завершить водную процедуру. Спасибо, что вышли и говорите со мной. Наше детективное агентство оказывает помощь всем людям…
— Для меня это большая честь, но какую помощь вы хотите оказать мне?
— Могу пылесосить и мыть полы, по которым вы ходите. Носить за вами зонтики от солнца и от дождя в зависимости от погоды.
— Пока с этим справляется муж. От детектива обычно ожидают другого. Детектив — это погоня, перестрелка. В конце всегда наказано зло, а смелый законник получает награду. Вы смелый? или в зависимости от погоды?
— Абсолютно верно подмечено. Я очень метеочувствительный. Но если вы уже знаете, что я детектив, то знаете и то, что вчера в офисе детективного агентства на Кировском, 42 произошло убийство. Убита Нина Бондик — секретарь генерального директора кондитерской фабрики Скобелева. Наверное, вы были знакомы с ней? Ведь ваш муж работает на этой фабрике.
— Да, Володя работает юрисконсультом на фабрике у отца. Я знакома с его отцом и братом, но не с секретаршей отца. Володя что-то говорил мне об этом, но я не люблю слушать про убийства. Я всегда любила сказки, а не детективы. Так вы сейчас расследуете убийство? Кто же вас нанял? Нина Бондик успела нанять и оплатить?
— Нет, не успела.
— Ах, да! Я поняла! У Нины нашлись родственники, которые хотят восстановить справедливость.
— Нет, у Нины нет родственников. Единственный близкий человек — Константин Романович сейчас болен. В данном случае агентство работает само на себя.
— Как это? — засмеялась Роза, — а платить, кто будет?
— Никто. Николай Федорович возмущен тем, что Нину убили в его офисе. Поклялся, во что бы то ни стало найти убийцу и предать суду. Для него это дело чести. Он направил меня к вам, потому что любая информация о погибшей важна. Прошу вас пройти со мной в агентство, это совсем рядом.
— Но я же не знала ее! Никакой информации у меня нет. Сожалею, но ничем помочь не могу. Я даже ни разу не видела ее, как ее зовут?
— Нина Ивановна Бондик. Но вы же слышали о ней, вы же знакомы с отцом мужа? Разве вы не бывали у него в гостях?
— Нет, надеюсь, что это еще впереди. Я имею в виду визит к отцу Володи. А услышала о ней впервые вчера в день убийства от Володи. Володю вызвал следователь, потом он был у детектива.  Он рассказал мне о смерти секретарши отца. Извините, но вы зря потратили время.
— И все же возьмите визитку, вдруг понадобиться?
— Почему бы и нет?
Роза сунула визитку в карман и ушла в подъезд. Саша остался один. Он зашел в табачную лавку, где Лукашов внимательно рассматривал трубку
— Надеюсь, что сумел зацепить ее, — сказал Саша Володе Лукашову, — побежит сейчас к своему патрону.
— Я ее провожу, — ответил Лукашов.
Саша вернулся в офис, доложил шефу:
— Я хорошо зацепил ее. Однако надо отдать ей должное. Держит она себя великолепно, даже бровью не повела.
— Жаль, что ты не привел ее. Что ж, придется подождать.
Будем ждать, — согласился Саша, — время терпит.
— Я бы так не сказал. Я должен поговорить с Розой до того, как она пообщается с мужем. А для этого у меня всего лишь час. Сейчас Владимир в больнице у отца. Я уговорил врача задержать его. Он сказал, что больше часа удерживать его не сможет. Впрочем, если моя теория ошибочная и Роза не звонила из поликлиники, то она спокойно будет сидеть дома и ждать мужа.
Позвонил врач, сообщил, что оба сына настояли на выписке отца под их личную ответственность. Его уже увезли домой.
— Разве его можно домой?
— Если дома спокойная обстановка, хороший уход, то можно. Обещали, что наймут сиделку с медицинским образованием. Ему нужен покой и хороший уход.
— Спасибо, что сказали.
Трубников позвонил Лукашову. Он объяснил, что Роза не выходила из дома.
— После того, как приедет Владимир, можешь прекратить наблюдение.
— Приехать к вам с докладом?
— Нет, позвони.
Саша сел за стол и начал размышлять вслух. Звонили из поликлиники, это абсолютно точно. В это время Роза была там. Владимир мог попросить ее об этой услуге. От поликлиники до нашего офиса я спокойным шагом дойду минут за десять. И Роза тоже могла. Роза — убийца!
