Вдали сует, под пальмою тенистой Играли в зернь Всевышний и Нечистый.
1.
Был ранний и довольно тусклый, даже пожалуй, заунывный вечер. Я сидел один. Отправляться спать было рано, читать не хотелось, мысль о телевизоре нагоняла тоску. Стол, за который я присел, унеся на кухню в раковину посуду после нехитрого ужина, был так же пуст и слегка неопрятен. Может быть все-таки что-нибудь полистать? Легкое, ненавязчивое – стишки или газету. Я поднялся, перешел к книжным полкам.
«Не то, не интересно, не охота», - лениво заскользил по корешкам взгляд. В конце концов он остановился на маленькой пестрой коробочке. Карты. Большая колода, путём и не игранная, свежая, хотя, конечно, уже побывавшая в руках.
«А в самом деле! Разложу-ка скуки ради пасьянсик. А там поглядим. Надоест – брошу», - подумал я, уже держа коробочку и приподнимая крышку.
Вернулся, тщательно стер со стола крошки и вытряхнул карты. Они выпали аккуратненькой дорожкой. Но я все же глянул в коробочку, не осталось ли в ней чего. Осталось. Я встряхнул ее еще раз, и пять-шесть застрявших карт спикировали веером по всей комнате. Причмокнув с досады, я полез их собирать. И уже присаживаясь к столу, увидел, что одна карта так и осталась лежать у дальней стенки, почти на пороге полуприкрытой двери.
Возвращаться за ней я не стал, решил, что подниму потом. Ведь карта легла открыто, рубашкой вниз, и даже издалека было видно: это джокер. То есть именно та карта, которая мне вовсе и не нужна. Она всегда самая чистенькая, потому что обычно сразу возвращается в коробочку. Говорят, есть какие-то игры, в которых участвует и джокер, но я таких не припоминаю, и уж, абсолютно точно, никогда в такие не играл.
Поерзав на стуле, я машинально перемешал колоду, а потом руки сами, не дожидаясь команды головы, стали раскладывать привычный, старый дедушкин пасьянс. Уже наблюдая, как растут четыре кучки, я сообразил: это пасьянс для обычной игровой колоды, а никак не для большой в 52 листа. Ну ладно, сойтись он все равно не должен, но так и быть, доведем дело до конца. А уж потом разложим «Косынку» или «Гроб Магомета».
Пальцы переворачивали кучки, скидывали лишние карты, а я невольно припоминал: этот пасьянс мы иногда в детстве раскидывали «на желание». Сойдется, значит сбудется. Мне бы сейчас загадать что-нибудь интересненькое. Пятьдесят две карты – шансов никаких – то есть по логике заветных желаний, если уж сойдется – сбудется обязательно. Но мысли эти шевелились где-то вдалеке, никакого определенного намерения в них не выкристаллизовывалось, всё закрывало общее хотение уйти от скуки унылого вечера и чем-нибудь развеяться.
А между тем пасьянс уверенно шел к концу, и концу благоприятному. Лишние карты отлетали стопками. И уже затаилось дыхание: неужели сойдется. Ну, последняя перекладка, пальцы уже чуют: мало, совсем мало карт, неужто только четыре? Открываем!
Оп-па! Вот они голубчики, уверенные в себе тузы. Все четыре и никого больше. Даже не верится! Они, они – тузики, все четыре, как на подбор.
--Вот видите! А говорите, что мы всегда врём.
Кто это сказал!? Я испуганно поднял глаза от стола, повернул голову. И встретился с насмешливым взглядом худощавого человека, стоящего на пороге, спиной к чуть-чуть больше прежнего приоткрытой двери. Экая досада, у меня, оказывается, и квартира не заперта! Но ведь надо же, ни та, ни другая дверь не скрипнула, и в комнате, и в прихожей только что было тихо, как в погребе.
Впрочем, мой визитер вполне мог протиснуться и бочком, при его телосложении это сущие пустяки. Что же ему нужно от меня? Страха от появления в собственной квартире незнакомца я не испытал, скорее легкое неудобства. Может быть потому, что лицо его не вызывало неприязни, и во всей фигуре не было ничего угрожающего.
Гость, между тем не говорил больше ни слова. Он благоразумно оставался на месте, но при этом все время пошевеливал руками, двигал головой, едва заметно переступал ногами. Во внешности его, во всей гибкой фигуре, проступало что-то не по обыденному нарочитое, он казался танцовщиком, или циркачом, а может быть спортсменом. Это впечатление усиливал костюм спортивного покроя и нежно-зеленой расцветки. А вот лицо, наоборот, начисто отметало ассоциации с физкультурой и спортом: глаза смотрели пристально, понимающе-снисходительно, как глядит строгий учитель на опростоволосившегося, но еще не безнадежного ученика.
--И что же вы загадали? – без всякого смущения вдруг спросил неизвестный.
--Вам не все равно?! – буркнул я резко и сердито, ожидая следующего, более существенного вопроса. В конце концов, объяснит он, за каким лядом вдруг заявился в чужую квартиру.
--В том-то и штука. Очень многое зависит от того, сбудется ли ваше желание. Надеюсь, вы не загадали ничего несбыточного!
Ничего не понимая, я всё-таки невольно пожал плечами. Желания - они и есть желания. Если потихоньку, про себя, то именно несбыточного и желаешь чаще всего. Сбыточное, оно и без того сбудется! Но когда вот так, на картах…. Тут все-таки что-то останавливает. Хоть и стараешься не верить гаданиям, а не хочется получить от них ни подтверждения, ни опровержения. Гадать лучше на что-то легкое, что и получить – не великий дар, и потерять не жалко.
