ВЕРА 11

Павел Явецкий
               
        Порученец. Что есть душа? Весна. За “Дунаем”. Между двух огней. Все на
     свеклу! "Кто-то наколдовал..."               
       
          Близились выборы, и Сивков разъезжал с важным видом по селу и отделениям совхоза в расписной, обшитой бордовым гобеленом директорской кошеве, выполняя мелкие поручения избирательной комиссии. Старательно начищенные медные кругляки  упряжи сверкали под солнцем нестерпимо для взора. Замыкала и придавала  праздничный вид сбруи перевитая белыми и красными лентами дуга с латунным звонким колокольчиком. Конюху тоже есть в чем покрасоваться - на нем надет выходной дубленый полушубок, на голове пышная собачья шапка, а на ногах белые, украшенные затейливым шитьем бурки - мечта каждого состоятельного мужика.
          Горячий, недавно объезженный караковый жеребец - гордость хозяйства, перебирая стройными в белых чулочках ногами, всхрапывал, пугливо косясь лиловым глазом на подошедших людей-зевак, галдящую ребятню и редкие машины. Возница сунул за пазуху толстые рукавицы-шубенки, привязал коня к стоящей у забора коновязи и цыкнув на ребятишек, скорым шагом направился в магазин. Под фронтоном у входа в продмаг закреплен транспорант, где крупно начертано: ПАРТИЯ - УМ, ЧЕСТЬ И СОВЕСТЬ НАШЕЙ ЭПОХИ.
          По случаю празднества, а выборы являлись таковым, в сельпо только что завезли несколько дубовых бочек популярного в народе "жигулевского" пива, и сейчас рукастые мужики с шутками и оживлением сгружали и закатывали их в двери с тыльной стороны торговой точки. Большой серебристый колокол-репродуктор, закрепленный на столбе неподалеку, во всю мощь гремел "урожайными" и патриотическими песнями: "Знамя Ленина над нами, строить счастье мы пришли, строим нашими руками биографию земли…"
          Огромная страна в едином порыве готовилась голосовать за нерушимый блок коммунистов и беспартийных. Устоявшаяся однопартийная система в СССР десятилетиями не имела альтернативы, и от рядового избирателя, по сути, ничего не зависело - просто нужно было отдать свой голос за кого-то, выдвинутого где-то и кем-то. Неучастие в выборах вызывало подозрение и грозило ослушникам многими неприятностями...
          Газеты в те дни писали: "Избирательная кампания проходит в обстановке небывалого трудового и политического подъема, вызванного подготовкой к великой дате, пятидесятилетию Советской власти". Далее перечислялись знаменательные события: "Дала первый ток Братская ГЭС на Ангаре, введена в эксплуатацию Останкинская башня в Москве…” Дикторам Всесоюзного радио нелишне было бы напомнить, что в этот год, покорив сердца многомиллионных зрителей, с огромным успехом прошла премьера фильма режиссера Гайдая кинокомедия “Кавказская пленница”. Контрастом сказанному выше, в этот знаменательный год произошло событие иного рода: наши войска, верные Варшавскому союзническому договору, были введены в Чехословакию для подавления мятежа, именуемого "Пражской весной". 
          Войдя в продмаг, грузно ступая, Петр Ильич подошел к прилавку и поздоровался:
        - Машенька, дорогуша, как настроеньице, ходко идет торговля? Дай мне, золотко, бутылочку “Московской", кружок полукопченой колбаски и дочке чего-нибудь сладенького.
          Сивкову хотелось быть сегодня щедрым:
        - Есть какие-нибудь конфеты, кроме подушечек и драже?
        - Как же, для Вас да не найдется, - вчера "киевскую помадку" завезли, "кавказские батончики" без оберток, тоже очень вкусные, возьмите, порадуйте девочку.
        - Тогда, свешай-ка мне полкило помадки и этих, как их там... грузинских.  Да, чуть не забыл - буханочку белого, енисейского… Вот спасибочки, уважила, - потоптавшись, размягчился Сивков, сгребая волосатой пятерней бумажные кульки, пряча бутылку ядовито-зеленого стекла, в глубокий карман.