— Каждый, несмотря на алиби, может быть убийцей. Но я считал, что Роза захочет срочно уехать. Отправится на вокзал или в аэропорт. Этого не произошло. Либо у нее очень крепкие нервы, либо звонила не она.
— А кто? У Володи есть очень веский мотив. После смерти отца, а он уже на ладан дышит, у руля встанет Павел. Володя «прокиснет» в юристах. Уверен, что ему самому не терпится взять бразды правления в свои руки. А как? С помощью рейдерского захвата. Если мы не найдем убийцу в ближайшее время, то рейдерский захват не за горами, тогда все обнаружится.
— Насчет того, что рейдерский захват не за горами, я с тобой согласен. Байков улетел в Париж.
— Он главный рейдер?
— Нет, посредник. У него большой послужной список. Почерк всегда один и тот же. В самый критический момент, он срочно уезжает за границу.
— Почему же он не за решеткой, если он уже давно промышляет рейдерством?
— Скользкий. К тому же, рейдерские захваты всегда долго и тщательно планируют, а законодательная база оставляет желать лучшего. У Стаценко тоже есть мотив. Прыгнуть из главных механиков в генеральные директоры.
— А Слонецкий?
— У нас есть общие друзья, я склонен верить им. Хотя все улики указывают на него. Слишком легко и просто. Я не верю в простые решения. Нина говорила, что подошла к одному из руководящих работников фабрики, чтобы спросить про пирожные. Но ведь Слонецкий работал на полставки и к пирожным отношения уже не имел. В любом случае у преступника есть сообщница, которая выманила Лену из офиса.
Снова позвонил Лукашов:
— Владимир Скобелев только что приехал домой.
— Спасибо, ты свободен.
Трубников посмотрел на часы, был восьмой час вечера.
— Саша, ты можешь идти домой.
— Вы поедете позже? Кого-то ждете?
— Да, подожду минут двадцать. Владимир Скобелев, по моему мнению, либо позвонит, либо приедет, чтобы поскандалить. Тебе лучше уйти, чтобы не объяснять причину твоего визита к его подруге, он все равно не поймет.
— А я не боюсь! Однако, пожалуй, уйду в университет. Еще на последнюю пару успею. Иногда все же надо посещать лекции.
— Удачи, студент, — улыбнулся ему на прощание Трубников.
Володя Скобелев позвонил вскоре после его ухода. Наполнил возмущенным криком кабинет детектива и приемную. Но Трубников сумел успокоить его. Спросил, зачем они забрали Константина Романовича из больницы.
— На даче ему будет лучше, чем в больнице.
— Разве не требуется наблюдения врача?
— Наймем сиделку-медсестру. Папа сам попросил забрать его. И вообще, я не понимаю ваших жалких попыток найти убийцу Нины. Ведь Чурсин уже нашел его.
— Кто же это?
— Слонецкий! Удивляюсь, что он все еще на свободе. Не тревожьте больше мою Розу, да и меня тоже оставьте в покое.
Трубников только хмыкнул в ответ. На этом разговор закончился. Он запер офис, включил сигнализацию, поехал домой. Когда шел из гаража к дому, купил пельмени.
В полночь его разбудил телефонный звонок.
— Приезжайте скорее, — сказал Константин Романович Скобелев, — Володю убили!
— Где находится ваша дача?
— На Северном море. Мне больно говорить. Даю трубку Паше.
Павел сказал точный адрес.
— Вы уже позвонили Чурсину? — спросил Трубников.
— Да, но он еще не приехал. Приезжайте, папа хочет, чтобы и вы были здесь.
Трубников узнал дачу сразу. Она была ярко освещена, рядом стояли машины. Поставил свою не доезжая до двухэтажного особняка. Немного прошел пешком. В доме уже находился следователь. У Константина Романовича был врач. Вид у старика был совсем плохой. Трубникова встретил Павел, начал рассказывать:
— Папа настоял на том, чтобы мы забрали его из больницы и привезли на дачу. Потом попросил нас всех собраться. Приехали Стаценко и Фараджева, Слонецкого не смогли найти. Мы все собрались в гостиной. Папа объявил, что хочет отойти от дел. Но передать правление он захотел не мне, а Володе. Я оставался бы заместителем, как при папе. Конечно, это задело мое самолюбие, но я подчинился воле отца. Стаценко и Фараджева не удивились, почему, не знаю. У Веры нет машины. Сюда ее привез Валера Стаценко. Она заказала такси, чтобы уехать домой. Ждать пришлось долго. Пили чай. Выходили курить. Володя ушел к себе. У него комната на втором этаже. У меня тоже. Но я остался вместе с Фараджевой и Стаценко. Машины все не было. Мы с Валерой начали спорить о новом оборудовании для вафельного цеха. Я говорил, что надо закупать новое, он хотел оставить старое.
