КНИГА «ЙОД»
Глава 1
Плотный оружейный огонь встретил кортеж Павла на подъезде к маленькой деревушке, не указанной даже на военной карте, близь дальней южной окраины Дамаска возле разрушенного старинного акведука.
«Бовис», следовавший в голове колонны, принял на себя основной первый удар. Пули искрошили стёкла и изрешетили металл, последовавший затем взрыв, превратил его в пылающий факел. Находившиеся в нём солдаты спастись не успели, джип стал их общим погребальным костром.
Не ожидая приказа, остальные бойцы покинули автомобили и грамотно заняли оборону, ведя ответный огонь скупо и прицельно.
Павел выскочил из своего джипа в тот момент, когда густой рой свинцовый шмелей буквально заставил танцевать тяжёлую машину Хава Нагилу. Массивная машина под ударами пуль качалась из стороны в сторону, пока не осела на простреленные колёса.
С одной стороны ненужный кусок металла хорошая защита, с другой – попади в бензобак пуля и можно смело вести беседы не теософские темы с давно почившими предками. Но такие мысли мыли в голову Павлу не пришли, его занимал совсем другой вопрос, всплывавший в короткие перерывы между стрельбой, почему пострадала именно первая машина, в которой должен был находиться он, но ведомый предчувствием, пересел во время остановки во второй джип. В таких случаях арабы говорят – Сикмет. Что она задумает, так и исполнится. Теперь понятно, почему прицельный огонь вёлся по первому джипу, хотя теоретически должны обстрелять первый и последний, лишить маневра остальные. Предали? Вряд ли. Об их поездке знали три человека. Сама поездка засекречена так, что за каждую букву на странице с грифом «Совершенно секретно» приходилось ставить подпись и писать номер офицерского удостоверения. Бойцы набраны из разных подразделений в последний перед отъездом день. Отсюда утечки не могло быть. Это первое. Второе, все они патриоты родины. И, в третьих, хватит рефлектировать, пора и задать жару басурманам. Жаль погибших бойцов, но они знали, на что шли.
С противоположной стороны патронов не жалели. Плотная земля, песок вперемешку с глиной, превращалась в шевелящийся грунт. Пули червями перепахивали её изнутри. Сухая жёлто-терракотовая пыль кисейным покрывалом повисла над землёй.
Павел перевёл взгляд на небо. Безоблачно. Штиль. Чисто. Солнце печёт. Птички высоко в небе летают. Внизу настоящий ад.
- Хоть бы ветерок подул, - прошептал Павел.
- Что вы сказали, господин капитан? – спросил его водитель, перезаряжая автомат.
- Хоть бы ветерок поднялся, - повторил Павел. – Разогнал бы пыль, чтобы знать в кого стреляем.
Свист пуль, поднятая пыль и другие моменты на время прервали разговор. Водитель, спрятавшись за капот, посылал короткие очереди в сторону противника. Павел тоже расчётливо тратил патроны. Судя по противнику, боезапас у них хоть и не безграничен, но позволяет тратить пули, посылая их в пространство. Парочка пуль прошили насквозь дверь. Одна искорёжила капот рядом с водителем, и Павел его ударом под сгиб колена заставил лечь.
- Не подставляйся зря, - приказал он. – Успеешь распрощаться с жизнью.
- Да я-то что, вон жаль Баруха.
- Кого?
- Водителя из первой машины. Жена вчера родила двойню. Девочки.
- Мы давали присягу защищать Отечество, не жалея жизни, - напомнил Павел водителю. – И запомни простое правило, редко кто из солдат дослуживается до генерала.
- А вот я дослужусь до бригадного генерала, - чуть ли не с хвастовством произнёс водитель. – Ходил к гадалке. Недавно поселилась в нашем доме.
- И что она тебе напророчила? Про сегодняшнюю засаду было слово?
- Про засаду – нет. Сказала, ждёт меня ровная дорога к славе.
Павел протянул руку.