--А все же? Какое? Ведь это не страшная тайна? – перебил мои мысли таинственный собеседник.
--Ну что вы привязались! Загадывал, не загадывал! Не было у меня никаких конкретных пожеланий. Скажите лучше, что вам здесь у меня нужно!?
--Значит, неконкретные все же были! А? – как будто не слыша вопроса, гнул своё незваный гость.
--Как сказать… Странный вы какой-то! Ну, хотелось, может быть, чтобы произошло что-нибудь интересное, необычное. Слушайте, а что вы всё допытываетесь? Кто вы вообще такой?
--Не узнали, - мягко и укоризненно пожурил меня незнакомец. – Ну да! Самый непонятный, самый пустой, самый ненужный…
Я быстро, вытянув шею, глянул на пол. И теперь действительно не поверил своим глазам! Выпавшая карта валялась у него под ногами, но белая, без картинки, совершенно голая. Невольно снова взглянул на незнакомца. Да нет! На нем ни колпака с бубенчиками, ни длинноносых туфель, ни пестрого разноцветного трико. Ведь картинка выглядела именно так. И вдруг неизвестный наклонил голову к плечу, потешно вытаращил глаза и насмешливо искривил рот до ушей!
--Джокер!
--Если угодно. Можно и шут. Выбирайте, что лучше нравится. Я не возражаю.
--Что за ерунда! Не могли же вы сойти…, - я скользнул взглядом по столу. Нет, здесь все в порядке. Спокойно лежит стопка сброшенных карт, на самый верх попала безобидная крестовая семерка. Четыре туза по-прежнему веером в самой середке, но ничего странного с ними не происходит.
--Не беспокойтесь, - мягко сказал шут и приблизился к столу, - они не переменятся. В вашем мире они могут быть только такими вот картами. Я один способен на превращения. Ведь я – Джокер, карта-перевертыш.
--К тому же эта колода игральная, - добавил он мимоходом.
--А если бы не игральная? – ухватился я за последнее слово.
--Меня бы в ней не было, - ответил шут строго и замолчал. Я растерянно перебирал в голове первые впечатления. На секунду допустим, что произошло именно то, во что нельзя поверить. Необычное случилось, но что дальше? Стоит ли расспросить его подробнее? Вот только о чем спрашивать. Что расскажет, что может знать этот шут, почти всю свою жизнь проведший запертым в маленькой коробочке. Ерунда какая-то.
А он тем временем спокойно взял стул и уселся напротив меня. Но сел почему-то не прямо, а бочком. Левым локтем привалился к столу, упер в бедро правый кулак и, изогнувшись телом, смотрел мне в глаза немного снизу. Он явно чего-то ждал.
--Может быть, сыграем? – я указал взглядом на еще разложенные по столу карты.
Джокер нахмурился, чуть-чуть подался назад к спинке стула. Медленно покачал головой.
--Если бы не ваша наивность. Лучше скажем неосведомленность. Такие слова можно было счесть издевательством!
Мне осталось только пожать плечами:
--Я готов извиниться. Хотя и не понимаю, чем вас оскорбил.
Шут улыбнулся своим невеселым мыслям и вздохнул:
--А если бы на моем месте был бык? Вы предложили бы ему принять участие в разделке говядины?
--Разделка говядины?! В каком смысле?
--Что вы так переполошились. Разумеется, я немного сгустил краски. А как иначе? Ведь до людей такие проблемы доходят туго.
Мне очень захотелось обидеться. Как он смеет говорить со мной свысока! В таком поучающем тоне. И кто? Он сам объявил себя картинкой, куском картона. Но все-таки. Почему он почти напрямую назвал меня мясником?
--Послушайте, Джокер. Прежде, чем задирать нос, следует объяснить. Хотя бы мало-мальски. Откуда мне знать про ваши картежные трудности.
Джокер медленно закивал головой. Он смотрел теперь на меня вежливо, без всякого позерства. Затем повел плечами и сел на стуле прямо. Мягко, деликатно тронул карты, лежащие на столе.
--Для вас ведь они – только забава! Развлечение от безделья. Вы и не подозреваете, что любая игра, партия или кон, сыгранные вами, отражаются на жизни кого-нибудь из нас. И чаще не в лучшую сторону.
--Жизни? – изумился я. – Вы хотите сказать, что вы как-то где-то живете. В полном значении этого слова?
--Именно! Не менее полном, чем ваше представление о жизни. У нас свой собственный мир. Не менее великолепный, прекрасный…. Во всяком случае, мы находим его таким. То есть в этом смысле мало отличаемся от вас.
Я не верил своим ушам. Как же так? Мы и карты? Нет, мы все-таки люди. Настоящие люди!
Рука моя невольно подтянула всю колоду к своему краю. Я вопросительно взглянул на шута. Тот сперва пожал плечами, затем тихонько кивнул, одновременно приопустив веки.
--Ну, ладно! – сказал я, осторожно перебирая карты и выкладывая некоторые из них перед собой. – Я могу представить, что у вас есть короли, дамы, вальты. Или валеты?
--Называйте, как хотите, - разрешил шут. – Это слова. Они не выйдут за пределы вашего мира.
--Понятно, - поспешил я продолжить, хотя и мало пока что понимал. – А как выглядит, к примеру, семерка? В вашем мире, - уточнил я на всякий случай. – Что, такая вот плоская, с какими-то семью значками?
Шут снова вздохнул. Что-то невеселый у него был характер. Совсем не подходящий для забавника и острослова.
