Арсений Тарковский

Олег Юрасов
               
       Это была встреча с редакцией солидного журнала. Прорва народу. На сцене: известные режиссёры, поэты, модные исполнители песен. И среди них тот, ради которого-то и стоило придти сюда, - это неизвестный известный поэт Арсений Тарковский. Его, удерживая под руки, ввели на сцену, усадили за общий стол, установленный на сцене, вместе с признанными знаменитостями и авторитетами. Он выглядел немного удивлённым. Дружески помахал старческой рукой Эльдару Рязанову, сидевшему на другом конце длинного почётного стола, но тот не заметил этого жеста, - сидел бледный и хмурый, о чём-то сосредоточенно думал. Тарковский ещё раз приветливо взмахнул рукой, но Рязанов смотрел куда-то в сторону.
       Затем перед публикой выступил только что назначенный главный редактор солидного журнала. Он скромно говорил о тех, кого когда-то зажимали, говорил о тех, кто их зажимал. Ласково и спокойно сказал, что задача только что назначенной редакции заключается как раз в том, чтобы не зажимать никого, а давать всему «зелёный свет». Зал яростно аплодировал. Рязанов продолжал смотреть куда-то в сторону. Сидящий тут же, в президиуме, Булат Окуджава хмуро улыбался.
       На край сцены в красном бархатном костюме взошёл Евгений Евтушенко. Гордо подняв голову, начал читать: «Ещё одна попытка полюбить!..». Пародист Иванов с улыбкой смотрел на него. Потом читал Вознесенский. Он потрясал высоко поднятой правой рукой и с озлоблением, растягивая гласные и делая акцент на рычащих согласных, угрожающе кричал в зал: «Н-не тр-р-ро-о-жьте м-му-зыку р-р-ру-ками!..». Прочитав стихотворение, он успокоился и рассказал притихшему залу о Хрущёве, - о том, что тот не любил его и его стихи. Всем было страшно.
       Объявили выступление автора-исполнителя, имя и фамилию которого после первой же песни публика сразу забыла. Он пел о пивном ларьке и о том, что кто-то всё время чем-то наступает ему на горло.
       Затем, наконец, объявили его – поэта-фронтовика. Объявили Арсения Тарковского. Он не услышал своей фамилии, не обратил внимания; ему незаметно подали знак – надо читать! Он неловко взял со стола приготовленный им для этой встречи толстый сборник своих стихов. Руки его дрожали. Он долго не мог раскрыть книгу в нужном месте, от волнения чуть не выронил её из рук. Ему её поправили. Прерывающимся от волнения, хрипловатым, слабым голосом начал читать: «Отчего, скажи сестрица, не из божьего ковша, а из нашего напиться захотела вдруг душа?..». Дочитал. Начал второе и, вдруг, на середине всхлипнул раз, другой. В зале никто ничего не понял: случайно наверное. Но голос Тарковского стал судорожно прерываться и вдруг все явно услышали, что он плачет. Он плакал очень тихо, опустив голову над книгой. В этот момент он был похож на беспомощного большого ребёнка. Отчего были эти слёзы?.. от жизненных ли переживаний и от слишком позднего признания его таланта, или от недавней смерти на чужбине его сына-режиссёра Андрея Тарковского?.. Но вот, он успокоился и так же тихо и неуверенно опять начал читать. Но нет, больше уже не мог сдерживать себя, - заплакал, забился, скрючившись на стуле. Микрофон, установленный в президиуме, улавливал тончайшие оттенки его плача. Ему дали воды. Судорожно сделав глоток, он не ушёл, остался сидеть на сцене.
       Потом выступали другие, а он сидел, скромный человек, поэт, внимательно и с некоторым удивлением слушал их, долго не мог найти места своим дрожащим рукам. Рязанов выяснял отношения с Ивановым, Кобзон с Окуджавой. Каждый отстаивал себя, по мере возможности топтал другого. А он беспомощно смотрел на них…
       В конце вечера его увели со сцены, так же аккуратно, под руки.

 1986 г. Москва. Театр эстрады.

* На этой встрече также присутствовали: Борис Брунов /конферансье, художественный руководитель и директор Московского театра эстрады/, Виталий Коротич /только что назначенный главный редактор журнала "Огонёк"/, Юрий Никулин, Михаил Жванецкий, Пол Уинтер /американский саксофонист, основатель музыкального направления "экологический джаз"/.