        - Расступитесь, не в цирке - эка невидаль! Чего доброго изурочите мне Салюта, - на улице раздвинул плечом он любопытных.
        - За погляд деньги не беру и катать никого не собираюсь, - бросил хмуро, отвязав коня и влезая в кошевку. Укрыв кошмой ноги, и поджав губы куриной гузкой, причмокнул:
        - Н-но-о, Салют!
          Из-под точеных копыт брызнул веером снег, и жеребец, всхрапнув и вытянувшись в струнку, с места резво взял рысью, оставляя по следу полозьев парящие колобашки помета.
         
       ...Что означает душа, мятущаяся душа юной девушки, её порывы и устремления, когда даже само это понятие эфемерно, неуловимо и до конца не изведано? Бытует утверждение - поскольку она настолько тонкая материя, то невидима и бесплотна. В одной из потрепанных книжек Вере попалось стихотворение, где запомнились строки, ставшие для нее откровением:
               
                Душа молчит, недосягаема,
                Пока не вторгнутся в нее
                Любви тревога и отчаянье,
                Сердечной боли острие.
          
          О ее существовании и особенностях можно только угадывать по внешним признакам. Светлы и благи позывы душевные, когда вдруг из ниоткуда тебя охватывает теплой волной любви ко всему сущему вокруг, даже к тому неодушевленному, беспредметному, незримо витающему, не имеющему облика. Что-то неосознанное подспудно томит и сладко подсасывает внутри, толкается наружу, наделяя всплеском избыточной энергии, взрывного веселья, или внезапной сменою настроения, хлынувшими необъяснимыми слезами.
          В такие моменты хочется забиться в уголок, чтобы никто-никто не смог увидеть минутную слабость - застать "глаза на мокром месте". Теплится она в груди  проталинкою вешней, самой первой, угревшейся под скупыми лучами мартовского солнышка на боровой опушке. Да недолго ей нежиться: застит небо туча неохватная, сеется крупка снежная и, вот, ее как не бывало вовсе - примстилась взору, причудилась... 
          Прогреваемый бочок планеты, где необъятно раскинулась заснеженная Сибирь, приблизился к светилу, и суровая зима уступила место долгожданной весне. На карнизах домов и на ветвях деревьев выросли сосульки, звонко затренькала капель. Во второй половине апреля на лугах и опушках леса появились первые проталины, четче обозначились на березах сережки и набухшие почки, ярче светило солнце, и дни становились все длиннее и длиннее. В такие погожие дни дома не усидеть. Почти вся деревенская молодежь собиралась у кромки бора на большой поляне только что освободившейся от снега, где по краям журчали веселые ручейки, а по низинам озёрцами скапливалась талая вода. На приволье смолисто и остро запахло прогретой сосновой корой, оттаявшей землей и хвоей.
          Кое-где на припеках, пробиваясь из-под застарелого бурьяна, тянулись к солнцу первые зеленые травинки. Под снегом начинались пока робкие подвижки лога, под названием “Дунай”. Со смехом и шутками, радостными возгласами все без исключения: молодежь и путавшаяся под ногами ребятня - принимали участие в весенних игрищах и забавах. Игра в "третий лишний" привлекла часть парней и девчат, соединив случайными парами - происходила веселая беготня-погоня с ремнем в руках, вызывая громкие выкрики и смех участников. Особой популярностью пользовалась игра в лапту - даже убеленные сединами старики, заслышав веселый гомон, приходили посмотреть на молодецкие потехи, посудачить и поболеть за своих детей и внуков.   
          Гладко выструганная палка-бита, очерчивая полудугу, то и дело мелькала в руках игрока на подаче. Ведущая команда резво срывалась с места, под хохот и улюлюканье бежала взапуски, при этом всячески петляя, чтобы не стать “осаленными”. Вместо мячиков использовали в игре скатанные из коровьей шерсти шары. Такой шерстяной мяч после падения в лужу становился намного тяжелее, и при попадании в игрока оставлял на его теле приличный синяк.