--Разве вы пишете на лбу свое собственное имя? Или указываете возраст, профессию, национальность в конце концов.
--Имя, может быть и нет, - кинулся я в дискуссию, - а вот возраст, национальность, и даже иногда профессия, сами накладывают свой отпечаток. Как вы говорите, на лоб!
--Тогда мне нет нужды добавлять что-нибудь к вашим словам. Вы сами отвечаете на собственные вопросы.
2.
Мы помолчали, глядя друг на друга. В конце концов, если он не хочет разговаривать, думалось мне, я его не держу. Но сказать это вслух означало поставить точку. Мой гость отправится восвояси, уйдет куда-то в другое место или даже воочию исчезнет, но это нелепое происшествие уже завтра станет мне казаться просто странным сном. Если сон может быть странным! А я буду недоумевать на самого себя: почему не спросил такого редкого собеседника о множестве интересных вещей.
--Послушайте, Джокер, может быть, я говорю глупости, но и вы должны меня понять. Гости из вашего мира приходят не каждый день.
--Если бы мы приходили каждый день, - мигом отозвался шут, - мы бы присвоили себе право называть своим и этот мир.
--Забавный поворот! – удивился я и отложил в сторону карты. – А вы сами не опасаетесь того же. Я что-то не слышал, что кто-нибудь из людей побывал у вас в гостях. Или это невозможно?
--Причина тут иная, - ответил Джокер с хитрой улыбкой, согнавшей, наконец, его скуку. – Люди не настолько любят свой собственный мир, чтобы стремиться в него всей душой.
--То есть вы хотите сказать, что люди бывали у вас. Но… никто не захотел вернуться?
--Хотеть можно по-разному, - с издевкой отозвался Джокер.
--Перестаньте паясничать! – разозлился я.
--А мне положено, - возразил шут тонким голоском и потер руки. – Довольно умных разговоров! Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
--Как?! Вы предлагаете мне? К вам?
--А что вы сразу задрожали? – поддел меня Джокер. – Или думаете, что захотите остаться у нас навсегда!?
--Я? – у меня даже дыхание перехватило. – Вот уж не заставите!
--Чего же вы тогда боитесь? Неужели путешествовать самому страшнее, чем предлагать вершить чужие судьбы.
--Какие судьбы?
Шут молча показал на колоду карт. Я поёжился.
--Если бы знать, что стоит мне махнуть рукой, как кто-то тут же покатится в тартарары. Или наоборот – воспарит до небес. А что? – я вдруг похолодел. – Кто-то может и умереть?
--А вы как думали? – шут уставился мне прямо в глаза. - Где жизнь, там и смерть. А мы живем по-настоящему. Нас ведь, как и вас! Никто не спрашивает.
--Вы ничего не путаете, - я готов был уже поверить в реальность сошедшего с картинки шута, но в существование целого подобного мира мне всё ещё совсем не хотелось верить.
--Карты не врут, - съехидничал Джокер. – По крайней мере, в данном случае. – уточнил он вполне серьезно. – Послушайте. Неужели вам ни капельки не любопытно. Я был лучшего мнения о людях.
--Любопытство, скажу я вам, весьма плохой советчик!
--Я так и знал. На любой мой аргумент у вас найдется новая отговорка. Даже на предложение стать королем. Впрочем, если хотите, подумайте. А я пока, пока-пока… Я пока-жу вам фокус! Очень занимательный фокус.
Джокер неизвестно чему весело расхохотался. Затем вскочил со стула, пританцовывая, прошел к двери и поднял упавшую карту. Как фокусник, он повернул ее у меня на глазах одной и другой стороной.
Ничего не изменилось. С одной стороны – зеленоватый узорчатый крап, с другой – нетронутая белизна.
Джокер вернулся к столу. Я внимательно наблюдал за ним, подспудно ожидая подвоха. На душе было неспокойно, сердце глухо отстукивало, так что отдавалось в подмышку. Но шут не обращал внимания на мое состояние. Покачиваясь и даже пристукивая пяткой, он, как видно, напевал про себя и продолжал рассматривать крап пустой карты.
--А ведь это вполне могло стать твоим билетом в наш загадочный мир, - сказал и положил карту на край стола. – Взгляни, какие замысловатые узоры.
Я подобрался, было, услышав обращение на «ты», но узор, который прежде не удосуживался рассмотреть, и впрямь поразил меня своей необычностью. Четыре ящерицы бежали по кругу, им навстречу кружились четыре ласточки, и всех восьмерых плотно оплетал дикий виноград. А в середине – волнистый кружок, должно быть солнце. Я взял карту, потом быстро перевернул колоду. Нет, показалось. Узор был всё тот же, ничем не отличался.
--Всё рассмотрел? – спросил Джокер. – Ну, а теперь – раз-два - переворачивай!
Я поспешно, даже слишком поспешно глянул на другую сторону карты, и в самом деле ожидая, что на ней неизвестно откуда вновь появится исчезнувшая картинка с фигуркой шута. Но ничего подобного! По-прежнему пусто, хотя, казалось бы, именно этому и стоило удивляться. Ведь прежде-то картинка была, и если бы сейчас вновь оказалась на месте, я бы мог с легким сердцем списать всё на мастерский розыгрыш. Невероятная ловкость рук, дважды под носом умело подменили карту, а всё остальное – выдумки и глупый спектакль.
Но спектакль продолжался.
-- И что?
--Пока ничего, - наставительным тоном констатировал самозваный фокусник. – Держи-ка крепче!
