Мишка.
Сага о смерти зверя.
Человек не уподобляйся зверю дикому, не убивай братьев наших меньших забавы ради и удовольствия великого.
Хотя подлинная история повести – об оболганной и нищей России. И трагической судьбе ее сыновей и дочерей.
Глава 1.
« С мечтой в будущее».
С раннего утра на охотничьей базе возле деревни Злыднево, наблюдался небывалый переполох и сумасшедшая активность.
Местная дворня, всякие там егеря и конюхи – метались по базе, как тараканы под кипятком.
Чистили лошадей, красили краской их копыта, убирали от мусора территорию и мыли стены строений. Наводили парадный лоск.
Бесчисленные повара и поварята, что то бесконечно жарили, варили и парили.
Многочисленные сотрудники охраны с собаками и вооруженные детекторами поиска металлов, сантиметр за сантиметром тщательно осматривали территорию.
На дальних подступах расположились специальные отряды полиции. Перекрыли все - мышь не проскочит.
Местный Губернатор целого региона России лично контролировал приготовление к охоте-Самого Великого Чиновника.
Их высокопревосходительства, особе приближенной к Президенту.
Всемогущий человек, который может - Все.
Абсолютно - Все.
Перевод в Москву на сытую должность, открыть финансирование самых бесперспективных и загубленных заранее экономических проектов, прекратить преследование по громким уголовным делам. Сделать из белого - черное и наоборот.
Из вора - честного человека и оклеветать и довести до самоубийства кристально честного человека.
Особенно если этот человек посмел что то сказать про Правду.
Правда - это было единственное то, чего смертельно боялся даже Он. Всемогущий человек который держал пульс практически у шестой части мира.
Ее душили целые полиграфические комбинаты лжи, перевирали талантливые продажные журналисты. Ее передовые рупоры убивали и душили в тюрьмах, размазывали катком репрессий, а она была целой и невредимой.
Правда слегка неприглядного вида, но всегда востребована и желанна.
В отличие от ее двоюродной сестры - лжи. Румяной и красивой. Обласканной властью и сильными мира сего - продажной проститутке.
Визитной карточки власти.
Правду требовали все и она была желанным гостем, другом ,братом и единомышленником везде. От убогой и нищей лачуги шахтера до профессорской квартиры,уставленной до потолка стеллажами с книгами.
Но ее смертельно ненавидела власть. Ненавидела Вечной дикой злобой, с лютой ненавистью.
Готовая в любой момент его растерзать и изорвать до мельчайших кусочков. В прах Вечности. Чтобы ее даже упоминания не было. Никогда.
Он мог исключительно все.
За исключением одного - говорить правду. И говорить, что думает.
Иной раз и ему хотелось сбросить грязную рубашку лжи и подлости и бежать под летним теплым дождем. Смывая нечистоты и миазмы накопленные за долгую жизнь.
Но. Он был человек системы и себе не принадлежал. Даже его грязная душонка имела регистрационный номер и стоимостную оценку. Правда, если честно сказать истинная цена за предательство не менялась со времен Иуды.
Так и жил он, думал одно, а говорил другое. Как впрочем все люди его круга.
Губернатор региона, почему то представил себя, обласканным лучами софитов в Георгиевском зале Кремля и Их Высокопревосходительство вручают ему орден. Он сладко зажмурился, слюна удовольствия предательски капала на лацкан мундира.
« Ура»! - Закричал он зачем то громко и больно ударился об притолок в бане. Проснулся.
Сморил все - таки сон.
С утра как белка скакал по объекту – готовил его к встрече дорогого гостя из Москвы. А там может быть и орденок, и долгожданный перевод в Москву. Надоело колбасу резать да спину в бане дяди хлестать.
Надо подниматься вверх по вертикали Власти.
Высунулась бородатая морда Якова Лукича – хозяина заимки - « Что случилось хозяин. Что за шум»?
«Молчи – дурак. Марфушку мне на инструктаж». Сам же подумал о Якове Лукиче - "Плут редкостный и сволочь. За копеечку маму восемь раз продаст. Вот с какими кадрами приходиться подымать государство Российское".
Марфушка, она же в миру - Дворцова Елена Александровна, прима балерина местного областного театра.
Высокая, чудовищно красивая женщина, напрочь лишенная комплексов. Зашла обдав его запахом парфюма и прелестного женского тела. Сиянием очаровательных глаз, ради которых стрелялись на пистолетах очередные поклонники. Когда были отвергнуты.
Губернаторские руки сами автоматически потянулись к вожделенному плоду, как руки у ребенка к новой игрушке. Глаза заблестели и впились в приоткрытые участки ее тела и щели в складках простыни.
Лишь чудовищным усилием силы воли он взял себе в руки и строго сказал - « Ты давай вечером – покультурней с гостем. Повежливей с ним и намекни, что губернатор у нас хороший. Ему пора служить в Москве. И водку поменьше кушай – честь области. Краса и гордость».
Вот и весь инструктаж.
Так и пролетел незаметно короткий осенний день.
Столичного гостя встречали по всем законам и правилам русского гостеприимства.
С традиционным хлебом с солью и оркестром виртуозов народных инструментов.
Все в национальных одеждах.
На лицах приклеены дежурные улыбки.
Поднос с хлебом и солью подносил откушать Лукич.
Специально с поставленной идиотской преданной ухмылкой и в старой подранной,заячьей шапке ушанке.
Изображает преданный и счастливый народ.
Традиционную стопку подавала Марфушка, смущенно стыдливо улыбаясь и пряча лицо.
Гость резко дернул стопку с водкой, задержав, взгляд на роскошной груди Марфушки и крякнул от удовольствия. Жизнь удалась.
Итак, банкет. Традиционный русский банкет.
Хлебосольное застолье. Вышколенные официанты, злодей метрдотель.
С подачей и парадным выносом различных блюд и яств, длинная братина стола, заставленная зажаренными целиком молочными поросятами и хрустящими ягнятами. Разносолами, начиная от соленых грибков и огурчиков с капусткой и клюковкой до экзотических ананасов.
Всевозможная дичь – гуси, лебеди, рябчики, перепела и глухари.
С бесконечными лизоблюдскими тостами о здравии гостя и пожелании многая, многая лета.
Водка, всевозможные настойки и дорогие коньяки текли горным потоком, смешиваясь в желудках гостей и вызывая иной раз самые не предсказуемые реакции. Не самые порой приятными для общества.
Под конец торжественного приема в честь приезда гостя пошли ходоки.
С просьбами и благодарностями за предыдущую помощь.
« Батюшка наш, замордовали нас и наш край»- заунывно выли ходоки.
« Что опять чиновники – кровопийцы» - резко спросил Чиновник из Столицы?
«Нет, батюшка, лютые звери – медведи» - не унимались просители.
Будучи в администрации области, ходоки были– министр сельского хозяйства и его заместитель.
Старший ходок был родным сыном хозяина усадьбы – Лука Яковлевич.
Бухнулись на колени и завыли сиреной разной тональности.
« Как Вы батюшка, отец родной и благодетель, с Виктором Степановичем поохотились на медведей, так никто нас и не оберегает».
Перед глазами министра стояла убитая медведица с месячным от роду медвежонком застреленные прямо в берлоге. Чиновники Администрации Президента поохотились. « Звери лютые – половину скотины в деревне сожрали. Опасно за поскотину выйти - сразу сожрут».
