Невероятная гроза. “Я устал за тебя бороться...” Больно резать по
живому. “Причем тут Сильва...” “Будь, по-твоему...” Вердикт грозы.
Золотом раннего листопада и шорохом опавшей листвы напомнила о себе осень. Цветники на подворьях и палисадах сельских улиц радовали и притягивали взоры прохожих изобилием и многоцветием георгинов, астр, флоксов и гладиолусов. Капельки холодной росы в игре солнечных лучей, словно жемчуга и бриллианты дрожали, искрясь и сверкая на дышащих свежестью бутонах и листьях.
Жаркими слитками благородного металла горели и полыхали повсюду золотые шары. Последние дни августа посылали знобящую прохладу, ночи стали заметно длиннее, и все чаще стали проноситься дождевые облака. Все реже слышались из опустевших полей звуки работающей техники. Избрав вожаков, журавлиные стаи, набрав высоту уже начинали готовиться к отлету - кружили над ними, приучая молодняк держаться в строю и тоскливо, гортанно вскрикивали, словно прощаясь с обжитыми местами гнездовий.
Павел, как обычно около школы, поджидал Веру, нетерпеливо поглядывая на часы. Был он слегка под градусом - отмечали на работе день рождения одного из рабочих. Узнав его издалека Вера подбежала, обрадовано коснулась губами щеки и они, взявшись за руки пошли на свое излюбленное место. Внезапным порывом налетел ветер, и закапал крупный дождь.
- Бежим скорей, - предложил Павел, - я знаю, где нам переждать. Сгустившиеся сумерки и дождь, обернувшийся бурным ливнем, ускорили их бег к знакомому укрытию, где они бывали не раз - тенистой крытой беседке неподалеку от детского садика. Тучи прорезала молния, чуть погодя с тяжким ударом, будто надвое раскололось небо: гром ударил с такой силой, что на секунду показалось - они оглохли. Запыхавшись, вбежали внутрь и в обнимку уселись на скамейку, рассмеявшись и переводя дух.
- Да уж, разошлась небесная канцелярия! - пошутил Павел, смахивая капли с лица и крепче прижимая к себе девушку.
- Еще бы пара минут, и промокли до нитки.
- Ничего, не сахарные, не растаяли бы… - улыбчиво отозвалась Вера.
- Паша, ты где-то выпил, а я не люблю, когда от тебя пахнет спиртным, - добавила она, слегка отстраняясь. Сегодня отец заявился домой, закатил нам с матерью скандал, с трудом удалось его утихомирить, и ты туда же… Пашке не понравилось такое сравнение, и он, не найдя что сказать в ответ, полез в карман за папиросами. Заметив перемену в настроении, она тут же села к нему на колени и обняла:
- Мой хороший, не дуйся, это я так, не всерьез - для профилактики! И не кури много, вредно ведь...
- Ну, начались нравоучения, так и до лекции дело дойдет, - сыронизировал Павел, поцеловав её.
- Вот и женись на такой, - жизнь медом не покажется…
- И даже медовый месяц не в счет? А что, и женись, пойду за тебя, не веришь? - заметно даже во тьме, сверкнула зубками Вера. Сердце у парня сразу же зачастило от волнения. Дождь барабанил по крыше с нарастающей силой. Ветви и верхушки берез поблизости плескались во мраке и раскачивались все сильнее и сильнее. Вязкий от сырости, насыщенный озоном, наэлектризованный воздух сеялся мельчайшей водяной взвесью, он врывался и сюда шквальными порывами ветра густо напитанными терпким запахом черемухи и березового листа. И казалось, не было в целом мире такой силы, способной разлучить молодые сердца…
- Милый мой добрый ворчун, а помнишь ту нашу ночь у нас дома, - прошептала она, щекоча губами ухо Павла, - я тогда три дня не могла отдышаться, всю её вспоминала по частичкам и по минуточкам… Слушай, что скажу, - продолжила Вера с жаром, выдыхая, - у моей подружки и у Саши намечается что-то серьезное, я вижу их вскоре мужем и женой.
- Немудрено - он ведь уже отслужил. Этой осенью и меня труба позовет… Ждать-то хоть будешь? С Китаем у нас не первый год напряженка, почти все деревенские парни служат на Дальнем Востоке, похоже и мне им на смену в ту же сторону. Я же, к твоему сведению - "пэтэушник широкого профиля", год на механизатора учился, поэтому скорее всего, попаду в танковые…
- Пашенька, дорогой мой, куда же я денусь - не мне одной такая участь, ждать - денечки считать да письма писать. А если серьезно - хоть тысячу лет, правда, столько люди не живут, - рассмеялась она.
- Счастливые… Везет же некоторым! Наверное, у Тамары более покладистый родитель, не чета твоему папаше, - с долей сарказма произнес Пашка.
- Одному мне, за тебя навязан “вечный путь из боя в бой”, как в той песне про Малую землю, и нет этому конца… Наверное, у Петра Ильича имеется на мой счет новая заготовка?