Он ухватился за самый уголок пустой карты, всё ещё остававшейся у меня в руке, и потянул на себя. Никакого, даже легкого усилия я не почувствовал, но тот уголок карты, следуя за медленным движением руки Джокера, стал вдруг всё дальше и дальше уходить в его сторону. Карта, оставаясь по-прежнему безупречно белой, растягивалась, и увеличилась до размера рисовального альбома. Теперь мы держали этот, приличной величины лист, жесткий как картон, за противоположные уголки, и мне казалось неловким его выпустить, хотя он практически ничего не весил.
-- Отлично! Превосходная работа! – тоном базарного зазывалы провозгласил мой Джокер.
Он наклонился вперед и заглянул в эту растянутую карту, как в зеркало. Вот тут-то у меня и перехватило дыхание. Лицо моего гостя как будто мгновенно отразилось в карте, но на самом деле оно не отразилось, а неподвижно запечатлелось. Я невольно потянул карту ближе к себе, и Джокер деликатно разжал вальцы.
Да, это был его портрет. Или даже не портрет, а цветной снимок в натуральную величину, причем очень удачный, как принято говорить – словно живой. Поразительное сходство, и полное четкое отражение мельчайших деталей притягивало глаз.
-- А крап тоже на месте? – как издалека услышал я голос гостя. Не отводя взгляда от портрета, я осторожно перевернул его обратной стороной.
Да, а вот это действительно фокус! На обороте вместо зеленых ящериц и винограда я увидел абсолютно такой же портрет. Что за наваждение? Волей-неволей я опять перевернул портрет-карту. Чудеса! Крап как будто вернулся вновь, только почему-то перепутал свою сторону. Или же просто взял – и поменялся местами с портретом.
И в тот момент в комнате сверкнуло. Моя голова успела благополучно отдернуться назад, а глаза зажмуриться, и, подождав секунду-другую, я стал их предельно осторожно открывать.
Всё осталось на своих местах, в том числе и шут. Только шутом его бы сейчас никто уже не назвал. Передо мной стоял не юный, но еще молодой мужчина в безукоризненном деловом костюме. На голове строгая стрижка, волосы идеально приглажены один к одному, щеки и подбородок до блеска выбриты. На прежнего шута он походил слегка, как был бы похож на младшего шелапутного брата.
Обе руки обновленного Джокера были теперь сложены на груди, мои же продолжали держать, как поднос, растянутую колдовскую карту с ее замысловатым крапом. С карты мой взгляд перескочил на собственный рукав, в панике я оглядел свое одеяние. Оно было до ужаса знакомо: трико в красных и синих треугольниках, уродливые туфли с большими шариками. Голова сразу почувствовала мягкую облегающую шапку, и я уже не сомневался, что именно на ней надето.
Гость сделал глазами многозначительное движение, долженствующее означать «да», расцепил руки и мягким жестом указал, вернее почти ткнул, снизу, в скрытую от моих глаз сторону. Я понял, на что он так откровенно намекает, и в который уже раз взглянул на оборот этой карты-чудовища. И стиснул челюсти. Теперь у меня в руках было просто зеркало, а в нем великолепно отражался мой разлапистый дурацкий колпак. Мало того, под ним и всё моё лицо с бешено бегающими глазами, размалеванное грубыми пятнами грима.
--Это и есть твой фокус? – сказал я злым, но в конце все же дрогнувшим голосом. – Нашел мальчика для своих шуток!
--Шутки уже кончились, - ответил он глухо и даже не посмотрел мне в глаза. – Теперь Джокер – ты! Не надо было брать у меня карту.
--Какую карту?
--Ту самую, что у тебя в руках. Брось ее. Все равно она тебе уже не поможет.
«Зеркало» побелело, отражение мое исчезло, и карта пустышка сжалась до своего обычного размера. Я двинулся на подлого шута, обходя стол и с каждым шагом вскипая злобой. Кулаки сжались, несчастная карта хрустнула в правой руке. В сердцах я отшвырнул ее на пол…
И застыл, как каменное изваяние.
Прямо передо мной вдруг раскинулась живописная панорама, ярко освещенная сильным, но приятным, совершенно не слепящим светом. Он исходил от неба, всего неба разом, без просветов закрытого нежно серебрящимися облаками. В какой стороне за ними скрывалось солнце, не угадывалось никак.
С группы невысоких холмов вдали во все стороны сбегали зеленые луга. В низинах между холмами скопились кучки деревьев, дружно тянущихся к небу прямо из чащи густых кустов. Где-то под ними, похоже, протекала речка.
Вдалеке, справа, к горизонту уходил безупречный ряд совершенно одинаковых деревьев, за ними прилепилась линия одноэтажных разноцветных домиков. В их сторону вела каменистая дорожка, которая начиналась прямо у меня под ногами. Точнее, упиралась в низкую ступеньку серого камня, отполированную не хуже зеркала. Чуть выше нависал широкий деревянный порог, на котором и стояли мои карикатурные длинноносые туфли. Белые шарики на них тоже были на месте.
Легкое оцепенение которое, то ли от удивления, то ли в результате прыжка в этот чужой мир, жестко сковало моё тело, постепенно начинало проходить. Я чуть-чуть согнул и снова разогнул колени, двинул ногами во всё тех же пёстрых «шароварах», сжал кулаки на обеих руках, слегка пошевелил затекшей шеей. Захотелось скорее разобраться, где я, и что теперь делать.