Но роль есть роль и ее надо играть. Ради сытого и теплого места заместителя Самого Чиновника можно и на карачках поползать и сапоги его облобызать и не раз.
Лукич выждал пару минут и позвонил по мобильному телефону. Тихим, вкрадчивым голосом скомандовал – « Давай».
Мишка – красавец медведь двухлеток, спокойно спал в деревянной клетке недалеко от хозяйского дома.
Его хозяин Яков Лукич, был для него как отец родной. Всю его короткую жизнь – только хорошее. Помнил его с раннего детства.
Мать родную не помнил, а его запах, первое, что отразилось в памяти малютки медвежонка. Его руки сладко пахли теплым молозивом коровы Зойки. Которая кормила его с сестрой. У нее недавно родился теленок. Тоже Мишка.
Вкусным медом и сгущенным молоком пахли руки доброго хозяина. Сладкая пора детства.
Машка – его родная сестра, вскоре умерла.
Шустрая была и сильней лапотня Мишки. Забирала у него все вкусное.
Раз объелась дорогих шоколадных конфет вместе с обертками.
Угощали по незнанию ребятишки с города. Детки высокопоставленных чиновников.
Мишка помаялся животом пару дней и отошел. От болезни.
Машка отошла совсем. В никуда. К мамке, убитой браконьерами.
Два месяца назад. Прямо в берлоге.
Забавы ради Правительственного сановника.
Приехавший поздно ветеринар, дыша перегаром – вскрыл хирургическим ножом тщедушное тельце издохшего в мучениях медвежонка.
Достал из пищевода твердый комок фольги из под конфет.
Тяжело махнул рукой. Выпил поднесенный стакан самогона, не закусывая. Блеснула мужская слеза. « Не могу за сорок лет привыкнуть».
На глазах Мишки заблестели слезы.
Так и лежал на полу клетки, подвывая от тоски и печали. А слезы все капали и капали. Дети одинаковы везде. И у мамки женщины и у мамки медведицы. Тяжело им без мамок. Детям. В любом возрасте.
Лукич был для него – отцом родным.
Часто отвязывал, выводил с клетки и долго гулял с ним по полю – засеянным клевером.
Научил его по команде вставать на задние лапы и идти вперед, выбрасывая лапы. Как в пляске. Угощал каждый раз за это яблоками.
Не знал Мишка, как зло сыграет это угощение яблоками в его трагическом финале жизни.
Часто проходя мимо клетки, просовывал банку сгущенного молока. Мишка сминал жестянку банки и лакомился сладостью.
Обонянием Мишка уловил запах чужих людей, идущих от дома.
«Три мужчины, грязные, пьют уже неделю» - послушно расшифровывал миазмы людской грязи нос медведя.
« Недавно общались с Яковом Лукичом. Его самогоном пахнут. И яблоками» – любимым лакомством Мишки.
Но, что произошло в дальнейшем, было безрассудно дико и безумно больно.
Троица разделилась, достала длинные прутки арматуры, и принялись избивать медведя, калеча его. Профессионально поставленными ударами.
Мишка в испуге метался по клетке, рычал, не понимая, что происходит. Спрятаться от ударов в узкой клетке было невозможно.
Он встал на задние лапы и, издавая ужасный звериный рык, пошел на врага.
Свирепый рев дикого лесного хищника взбудоражил всю округу.
Испуганно, поджав хвосты, завыли собаки. Лошади били копытами в денниках и дико ржали.
« А вот дорогой Сергей Моисеевич и он. Зверь лютый».
Лукич услужливо распахнул окно, в жарко натопленной зале терема.
Безумный рев дикого зверя вихрем ворвался в дом.
Добавился визг Марфы с дворней. Репетировали заранее - целый час.
«Медведь шатун. Людоед. Мальчика съел лет пять назад».
Марфушка натурально выла. Без репетиций.
Пять лет назад куролесили с Московской комиссией на дальнем кордоне. Взяла с собой единственного сыночка.
Что ребенку сидеть одному в городской квартире?
Когда мамка на выездной работе. Водка, рыбалка, баня. Увлеклась, ублажая высокое начальство.
Отрабатывала высокое звание – заслуженной артистки.
Кинулись искать сынка только на третьи сутки.
Росомаха погрызла замершему на болоте мальчику лицо.
Свалили на медведя шатуна.
Благопристойное лицо Чиновника из Москвы, сменила маска страха и ужаса.
Он попытался, что то скомандовать, но от ужаса сковавшего его, из горла вырывался только хрип.
Яков Лукич и Начальник охраны Чиновника яростно отдавали команды.
Забегали вооруженные люди по периметру усадьбы. С высокого крыльца в темноту ночи забабахали выстрелы.
Вскоре прибежал старший сын Якова Лукича с радостным известием - «Отбились на этот раз. Ушел зверь лютый. Мишку быка задрал и пару собак съел».
С первыми выстрелами мучители прекратили истязать Мишку.
« Пошли мужики- вытащим быка из сарая и кишки его по поляне разбросаем».
« Прости Мишка, мы ничего. Семью надо кормить».
И бросили ему в клетку красное яблоко. Словно насмехаясь.
Срочно была организованна погоня.
Десяток мощных джипов уверенно резали мощными прожекторами ночную мглу. Малейшее движение в лесу отдавалось сразу десятками выстрелов. Разя наповал все живое.
« Ушел зверюга, ушел» - доложил запыхавшийся от бега, главный полицейский начальник области.
« Усилить наблюдение. Утроить количество часовых».
В довершения ужаса принесли и кинули под ноги Чиновника – растерзанную плоть быка, с огрызками не съеденной шкуры.
Липкий, мерзкий пот залил все тело Чиновника от страха перед диким зверем. Ядовитым запахом, безжалостно заливая воздух во всей огромной зале.
« Трусоват то Ваше сиятельство, раз так испугался потрохов быка.
Как сам простой народ жрет вагонами – не боится. А тут все в явь,натурально. Даже запах свежей крови присутствует» - мелькнуло в голове егеря.
« Надо добивать труса».
« А утром зверь вернется» - шептал на ухо Чиновнику Яков Лукич.
« Докушать убоинку. Тут мы его и сцапаем».
Их Превосходительство трусливо жался к теплой груди Марфушки, коленки у него предательски тряслись от страха.
Глава 2.
«Темное Прошлое».
Яков Лукич носил весьма распространённую на Севере - Востоке Руси фамилию – Смирнов.
Но по-уличному звался – Шелопаевский. Или просто Шелопаем.
И на то была известная всей деревне причина. Как и происхождение копны, его рыжих волос на седеющей голове.
Прадед его Митрофан Акимович был из беднейшей крестьянской семьи.
Куча детей по лавкам и конь - вот и все богатство его отца. Тятеньки. Он – младший.
Ни земли, ни пасек с пчелами, ни лесных угодий. Рвань и голь перекатная.
Вот он и повадился, когда подрос, чтобы не издохнуть с голоду – извозом заниматься.
С поздней осени и до весны, запрягал в сани мерина Каурого и отбывал в стольный град Петербург.
Всю зиму рвал жилы вместе с лошадью на постылой работе. И так долгие годы.
Весной по половодью приходил домой.
Занимался хозяйством, пахал нищий суглинок, на клочке надела сеял рожь. Был тихий и незлобный человек.