- На этом промежутке дорога в Дамаск самая прямая. Уж, не про эту ли, а?
Водитель потряс головой и что-то прошептал.
- Нет, - наконец сказал он и приложил автомат к плечу. – Эта дорога ведёт к смерти. А она говорила – к славе. – И начал стрелять в сторону противника.
Тут как нельзя некстати и не вовремя вспомнилось услышанное на заре жизни изречение: «К славе ведут сотни дорог, к смерти – одна». И очень Павлу не хотелось, при всей природной смелости, погибнуть ни за грош на этом пустынном участке дороги, по которому, наверное, со времён древних строителей не ездила ни одна арба, а уж тем более автомобиль. И ещё очень интересовал Павла вопрос, ответа на который никогда не услышать, откуда именно здесь на этой дороге, по маршруту, ставшему известным всего каких-то пару часов назад появились выстроенные со знанием малой фортификационной архитектуры пусть и не сложные строения, но редуты. Тоже приличное средство для ведения боя. Умело ведя внутри стен можно выдержать не один час. А ведь судя по снимкам разведгруппы, вчера не то что никаких фортификаций не было, вообще отсутствовали какие-либо естественные возвышенности. Сейчас же легко угадываются невысокие холмы, при возможности их можно смело использовать как точки для прицельного огня снайперами. Тьфу, накаркал! Глухо вскрикнув, с дырой вместо левого глаза повалился навзничь водитель, палец нажимал рефлекторно на спуск, пока не кончились в рожке патроны. Павел накрыл оторванным куском материи от куртки лицо солдата. «Гадалка тебя не обманула, - тихо произнёс Павел. – Ты пришёл к славе».
Кричать смысла не было, вряд ли кто услышит, но Павел крикнул, чтобы отозвались оставшиеся в живых. Ему тотчас ответили по очереди солдаты, называя свой боевой номер. Из шестнадцати солдат осталось десять вместе с ним. Повоевать можно, но с кем? Противник так и не показался из-за стен редутов.
Пыль продолжала конденсироваться на одной точке планеты, будто любые проявления ветра забыли об её существовании. Сизо-жёлто-терракотовая завеса с приятным кислым запахом сгоревшего пороха, неприятным от горящих покрышек и бензина. Адская смесь, но вдыхать всё же лучше её, чем лежать неподвижно под раскалённым небом Дамаска.
Внимание Павла привлекла не замеченная ранее деталь экстерьера – он обратил внимание на чудом уцелевший дорожный указатель. На нём, на потрескавшемся белом фоне сохранилась надпись «Дамаск 46». «Станет ли этот рубеж последним в жизни? – он задумался и говорил сам с собой. – Станет ли эта дорога ведущей к смерти или одним из путей, ведущих к славе?»
- Что вы сказали, господин капитан? – Павел не заметил приблизившегося сержанта.
- Да вот говорю, хоть немного ветра, для прояснения обстановки. Ни черта же не видать!
Сержант что-то сказал, что-то из народного лексикона, выразившее более конкретно суть и закончил литературным языком:
- Ветер с дождиком не помешали бы. Это точно. От этой пыли, - сержант громко чихнул и рассмеялся, - всю глотку жжёт.
В этот момент некто, кто внимательно следит за развитием человеческих судеб и фиксирует на неизвестных скрижалях судьбы каждый шаг, решил смилостивиться.
С юго-запада, со стороны далёкого моря потянул свежий ветер, горизонт окрасился в не шуточно-серьёзные тона самых холодных красок.
Ветер, перемешивая как в чане пыль, пласты за пластами, развеял пылевую мглу, и Павел с солдатами смогли рассмотреть возведённые по обе стороны от дороги невысокие глиняные сооружения с прорезями бойниц, охватывающие прерывающимся полукольцом кортеж «Бовисов». Многим стало понятно, почему так мала вероятность, поднять голову. Они находились почти посередине пересечения оружейно-пулемётного огня. Темп стрельбы активизировался, но стрелявшие продолжали хранить молчание, лишь с завидным упорством превращали землю, маленький клочок суши, где нашли слабое убежище солдаты, в набитое свинцовыми вшами глиняное одеяло.