Порожек, на котором я застыл, был частью высокого дверного проема. Впрочем, дверного ли? Собственно, самой двери я не видел, а только два совершенно белых косяка, которые довольно высоко, но всё-таки замыкались сверху поперечиной. Это был какой-то вход с улицы в дом. Позади меня ощущалась большая комната или широкий коридор, но в нем густой сумрак начинался почти у порога. Дневной свет освещал почему-то только мою фигуру на пороге, а позади, за спиной, на пол от меня не падало даже и тени.
Несколько долгих секунд я стоял и колебался, прежде чем просто шагнуть на серую ступеньку и дальше на дорожку. Особенно почему-то смущал этот шутовской наряд, который так и остался на мне. Здесь, на фоне чистеньких полей и лугов он казался еще более дурацким, чем там, в комнате моей исчезнувшей квартиры.
«Вот это попал! – думалось мне обреченно. – Обжулил, картёжная душа! Как же теперь отсюда выбираться?»
3.
Казалось бы, следовало отправляться прямо к той деревеньке, что виднелась справа. Там, без всякого сомнения, обитают люди, от них хоть что-то можно узнать или выведать. Ведь от темных внутренностей дома или, может быть, здания, на пороге которого я очутился, откровенно веяло пустотой и заброшенностью. Ни единого звука за спиной, ни шелеста, ни дуновения легкого сквозняка. Даже никаким запахом оттуда не тянуло.
Хотя, если присмотреться внимательно, ветра не было и во всей окружающей природе. И деревья, и листья, и сплошные легкие облака в небе замерли в полной неподвижности. Не колебалась и малая травинка. Кстати, и в этом застывшем воздухе также не чувствовалось того, что, казалось бы, должно было быть обязательно. Ведь и обвисшая зелень листвы и трав, и разогретый камень, да та же банальная дорожная пыль, источают хоть чуточный, но свой собственный аромат или привкус. Здесь же всё словно оставалось абсолютно стерильным.
Впрочем, наружу всё-таки мне хотелось выйти гораздо больше, чем заглянуть в дом. Причем и по более простым побуждениям. Там было хотя бы светло и тепло! А вот тут на пороге к спине уже начал понемногу подбираться легкий холодок.
Однако махнуть на всё рукой и просто так, запросто, взять и отправиться в сторону деревни я не решался. Слишком хорошо помнил еще свою размалёванную физиономию, и показаться с ней кому бы то ни было, мне совершенно не хотелось. Прежде всего, надо тщательно умыться и по возможности переодеться! Только где? Пойти и посмотреть, нет ли там, за моей спиной, то есть в этом доме, чего-нибудь подходящего, почему-то по-прежнему совершенно не тянуло, а смутное внутреннее чувство предостерегало даже против того, чтобы просто повернуться кругом. Повернешься, а там и шагнешь ненароком. Лезть в эту темноту и неизвестность? Хватит с меня и одного урока глупости от моего непрошеного гостя.
Но что мне мешает для начала не идти куда-то в даль и неизвестность, а хотя бы просто обойти сам этот дом снаружи? С чего-то надо начинать.
Я, наконец, решился и шагнул, как стоял - вперед и вниз - на крылечко, затем еще шаг, и таким образом вышел из полумрака на дневной свет. Вышел, конечно, прямо на дорожку, обсаженную здесь, от самого крыльца аккуратными, почти причесанными кустиками. И вот тогда понял, что не зря томился и колебался.
Стоило мне сделать второй шаг, солнце, как будто специально, тут же прорвало завесу облаков и ослепительно засветило прямо в мои глаза. Я невольно прикрыл их рукой.
Глаза еще болели и слезились, но я уже почувствовал – мир, в котором я очутился, тоже потихоньку приходит в движение. Словно только что я наблюдал его через оконное стекло, а теперь распахнул рамы. Мои щеки и шею тронул ласковый ветерок, издалека донеслось птичье щебетание и пересвист. К тому же внезапно что-то зажужжало над самым ухом. Впрочем, по звуку я спокойно догадался, что это не шмель или оса, а всего-навсего надоедливый комар и привычно прихлопнул злыдня прямо на собственном затылке. Стоп! Внимание. Пальцы красноречиво почувствовали – опять что-то не так.
Не сразу, но до меня дошло, что рука, пригвоздившая нахального комара, не обнаружила на моей голове никакого шутовского колпака.
Не обращая больше внимания на резь в глазах, я окинул себя взглядом. Новая перемена, но эта перемена действительно великолепна. Поношенные джинсы, на ногах – обыкновенные серые кроссовки, просторная летняя рубашка из коричневатой плотной ткани. Одежка явно с чужого плеча, но, тем не менее, в ней я сразу перестал чувствовать себя идиотом! И отлично. Ломать голову над тем, как свершилось это новое превращение, я не стал. Нет уж, хватит ахать и киснуть, пора брать себя в руки.
Взгляд мой с обуви перескочил на дорожку. И здесь перемены. Дорожка перестала прикидываться булыжной – она сделалась просто асфальтовой. Правда, асфальту этому давно исполнился изрядный юбилей, настолько он растрескался, посерел и вытерся, но зато уже сам его вид заботливо возвращал меня в мир привычных вещей.
Я огляделся по-новому. Оказалось, что и вся окружающая равнина отбросила, наконец, кокетство и больше не рядилась под призрачный мираж. Небо разом очистилось до привычной голубизны. Несколько белых ватных сгустков – вот и всё, что осталось от сплошной серебристой облачной пелены. Яркое летнее солнце вырвалось на волю, на дорожку от кустов легли отчетливые тени.