Уже ближе к старости лет, подкопив деньжат – женился. В жены взял первейшею красавицу деревни – Нинку Акулинину.
Поговаривали про нее всякое, но ее молодость и красота неземная, сделали свое подлое дело. Затмила ум. Полностью, без остатка.
Первое время ходил за ней как телок за коровой.
Не то, что прикоснуться, поглядеть, не смел. От такой красоты неземной.
Взял девку в дом. Молодая жена была бесприданница. Беднее - бедного.
Уехали жить на хутор.
Где сейчас и стоит главная база частного охотхозяйства.
Деревню и тогда недаром называли – Злыднево.
Злые языки здорово бесчестили Нинку.
За все и за красоту ее великую и за шашни с богатыми мужиками. За золотое колечко или платок с ярмарки много, что можно было получить. И любовь, и ласку и горячее девичье тело.Отзывчивое на любовные утехи.
Да и хутора тогда по существу не было.
Времянка на краю березовой колки.
Наняли бригаду плотников и корячились все лето. И на поле и на будущей усадьбе. Денежки, накопленные потом и кровью, как водится - скоро закончились.
Митрофан запряг в сани мерина Каурого и убыл на заработки.
Жену определили на службу горничной в господский дом.
Встречала весной жена мужа с большим, под нос животом. Он и в глаза жене не посмотрел, махнул рукой и ушел в тяжкий запой.
Надо заметить, что хозяин усадьбы господин Шелопаевский был незаурядная личность. Высокий, стройный атлет с зелеными глазами и копной рыжих волос. Герой Турецкой войны - георгиевский кавалер.
Женился, выйдя в отставку по ранению на перестарке. Но с огромным приданным. Хоть и страшна барыня – хуже греха смертного.
Вот он и повадился портить девок и пользовать молодых баб во всей округе.
Не минула сия очередь и красавицу Нинель. Как он звал по благородному – Нинку.
К которой почему то приклеилась прочно кличка - Порченая.
Рыжего как Исав мальчонку нарекли – Лука.
Митрофан за все лето ни на бревно не поднял сруб на хуторе. Пил и пил. Безбожно пил по черному горькую.
По осени снарядил сани и убыл на заработки в Петербург.
Ошалевший Каурый прибежал на усадьбу через сутки. Нинка в тот момент ублажала барина в бане.
Митрофан лежал замершим клубочком в санях… Зарывшись в сено, словно бы хотел согреться.
Барин,однако, не забыл сладостных любовных утех Нинки, ни своего сыночка.
Нинель жила в господском доме экономкой и имела влияния на челядь больше чем старая барыня. Как звала прислуга законную супругу господина Шелопаевского.
Лука рос умным и сметливым мальчиком.
Детей у графа не было, и он любил бастарда любовью сына. Мальчик закончил с отличием торговое училище и был отдан на обучение купцу Селиванову.
Золотое время было.
Лука поднял хутор до размера батюшкиной усадьбы.
Селиванов натаскивал графского отпрыска жестко, и умело торговому делу.
Деньги текли рекой. Построили отдельную заимку с пасекой – Дальний хутор.
Полсотни работников, полсотни лошадей, сотни десятин пахотной земли.
Пол - уезда должники.
С началом Империалистической войны, сам полицмейстер и воинский начальник считали за честь быть приглашенным к безродному богатею.
Граммофон, цыганский оркестр, лучшая тройка на губернской ярмарке.
Планово грянула Революция.
Лука Митрофанович прикупил по случаю, десятка два винтовок. Собрал отряд самообороны. По народному – банду. И грабил. Грабил и убивал и сельсоветы и тыловые Колчаковские обозы. И красных и белых и зеленых.
Поставил на тачанку пулемет системы Максим. И на четырех тачанках – тройках наводил ужас на половину губернии.
Во время одного из налетов на железнодорожную станцию влюбился. Раз и навсегда. Высокой и чистой любовью. Одной на всю жизнь.
Небольшого росточка, худенькая Анна.
Старшая дочь телеграфиста железнодорожной станции.
Полезла с кулаками защищать от расстрела пленных красноармейцев охранявших эшелон с хлебом. Спасла. И влюбила в себя лихого атамана.
Свадьбу сделали по чести.
И зажили по любви в это неспокойное, лихое время.
Через год ехали бандой на хутор.
Лил нескончаемый осенний дождь. Их здорово потрепали ЧОНовцы. Рассеяли и порубили и пехоту, и подвижный отряд Батьки.
Ехали долго. Анну, будучи в положении сильно рвало от бесконечной тряски.
« Лукой сына назовешь» - ласково попросил ее муж.
Словно предчувствуя близкую смерть.
« Будет Лука Лукич. Отомстит за меня краснопёрым» - со злостью сказал Лука Митрофанович.
И дал сходу длинную очередь по конному разъезду ЧОНа. Который тут же скрылся от пулеметного огня в березовой колке.
Вскоре негромко резанул выстрел из казачьего карабина.
Лука Митрофанович ойкнул и сполз на землю с тачанки. Держась за грудь и суча от боли ногами.
«Вот как надо. С одного выстрела. На старой службе призы на дивизионных смотрах брал за меткость» - сказал бывший вахмистр Нижегородского драгунского полка. Кинули раненного поперек седла и на хутор.
Который виднелся недалеко.
Приказчик, он же второй номер пулеметного расчета Луки, так и остался навечно в поле. В луже жидкой грязи.
С сабельным ударом на голове. Наотмашь.
Анну от расправы на месте спас, ранее спасенный ей на станции красноармеец. Остановил занесенную шашку товарища. « Не сметь. Судить будем суку – трибуналом»!
Луку никто не спасал.
Да и крови на нем было много людской.
Поставили лицом к стенке бани на собственном хуторе.
Вышел комиссар. Откормленная морда, глаза навыкате, двойной подбородок.
Верхом не ходил и не умел, да и вес не позволял.
Еле передвигал ноги, маялся отдышкой. Возили только на тарантасе. Бывший аптекарь. Товарищ – Стальной.
За глаза - « Хряк».
Выкрест.
Зачитал революционный приговор - высшая мера социальной защиты.
Спросил, издеваясь- « А таки будет последнее слово».
Лука выпрямился от боли, обернулся и плюнул в жирное комиссарское лицо.
« Стреляй Моня, что там – разберемся на том свете».
« Кто таки товарищи хочет привести законный приговор»?
« А зачем на него патрон тратить, на мироеда» - с яростью сказал бывший вахмистр и махнул шашкой. Распахал с одного удара практически до пояса.
«Конармейцы товарища Буденного научили» - сказал он, хвастаясь перед товарищами и вытирая шашку сеном. « Баклановский удар».
Часть крови от удара шашки забрызгало очки и лицо комиссара.
« Вот и на тебя кровь народная – Моисей Абрамович Демиденко» - подумал он, вытирая теплую кровь с лица, платком, бывший аптекарь.
Вспомнил, почему то, что остался должен убиенному – пять николаевских золотых империалов.
Глава 3.
« Светлое время».
Разграбив хутор отряд ушел.
Горбатая кухарка Пелагея с сыном как православные люди – занесли обезображенное смертью тело хозяина в баню.
Принесли икону, прочитали в полной тиши молитву. Принялись обмывать.
Пришла, держась за стены – полностью седая Анна. Молча стояла. Не было сил не плакать, ни биться в истерике.