Вера вышла, она отсутствовала недолго, минут пять, чуть больше. Папа уже спал у себя в комнате. Приехала машина. Я проводил Веру, она села в такси, уехала. Валера тоже собирался, мы с ним прощались. Я случайно бросил взгляд на окно комнаты Володи. Меня удивило закрытое окно. Я удивился вслух. Мы с Валерой поднялись на второй этаж. Дверь в его комнату была закрыта, но не заперта. Мы вошли. Он сидел на стуле за столом, была включена настольная лампа. Его ударили ножом в спину. Это наш нож. Мы обычно режем им мясо. Он очень острый. Я ничего не понимаю. Не было посторонних. Все свои. Но дверь… Входная дверь в дом была открыта. В дом легко мог проникнуть посторонний, только я не понимаю, кто и зачем? Я по просьбе Чурсина уже позвонил Фараджевой, она скоро вернется. Вы же хотите поговорить с ней?
— Конечно. Могу я осмотреть комнату, где было совершено убийство?
— Пойдемте, я провожу вас. Правда, там следователь со своими людьми, но все равно пойдемте. Помогите нам. Я совершенно не понимаю, что происходит. Мне страшно за отца, за жену и дочь. Я еще никогда не испытывал такого страха.
Трубников пробыл там до утра, но так и не дождался Фараджеву. Она позвонила, сказала, что вернулась домой с полпути, почувствовала себя очень плохо. Утром Трубников поехал в Александровку, в гости к Фараджевой, хоть она и просила его не приезжать из-за плохого самочувствия. Он легко нашел ее дом. Сам открыл калитку, зашел во двор. Ему очень понравилась маленькая беседка увитая виноградом. Подошел к двери, постучал. Тишина. Он постучал сильнее. Тишина. Она должна быть дома. Спит? Или ее увезли в больницу? Все же у нее гипертония.
Обычно Трубников никогда не нарушает законы, но сейчас… Почему-то он был уверен, что она дома, просто не хочет ни с кем общаться. Но ему обязательно надо было с ней поговорить. И очень хотелось поговорить с ней до того, как с ней поговорит Чурсин. Он медленно начал обходить дом. Небольшой деревянный дом с низкими ставнями. Окно в кухне с раскрытыми ставнями, остальные закрыты. Наверное, вечером забыла закрыть. Или специально оставила, чтобы шел свежий воздух. Он снял москитную сетку и залез в окно. Какая маленькая кухня! Наверное, метров пять. В доме было очень тихо. Он медленно вышел из кухни в большой зал. Пусто. Вязаные половички под ногами. Старые обои. Дом явно нуждался в ремонте. Под ногами предательски скрипнул пол. Сразу же эхом скрипнула кухонная дверь, которую раскачивал сквозняк.
— Кто там? — раздался испуганный голос Фараджевой.
Трубников быстро прошел  через зал. Открыл дверь и зашел в маленькую комнату. Нащупал на стене выключатель, включил свет. На кровати лежала Фараджева. Она тяжело и прерывисто дышала, была очень бледной.
— Что с вами? Вызвать врача? — спросил Трубников.
— Зачем вы пришли, я же просила не тревожить меня! Я болею!
— Я вызову врача.
— Нет! Не надо! — она не сказала, а прокричала это, словно испугалась, что он и вправду вызовет врача. И, поняв, что допустила ошибку, поправилась, — не надо, это же гипертония. Я приняла таблетки, скоро все пройдет. А в поликлинике я была вчера, меня выписали. Я договорюсь на работе, у меня есть отгулы. Вы были там? Что с Володей?
— Он мертв.
— Господи! За что? Такой хороший мальчик! Светлая голова! Он, хоть и младше Павла, но он был умнее, решительнее. За что же его? Кто? Неужели вы так и не найдете того, кто его убил?
Она говорила тихо с трудом, тяжело дышала. В какой-то момент Трубникову показалось, что она сама при смерти.