Сами кусты тоже потеряли манекенный вид. В них стали видны и сухие голые веточки, и даже мелкий мусор. Прочие, живые ветки теперь торчали вверх и в разные стороны. А как там поживает деревенька и ведущая к ней аллея? Ага! Домики разом потускнели и почти укрылись за деревьями, которые, наоборот, явно разлохматились, расползлись, сбились с прямой линии…
Более того, я теперь начал припоминать, что когда-то уже бывал в этой местности, видел и деревню и холмы эти голые, которые сейчас тоже осунулись и отекли вниз, потеряли четкие контуры, а покрывающая их трава утратила яркость и сразу перестала казаться вычищенным зеленым ковриком.
-- Да это же Каурово! – невольно воскликнул я вслух. Странно даже было не понять такой очевидности с первого взгляда! Там, за деревней когда-то начиналось картофельное поле, а вот эта дорожка, что под ногами, выводила к автобусной остановке. И конечно же, не было на ней никакого заброшенного дома.
Я уверенно и даже резко развернулся на пятках, уже не удивившись тому, что произошло следом. Серое каменное крыльцо, дверной проем, темный коридор за ним, бледные стены дома, которые я успел захватить лишь краем глаза, мельком – ничего этого уже не было. Просто не было! Всё куда-то исчезло, словно растаяло в воздухе без следа вместе с небесными облаками. А дорожка, абсолютно так же, как оно и осталось в моих воспоминаниях, сбегала под уклон вниз, к пустынной асфальтированной дороге. И будочка автобусной остановки, всё такая же облезлая, торчала на своем месте.
Короче, никаких чудес, шоссейка, как шоссейка, с высокими столбами, проводами, пыльной обочиной. И в довершение общей картины по ней быстро пронеслась синяя легковушка. Хундай. А может быть и Пэжо? Наваждение, похоже, закончилось, наша повседневная жизнь уверенно вернулась на своё место. Конечно, еще остается вопрос, каким неведомым способом и чьей злой волей меня перебросило сюда, за десятки километров от дома, но главное сейчас – что вокруг вовсе не какой-то карточный, картонный мир, а наша милая старушка Земля, пусть и со всеми ее причудами. Или этого мира, в котором оживают обитатели карточной колоды, просто не существует, или я по своей удачливости благополучно проскочил мимо. Одним словом, привет Джокеру.
Идти в Каурово теперь не имело смысла. Пора возвращаться восвояси, хватит на сегодня сомнительных похождений. По тропинке, на остановку, а там дождаться автобуса или попроситься на попутку. До Выспренска – километров пятнадцать, и дальше прямо на Москву. Вперед, шагом марш!
Rогда я снова доберусь до дома, наверное, всё окончательно прояснится. Там уж я разберусь во всех подробностях и наду возможность посчитаться шутником или шутниками, если таковых окажется несколько. Не тако уж я беспомощны птенец, как подумал мо сегодняшни самозванны приятель.
Даже любые предположения, что за средства он использовал, чтобы заморочить мне голову, гипноз ли, усыпляющий газ – на сегодняшний момент не столь важны. Главный вопрос – для чего? Но чтобы в нем разобраться, еще главнее – благополучно выбраться и вернуться домой. А дома и стены помогают.
Впрочем, это пока пустяки, не стоит сейчас копаться в таких мелочах.
Так, на ходу, я всё объяснял самому себе. На самом же деле мне просто хотелось побыстрей выбраться из этого места, которое поневоле теперь отпечаталось в моей памяти, как странное и таинственное.
И неважно, что в давние времена мне не раз приходилось бывать в Каурове проездом и даже копать здесь картошку в компании одноклассников. Самую обычную картошку на самом обыкновенном перепаханном поле.
4.
Сначала павильон автобусной остановки, неказистый с виду, но зато со вполне приличной скамеечкой, окончательно утихомирил мои взбудораженные мысли. Было здесь прохладно, спокойно, удобно, даже по-своему уютно. И не надо было теперь колебаться или мучиться догадками, а оставалось просто подождать того хорошего человека, который вывезет меня из наскучившей сельской идиллии в привычный городской быт. Потихоньку приходя в себя от пережитого волнения, я даже стал понемногу погружаться в легкую полудрему.
Но минуты текли, их набиралось всё больше и больше. Время от времени, то в одну, то в другую сторону резко проносились разноцветные легковушки, вот с тихим ревом мелькнула даже парочка мотоциклистов. И снова как будто где-то внутри меня пробудилось легкое сомнение, на этот раз совсем прозаическое – дождусь ли я хоть какого-то автобуса. За тот десяток лет, что я не показывал и носа в эти места, очень многое могло перемениться. Точнее – действительно переменилось, если внимательно оглядеться. Тишина, одиночество, вокруг ни голосов, ни шума. Ездит ли теперь вообще кто-нибудь сюда или отсюда на автобусах? И кстати, за проезд ведь нужно заплатить, а у меня….
Мои руки привычно прошлись по карманам чужих штанов и рубашки. Как и следовало ожидать – пусто! Не самое обнадеживающее открытие. Место на отшибе, водитель или кондуктор особенно церемониться не станут. Да и вид у меня, стоит признаться, не ахти. Никакого кредита доверия. Да-а! Этак здесь можно застрять надолго. Если даже махнуть на всё рукой и потопать пешком, до города доберешься только к вечеру. Сколько там тогда было километров, если срезать через овраги? А, кстати, сколько сейчас времени?