Дикой болью схватил низ живота.
Через час, прямо на полу бани, на сене, залитом кровью мужа, родила сына.
Крик рожденного сына как бы отгонял всю нечисть от разграбленного и разбитого хутора.
Баня на мгновенье озарилась ярким сиянием. « Вот он касатик рыжий, весь как граф Шелопаевский» - поднимая младенца над головой, сказала Пелагея.
« Лука Лукич» - шептала искусанными губами Анна.
Жили бедно. Еле сводя концы с концами. Голодали.
Анна устроилась с грехом пополам на работу в ЕПО счетоводом.
Лука рос крепким не по годам развитым подростком. В тринадцать лет забросил учебу. Ушел на кузню учеником кузнеца.
Не мог больше терпеть в школе выходки сверстников. И обидные клички типа – "Ваше сиятельство, скотина рыжая".
Терпел он и верил, что наступит и на его улице праздник.
В ноябре 1941 года потребовался Советской власти и он.
« Не побрезговали. Значит, правда Гитлер завтра Москву возьмет. Если детей врагов народа в Красную армию призывают» - ядовито подумал он, читая текст повестки.
В ночь перед призывом, исчез на пару часов из дома.
Ходил по разграбленному хутору, разговаривал с обгорелым срубом. Гладил его бревна руками,плача.
Ярко заполыхали на поле две не обмолоченных скирды ржи. « Это Вам за папеньку с бабушкой моих».
Первой холодной военной зимой пол – деревни умерло голодной смертью.
План зерна фронту надо было выполнять любой ценой.
Никто не раздумывал - « Все для фронта, все для победы».
Анна умерла в тяжких муках весной 1942. Истекла кровью, таская на элеваторе чувалы с зерном под девяносто килограммов.
Брали вчетвером за углы бабы и грузили не подъёмные мешки на подводы и вагоны. Дожила до светлого праздника Победы из бригады – одна. На сытом месте, на элеваторе.
Лука попал в составе маршевой роты в действующую армию на издыхании наступления под Москвой.
Супостата отогнали на сто километров от столицы и стали.
Наткнулись на отчаянное и организованное сопротивление немца.
Как лбом прошибить бетонную стену.
Через день яростные контратаки немца.
Кавалерийский корпус, куда попал Лука, за день боя был выкошен практически весь. Под конец дня немцы ударили по флангам танками.
Самолеты с крестами безжалостно поливали огнем пушек и бомбовыми ударами позиции корпуса. Ходили прямо над головами. С диким воем.
Батарея противотанковых орудий была смята за десять минут боя.
Конницу давили танками, в живую. Лошади тяжело вязли в снегу. Беспомощно ржали.
Он, потеряв шапку, метался меж разрывов снарядов, ползал контуженный по полю.
Пока здоровенный немец не поймал его за шиворот и не впихнул в колонну пленных.
Утром немцы вывели замерзших пленных на построение из пакгауза железнодорожной станции.
« Коммунисты, командиры, евреи» - заныл сутулый рябой переводчик.
« Вот он юде» - вытащил Лука из строя Мишку Шифнера и плюнул ему в лицо.
"Папеньку моего убили гады".
Продолжил он службу он уже в другом обличии.
Попал полицаем в небольшой районный центр Брянской области.
Сильно не зверствовал, не выслуживался.
И в бой за новую родину сильно не рвался. Грабил потихоньку, выбивал золотые коронки у расстрелянных. Надежно все припрятывал.
Уже летом 1942 года понял – выстоит проклятая Советская власть.
Ни смотря, ни на что.
Выстоит и погонит немчуру на Запад. И спокойно ждал своей участи.
Летом 1943 года в лесной деревеньке егеря под командой гестаповца выследили раненного комиссара партизанского отряда.
Прятала его в бане семья лесника. Навел местный житель. До войны товарищ Стальной был первый секретарь райкома партии. Выперли его с верхов партийного аппарата. Троцкистам сочувствовал. Но национальная партийная система выживания сбоя не дала.
Чистосердечно раскаивался, сдал пару единомышленников органам и с партийным взысканием вниз. В народные массы. На партийную работу.
Зверствовал неимоверно. План по расстрелам 1937 года - перевыполнил на – 800 процентов. Искупал грехи перед товарищем Сталиным. Перед партией большевиков.
Семью лесника всю повесили на воротах. Избу сожгли.
Комиссара пытали в бане. Где он трусливо прятался в подвале.
Сознался и выдал всех. Да и не сознаться было невозможно.
Пытали так, что у стоящего в охране – Луки, волосы вставали дыбом. Одни раскаленные шомпола что стоили.
А как били на наковальне кувалдой по фалангам пальцев рук?
Жуть.
Но запомнил, не смотря на ужасы как звали, по имени отчеству товарища Стального. Маменька часто произносила эту фамилию ему еще сызмальства. « Помни имя душегуба папенькиного - Моисей Абрамович Демиденко».
Зондер команда егерей ушла дальше в лес.
« Этого в гестапо» - дал команду немец в пенсне.
Господин Мольтке.
Худое вытянутое лицо с большими конопатками веснушек. Круглые очки. Как у товарища Берия.
Погрузили окровавленное тело в телегу.
За несколько километров до райцентра, остановил лошадь. « Кому пискнешь, убью» - сказал он напарнику.
« Издох он от ран - как собака».
Долго он ждал этой встречи.
Золотые зубы выбил еще у живого.
Представил, как убивали отца.
Сашка полицай еле оторвал Луку от истерзанного комиссарского тела.
Танки и пехота Красной армии за неделю боев вскрыли немецкую оборону в районе Брянска. Шел сентябрь 1943 года.
С пленными полицаями особо долго не рассупонивались.
Особо рьяных исполнителей немецкого командования и темных личностей с заляпанными кровью руками – отдавали на суд партизанам и местным жителям.
Красивая сказка о выездных трибуналах над предателями Родины была придумана позже.
Реальный народный суд был скор и жесток.
Предателям и мокрушником везло, если их поганая жизнь заканчивалась пулей у стенки. Или веревкой на телеграфном столбе.
Без физических мучений и издевательств перед смертью.
Душевных мук они не испытывали. Часто их забивал народ – насмерть.
Или разрывал на куски машинами.
И могил у них не было – как у бешеных собак.
Простых пособников и рядовых исполнителей – в лагеря.
И неизвестно кому больше повезло в этой гонке за сохранение своей шкуры.
Иной раз заключенные лагерей завидовали участи ликвидированных братьев по предательству.
Мучения были лютые. Не человечески лютые.
И ненависть ко всему живому. Человек ел живую плоть живого человека. Без жалости и скидку на сострадание.
Быстро определили в лагеря.
Несколько месяцев в лагерях Средней полосы.
Дальше на Севера. Везли до далекой станции Инта – целый месяц.
На каждой крупной станции термоса с баландой, ведра с водой. Разницы особой не было. Несколько жиринок сверху и все. Весь суп.
Хлебушка черняшки почти не было.
Назад из вагона несколько трупов. Мерли как мухи. Кто то вскрывал вены.
Навстречу шли многочисленные воинские эшелоны.
Новая военная техника на платформах, теплушки. Сытый запах от них. Солдатской каши и щами. От голода сводило живот, опухли ноги.
« Пост для охраны изменников Родины сдал». « Пост для охраны изменников Родины принял».