- Легче, правда? – спросил, улыбнувшись, сержант.
- Смотря, что, - уклончиво ответил Павел.
Сержант указал рукой на редуты.
- Теперь видно по вспышкам, откуда стреляют. Можно попытаться бросить пару гранат. Вдруг, в точку!
К ним подполз старшина, Павел имён подчинённых не знал, что его сильно коробило, обращаться по званию в сложившейся ситуации просто неприлично.
- Господин капитан, сделаем попытку прорыва! – обратился он. – Нас же этому учили - воевать.
- Нас многому учили, - ответил Павел. – И воевать, и нападать, и ходить в атаку. Нас учили всё делать грамотно, а не подставлять геройски грудь под свинцовые безделушки врага. Ждём. Лежим и по возможности, ведём прицельный огонь.
Старшина кивком головы согласился с доводами Павла.
- Эх! – с горечью произнёс он, - сейчас пяток «Весп1» совсем не помешали бы!
- Гранатомёты хорошо, - поддакнул сержант. – Но залп «Фистулы2» кардинально изменил бы расстановку сил и поменял приоритеты.
- Вы так дофантазируетесь, что сейчас не помешало бы танковое подкрепление и армейская авиация, - серьёзно произнёс Павел.
- Бывало и хуже, - высказал свою точку зрения старшина и приподнял голову, чтобы осмотреться. – Или у вас иная точка зрения?
Павел рукой прижал его к земле.
- Моя точка зрения – выйти с оставшимися солдатами без потерь.
Со стороны редута внимательный противник заметил движение и выпустил длинную очередь. Она прошлась с угрожающим свистом почти перед самым лицом. Взлетели вверх жёлтые фонтанчики земли, украсив своей неприхотливо-непрочной красотой картину смертельного боя.
- Хорошо бьют, - похвалил сержант. – Не пойму, почему не прицельно, господин капитан.
Ответить Павлу не пришлось. Со стороны противника вступили новые силы в схватку. Послышался лёгкий свист и раздавшиеся взрывы накрыли землёй с головой. Взорвался стоявший неподалёку джип, оттуда донеслись крики, и тотчас горячая волна жара опалила лицо и тело сквозь ткань формы.
- Сползаю, посмотрю, кто выбыл из игры, - спокойно сказал старшина и ползком, гибкий как змея, пополз прочь.
1 оса (лат.)
2 свищ (лат.)
Павел посоветовал быть начеку и лишний раз не рисковать. Минуту спустя послышался крик старшины, что троих нет, и в этот момент там же разорвались три выстрела сразу.
- Аналог наших «Муски» или «Бомбуса1», - определил сержант. – Но не они. Я их звук отличу от любой другой системы. Господин капитан, к вопросу о стрельбе.
- Да-да, я помню, - отозвался Павел. – Сам ломаю голову над этой шарадой и не могу найти ответ. Хотели бы взять в плен, действовали бы иначе.
Сержант помялся.
- Говори, - приказал Павел, видя его замешательство.
- Можно предположение?
- Валяй! – разрешил Павел.
- Нас отвлекают от чего-то более серьёзного.
Павел задумался на немного и хмыкнул.
- Мысль верная, - сказал Павел. – Изложи.
Однако последовавшие взрывы помешали сержанту. Он уткнулся головой в землю и накрыл её руками. Под неумолкающими разрывами земля дрожала как батут. Вибрации передавались телу. И снова Павел почувствовал приближение того мерзкого состояния, когда в затылок впиваются ледяные иглы. Что-то изменилось в системе стрельбы противников. Причину Павел разгадал сразу. Выстрелы из гранатомётов теперь аккуратно ложились сзади и спереди группы обороняющихся солдат. Занялись смрадным дымом оставшиеся «Бовисы».