Демоны гнева, выросшие с омерзительными ухмылками за спиной, всемогущи: колючий клубок лютой ненависти обращенный к её отцу, и вспыхнувшей сейчас точно порох, парень частично перенес на любимую. Эти необдуманные слова, словно ковшом ледяной воды, окатили вскочившую и примолкшую Веру. Павел уже не мог остановиться:
- Думаю, ты сможешь меня понять, - на моей “бестолковке” скоро не останется живого места, (он имел в виду голову) впору каску носить - то клубным поленом огреют, то из вашей поленницы выберут. Вера, послушай, я устал за тебя бороться. Меня в следующий раз просто убьют из-за угла, - и весь сказ... о земле Сибирской. Видя, что словами об отце задел её за живое, и чувствуя резкую смену настроения, позвал:
- Вера, ты что, обиделась, иди ко мне, холодно ведь?.. Как там, у Есенина: “голова моя машет ушами как крыльями птица…” - пошел было на попятную он, решив не обострять и поменять тему разговора, понимая, что и так зашел слишком далеко…
Тяжелейшие, почти непрерывные громовые раскаты и чередующиеся вспышки молний, будто бичами, полосовавшие небо и землю, заставляли всякий раз вздрагивать девушку, но теперь она к нему не прижималась, сидя в уголке молча и отрешенно. Казалось, само мироздание негодовало, противилось обрушению любви, видя наметившийся и резко очерченный разрыв человеческих отношений. Павел сейчас, подобно Герострату, собственными руками сжигал последние мосты.
- А твою любимую Сильву Капутикян, поэтессу, я и заочно не воспринимаю, хотя и не читал - не понимаю, что ты в ней нашла? Опереточная какая-то твоя Сильва, - даже имя звучит легковесно, да и фамилия её, обрати внимание, не очень-то благозвучна: первые два слога - капут. Но это я так, к слову, (относительно творчества и таланта, Павел, как выяснится позднее, глубоко ошибался). То ли дело у Сергея: “Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины…” - вот где сила образа и правда жизни! Или вот это: “Я хочу под эти взгляды слушать чувственную вьюгу…”
- Причем тут Сильва, Паша, - ты же не об этом, - произнесла Вера, с трудом подавив желание встать и немедленно уйти. Знаю, ты горишь желанием расстаться со мной, я приношу тебе горе и стала, как понимаю твои слова, для тебя обузой. Пожалуй, так оно и есть. Долгие проводы - лишние слезы. Послушай одно из её стихотворений, правда, боюсь сбиться, - сказала она, легким жестом откинув со лба нависшую челку:
Не пришел ты…
И ночь почернела в тоске.
Вот и сердце моё как пустой переулок.
Лишь клюет тишину чей-то шаг вдалеке,
Чей-то шаг запоздалый тревожен и гулок.
Я надеюсь еще. Я впиваюсь во тьму,
Я ловлю как шаги нашу улицу мерят,
Вот все громче, все ближе к крыльцу моему,
Вот сейчас подойдут и затихнут у двери.
Но шаги, удаляясь от двери моей,
Раздаются в тиши все спокойней и строже…
И болит мое сердце сильней и сильней,
Будто топчет его сейчас каждый прохожий.
- А Есенина я тоже люблю, правда, не всего. Без какого либо нажима и экспрессии стихотворение прозвучало из её уст сильно.
- Да у тебя талант чтеца, вот не ожидал, - признался Павел, стихи и впрямь хороши, почти про нас с тобой, чувствуется что-то пророческое, - одобрил он, - и главное, без выкрутас.
…Отсекать и резать по живому всегда больно. Саднило и обмирало сердце парня, но все же он сказал ей роковые слова:
- Пойми меня правильно, Вера: я вижу, как тебе трудно живется с отцом из-за меня, не хочу больше ставить тебя под удары и вызывать родительский гнев, не хочу, чтобы продолжались твои мучения, забудь меня и восстанови мир в семье. Не судьба, видно, нам быть вместе… Может, что-то изменится в лучшую сторону, потом… когда отслужу. Обойдемся без бурных сцен и с этого момента давай прекратим наши встречи.
До глубины души потрясенная, Вера какое-то время пребывала в недолгом ступоре, все еще до конца не веря тому, что сейчас прозвучало из уст любимого человека. И это произнес он, которого она полюбила больше жизни!.. Тот, которым она восхищалась и безгранично доверяла! Как он посмел вдруг стать чужим и вызвать в сердце неприятный холодок? Да её ли это Пашка?! Только что, вдребезги, с этой чудовищной грозой разбился её мир, где главное место принадлежало только ему и никому больше!
- Будь, по твоему, Пашенька, - только и нашла она в себе силы вымолвить, уткнувшись лицом в колени и горько зарыдав. Видеть Веру в таком состоянии ему еще не доводилось. Склоненные плечи девушки судорожно вздрагивали. Пораженный такой неожиданной реакцией парень даже запаниковал.
- Вера, не надо плакать, успокойся, - после очередного режущего блика и громового раската в полной растерянности проговорил Павел, понимая, что его слова потеряли какой-либо смысл. Не вымолвив ни слова, девушка резко вскочила и, закрыв глаза ладонями, сорванным вихрем листочком пронеслась мимо него во тьму обезумевшей ночи.
Она бежала под ледяным дождем, спотыкаясь и заходясь от плача, не видя пути и едва не падая, потеряв себя в пространстве и времени, прямиком через лужи. Ломаными слепящими зигзагами резали небо молнии, вынося свой беспощадный вердикт. Мокрые ветви черемух больно хлестали её по лицу, но она этого не чувствовала. А ливень все лил и лил, не переставая, слезы на глазах девушки, словно в утешение смывало дождем, и очень не хотелось возвращаться в разрушивший все надежды, постылый, с темными окнами родительский дом.
Продолжение: [link]http://www.proza.ru/2017/06/04/709[/link]