Охрана, натасканная до предела всех уставных правил. Два ряда колючей проволоки, лютые овчарки.
Малейшая задержка в строю, резкое движение – автоматная очередь.
Кинули на шахту, в прорыв. Уголек рубить. В забой. « Молодой, пол- года протянет».
Больше пол- года не протягивал никто. Вытягивали ноги – вперед. Чтобы никогда их не согнуть и не выпрямить. Их в движении.
«Я приехал на Инту.
Уголь добывати.
Ох и твердый уголь тот,
В рот его е …ти» - пели в злых частушках. Кто мог. Петь. У кого хватало сил.
Через три месяца попытался залезть в петлю.
Работа невыносимая.
Двухразовые выходные. В год.
На первое мая. И седьмое ноября.
Сняли. Точнее вынули. Из петли.
Как водиться побили, не зло. Слегка – ногами. Так поучили, чтобы за жизнь держался.
На четвертый месяц повезло.
Два доходяги тащили его в лагерную больничку. В лаве породой придавило.
Так для проформы.
Оклематься и встать в строй шансов не было.
Шахта высосала все силы, без остатка и тянулась уже костлявой рукой за жизнью. Почти год за колючкой.
На повороте, через колючку гнали пленных немцев.
Мелькнуло знакомое лицо.
Высокое вытянутое лицо с большими конопатками веснушек. Круглые очки. Как у товарища Берия.
Только морда уже не надменная. И мундирчик – рядового пехоты. Товарищ – герр Мольтке.
« Гражданин Мольтке – такой же как и он - зек » - ударило в голову. Взяли его в Минском котле. " Тоже гад не убежал в Фатерланд" - радостно заныло в душе.
Из больнички вышел через месяц.
Отъелся и выспался. На белых простынях.
Познакомился с нужными людьми и попробовал в любовных ласках Клавку медсестру. Красавица. Правда тощевата немного. Побила и ее жизнь в оккупации.
Клава в оккупации путалась с немцами. Чтобы не сдохнуть с голоду. Получила - червончик срока. За сотрудничество. Повезло.
Жизнь налаживалась.
Определили рабочим подсобником в прачечную. Даже с лагеря выпускали. Белье возили в лазарет соседних лагерей.
А это уже почти лагерная элита.
С ворами конечно не ручкался, но был на неплохом счету у лагерного начальства. Не трогали и не обижали.
Да и он типа почтальона был. Негласно. У уважаемых людей.
Через год начальника лагеря перевели с повышением в Москву.
« За блестящую организацию и проведение оперативно – розыскной работы».
В соседнем лагере выявили целую группу старших офицеров специальных служб Германии.
Скрывались под личиной рядовых Вермахта.
Пытались устроить крупную диверсию на железной дороге.
Не вышло. Органы – их не обманешь. Они всегда начеку на защите социалистического Отечества.
Освободился по амнистии. Дома никто не ждал.
Деревенские встретили как бешеную собаку. У половины деревни кормильцы не пришли с войны.
Председатель колхоза, инвалид с одной рукой и медалью « За отвагу» на груди, руки не подал.
Махнул в сторону леса – « В лесники иди. В колхозе тебе не место». Хотя каждая пара мужских рук ценилась на вес золота.
Но крестьянскую крепкую породу невозможно сломать.
Обжился он и в лесниках.
Времена были голодные и суровые. А лес он в деревне, как и хлеб.Всегда – голова и в цене.
Обзавелся нужными знакомствами, и пошла копеечка к кусочку хлебушка.
Кому кругляка на баньку свалит, кому и строевого леса на дом.
Под видом сухостоя санитарной рубки.
Кому пяток машин дровишек березы. Вместо одной машины ольхи, по выписанным документам.
Через пяток лет и избу срубил и хозяйством обзавелся.
Корова ведерница и лошадь. Конечно не батюшкино хозяйство, но по послевоенным меркам – достойный хозяин. Не хухры мухры.
Председатель колхоза уже так не привередничал. Правда, руки не подавал, но шею гнул.
По осени привел хозяйку в дом.
Высокая конопатая девчонка. Но породистая.
С брюхом – аборт делать поздно.
Доучилась в городе. В педагогическом училище. Научили…. Надежду Викторовну. Правда, научилась не тому.
Мать, забитая нуждой и детьми – тощая баба. Отец – пропал без вести на фронте. Сестер и братьев – пять душ. Выгнали ее с дома.
Пожалел девку, но с прицелом. Он никогда ничего не делал просто так. Да и разница в возрасте почти двадцать лет.
Он помнил еще по лагерю Клавку медсестру.Стандартная з/ к.
Понесла от сержанта конвоира.
Хлебушком ее подкармливал. Ей светил соответственно перевод на легкую работу и в лагерь для мамочек.
Сержанту скорый трибунал. И лагерь. Да видно сержант не простой был, для лагерного окружения.
Лагерная шестерка шепнула ему на ухо - « Мол, ждут тебя уважаемые люди».
В дальнем завешенном углу барака, спросили - « Слышали мил человек, ты с Клавкой спутался»?
Спросили, ласково так, с улыбкой.
От этих слов у него спина от страха мокрая стала.
« Да не бойся дурашка, мы тебя не зарежем. Напишешь начальнику, что имел с ней связь. И все».
Сунули в руки сверток.
« Здесь водка с закусью, заварка и пакетик маленький.
Подсыпь Клавке в чай грибочков сушенных из пакетика».
И загоготал, со зверским выражением лица – уважаемый человек. Ему долго снился по ночам тот смех.
Вечером посидели с радостной Клавкой. Перед отправкой ее в специальный лагерь. Попили чайка.
Ночью фельдшер еле спас Клавкину жизнь. Сильное кровотечение и выкидыш на позднем сроке.
Будучи много времени спустя, в лесу, наткнулся он на эти грибки. Нарвал и положил подальше. Подальше, на всякий случай. Авось пригодиться.
Через пару недель совместного проживания попарились бане.
Яков Лукич махнул с устатку пару стаканов самогона.
Супруге – чай, только чай. Специально заваренный. Нечего голытьбу плодить, бастрюков всяких.
Ночью скорая помощь увезла ее в район. « Еще бы немного и потеряли бы. Кровотечение очень сильное» - доложил ему главврач больницы.
« Ты мил человек спину не гни. Дадим тебе лес на сруб. А ты девку лечи, чтоб наследника мне родила. Вот и весь сказ».
Через три года Надежда Викторовна понесла.
Уже не сопливая девчонка. А жена – главного лесничего района.
Степенного уважаемого человека.
Даром что сидел в лагерях за измену Родины. Лесничества района по два годовых плана давали Народному хозяйству. Да и про областное партийное начальство он не забывал. Такой лиственный сруб срубил, что хоть на ВДНХ отправляй. Дворец.
За год до события рождения сына съездил он в места боевой юности.
Нашел он тот дуб приметный. На опушке леса.
Отсчитал ровно сорок шагов. Плюнул на черенок лопаты, начал копать.
На глубине трех штыков лязгнул металл.
Золотишко с зубных коронок, сдал знакомому зубному технику.
За пол - цены.
Хватило купить лотерейный билет с выигрышем – автомобиль ГАЗ – 21.
Битый он был. Жизнью битый и Советской властью.
Знал, что выигрыш с лотерейных билетов не конфисковаться по приговору суда.