Павел почувствовал лёгкий укол в руку. Вслед за болью на материале выступила кровь. Вскрикнул и сержант, не пожалев крепких слов врагу. Он начал накладывать повязку на голову. «Вскользь, - ответил он на взгляд командира. – Рана пустяковая».
Пронизанный осколками и пулями воздух напоминал сотканное из стали покрывало, которое после окончания тканья опустится могильной плитой на погибших солдат.
Это состояние атмосферы почувствовал не один Павел, сержант зябко поёжился и нехорошо посмотрел в небо. И сумевший перебежками приблизиться боец высказал почти такое же предположение. Но, ругнувшись, сказал, что прибыл не для этого, указал рукой в сторону двух часов и сообщил о намечающемся передвижении. Утерев со лба кровь, из маленькой царапины она сочилась редкими каплями, пополз назад.
- Вы сюда ехали с определённым заданием? – радостно улыбнувшись, спросил сержант, он сумел встать на колено и сделать парочку прицельных выстрелов.
- Да.
- Ищите червя.
Вернулся старшина. Ни царапины на лице, ни разреза на форме. Будто
1 муха и шмель (лат.)
только что вышел из раздевалки. Едва заметная тень усталости в глазах. Павел поинтересовался, как здоровье солдат. Старшина неопределённо махнул рукой над головой и ответил, что его хоть отбавляй, только вот патронов маловато. И снова предложил ненавязчиво перейти в атаку. И снова Павел остудил пыл подчинённого следующими словами, что ситуация должна проясниться в ближайшее время, что они давно уже должны были прибыть в пункт назначение. Раз их нет, значит, должны предпринять меры. Старшина покачал головой и опять вернулся к теме атаки, убедительно доказывая, что сидение на месте приведёт к поражению. После его слов у Павла усилилась боль в затылке, и вдруг он увидел перед глазами циферблат со стрелками. Секундная бежала, как заяц от гончей, минутная и часовая застыли, будто дневальный на тумбочке. Затем часовая стрелка переменила положение и продвинулась на одно деление вперёд, с цифры два на три и сразу же с нею начались метаморфозы. Она скрутилась винтом, затем распушилась на мелкие ворсинки, ворсинки выросли позже в длинные тонкие нити и покрыли чёрной сеткой весь циферблат. Павел отчётливо осознал, что кто-то пытается подсказать, если в течение часа ничего не произойдёт и не прибудет помощь… Дальше думать не хотелось. И он сказал старшине, что через час предпримут атаку. Старшина в силу своей привередливости спросил, что может измениться за час, но Павел ответил строго, что когда он станет командиром, будет самостоятельно решать что и когда делать, а сейчас приказывает подчиниться. Старшина оскалился и сказал, мол, типа, делу время, потехе час. Павел ответил, что не совсем по теме, но верно.
- Что изменится за час? – спросил сержант, когда старшина уполз на свою позицию.
Огневой шквал внезапно утих. От резко установившейся тишины в ушах появился свист. Сержант тихо буркнул, что проведает друзей и сноровисто пополз, используя появившиеся ямы от разрывов как укрытие.
Проследив за сержантом. Павел вернулся к своим баранам. Продолжал мучить вопрос, их предали или это простое совпадение, во что не больно верилось, почему вдруг прекратили огонь и как зовут сержанта, лицо его казалось знакомым, а вот имени вспомнить не мог.
- Замолчали, гады, - вывел из раздумий вернувшийся сержант. – Замыслили что-то пакостное. Верно?
Павел не нашёлся что ответить, поэтому сказал первое, пришедшее на ум:
- Напомни, сержант, твоё имя. Запамятовал.
Сержант удивлённо улыбнулся, блеснули светло-карие глаза.
- Так вы и не знали!
- Уверен?
- Клянусь молоком матери, Всемогущим Юпитером, его братьями Плутоном и Нептуном, а также…
Павел досадливо скривился и попросил прекратить перечислять пантеон римских богов, имена коих знает с младенчества любой гражданин Римской империи. Сержант пожал плечами, хватит и хватит, вынул из кармана пачку ментоловых сигарет «Мелисса».