Я почувствовал, что от последней мысли меня снова пробрал легкий холодок. Ведь когда я возился у себя дома с дедушкиным пасьянсом, был уже вечер. Сейчас же скорее позднее утро, солнце высоко, но самый солнцепек еще впереди. Выходит, что разговор с так называемым Джокером был не час или два назад, а, по меньшей мере, вчера. И занесло меня сюда не в считанные секунды, нет, потребовалась целая ночь. А может быть и не одна! Странно только, что я пока не испытывал не только голода, но и даже самого легкого аппетита. Может быть, потому и не заметил сразу такого очевидного расхождения? Мало ли их было за дикий сегодняшний день!
Сидеть сразу расхотелось. Я вскочил со скамейки, потянулся и решил выйти прямо на дорогу. Тем более, что с нужной мне стороны приближалась еще одна машина, насколько можно было разглядеть – черный «Фольксваген». Вот её и попробовать остановить. Удача всегда сопутствует решительным начинаниям!
Только я так подумал и призывно поднял руку, как заметил, что с машиной творится что-то неладное. Еще далеко не доезжая до меня, она заметно замедлила ход, потом несколько раз вильнула. Так, виляя и дергаясь, машина продолжала катиться в мою сторону, но всё медленнее и медленнее. Наконец она встала. Если эта остановка вызвана моей поднятой рукой, то мне попался абсолютно неумелый водитель. Досадное невезение, но, впрочем, в моем положении выбирать не приходилось.
До застывшего на обочине автомобиля оставалось еще шагов десять. Значит, странности продолжаются? Что ж, разберёмся и на этот раз: в чем там дело. Во что бы то ни стало я должен отсюда уехать, и лучше прямо сейчас. Но не успел я пройти и трёх шагов – дверца водителя открылась. Молодой человек, очень легко одетый (в какую-то сетчатую маечку), неловко выбрался из машины и тут же свалился прямо на асфальт.
Теперь я поневоле пошел быстрее. Тело выпавшего парня лежало неподвижно. Дверца за ним захлопнулась сама, а в легковушке, насколько я мог разглядеть, больше никого не было. Что с ним? Пьяный, обкуренный, или же просто в беспамятстве? В любом случае, дело нешуточное. Если этому человеку действительно нужна серьезная помощь, ему остается надеяться исключительно на меня…
Светловолосый, слегка рыжеватый парень лежал ничком, неловко подогнув правую ногу. Но когда я тронул его за плечо (теплое), выпавший водитель осторожно повернул ко мне голову. На лбу его пролегла косой узкой черточкой свежая царапина, однако крови вдоль нее не выступило. Стало быть, дело не в голове. Глаза лежащего смотрели на меня отрешенно, не мигая, но никакого помутнения рассудка в них не читалось.
-- Вам плохо?
Парень молча опустил веки, и затем снова медленно приоткрыл глаза. Что ж, долго рассуждать было ни к чему. Я открыл вторую дверцу и, вернувшись, приподнял пострадавшего, ухватясь за его подмышки. Тело оказалось легоньким, словно у подростка. Я уже прикидывал, что мне будет проще – оттащить парня по асфальту волоком или всё-таки вскинуть на плечо, как вдруг услышал сзади ровно нарастающее гудение. Со стороны города приближалась очередная машина, и на этот раз, кажется, грузовая. Противный дребезжащий сигнал резанул по ушам.
Иногда раздумывать на дороге просто опасно. Что было сил, я рванулся в сторону, пятясь задом вокруг капота «Фольксвагена». Обеспамятевший водитель болтался в моих руках, как тряпка. И я теперь старался только оттянуть его подальше, чтобы ноги бедняги не попали под колеса встречной машины.
А она была уже близко. Взвизгнули тормоза, и темно-зеленая стенка борта нависла прямо над нашим мирным «Фольксвагеном».
Но только нависла.
Деревянный борт из толстых досок, притянутая железной полосой кромка квадратного бруска… Неужели это Газончик!? Давненько я не видел такой прелести и такой древности! Но всё равно – прелести - поскольку самый ходовой грузовичок времен моего детства застыл сейчас перед моими глазами в отличном состоянии. Свежепокрашенный и ни капельки не запыленный. Впрочем, долго разглядывать былое чудо техники мне не пришлось. Три здоровенных парня с хохотом свесились через борт и весело завопили все разом.
Они были даже чем-то похожи между собой, все темно-русые и мордатые, хоть и одеты в пестрые рубашки совершенно разных оттенков. И голоса звучали не в такт, один из парней басил, двое других забирали высоко и даже подвизгивали. Но гомонили они одно и то же: мол, не суетись, не переживай, сейчас всё сделаем.
Не успел я и рта разинуть, как два парня уже спрыгнули на дорогу.
-- Сейчас, сейчас! Сделаем как надо!
Не обращая внимания на мой ошалелый вид, один из них разом приподнял обеспамятевшего паренька за ноги. Второй уверенно перехватил за плечи и аккуратно отодвинул меня в сторону крепким плечом и бедром. Быстро, но плавно они вскинули кверху безжизненное тело водителя «Фольксвагена», словно это был не человек, а скатанный в трубку ковер. Третий парень, слегка свесившись через борт, принял пострадавшего на руки и опустил куда-то в кузов. Мне показалось, что кузов машины нагружен почти до самого верха мешками, а может быть и тюками. И как они не боятся ездить прямо в груженой машине, махнув рукой на все дорожные правила? Любой гаишник прихватит их шофера, да так, что тому не поздоровится. Выходит, с инспекторами в этих местах тоже не проблема, на радость таким вот веселым мальчикам.