Да и как объяснить любопытным односельчанам – где он деньги взял на покупку машину? Да и ОБХСС не дремал. Кушать то кушали с его рук, да всякое могло случиться. " Ничего не вечно под Луной".
При зарплате главного лесничего в 100 рублей, новыми деньгами.
Десяток тысяч оставил на подарок жене – наследника носит.
Пистолет Вальтер надежно припрятал в надежное место. Жизнь она долгая - пригодиться в хозяйстве.
Глава – 4.
« Афганский синдром».
Яков Лукич – родился в светлый, солнечный день.
По радио целый день говорили о смене партийного курса и вновь избранного Генерального секретаря. Ему было не до этого.
Главный врач районной больницы больно ткнул в бок врача гинеколога -« А этого рыженького мальчика – отдадим дедушке».
« Какой дурак сказал, что он дедушка – он его папа».
И оба улыбались как майские розы. Папа за рождения сына облагодетельствовал строевым лесом на два сруба. Бревнышко к бревнышку корабельной сосны. Бьёшь обухом топора – звенит как металл.
Крестили ребенка в тайне.
Никиту Сергеевича хоть и сняли с позором, но дружить с попами указаний от партии не было.
Поздно ночью, бывший церковный служка крестил новорожденного на развалинах господского храма.
Негромко читал молитву, за неимением купели младенца опускали в простой медный таз. Неярко горела свеча, и яркая луна освещала сие таинство через снесенный купол храма.
Недалеко от храма виднелся заброшенный и обгорелый фундамент церковной сторожки.
Где принял мученическую смерть родной прадедушка младенца.
Сторожку сожгли вместе с живым еще графом и настоятелем храма – отцом Романом. Пьяные революционные матросы кокаинисты и сифилитики пытали их с целью выдать тайник с церковным золотом и утварью.
Страна голодала. Нужно было золото для закупки хлеба, да и себе на удовольствия жизни тоже нужен был золотой запас.
Были и раскалённые шомпола и размозжённые кувалдой фаланги пальцы рук. Вынесли все муки. Хотя и кричали неестественно громко от боли лютой. Не выдали.
Клад нашли в начале двухтысячных годов.
Закопанным в подвале избы церковного старосты.
Старик умер от голода и холода – зимой 1942 года.
Нашли в холодной, нетопленой избе с наполовину изъеденной кожаной рукавицей. Резал кожу, тонкими полосками варил и ел. Пока были силы и дрова.
Но ни копеечки с церковной кассы и господского добра не взял.
Господского и церковного золота с лихвой хватило восстановить храм Божий.
Рядом в господской конюшне погибла и Нинель. Родная прабабушка маленького Якова Лукича.
Вахмистр, убивший, Луку Митрофановича искал, комиссара отряда – товарища Стального.
Оттолкнул от подглядывающего в щель ворот матроса – часового. Резко зашел в конюшню.
Большие на выкате, испуганные глаза, кучерявые чернявые волосы, слипшиеся от пота Моисея Абрамовича.
Голая, с бесстыдно раздвинутыми ногами Нинка. Связанная и валяющая на конской попоне.
Белоснежная грудь, искусана и в крови. Избитое и разодранное лицо. Сплошной кровоподтёк.
« Присоединяйтесь товарищ. Нам господского добра не жалко. Сладкая бабенка, даром, что помещица».
Комиссар стоял голый с огромным рыхлым животом, облизывал руки от крови – «Кусалась старая сука, как собака».
Дважды взлетела шашка бывшего вахмистра.
Со свистом, почти без крови.
Зашатался вахмистр, упал воя диким зверем рядом с убиенной им грешницей. Вспомнил ее маленькой и девкой на выданье. С синими глазами, как лесные озера.
На звуки выстрелов прибежали революционные матросы.
С маузером в руках, уже одетый в кожанку товарищ Стальной пояснил – «Вахмистр хотел освободить барыню. Я давно ему не верил. Товарищи. Революцию в белых перчатках не делают».
Глубокой ночью всех троих убиенных и замученных мучеников прихожане упокоили в одной могиле. Сверху поставили большой круглый камень.
Тело застреленного вахмистра забрала мать старушка.
Был он местный рожак, с дальнего края деревни – Собаковки. Как ее звали деревенские. Люди там злые жили – как собаки.Злые даже для деревни Злыднево.
Похоронили там же на Собаковки.
На высоком берегу речушки, под деревянным обелиском с жестяной звездой. « Тов. Зыкин – красный герой. Зверски убит за Советскую власть».
Хоронили всем коллективом комитета бедноты. Поклялись, что отомстят убийцам.
В начале двухтысячных переехал тот обелиск по весне трактор с пьяным Сашкой Лебедевым.
Не успели оглянуться, как дорогу набили тяжелые лесовозы.
Прямо по могилке. Ничего и не осталось от красного героя. Даже памяти.
Яков Лукич рос умным и грамотным ребенком. Почти все школьные олимпиады его, лыжник, комсомолец. Яркий лидер.
Старики шептались – « Вылитый граф Шелопаевский. Тот тоже был рыжий и умный. Как профессор».
Надежда Викторовна родила еще дух детей. Мальчика и девочку. Погодков.
Лука Лукич любил и их отцовской любовью, но в наследники не прочил.
Не было в них Шелопаевской стати и полета ума. Как в старшем сыне.
Бараны и неучи. В мать пошли – пустобрехи.
В далеком 1983 году призвали Якова Лукича – Родину защищать. Святой долг для каждого гражданина Советского Союза.
Яков Лукич парень красавец.
Рост под метр восемьдесят. Спортсмен.
Закончил – лесной техникум.
« Под Псков попадет в пехоту. Каждую субботу – увольнения, кино, мороженное, пирожное».
Районный военком, сын однорукого председателя колхоза инвалида так не думал – « В учебку его, в Среднеазиатский военный округ. Отец предатель не воевал, так сынок пусть грудь подставит».
Огнем полыхал Афганистан.
После каждого гроба в район, военком пил запоем.
Чувствуя свою вину перед этими пацанами, погибшим в бою. Ехал в область, кричал, требовал, писал рапорта об отправке в Ограниченный контингент.
С обратного пути обратно напивался и выл от душевной боли, размазывая слезы двупалой рукой. Пальцы отсек минометный осколок, метя в пулеметный расчет ПК на юге Африке.
За месяц до выпуска из учебного подразделения Якову стали сниться дурные сны. Такие страшные, что криком диким кричал. Будя нечеловеческим криком учебную роту.
Не хотел он отдать свою молодую жизнь за речкой.
Ой, как не хотел.
За неделю до отправки в войска в далекий гарнизон приехала Надежда Викторовна. Красавица. Даром, что родила трех детей. Точеный стан, грудь задрана до носа, двумя неподъёмными пудовыми половинами.
И все это добро под слегка закрытой кофточкой.
Русая коса до пояса.
И зеленые глаза как заливные луга. И смех заразительный, искренний.
Узнала когда командир дивизии идет с обеда обратно на службу.
Смех, сломанный каблук и зеленые глаза.
И все. Отмененные бесконечные совещания и проверки. Генерала срочно вызвали в округ. Надвое суток.
Округ располагался на берегу водохранилища. Небольшое скромное с виду – двухэтажное здание. Все в зелени винограда и плодовых деревьев. Физкультурно – оздоровительный комплекс. Два часовых по периметру, на КПП зверь прапорылище. Никто не пройдет.