- Угощайтесь, господин капитан! – предложил он Павлу.
- Не курю.
Глаза сержанта округлились.
- Я на базе видел, как вы курили с начальником спецотдела.
Павел не повёл бровью.
- Значит, бросил.
Сержант закурил, сладко затягиваясь ароматным дымом и выпуская тонкие сизые струи, закрывая при этом глаза.
- А я как начал курить в двенадцать лет, так не могу бросить, - сказал он, с сожалением глядя на укорачивающуюся сигарету и растущий столбик пепла. – Всегда, закуривая, загадываю желание, если столбик пепла будет больше половины сигареты, оно исполнится.
- Какое сейчас загадал?
Сержант покачал головой.
- Не скажу, иначе не исполнится.
Сержант докурил, вогнал окурок в землю. Беседа продолжилась.
- Тогда откуда мне знакомо твоё лицо?
Парень моргнул и дёрнул уголками рта.
- Приграничный конфликт в конце зимы с организованной бандой контрабандистов торговцев оружием и рабами на юге. В провинции…
Павел поднял правую руку.
- Стоп! – остановил он сержанта. – Припоминаю, читал отчёт на неделе, наградили особо отличившихся. Имена не указали, показали слайды с фотографиями героев. – Выходит, ты один из тех…
- Да, постреляли тогда на славу! – сержант засветился от охвативших воспоминаний. – Не поверите, два раза подряд под ногами взорвались гранаты. И ничего – выжил! Слегка контузило, но это не смертельно.
От старослужащих Павел слышал не раз, что в одну воронку снаряд два раза не попадает. Но также помнил предостережение тех же пропитанных запахом пороха вояк, что Судьбу лучше не дразнить и не лезть на рожон. Вот он и посоветовал сержанту быть осторожным, ведь третьего удачного раза может и не быть. Кто знает, какими критериями руководствуется бог войны: или пан или пропал – не его девиз. Сержант в ответ возразил, что его хранит булла, выполненная в форме диска с нанесёнными на неё магическими знаками перекрещёнными мечами. Он вынул из-за пазухи нагрудное саше на длинной прочной нити и показал Павлу амулет.
- Мама ходила к жрецам в Храм Марса, тот, что два года тому построили около северной горы у самой границы города, где высохший ручей когда-то пересекал квартал строителей почти пополам, - с любовью в голосе и непередаваемой нежностью произнёс сержант. – Главный жрец, господин Контий, дал маме эту буллу, потому что знал, что она предназначена солдату и что священные письмена, начертанные самим Марсом, сохранят владельца в любой, очень тяжёлой ситуации.
Едва Павел вспомнил слова, прочитанные давным-давно в зачитанной до дыр книге о военных приключениях, где главный герой описывал своё состояние во время сражения и после, но запомнились ему не эти животрепещущие воспоминания. Отложились в памяти следующие слова: «Никакой заговор или заклинание, тем более амулет не спасут человека от стального жала меча, как надёжная броня и проявленная осторожность». Только он хотел сказать эти слова сержанту, как тот опередил его и высунулся по пояс из укрытия. От отчаяния Павел еле не завыл по-волчьи. Боль и тяжесть в затылке усилились, и Павел внутренним зрением увидел происходящее за ближними стенами редута.
Он увидел сидящего мужчину в светло-песочном балахоне. В руках он держал снайперскую винтовку, глядя в прицел. Павел заметил, с какой медлительностью снайпер нажимает на урок. Увидел, как внутри патрона вспыхнул, взрываясь, порох, выталкивая из патрона длинную остроносую пулю из странного бледно-красного цвета металла. От его внимания не ушло то время, которое понадобилось ей пролететь через длинный ствол и в окружении пороховых газов вырваться из стального плена ствола.