          Неугомонные подростки затевали свои игры: "чехарду-езду", и "чугунную" (назовем так пятую точку). Неподалеку парни постарше и даже взрослые доказывали свой глазомер и сноровку игрою в "городки" - их меткие попадания и досадные промахи бурно обсуждали завзятые болельщики. Смех и гвалт зрителей, шутливые советы, горячие споры не смолкали до позднего вечера.
          Самый зрелищный аттракцион приберегали напоследок: почти в темноте, прикатывали списанные баллоны от автомашин и поджигали. Когда резина, закручивая воронкой черный дым, начинала полыхать, поднимали покрышки проволочным крюком и спускали по одному с кручи косогора. Подожженный баллон набрав приличную скорость, осыпая тысячами искр свой путь, весело подпрыгивал на кочках и с фырканьем летел вниз, издавая громкий воющий звук. У боровой опушки жгли из хвороста большие костры и с разбегу с отчаянным визгом прыгали через языкастое пламя.
          В выходные дни заливалась гармонь, и подгулявшие компании голосили занозистые частушки. Поодаль, в сторонке, пели песни под гитару. С завидным постоянством приходили на опушку леса и Павел с Верой, их можно было заметить в самых оживленных местах. Из бора, где сгущались тени, а снег еще не собирался таять, потянуло ночным холодом. Умолкали голоса - люди постепенно расходились. Огонь костра, играя бликами на лицах, начинал наливаться малиновым оттенком и угасал, обращаясь в угли, а любовь юной пары разгоралась все жарче и крепла день ото дня.
          Вдоволь повеселившись и получив заряд положительной энергии, наши знакомцы, взявшись за руки, со смехом взбегали по извилистой тропинке на гребень косогора. Здесь они всякий раз неохотно расставались, чтобы словоохотливые кумушки и соседи-доброхоты не передали её отцу, что снова видели их вместе. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным - от липучих взглядов в поселке не укрыться. Слухи об их любовных отношениях множились и обрастали лишайником несуразных подробностей. Почти каждый день в доме Веры происходили громкие скандалы и ссоры, и причина была одна - Павел. Отец умудрялся перевести любой разговор в нужное ему русло, стараясь как можно изощренней оскорбить Пашку.
        - Верка, - наседал он на дочь, - снова тебя видели рядом с этим бестолочью, профаном неотесанным, - расходился в  гневе самодур.
        - У него одно на уме: барагозить, шляться по селу с гитарой, смотри у меня, девка, добьешься - в другой раз придется отходить тебя вожжами, а не то и в погреб запру… - распаляясь, строжился он.
        - А тебе, Шурка - знай, шлык скатаю, раззява! - наша гулена совсем от рук отбилась!
          Расстроенная мать, приставив к уголку рта и теребя конец старой шали, поджимала обескровленные губы, сокрушенно помалкивала из боязни вставить мужу хотя бы слово.
          Вера устала находиться между двух огней - родным отцом и любимым человеком и зачастую была морально подавлена. Все это походило на пытку и являлось для неё настоящим мучением - не находилось выхода из проклятого лабиринта. В такие минуты Вера замыкалась в себе: уже не пробегали в её глазах присущие только ей и так красившие девушку живые искорки в глазах. Чтобы хоть как-то отвлечься она брала томик любимых стихов, но смысл поэтических откровений не усваивался, расползался и не доходил до сознания.
          Вторая девичья  весна после их знакомства с Павлом мало радовала, одаривая незапретной любовью другие беззаботные пары. При погашенном свете, лежа с открытыми глазами в своей постели, она вглядывалась в ярко освещенное окно в доме любимого, всеми мыслями и чувствами незримо тянулась к нему. Долго, прежде чем ею успевал мягко овладеть сон, предавалась сладким мечтам и фантазировала о своем счастливом будущем - их с Павлом свадьбе и совместной жизни.