— Вы пришли, чтобы поговорить со мной о нем? Я сейчас не могу, извините.
— Нет, не о нем, — сказал Трубников, — о Петросовой, — он не успел закончить фразу, потому что лицо Фараджевой искривилось, словно ей в рот сунули лимон. Он хотел спросить ее о том, где можно найти Петросову, но вопрос застрял у него в горле, после такой странной реакции на ее имя.
— Уйдите, мне больно! — тихо сказала Фараджева.
Он подошел к ней и одернул одеяло, она хотела возмутиться, но только тихо простонала что-то невразумительное. Детектива удивило, что она прерывисто дышит. Гипертония — это одно, а прерывистое дыхание — это другое. Он оказался прав. У Фараджевой было ножевое ранение, которое она почему-то старалась скрыть. Она сама сделала себе перевязку, но неумело, кровотечение продолжалось.
— Вы же можете умереть от потери крови! — вскрикнул детектив, — я сейчас сам отвезу вас в больницу!
— Нет! — Она вцепилась в его руку, — нет! Вызовите врача на дом, так будет лучше. И не надо из поликлиники. Я в состоянии оплатить, только не надо предавать огласке. Это только царапина.
Трубников с трудом высвободил руку от ее цепких пальцев и достал смартфон, набрал номер скорой.
— Кто вас ударил? Вы видели, кто на вас напал? Где это произошло?
— Этой ночью. Я хотела поехать к Скобелевым на дачу после того, как Павел позвонил мне и сказал, что убили Володю. Вызвала такси, стояла и ждала машину на улице возле своей калитки. На меня набросились сзади, я успела повернуться, ударили ножом в плечо, вырвали из рук сумочку.
— Кто это был? Мужчина или женщина?
— Не помню. Я не видела, было еще темно.
Приехала скорая. От госпитализации Фараджева отказалась. Ей сделали перевязку, сделали укол, чтобы она смогла уснуть. Трубников позвонил ее дочери, дождался ее и уехал на Кировский.


Глава 10

Вернувшись в офис, Трубников отправил Сашу на поиски Петросовой. Посоветовал обратиться за помощью к Слонецкому. Саша созвонился с Геннадием, они договорились встретиться через час на Александровском подворье. Саша приехал в полдень, было очень душно, поэтому он зашел в церковь, стоял у стены. Службы не было. Он уже познакомился со многими служителями. Мария мыла полы, она поздоровалась с Сашей, как со старым знакомым. Он ответил ей. Пришел Слонецкий.
— Я не совсем понимаю, — сказал Слонецкий, — зачем Николаю Федоровичу понадобилась Алла, не она же убила Нину Бондик! Ну, если он настаивает… Ему она обязательно нужна?
— Да, — ответил Саша, — он очень настаивает. А я уже сбился с ног, разыскивая ее. Буду очень благодарен вам, если вы поможете мне найти ее.
— Тогда поехали.
— Далеко? — насторожился Саша.
— Я не уверен, что она сейчас там, но все же другого места я не знаю. Может быть, нам повезет. В Аксайском районе есть небольшой населенный пункт рядом с Доном. У нее там живет знакомая старушка, у которой она иногда гостила, когда еще была при квартире и при работе. Поехали, я на машине.
Они сели в машину, Слонецкий включил сплит-систему, Саша с облегчением начал дышать прохладным воздухом.
— А вы давно знакомы с Петросовой, — спросил он у Слонецкого, — каким образом произошла метаморфоза? Как она дошла до жизни такой?
— Сам удивляюсь. Она обратилась ко мне за помощью, хотела, чтобы я помог ей вернуть квартиру.
— Неужели ничего нельзя было сделать? — удивился Саша.

— Нельзя. Не я законы придумываю. Петросова, для того, чтобы возбудили дело против людей, выгнавших ее из квартиры, должна представить следующие документы:

Первое. Характеристика квартиры, например, технический паспорт, но не только. Местонахождение, вид разрешенного использования, площадь и прочие характеристики ее уже бывшей квартиры.

Второе. Обязательно представить документы, подтверждающие кадастровую или рыночную стоимость квартиры.
 
Третье. Документы, подтверждающие право собственности. Но у нее еще задолго до трагедии украли из квартиры бумажное свидетельство о регистрации права собственности. В Росреестре я взял выписку, но она подтверждала право собственности уже другого владельца.