Генерал ползал в ногах Надежды. Влюбился как пацан. Он и красоты не видел никогда такой женской. Обещал, и жениться и увезти ее в Москву.
Идиллия прекратилась поутру.
Звонок Командующего округом – « Что то ты увлекся зятек - с бабой то. Заканчивай учения и через два часа дома. К семье. Хватит, погулял».
Куда деваться- долг есть долг. Даже если он и семейным. Воспоминания пронеслась белым вихрем цвета абрикоса в Ферганской долине.
Он молодой капитан с друзьями обмывал очередное воинское звание в греческом зале чайханы. Вышел покурить под чинару.
Два местных джигита бьют небольшого роста –русскую девушку.
Не поделили, та истошно кричит. Помощи нет. И не будет.
Сын первого секретаря горкома и сын председателя горисполкома. Настоящие баи в городе. Милицейский патруль испуганно спрятался в кустах.
«Какая - то там русская. Попробуй вмешаться – сразу из органов попрут. Андропов не дремлет с комитетом Госбезопасности».
Вмешался он – смертельно пьяный капитан. Командир лучшей мотострелковой роты полка. С десяток ударов и все. Враг повержен. На земле валялись избитыми два сынка партийных руководителей и милицейский патруль. Вступившийся за сыновей хозяев города.
Проснулся в доме дехканина.
Дешевый номер, лампочка под абажуром. Нижнее белье, разбросанное по полу. Безобразная женская грудь и толстые ноги.
Командир дивизии вызвал его через пару месяцев.
Смотря пристально в глаза, спросил – « Спал с Наташкой? Как коммунист коммуниста спрашиваю. А не как отец»?
« Да вроде бы разок было по пьяному делу. Месяца два назад. Товарищ генерал - майор» - промямлил он. Опустив глаза в пол.
« Дело может быть дело и пьяное. А аборт на четвертом месяце никто делать не будет. Значит так Тертычный Микола, ты уже заместитель командира батальона, через месяц учеба в академии имени Фрунзе. Насчет поступления не беспокойся – поздравляю. Жену – благодари. Иди поцелуй».
И пошла дальше служба по накатанной колее. Все воинские звания – досрочно. Академия имени Фрунзе и Академия Генерального штаба с отличием.
Дома жена – жаба, жабой и двое похожих на нее детей. Жизнь не мила.
Единственная отрада водка временами и такие Надежды.
Крикнул негромко – « Николай Егорович».
Беззвучно шагая по коврам, появился старший прапорщик. Его – доверенное лицо. Таскал его по всем должностям своим – был его как бы адъютантам по особым поручениям.
Догадывался, что он сигнализирует куда надо. А куда деться? Времена такие. Без органов никак. Его уберешь, приставят нового.
« Пригласи,пожалуйста, майора Иванова, и как уйдет – автомобилиста дивизионного ко мне бегом».
Начальник Особого отдела дивизии майор Иванов не заставил себя ждать.
Вынырнул почти моментально, как черт из табакерки.
С утра ждал эту тему разговора.
Комдив лично встретил майора, махнул рукой на стулья – « Мол, присаживайся за стол».
Достал початую бутылку коньяка, тарелку с лимоном и тоненько нарезанным финским сервелатом. Выпили, пару стопок не отвлекаясь на разговоры.
« Ну что Александр Николаевич будем делать с пацанами» - спросил комдив.
«Смирнов Яков Лукич – согласен, за речку не пойдет.
Просмотрели мои коллеги – отец осужден по 58 статье. Хоть и амнистирован в 1956 году. Дело сейчас на рассмотрении в Главной военной прокуратуре. Будет – реабилитирован. Полностью. Первый секретарь обкома лично просит».
Будет в учебном подразделении молодежь учить. Сержант из него выйдет образцовый.
«Баяр Бердымухаммедов - Согласен, дедушка действительно активно участвовал в басмачестве. Имеет родственников в Афганистане. Но, у него отец – первый секретарь райкома партии. Хлопковод. Кавалер – ордена Ленина. Номер не пройдет. Вы представляете, как западные радиостанции вой подымут»?
Выпили третью, не чокаясь.
Через час осушили и вторую бутылку.
« А если у него перитонит лопнет, в ночь перед отправкой в войска»? «Какой перитонит» - не понял генерал? « Аппендицит острый порвется у сынка партийного чиновника» - образумил чекист.
« Начальника госпиталя ко мне быстро» - рявкнул генерал.
Доктор понял все моментально. Особист умел внушать свою волю людям. Раз и навсегда. Грешен был и доктор. Приторговывал – промедолом.
Из последних сил комдив инструктировал – начальника автомобильной службы дивизии. Сломал его все- таки особист. Мастер, сразу видно.
« Значит так подполковник. Берешь моего Николая Егоровича и через три дня Волга ГАЗ – 24, в Москве. Станция метро Беговая, Главное управление кадров Вооруженных сил. Позвонишь по этому телефону. Отдашь машину порученцу генерала. Документы и перегоночные номера в бардачке».
Увольнялся Яков Лукич Смирнов – старшиной.
Отличником боевой и политической подготовки. Герой, воин интернационалист. Дважды сопровождал командира дивизии в командировку в Афганистан.
Отслужив год, он приметил в своем взводе щуплого мальчишку. Шурик Секскутов.
За глаза – Секс.
Тощий, а мозгов килограммов шесть.
Москвич, отец работал барменом в гостинице - Москва. Уважаемый человек. Дача. Машина. В Болгарию и Польшу ездил.
Водочкой сливочной приторговывал. Из полупустых бутылок сливал остатки недопитой водки, запаковывал заново и продавал трижды дороже. Вечером. Таксистам.
Валюту скупал, шмотки всякие заграничные.
Словом жил, а не существовал. И на Советскую власть не жаловался. Она ему подарила золотую путевку в жизнь.
Шурик и вдолбил ему в голову, дураку деревенскому, что почем.
Остался Шурик в учебке – каптерщиком. Услаждал слух дедушек старослужащих своими бесподобными песнями. Да и папа бармен как бы случайно перед выпуском заехал на личной Волге.
Что не сделаешь ради единственного сына. Дочь за барную стойку не поставишь. А машину Санька после дембеля быстро отработает. Смышленый парнишка.
Умный не по годам Яков Лукич еще тогда понял, что за Западом и Москвой его сытое будущее. Иностранцев возить на охоту и рыбалку. Баня, девки, деревенская экзотика. Вон их сколько грудастых пропадает.Катание на санях с цыганами. Вот его стезя и путь в графские покои, и сытую старость.
Демобилизовался, засучив рукава и без сна и отдыха, работал почти тридцать лет.
И первый в районе кооператив и малая авиация и охота и рыбалка для богатых людей. Кровью и потом наживал состояние.
Восстановил и благоустроил хутор деда.
Терема из лиственницы в два обхвата. Хозяйственные пристройки. Здание бассейна. Вертолетная площадка. Взлетно посадочная полоса для легкомоторной авиации.
Один из богатейших и уважаемых людей в области.
Старший сын, Лука Яковлевич, еще нет и тридцати годков – а уже министр сельского хозяйства области. Губернаторский протеже. Еще пару шажков и Чиновник в Стольном граде. Московский Чиновник, потомок графа Шелопайского.
Три поколения Смирновых рвались к этому, не жалея живота своего.