          Ему тоже не спалось: парень всеми фибрами души чувствовал незримую связь с возлюбленной, припоминая до мелочей недавнее свидание, пылкость встречи и все, что они успели сказать друг другу... В промельках крыльев и птичьем щебете быстро пролетела весна - самое прекрасное время для влюбленных. Незаметно выветрился, улетучился из густых тенистых кущей заманчивый запах цветущей черемухи, и почти сразу же его заменил свежий, тонкий аромат распускающейся сирени. У Веры с хорошими оценками закончился учебный год, и она с приподнятым настроением, предвкушая радость встречи с любимым, вернулась домой в родное село.
           С учебой у неё никогда не было нареканий, держалась в середнячках, хотя и могла быть отличницей. С одноклассниками вела себя ровно, но ни в чем не уступала сильной половине класса и умела постоять не только за себя. Видя неприглядный поступок, несправедливость, могла вспылить, вступить в перепалку, но обид не копила и легко об этом забывала. Подружки охотно делились с ней девичьими секретами, раскрывая душевные тайны. Её любили за веселый нрав - в своем классе была всегда заводилой и умела зажечь окружение искрометными шутками и розыгрышами. 
           У девушки рано проснулся интерес к творчеству: с недавних пор она вела дневник по дням, где оставляла не только записи о бытовых и природных явлениях, но и поверяла бумаге свои первые литературные опыты и самые сокровенные мысли. Свое сокровище - толстую общую тетрадь в синей коленкоровой обложке - она каждый раз надежно прятала и перепрятывала от сторонних глаз в самых укромных уголках дома, и горе было бы тому, кто осмелится взять и прочесть без её ведома!
          “Теперь они с Пашей будут вместе все лето, за три месяца, может, что-то изменится к лучшему”, - думала она. Влюбленные по-прежнему искали малейшую возможность, чтобы побыть вместе, но, к сожалению, их чаяния и мечты все реже совмещались с жесткими рамками быта. Еще издалека с душевным замиранием и трепетом Пашка в вечерней полутьме угадывал Веру, стоящую в белой блузке под черемухой. И не было их счастливее на всем белом свете! 
           Порою, прогуляв до третьих “петухов”, Вера, пройдя через палисадник, снимала туфли, осторожно залезала в окно и на цыпочках кралась к постели, стараясь не разбудить родителей. Сивков не поверил своим глазам, случайно увидев под окном комнаты дочери примятый цветник и следы, отчего моментально вскипел от негодования - налицо вопиющее нарушение домашнего режима! Ему бы и в голову не пришло, что подобная заведенная им раз и навсегда установка, по сути, мало чем отличается от стойлового содержания на привязи лошадей, коров, коз и прочей полезной живности…
           Убедившись, что на улице нет прохожих, намертво заколотил раму ржавыми гвоздями, саданув в сердцах молотком по пальцу. Выдав гневную тираду, кряхтя и охая, с ругательствами ворвался в дом и “наградил” виновницу двумя хлесткими пощечинами. Попутно досталось и матери, посмевшей заикнуться в защиту нарушительницы заведенного домостроевцем распорядка. С каждым днем все сильнее обострялись отношения между отцом и дочерью.
           На дворе стоял июнь-месяц, но погода пожаловала не совсем летняя. Зачастую с вечера накрапывал дождь, но утром ласково светило и начинало пригревать солнышко. Наконец-то установилось долгожданное вёдро, обрадовавшее сельчан: для посевов хорошо, и травы будет много. Началась прополка сахарной свеклы, и весь деревенский люд, поголовно - от подростков, до пожилых людей  устремился на поле. Замыкала шествие и трудовой порыв населения ковыляющей, подпрыгивающей походкой Глаша Ростовцева, одноглазая слабоумная женщина.   
           Вера тоже ходила вместе со всеми и без устали гнала, пропалывала свои рядки к линии горизонта под палящим солнцем, с целью заработать денег на новое пальто. За бессчетным мельканием ручного "культиватора" ей казалось, что долгие прогоны никогда не кончатся, а колючее войско неистребимого сорняка становится все гуще. Ближе к вечеру тяпка совсем тупилась и плохо его срубала: при каждом её взмахе поднималась пыль, першило в горле и остро щекотал в носу млечный запах молочая. Пересыхало во рту, мучила жажда, и она в повязанном по-бабьи запыленном платке то и дело бросала взгляд на дорогу, ожидая - скоро ли появится на лошадке обещанный водовоз с бочонком холодной воды.