 
У нее не было документов, подтверждающих стоимость. Конечно, можно провести платную экспертизу, но в квартире уже живут другие люди. Да и на экспертизу денег нет. Она только знала, что стоимость примерно три миллиона с небольшим. И это еще не все. Нынешнее законодательство обязывает потерпевшего (иначе не будет возбуждено уголовное дело против захватчиков чужого жилья) приложить ко всем перечисленным документам доказательства совершенного преступления с указанием норм права…

— Ничего себе! — присвистнул Саша, — этого и я бы не смог! Ну, ладно, документы. Осмотрительный домовладелец может заранее подготовить тревожный пакет и хранить его где-нибудь на нейтральной  территории. Но обосновать квалификацию содеянного преступления! Это же надо быть юристом! Или записать на видеокамеру весь процесс.
— С видеокамерой вряд ли получится. Любой рейдерский захват (квартиры, кондитерской фабрики или садового участка) очень тщательно подготавливается. Как правило, на это уходит не один год. И участвуют в рейдерском захвате, если не всегда, то почти всегда, кадастровые инженеры: подлог документов, внесение недостоверных сведений в межевой, технический планы. Без них не смогут. А доказать подлог, когда давно исчезли документы, подтверждающие право собственности, невозможно.
— Какое странное у нас законодательство, преступникам все карты в руки.
— Законодательство несовершенно, преступники очень активны, преступления такого рода начались только в постсоветское время. Все объяснимо, но петросовых жалко.
— Но почему она потеряла работу? Работала бы, арендовала бы жилье.
— У нее что-то с головой.
— Она же работала переводчиком, знала несколько иностранных языков.
— Откуда мне знать, что с ней случилось? Я же не психиатр. Но тут и психиатром быть не надо, чтобы понять, что она ведет себя неадекватно.  Может быть, женское одиночество. Не знаю. Я рассказывал Николаю Федоровичу о том, что меня удивило. Они сожгли все ее вещи. Почему?
— Странно. Зачем она понадобилась шефу? Если у нее крыша поехала? Разве она сможет чем-то помочь? Уже два трупа.
— Сам удивляюсь, но если надо, постараемся найти. Жалко Володю. Светлая голова, инициативный, энергичный! Ему бы еще жить и жить! Ну, хоть теперь на меня подозрение не падает. Меня там не было.
— Павел сказал, что не смог вам дозвониться.
— Не захотел. Павлу хотелось видеть меня убийцей Нины, чтобы скорее забыть кошмарный сон. Бесхарактерный, безвольный. Не понимает, что, не решив эту проблему, не сможет уберечь фабрику от рейдерского захвата.
— Вы полагаете, он возможен?
— Да, я полагаю, что он возможен. Константин Романович уже стар и болен. Володю убили. Павел опасности не представляет. Сопротивление оказывать некому.
— Стаценко?
— А ему за что сражаться? Он всего лишь наемный работник. Нет, конечно, он корнями прирос к фабрике, но ему нетрудно найти другую работу, а противостоять рейдерам трудно и опасно, а ради чего? Ради кого? Ради Павла Скобелева? Нет. Стаценко будет пассивно наблюдать и ориентироваться по обстоятельствам. Единственный, кто мог оказать серьезное сопротивление — Владимир.
— Что у них с налогами? На фабрике недавно был обыск.
— Константин Романович уже решил этот вопрос. Он выплатил все налоговой, хоть и считал, что они неправы. У налоговой к фабрике претензий нет. Мы уже приехали.
— Господи помилуй! — не сдержался Саша глядя на убогий домишко, — нищета во всем великолепии!
— А кто еще поможет Петросовой? Богатенькие? Нет, они не помогают. Бедняк бедняку помогает, тем держимся. Пошли. Если ее здесь нет, то я не знаю, где ее искать.
Им навстречу вышла старушка.
— Здравствуйте, бабушка, — приветливо обратился к ней Слонецкий, — мы к Алле. Она дома?
— Нет, на Дон пошла.
— На пляж, купаться.
— Нет, смурная она какая-то ходит, сама не своя. Бродит, небось, где-нибудь, где людей нет. Покричите по берегу, если услышит, ответит.
— Она плохо слышит? — удивился Саша.
— Хорошо слышит, — ответила старушка, но часто задумывается. А как задумается, то хоть в ухо кричи, бесполезно. Скажите ей, что обедать пора. И сами к столу пожалуйте. Я окрошку приготовила со своим квасом. Вкусная!