Павел проследил траекторию полёта пули и ничего не смог поделать, слишком велика её скорость.
Сержант дёрнулся телом, как марионетка, с оборванными нитями и обмяк.
Ровная тёмная посредине лба стремительно превращалась в пульсирующий гейзер крови. Пальцы сержанта разжались, и на землю упало саше с мощным талисманом от самого Марса, не сумевшее защитить от смерти своего владельца.
И тут Павел понял, пора идти в атаку.
Что есть мочи он крикнул старшине, отдавая приказ. Он отозвался мгновенно, в голосе чувствовалась радость от предстоящей атаки и ручной схватки. Старшина передал приказ командира оставшимся в живых бойцам.
- На счёт – три – начинаем! – крикнул Павел.
- Есть, командир! – откликнулись подчинённые.
- Раз, два, три! – Павел выскочил из укрытия и краем глаза заметил ещё семерых солдат во главе со старшиной, последовавших следом за ним.
Из-за глиняных стен редутов им навстречу взмыли как птицы, повиснув на короткое мгновение в воздухе, люди в светло-песочных балахонах с примкнутыми к винтовкам длинными штыками.
Головы контратаковавших укрывали прозрачные светло-жёлтые сферы, внутри которых можно было рассмотреть…
Однако ничего рассмотреть не получилось.
Откуда-то сверху послышался громкий звон, светло-жёлтые балахоны нападавших превратились в больших чёрных птиц, отбрасывающих огромные белые тени.
Глава 2
Утренний свет, пробравшись через сложное плетение гардин и штор, оказался в комнате и разлёгся размытым пятном в форме сонного кота на паркете спальни.
За окном моросит мелкий дождь. Природа мирно дремлет. Вокруг сонное царство. Умиротворение, щемящая тишина.
- Приска, сколько раз просил тебя быть осмотрительной. Не забывать в порыве чувств, ты жена президента. Первая сеньора Империи! – сотрясал словами сонный утренний воздух Диокл. – Нужно помнить. На тебя равняются женщины всех сословий империи. Помимо этого свою посильную лепту вносят друзья с недругами. Так и норовят вставить палки в колёса нашей семьи. Но и это не всё.
- Что ещё! – Приска уселась на кровати, скрестив на груди руки.
Диокл посмотрел на супругу и морщины гнева разгладились на челе.
- Смотрю на тебя, и сердце моё истекает нежностью, как мёдом, - едва слышно проговорил он.
- Императору не престало быть подхалимом! – категорично отрезала Приска.
- Это не подхалимаж, - возразил активно Диокл. – Это констатация факта.
Прииска надела халат и встала возле кровати, приняв ту величественную позу, в которой обычно ваятели изображают императоров.
- Ах, ах, ах! – съязвила она. – Какие мы эмоционально настроенные персоны! – Приска ярко сверкнула глазами. – Мы же привыкли, когда нам по случаю и без оного кричат влюблённые народные массы на всех углах и перекрёстках «Аве, Цезарь! Аве, Диокл! Аве, император!». А без «Аве» дальнейшей жизни не представляешь.
Диокл нахмурился и отвернулся к окну.
Дождь косыми струйками стекал по оконным стёклам. Писал прозрачными чернилами очередной нетленный опус.
Подумав, что немного перегнула палку критики, Приска подошла к мужу сзади, обняла за плечи. Положила голову на спину. Мягким извинительным тоном произнесла:
- Что моё сердце хотело сказать? Извини, не выслушала. Немного взвинчена с утра. Тому виною непогода.
Приска почувствовала, как мышцы спины у мужа расслабились.
- Да, хотел. Говорил и повторю, нужно быть предельно осмотрительной. Не посещать места, имеющие сомнительную репутацию. Сто раз подумать, прежде чем сказать. Одно слово, сказанное не правильно, имеет эффект взорванной бомбы. Наши с тобою шаги находятся под пристальным вниманием всяких разных журналистов и фотографов. И не всегда они преследуют добрые цели.