           Ей хотелось сегодня как можно быстрее закончить прополку. Вера ловила себя на мысли, что у неё из головы не выходит Павел, что думает о нем, об их любви, словно воочию видя и воспринимая его: неповторимое, присущее только ему движение руки поправляющей непокорный чуб, улыбку, речь, даже походку, взор влюбленных глаз... От работы в поле и безжалостного зноя через некоторое время её руки и лицо так обгорели, что пришлось смазывать их дома холодной сметаной. Сегодня впервые она отказалась выйти на работу - от отцовских пощечин лицо не стало краше и вдобавок распухло.   
           В отношениях с Пашей появилась какая-то невидимая трещинка, которая день ото дня становилась все больше. Девушка потеряла аппетит, стала плохо спать и часто без причин её глаза увлажнялись от слез. Иногда он не приходил на место свидания, и Вера напрасно ожидала его, до последнего надеясь, что он вот-вот появится. Предвестник разлуки - неприятный холодок отчуждения незаметно вкрался между ними. А ведь именно в этот день они собирались пойти в сторону Каменного лога и нарвать букеты огоньков…
           Снова моросило, ползли низкие хмурые тучи, в небе сегодня, как и на душе у неё, не проникло и малого лучика. С Павлом в те минуты происходило нечто невообразимое: лежа в полумраке на кровати и уставясь в стенку, до слез сожалел об очередном потерянном для себя свидании и прогулке с Верой в роще, куда был так настроен, но опять не пошел. Над ним довлел запрет, спеленавший его по рукам и ногам, созданый кем-то незримым и властным. 
           Парня будто переклинило и приковало в четырех стенах: тоска серой гадюкой извивалась на полу и била хвостом. "Пусть  так и будет, - смирялся он, выволочки ей от отца лишний раз не перепадёт." Сердце его замирало и будто рвалось на части, но совладать с этой силой было невозможно. Тогда от бессилия и ярости срывался кулак и глухо впечатывался в стенку - боль на короткий миг возвращала к действительности. "Я вроде и не болен, а встать не могу - кто-то наколдовал, не иначе. А ведь на танцплощадке сейчас в самом разгаре танцы..."
           Ему явственно виделась Вера в кругу подружек на знакомой скамье, и доносились из своего невольного заточения смех, голоса и переборы баяна. Вот сейчас она пристально вглядывается в узкую черемуховую аллейку, на которой с минуты на минуту должен он появиться. А Вера в своей комнате, не теряя надежды, в очередной раз подходила к окну, которое насквозь проглядела - бросить лишний взгляд через дорогу.
           С этой поры Пашка здорово изменился, парня словно подменили, он стал чаще разгуливать с друзьями - пылкие встречи почти прекратились, сошли на нет. Нынешней осенью ему предстояло идти на службу в армию, а он до сих пор не может решить, что же значит для него Вера… Вербин не выстраивал себе никаких иллюзий, хотя ему порой грезились заманчивые волшебные океаны любви; он понимал и вполне давал себе отчет, что глыбу, прозываемую отцом ни за что не свернуть с дороги, любимую никогда не назвать невестой, а всему виной этот страшный, ненавистный человек.
           Размышляя однажды, Павел поразился внезапно открывшейся догадке: Петр Ильич, и подобные ему, напитаны не своим злом, а злом особого порядка, разбросанного повсюду. Сивков же всего лишь покорный слуга чего-то неизмеримо страшного, что выше человеческих норм и морали, и творящего конкретный ад на земле. В голову не вмещалось, невозможно было себе представить это непомерное Горбатое Нечто! Почему, когда и как попадают такие и подобные ему люди в зависимость и кабалу его деструктивных сил и по чьей указке действуют, он не мог себе объяснить.


               


Продолжение: [link]http://www.proza.ru/2017/06/04/705[/link]