Осталось всего пару шагов. Высокий Московский гость завтра удачно поохотится и дело сделано. Губернатор уйдет в Москву на повышения и сынок следом. Как ниточка за иголочкой.
Завтра. Завтра будет и почет и уважение. Сладостно засыпая, думал он.
« Дурак в думках богатеет».
Глава 5.
От судьбы не уйдешь.
С рассветом Яков Лукич проник в зал терема, разбудив при этом чумового охранника. « Что не ложился Начальник спать вообще»?
« Не буянит всю ночь, упадет на стол,поспит минут десять и опять голый скачет как черт. Откуда у него здоровья столько. В годах ведь. Сто лет проживет».
На лавке бесстыдно валялась полностью нагая звезда местного балета.
Оголив заманчиво свои женские прелести.
«Теперь точно звание Народной получит. Сколько на ней за ночь народа прошлось. Действительно любимая всем народом артистка» - думал Лукич.
« А ведь действительно – красавица. А он угробил всю жизнь на семью и работу. Бабу чужую не нюхал». Пожалел сам себя.
Орал дурниной Их Превосходительство, бил кулачком по столу – « А я говорю Димону – надо делать так».
"Понесло по полной мощи Их Превосходительство. Надо заканчивать кордебалет. А то опять как в прошлый раз белка начнется. Мания величия – уже началась» - решил Яков Лукич.
Гость талдычил о своих персональных заслугах перед Родиной. О бесчисленных орденах и почетных званиях.
О своей исключительности в жизни страны.
« А папа мой в этих местах устанавливал Советскую власть.
Контру рубил с коня налево и направо. Как Буденный.
Железный был человек. И партийная кличка у него была – Стальной. Погиб в Брянских лесах. Взорвал себя гранатой, чтобы в плен не попасть.
Настоящий герой. Мне всего год был. Меня Партия воспитала и отчим. Великий человек был. Правая рука у Никиты Сергеевича».
Растолкал губернатора области – « Вставайте Барин, пора».
Короткий инструктаж перед импровизированной охотой. Инструктировал лично губернатор, строго. Все знали, что решается его судьба и перевод в Москвы. Поэтому малейший перекос сценария будет наказан с максимальной жесткостью.
« Итак, медведь идет по краю поле. Ответственный Лукич.
Внезапно встает на задние лапы и идет на нашего дорогого гостя. Ты, Марфуша – истошно визжишь от страха.
Все находящиеся рядом кричат – « Стреляй Барин, стреляй». Охрана подстраховывает на всякий случай.
Корреспондент все снимает. Все снимки только мне. Все. Вперед».
Все пошло согласно сценарию.
Был солнечный осенний день. С небольшим ветерком.
Вся свита расположилась на краю овсяного поля. Мишка, заранее выпущенный из клетки, почуяв запах Лукича, смело пошел на толпу людей.
«Вот он зверь лютый. Людоед» - шептала со страхом Московскому гостю на ухо Марфушка.
Расстояние стремительно сокращалась.
Внезапно Зверь встал на задние лапы и пошел на толпу,угрожающе рыча.
Яков Лукич поднял высоко правой рукой красное яблоко, призывно манил им Мишку.
Мишка заметил яблоко, выполнил многократно отработанное дрессировкой упражнение. Встал на задние лапы и с радостью пошел к хозяину - « Зря он думал на него плохое, он простил Мишку и сейчас угостит его за работу яблоком».
Вся свита резко, испуганно зашумела – « Стреляй Барин стреляй, порвет на куски людей зверь лютый».
Резким звуком пять раз выдохнул смертью немецкий карабин разрывными пулями..
На грудной клетке медведя пули вырвали живую еще плоть, и земля окрасилась кровью. Цвета свежей малины.
Получив несколько смертельных ран, Мишка, неуверенно сделав несколько шагов, упал на спину.
Тело тряслось в смертельных конвульсиях.
Солнце его жизни стремительно клонилось к закату.
В сознании стремительно пролетели мгновение его небольшой жизни. На лесной опушке показались его мать и сестра Машка. Почему то она осталась, как и умерла – четырехмесячным подростком медвежонком..
Ярко светило солнце и било ему не проходящей болью в глаза.
Толпа подонков, неистово радуясь, взволнованно расхваливала героического охотника.
По существу – хладнокровного убийцу.
Равно как и все остальные пособники этой казни домашней животины.
« Как я его – зверюгу! Все попадания смертельные» - в экстазе крови в диком восторге орал Московский гость.
« Сэлфи сейчас сделаю на фоне этой зверюги».
И пнул с силой лежащего медведя.
Закинул еще теплую голову Мишки, разжав пасть, схватил его за язык.
Плюнул, зачем то невинно убиенному зверю в затягивающие пленкой смерти глаза – « Попался Зверюга кровожадный».
Его самолюбию видно тешило, что он маленький и плюгавенький огрызок, уложил в упор большого и сильного зверя. Вот его и заклинило на слове – зверюга.
Мишкина душа уже покидала эту грешную землю, где так сурово и по предательски с ней обошлись.
Она потихоньку отлетала, куда - то вверх.
Тело, практически уже не поддавалось силе мысли и какому то управлению.
Разум почти полностью угас.
Лишь на уровне нейронов в нем теплились, какие то остатки жизни.
Мишкина душа видела сверху, какого то беснующего над телом уродливого старикашку с большой пролысиной на голове.
Который зачем то ухватил в пасти когда то ее тела - язык и что то кричал.
С радостью упыря и душегуба.
« Лука Яковлевич, подойди ко мне, вместе сфотографируемся на память. А то в заместители мои метишь, а как не родной» - скомандовал комиссарский сынок.
Но безжизненное Мишкино тело и не думало сдаваться врагам.
Какая - то неведомая сила заставила тело с силой, в последний раз в жизни, сжать челюсти хищника.
Хрустнула кость оторванного запястья, и окрестности охотничьего хозяйства огласил нечеловеческий от боли крик высокого чиновника.
Все мы смертны. Даже - Они.
Хозяева жизни, так они называют себя. Соль земли Русской.
В Мишкину морду ударила горячая струя человеческой крови.
Он этого не видел и не чувствовал.
Просто его душа сверху давала в его угасающий почти мозг обрывки, каких то изображений.
Тело, повинуясь мощному инстинкту хищника, нанесла лапой со страшными когтями два сильнейших по мощи удара.
Которые прекратили мучения от боли душегуба сановника и содрал скальп с головы старшему сыну Якова Лукича. Тот и упал уже на землю уже мертвым.
Умер мгновенно, не мучившийся.
Многочисленные пули охранников рвали на куски уже мертвую плоть медведя.
Высокий Чиновник орал от безумной боли и бился в смертельной агонии. Смерть умышленно медленно душила упыря своей костлявой рукой. Давая ему почувствовать ту даже маленькую толику боли, что он сделал людям за свою мерзкую жизнь.
Яков Лукич зверем катался по земле, прижав к себе остывающее тело своего сына. « Кровиночка моя, за что. Сынок»? Выл он диким голосом.
Потом ровным и уверенным шагом подошел к срубу дома.
Приставил лестницу, полез наверх, оторвал доску от застрехи крыши, вытащил пистолет. Пистолет Вальтер – тот, что привез с Брянщины его отец.
Засунул ствол себе в рот.
Хлестко ударил единственный выстрел.