Диокл замолчал, продолжая смотреть в окно на то, как мелкий дождь перерастал постепенно в ливень. Вот и лужи на тротуарах выросли, разлеглись на всю длину и ширину садовых дорожек. Серо-сиреневая дисперсия взвешенной влаги скрывала очертания построек, ротонд и беседок, с трудом угадывались размытые контуры стен и крыш дальних строений.
- Хорошо, - подумав, согласилась Приска. – Отныне каждый шаг буду сверять с моральным кодексом поведения жены императора. Остаётся надеяться, древнее правило «Caesare conjunx extra suspicationem est1» продолжает действовать хотя бы в этом доме.
Диокл повернулся к жене.
- Оно живёт в моём сердце и распространяется не на один дом, но и на всю империю. И всё же, Приска, знала бы ты, как болит моё сердце, когда до меня доносят разные слухи, что ты посещаешь то одни мероприятия, то другие, зачастую без охраны, где могут воспользоваться этим, выкрасть тебя и таким образом осуществлять на меня давления.
Приска прыснула.
- Кто может в нашей империи похитить жену императора? Когда такое было?
Диокл с чувством произнёс:
- Времена меняются, меняются люди. Ничто не остаётся постоянным. Всё незаметно трансформируется. Даже в поведении людей видны изменения. Спокойные становятся буйны нравом, тихони приводят в ужас своими необдуманными поступками.
- Приму к сведению, милый, - Приска поцеловала его в щёку. – С этого момента. – После паузы добавила: - И до конца своих дней.
Диокл не отреагировал. Приска пристально посмотрела в глаза мужу.
- Что-то хочешь добавить?
- Не ходи, пожалуйста, к этим христианам. Мне все уши прожужжали доброжелатели всех рангов о том, что остаётся делать жёнам другим высших чиновников, если сама Приска, жена императора Великой Римской Империи подаёт пример и посещает собрания христиан. Как тут и им не соблазниться новой религией и отвергнуть старых и проверенных добрых богов?!
- Я не меняю вероисповедание. Я хожу туда слушать проповеди. Их старший жрец, они называют его пастырь, говорит умно, красиво и доступно. А ещё скоро к ним приедет новый проповедник. Иногда мы поём песни, что-то вроде молитв. – Приска замолчала, ожидая реакции мужа. – Как видишь, никакого криминала.
- Криминал можно всегда найти даже в самых безобидных поступках, - задумчиво проговорил Диокл. – С прослушивания умных речей начинается крах империй и причина нравственного падения и гибели души кроется в исполнении безобидных песен.
Приска отошла на пару шагов и смерила мужа с головы до ног.
- Ты категоричен! Как Лонгиний, высший жрец храма Юпитера! Тот тоже
1 Жена Цезаря вне подозрений (лат.)
налево и направо разбрасывается проклятиями. Нельзя дела то, нельзя делать это!
- В какой-то мере он прав.
- Ха! – Приска захлопала в ладоши. – Это я слышу от первого лица империи.
Почувствовав внезапно дискомфорт, Диокл закрыл глаза и медленно посчитал до десяти, так порекомендовал делать личный лечащий врач, к которому недавно обратился с участившимися приступами беспокойства. «Можно порекомендовать лекарства, - живо говорил доктор, суетливо вертя в руках серебряную ручку. – Начать, так сказать, с травяных настоек или таблеток. Но это такая зараза, попробовав раз, не остановишься. Затягивает, знаете ли. И начинаешь придумывать себе разные заболевания, чтобы принять ещё одну таблеточку. Кстати, такое состояние называется ипохондрия. Вы себе ничего такого не напридумали?»
- Ходи, - справившись с собой, сказал Диокл. – Ходи к христианам, к кому ещё захочется. Не вижу разницы, поклоняться большому количеству богов или одному. По сути-то, им без разницы. И притом, ты видела, хотя бы одного из них?
- Ты не боишься?
- Чего?
- Увидев, прозреть!