Во второй половине мая начинает светать очень рано. Каждый год для меня это откровение и стимул к тому, чтобы острее реагировать на раздражители. Точнее, избыток света пробуждает желание и способность переводить мои реакции на язык слов или в какие-то другие образы. Я всегда на все обращаю внимание, но по большей части даже сильные раздражители оставляют следы такие же, как мелкое насекомое на лобовом стекле машины. Это защитная реакция, направленная на эффективное управление ресурсами. Мало света, мало времени, восприятие сужается, интерес ко всему теряется. Чем ближе к июню - тем дальше границы моих перемещений от родной полусферы окресностей Таганской Площади, и буквально, и метафорически.
Сегодня на минуту я потерял дао речи. Имннно дао, а не дар. Так звучит эффектней, и не совсем понятно, но сочетание более правильное, говорю как художник. Напротив меня в вагоне сидела молодая женщина. Этот современный аутизм прекрасен, глубокий уход не просто в себя, а рассеяние собственных сегментов в визуальных, слуховых, текстовых, интер-, интра-, мега- и прочих информационных потоках, когда человек одновременно слушает музыку, смотрит новости и отвечает на сообщения в социальных сетях и мессенджерах, и все это в концентрированном промежутке десятков секунд между двумя станциями. Меня завораживают эти краткие моменты и обычно не так уж и важно, что за модель исполняет расширение своего "я" с такой непринужденностью. Завораживает сам процесс.
Но сегодня утро было такое длинное, солнце светило так ярко, и все это, свет, солнце, зарядило меня избыточной энергией, пользу из которой извлечь я не смог, так как это была не деятельная энергия, а беспокойно-созерцательная, и которую я как обычно направил в область чистой эстетики. Итак, напротив меня в вагоне сидела молодая женщина. Наушники, уходящие в планшет, лежащий на коленях, в одной руке смартфон. На груди, опускаясь почти до пояса, лежали темные волосы, нижняя часть была более светлого цвета. Бедра показались мне тяжеловатыми, но образ был цельным, естественным.
Я заглянул ей в лицо и понял в чем дело. Разгадка была в мелькающей время от времени улыбке, странной европейской улыбке, неожиданного артефакта, в отличие от стандартных ничего не значащих улыбок сегодняшнего дня. Раньше улыбка могла отражать широкий спектр чувств: радость, презрение, смущение и еще десяток эмоций. И чисто технически эта женщина имела способность оперировать своей улыбкой для передачи широкого спектра чувств. На мгновение она показалась мне богиней и время остановилось. Я попытался запечатлеть ее целостный образ, и мой взгляд скользнул ниже по ногам к полу. На ней были черные обтягивающие джинсы, короткие носки и низкие кроссовки со стразами, стилизованные под беговые. Между концом джинсов и началом носков виднелась кожа в районе шиколоток.
Виной тому, что волшебство разбилось, является мое хорошее зрение и глубокое знание физиологии. Эти несколько сантиметров опухшей и красноватой кожи явно говорили об избытке воды в организме из-за чрезмерного употребления быстрых углеводов.
Вся феерия улетучилась, и я мгновенно потерял интерес к этому печальному и грузному продукту массовой культуры. Стало немного неловко, словно ненароком я узрел выпадающий геморрой из-под миниюбки вечно молодой певицы. Но, выходя из метро, я помог старухе, похожей на слепую ясновидящую Вангу, поднять по лестнице совсем нетяжелую сумку, и легкое разочарование, в общем-то, и изначально ненапряжное, быстро исчезло.