— Спасибо, бабушка, — улыбнулся Слонецкий, — только времени у нас мало. Если найдем ее, то сразу в Ростов уедем. А за приглашение спасибо.


Глава 11

Фараджева быстро пошла на поправку. Рана была неглубокой. Она утверждала, что не видела, кто на нее напал. Считала это обыкновенным ограблением. Трубников считал иначе.
Вырвать из рук пожилой женщины сумочку труда не составляет. Нож для этого не нужен. Не могла она не увидеть нападавшего. Рана на правом плече. По крайней мере, могла заметить мужчина это или женщина. Уже на следующий день Трубников пригласил к себе Фараджеву вместе с дочерью Лидой. К этому же времени Саша привез из Аксайского района Петросову. Она ни за что на свете не хотела расставаться со своим цыганским платком. Куталась в него, несмотря на жару. Саша пытался усадить ее в кресло напротив стола шефа, но она поставила стул в угол и села там. Ждали Фараджеву с дочерью. Машина остановилась возле офиса.
— Вот они и приехали, — сказал Саша, глядя в окно.
Из машины вышел Чурсин и направился в офис.
— А я не знал, что вы Ростислава Сергеевича тоже пригласили, — удивился Саша.
— Я его не приглашал, наверное, опять чем-то недоволен.
Зашел Чурсин и сразу начал сердито выговаривать:
— Почему вы пригласили Фараджеву? Что еще затеяли?  Я должен знать, в чем дело?! Вы располагаете какими-то сведениями и утаиваете их от следствия?
— Я пригласил Фараджеву, но никакими особыми сведениями не располагаю и ничего от следствия не утаиваю. Есть некоторые умозаключения, но требует проверки. Присаживайтесь, пожалуйста, сейчас приедет Фараджева с дочерью. Я очень прошу вас не мешать нашему с ней разговору. Надеюсь, что благодаря этому разговору ситуация прояснится. Присаживайтесь.
Саша предложил ему кресло, но он гордо отошел к окну и остался стоять, скрестив на груди руки. Приехали  мать и дочь Фараджевы.  Дочь помогла матери сесть в большое кресло, сама села на стул рядом с ней.  Вера Степановна войдя, заметила сидящую в углу Петросову, но не поздоровалась с ней, словно ее здесь не было. Трубников удивленно посмотрел на нее:
— Разве вы не знакомы с Аллой Евгеньевной? Тогда позвольте представить. Алла Евгеньевна Петросова — свидетельница по эпизоду убийства Нины Бондик.
Чурсин удивленно вскинул брови, но не проронил ни слова.
— Хотя, насколько мне известно, вы давно знакомы. Ведь это Алла Евгеньевна совершила покушение на вас вчера, странно, что вы не узнали ее. Она сказала, что вы ее увидели, узнали и даже что-то кричали, не так ли, Вера Степановна?
— Это она вам рассказала? У нее большая фантазия. Или вы это сами придумали?
Петросова выпрямилась и напряженно смотрела в затылок Фараджевой. Саша даже испугался, что она сейчас набросится на бухгалтера и уже на этот раз убьет ее. Для него тоже были неожиданностью слова шефа.
— Я уже сказал, что Петросова свидетель. И у меня нет оснований не доверять ей.
— Да у нее не все в порядке с головой! — презрительно фыркнула Фараджева.
— Вы, очевидно, не хотите огласки и сплетен? Но здесь в узком кругу я надеюсь на вашу искренность. Рана у вас на правом плече. Сумочка была в правой руке. Вы не могли не видеть человека, который напал на вас. Я не верю вам и никто не поверит. Такси вы заказали по телефону уже в четвертом часу утра, уже было очень светло. Вы увидели Петросову с ножом в руке?
— Да, — с трудом произнесла Фараджева, — эта сумасшедшая напала на меня сзади, хорошо, что я успела обернуться. Она еще что-то кричала, выхватила сумку и убежала.
— Неправда! — вскочила со стула Петросова, — я не прикасалась к твоей сумке!  Это ложь! Я жалею, что не убила тебя! Сама ты подняла истошный визг, только поэтому я и убежала.
— Присядьте, пожалуйста, Алла Евгеньевна, — сказал Трубников, — здесь никто не страдает глухотой. Однако хорошо, что вы обе начали говорить. Значит, я не ошибся в своих умозаключениях.  А сейчас я постараюсь объяснить всем как я к этим умозаключениям пришел, только прошу не перебивать меня и, отвечая на мои вопросы, не переходить на крик.
