Не дождутся!

Тимофей Зубцов
По мотивам картины русского художника Перова Василия Григорьевича
«Чаепитие в Мытищах, близ Москвы»
(для Вернисаж Конкурс 37)

        - Хватит, не пойду я больше никуда. Не хочу унижаться, - решительно сказал Анатолий. От грохота упавших костылей Надежда вздрогнула. Опираясь на стену, муж обреченно опустился на стул.
        - Они будто меня не слышат… Я за Родину… За них… И ни разу не сказал, что не по своей воле. Если бы надо было, и сам бы пошел. Я этих гадов голыми руками душить готов. Сколько пацанов осталось там…
        Налив рюмку, Анатолий поднял ее, подумал и поставил перед собой. Надежда молча сидела рядом. Повернувшись к ней, он увидел ее мокрые глаза.
        - Надюша, ну ладно тебе… Ну все… Черт с ними, со всеми. Пенсия, конечно, не ахти какая, да ладно. Я ложки деревянные вырезать буду, - попытался пошутить Анатолий.
        - Ложки это хорошо, - вздыхая, ответила Надежда. – Много ложек на кухне это хорошо…
        - Слушай, чего мы сидим дома? На улице лето, погода – закачаешься! Пошли гулять. Кавалер одноногий, конечно, не самый лучший выбор, но другого предложить не могу.
        - А мне такой нравится. В переходах ушлые «инвалиды» как-то хитро прячут свои ноги, а у меня настоящий, не фальшивый. Чего же стесняться, - в тон мужу попыталась пошутить Надежда.
        - Вот, наконец-то оценила! – улыбаясь, ответил он. – Видала, как я по ступенькам уже наловчился прыгать? Как кузнечик. Когда маленьким был, ездили к бабушке. Бухнешься в высокую траву, а их там видимо-невидимо. И прыгают так! А я чем хуже?
        - Я никому не расскажу, чем лучше… Есть кое-что главнее…
        - Ну все! Какой-то сегодня день комплиментов. Видишь, как у меня щеки горят… Совсем смутила меня.
        - Давай, скромник, иди одевайся. Это-то сам, надеюсь, сможешь?
        - Это мы запросто!

        *****

        Захлопнув дверь квартиры, Надежда с жалостью посмотрела на Анатолия. Опираясь на перила, он медленно прыгал со ступеньки на ступеньку.
        - Осилим, - стиснув зубы, сказал твердо он. – Михалыч с крайнего подъезда третий год выбраться с пятого этажа не может. Был тут у него в гостях, рассказывает, как на днях приходили к нему из соцслужбы. Радостные такие. «Нам вот тут средства выделили, так мы для вас в первую очередь на выходе пандус сделали. Теперь можете гулять ходить». Так обрадовали, что до сих пор отойти не может. Вот теперь думает, как с пятого этажа до этого счастья доползти. А у нас полный порядок! На одной хоть на край света!

        *****

        Наслаждаясь летний свежим воздухом, Надежда и Анатолий сидели на лавочке. Густой каштан зонтиком закрывал их от полуденного солнца.
        - Может, снова рисовать начнешь? Отвлечешься, придешь в себя. Ты не сомневайся, я семижильная. У нас все в роду такие, ты главное верь мне. Найду еще одну работу, выкарабкаемся...
        Запрокинув голову, Надежда прищурилась от заблудившегося в густой листве лучика солнца. Ради него она была готова на все. Только в этом и был для нее смысл жизни, ее счастье.
        - А чего? Руки на месте, - крепко обняв Надежду, бодро произнес он. – С кистью справятся. Ты знаешь, единственное, о чем мечтал на блокпосту, так это сходить в музей. Представляешь, все мечтают выжить, а мне в Третьяковку хочется… Слушай, давай пойдем прямо сейчас?
        Обрадованная такому настроению мужа, Надежда улыбнулась.
        - Куда едем, - деловито спросил водитель такси.
        - Лаврушинский переулок.

        *****

        - Нас когда еще в художественной школе сюда приводили, и тогда, и сейчас, сердце знаешь, как колотится. Даже кажется, что запах красок чувствую.  Все смотрят на сюжет, лица, а мне представляется, как художник смешивает на палитре краски, ищет один, единственный оттенок. Сделает мазок, сморщится и снова ищет. А от палитры такой аромат...

        Все было такое знакомое! Ему всегда нравились картины старых русских мастеров. В них была жизнь. Пусть незнакомая, пусть давно ушедшая в историю, но жизнь. С настоящими людьми. Одни "Охотники на привале" Перова чего стоят! 
        - Пойдем истории забавные послушаем.
        - Послушаем? Истории? Ты о чем. Мы же в музее...
        - Да что ты, он так рассказывает!
        Войдя в зал с картинами Перова, Анатолий, отдышавшись, кивнул головой на стену:
        - Вот. Смотри, как они его слушают. Во заливает!
        - А, ты о них. Не знала, что ты по губам умеешь читать...  Ты знаешь, а я у тебя серая личность. Кроме этой картины я про этого автора ничего и не знаю. Дети какие у него. Несчастные...
        - Надо же! А вот и мой!
        - Кто твой? - удивленно спросила Надежда.
        - Ну прям про мою сегодняшнюю жизнь! У такого я сегодня был.
        На картине небольшого размера толстый поп пил чай. У стола чего-то выпрашивающий инвалид с орденом на старой шинели.
        - У какого?
        - Да в Пенсионном фонде. Ну надо же! Больше, чем полтораста лет прошло, а все по-прежнему. Я у такого два часа в "предбаннике" просидел. С такой вот, как солдата старого отгоняет, на входе в кабинет. Вхожу, а он водички минеральной себе в стаканчик наливает. Целебной, для здорового цвета лица. И просто так: "Я ведь тебе уже сказал: закон не позволяет. Вот примет Дума поправки к закону, тогда и поговорим. Ничего специально для тебя я придумывать не собираюсь. А сейчас всего хорошего..." И эта, секретарь: "Молодой человек!  Что вам не понятно? Николаю Васильевичу надо работать. Все, ваше время вышло".
        - Чего, такой же жирный?
        - Нет, мой регулярно фитнесом себя балует. Тренажеры, правильное питание. Мой подтянут, ухожен, ручки нежные...
        Надежда на минуту растерялась. Злые глаза Анатолия "сверлили" жирного попа на картине.
        - Ты расстроился?
        - Не дождутся! Плевать на них на всех. Прорвемся.

        *****

        Зима была на исходе. Окошко на втором этаже открылось, маленький бумажный комок, покружив в воздухе, подражая снежинкам, мягко спустился к ногам Анатолия. Развернув записку замерзшими руками, он прочел: "Пляши, кузнечик! У тебя девочка!".