— Так вы соврали? — вскинулась Фараджева, — она не говорила вам? Вы не имеете права! Вы соврали всем нам только что! Вы ввели меня в заблуждение и заставили сознаться! Я отказываюсь от своих слов! Вы слышали? Отказываюсь!
— Прошу  у всех прощения за маленькую ложь, Петросова действительно ни о чем не говорила мне. Однако такая наша работа, иногда приходится и присочинить и приврать немножко, чтобы дамы разговорились. Главное, что мои предположения оказались верными.
— Вы к тому же не выполняете свои обещания, — злобно говорила Фараджева, — вы же обещали, что у нас будет конфиденциальный разговор, а сами пригласили следователя!
— Ничего я вам не обещал! Конфиденциальность я обещаю только своим клиентам, вы им не являетесь. Я вам ее не обещал! И неужели вы думаете, что я бы стал держать в секрете сведения, уличающие убийцу?
— Но я же не убила ее! — возмутилась Петросова, и добавила сокрушенным голосом, — к сожалению.
— Тихо, дамы, — миролюбиво сказал Трубников, — итак, я постараюсь объяснить вам свои соображения. За три дня я познакомился с отцом и сыновьями Скобелевыми, с Валерием Стаценко и Слонецким и пришел к выводу, что никто из них не мог убить Нину.
Чурсин хотел что-то сказать, но промолчал.
— Конечно, полностью этого исключить нельзя, но, тем не менее, я отказался от этой версии. Вас, Вера Степановна, я тоже не принимал в расчет, поскольку был уверен в вашем алиби. Оказалось напрасно. В областной больнице, откуда был сделан роковой звонок, выманивший моего секретаря из офиса, есть аптека. В аптеке работает женщина с очень хорошей памятью. Кроме того, там есть охрана. У охранника тоже очень хорошая память, тем более, что он уже не раз видел вас, ведь вы нередко пользуетесь той аптекой? Вас пускают в аптеку. Пустили вас и в день убийства. Аптеку вы посетили, купили анальгин и сразу поднялись на второй этаж. О чем мне сообщила женщина, работающая в аптеке.  В тот день вы действительно чувствовали себя плохо, потому что утром Нина Бондик говорила с вами. Вы объяснили ей, что надо подождать два или три дня, и вы сами все всем расскажите. Что вы знаете о готовящемся рейдерском захвате, но хотите точно все выведать, а потом всем рассказать. После этого разговора с Ниной у вас действительно поднялось давление, вы ушли с работы якобы к врачу.
— Я была в поликлинике! У меня бюллетень!
— Были! Только вы приехали в поликлинику в  третьем часу дня и не успели попасть на прием к врачу, который принимал до 16 часов. В регистратуре есть журнал, в котором отмечено время, когда выдан номер и к какому врачу. Вы вызвали такси и ждали, когда Нина выйдет на обеденный перерыв. Зачем? Наверное, вы и сами не знали зачем.
Я нашел таксиста, который был весьма рад, ему платили почасовую оплату, а он стоял возле фабрики, сэкономил бензин. Потом вы ехали за автобусом до Крепостного. Там Нина вышла. Вы не отпустили такси, медленно ехали за ней. Возле моего офиса он остановился, вы вышли и прочитали вывеску. После этого проехали в поликлинику, откуда позвонили по телефону Лене Шамариной и представились курьером. Вышли из поликлиники сели в такси и поехали снова к моему офису, где Нина Бондик находилась одна. И только здесь вы рассчитались с таксистом и отпустили его. Он был рад, что встретил такую щедрую клиентку.  Я могу устроить вам очную ставку, если будет необходимо. Сначала вы убили Нину Бондик, потом Володю Скобелева. Спокойно и просто вышли якобы в туалет на пару минут, а сами прошли в кухню, взяли нож и зашли в комнату Володи. Он сам впустил вас, сел к вам спиной.
— Ложь! — сказала Фараджева, — я не убивала его!
— Когда я говорил про убийство Нины, вы не возражали, — усмехнулся Трубников. — Отпечатки ваших пальцев остались на дверной ручке в комнате Володи (с наружной и с внутренней стороны), отпечатки ваших пальцев на его стуле. Вас никто не подозревал, вам все доверяли. Я тоже долго не мог понять, зачем вам все это? Почему Петросова напала на вас с ножом?
— Потому что Нина сказала мне про нее, — снова подскочила со стула Петросова, — она мне все рассказала! Вы на фуршете говорили с Байковым, вы ее не видели, но она узнала ваш голос! Вы думали, что Костя стар, а больше за Нину заступиться некому? Нет! Я заступилась за нее!
— Алла Евгеньевна, присядьте, пожалуйста, — Саша, встань рядом с Аллой Евгеньевной.
Саша подошел к Петросовой и встал рядом с ней. Очевидно, шеф тоже поостерегся, как бы она не набросилась на Фараджеву. Чурсин стоял у окна и молча слушал, он уже не удивлялся.
— Я долго не мог понять, что заставило вас пойти на сговор с рейдерами, на убийство, пока не пообщался с вашей дочерью. Лидия, позвольте вам несколько вопросов.
Лидия исподлобья с неприязнью посмотрела на него и пожала плечами.
— Вы уже въехали в новую квартиру?
— Да, мы купили новую квартиру и уже въехали в нее.
— Можно узнать ее стоимость?
— Четырнадцать  миллионов рублей, — снова пожала плечами Лидия.
— Деньги, конечно, дала мама? — уточнил Трубников, Лидия промолчала. — Мама купила вам новую мебель и оплатила очень дорогой ремонт.
— Ну и что же? — сказала Лидия, — в этом нет ничего незаконного.
— Ремонт выполнен законно и законно оплачен, только откуда столько денег у Веры Степановны? Копили всю жизнь? Нашли клад золотых монет у себя в огороде? Или получили задаток от Байкова?
Наступила тишина, был слышен шум машин за окном и шум сплит-системы.
— Вы работаете на кондитерской фабрике всю жизнь, — сказал Трубников, — неужели…
Фараджева не дала ему закончить фразу, посмотрела на него уже без злобы,  спокойно и тихо сказала в тон ему:
— Неужели за всю жизнь я не могу вырваться из нищеты? Вы видели хибару, в которой я живу? Если бы я этого не сделала, то моя дочь и ее дети тоже жили бы в нищете. Нет, я ни о чем не жалею. Я смогла обеспечить свою дочь. Надо же как-то вырваться из замкнутого круга отчаянной нищеты.
— Я видел ваш дом, и не сказал бы, что это нищета. Впрочем, понятия о нищете у каждого свои. Да, никто не сможет отобрать квартиру у семьи вашей дочери, но вы попали в другой замкнутый круг, из которого уже вряд ли сможете выбраться.
Лилия не выдержала, по ее щекам покатились слезы. Мать обняла ее, поцеловала.
Трубников вышел в приемную, он терпеть не мог слез женщин. Чурсин позвонил и вызвал машину. Прошел в приемную, спросил у Трубникова:
— Мне нужны доказательства. Где таксист? Дайте его телефон, адрес.
— Не могу. Нет таксиста, я его придумал, но попал точно в цель. Надеюсь, что Фараджева сама скажет вам, в какой таксопарк звонила. А нет, так придется немножко потрудиться, и обязательно найдете таксиста.  Я сдержал свое слово. Вы первый узнали о том, кто убийца.
— Могли бы сказать раньше. Я приехал к вам случайно.
— Я не мог сказать раньше, потому что сам не был уверен в своей правоте. Увезите ее, пожалуйста, из моего офиса. Душно.
— Ничего, скоро выветрится. Я увезу Фараджеву и Петросову.
— Не успеете. Сюда уже едет скорая из психоневрологического диспансера за Петросовой. Ей нужна помощь врача.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. А вот в том, почему она оказалась в таком состоянии, я не уверен. Предполагаю, что в квартиру, когда она в ней еще проживала, кто-то приходил в ее отсутствие и без ее ведома. Заражал ртутью мебель, одежду… Наверное, это продолжалось не один год, поэтому сейчас ей нужен врач-психиатр. К сожалению, доказать что-либо невозможно. Вся ее мебель, личные вещи давно уничтожены. А вот и скорая.
Петросову увезли первой. Следом приехала машина, которую вызвал Чурсин, увезла Фараджеву. Лидия ушла по Кировскому. Трубников уехал навестить своего друга Виктора. Саша отправился в кафе «Восемь зерен», чтобы выпить пару чашечек шоколада и избавиться от неприятного привкуса во рту, от неприятного осадка на душе.