Уверенные парни быстро вскарабкались назад. Один из них обернулся ко мне и бросил на ходу:
-- Нормально! До скорого…
Грузовик плавно тронулся с места и пошел прочь, уверенно набирая скорость. Парни чему-то смеялись и махали руками, их фигуры становились всё меньше, удаляясь вместе с задним бортом, на котором крупными белыми буквами выделялась четкая надпись – 30-59 ЮАЮ. Еще одна новость. Номер у этой машины почему-то старый, еще советский. Что за наваждение?! Спектакль продолжается?
Не могу сказать, долго ли я стоял на дороге и скептически усмехался. Полагаю, что недолго, слишком сразу и просто всё совершилось, чтобы не поддаться такому сильному искушению. Мне нужно было доехать до Выспренска – пожалуйста! Если так нужно, садись и поезжай. Или можешь проявить благоразумие и вернуться на автобусную остановку. Очень милый, невинный выбор.
Но не для моего случая, когда неизвестно кто пытается сделать из меня игрушку для собственной забавы. Так пусть попробует! Я прихлопнул правую дверцу автомобиля и пристроился на водительское сидение.
Машину мне приходилось водить раза три, и то в приятельской компании, на исходе юного возраста. А до обзаведения собственной тачкой у меня на сегодняшний день еще не дошли ни руки, ни планы. Ох уж эти грандиозные планы, единственная отрада и утешение. Но это всё было уже «когда-то». А тут, сейчас - просто такой доступный автомобиль со слегка рокочущим мотором. Всего один шаг через последние собственные сомнения.
Казалось, что в мыслях я продолжаю колебаться, но желание выбраться в нормальную привычную обстановку придало уверенности. Еще мгновение - и я уже катил по дороге, с удовольствием вспоминая на ходу приметы знакомых мест. Удивительно, бесподобно - машина меня слушалась! И шоссе из Каурова на Выспренск - это было оно! Кажется, всё здесь оставалось по старому. Новым был только я сам - в костюме с чужого плеча, ни с того, ни с сего колесящий по дорогам на неизвестно откуда взявшейся иномарке. Если бы такие вещи случались со мной прежде, в моей повседневной реальной жизни! Стоп. Лучше скажем по-другому - как хорошо, что такие вещи в жизни иногда, изредка случаются. Наверное, мир разнообразнее и сложнее, чем то, чем он нам обычно кажется.
5.
Память - штука капризная и своенравная и притом зачастую легко подстраивается под свежие впечатления. В этом я убедился, созерцая убегающую прямо под колеса знакомую дорогу. Скоро за каждым очередным поворотом я стал надеяться увидеть крайние дома и заборы родного Выспренска, а вместе этого перед глазами выныривал очередной холмик или овражек, который мне по-прежнему что-то напоминал. Слов нет, дорога действительно была насквозь знакомая, но она всё тянулась и тянулась. Увеличить свою крадущуюся скорость я не решался, хотя мне очень этого и хотелось, чем дальше, тем больше.
Но я уже всерьёз уговаривал себя потерпеть, словно всё ещё продолжал торчать на прежней автобусной остановке. К слову сказать, уже не первая железная будка, как две капли воды похожая на Кауровскую остановку, мелькнула мне навстречу. И все, как и та, сиротливо пустые. Неужели за десять лет настолько обезлюдел родимый край? Не у кого даже уточнить на всякий случай, а туда ли я вообще еду.
Я поневоле выкрикнул «ага!», когда увидел, наконец, городскую окраину. Городок действительно никуда не делся, просто на деле он оказался раза в три дальше. Впрочем, сейчас-то я подъезжал к нему за рулем, на машине, а в моей жизни это происходило в первый раз. Было потому - отчего запутаться в подсчётах. Но сюрприз ждал меня впереди, настолько неожиданный, что моё «ага» сразу застряло у меня в горле.
Оторопел я не от расстояния и затраченного на него времени. В конце концов, до вожделенного райцентра я всё-таки добрался. Но насмешка памяти заключалась в другом. Передо мной был без сомнения Выспренск, только подъехал я к нему со стороны южной дороги. А не северной, как рассчитывал, и в чём ни капли не сомневался. Получается полная чепуха, выходит, я ехал не от Каурова?
Впрочем, какая разница! Прямо перед глазами, как будто специально для неверящих и сомневающихся проплыл дорожный указатель - Выспренск. Чёрным по белому, вернее - слегка-слегка желтоватому фону. На тебе, мол, читай - если грамотный и успокойся, наконец.
Кстати, и южная окраина была для меня в самый раз, как будто по специальному заказу. Подъехав с севера, я бы сразу попал на самые оживленные улицы в плотный поток машин и автобусов. Здесь же, уже на втором спокойном перекрёстке, мой «Фольксваген» уверенно свернул направо. Действительно, что ты за водитель, если не умеешь поворачивать даже направо?
За перекрестком пошла тихая, почти деревенская улица, и дом, который я решил разыскать, на этот раз оказался на своём законном месте. Я сразу и с удовольствием узнал его еще издалека. Казалось, домик этот ничуть не обветшал, напротив, как будто стал еще лучше. Во всяком случае, я обрадовался ему, как старому проверенному товарищу.
Жил здесь в прежние времена прекрасный дядька - Василий Андреевич, и если он как говорится, в добром здравии, то, конечно же, живёт и сейчас. Закадычный приятель моего отца, работал с ним когда-то на одной фабрике, а по праздникам частенько заглядывал и к нам. Вовремя я вспомнил про его дом с удобным и широким двором. Ведь чужой автомобиль куда-то надо девать, не бросать же его посреди дороги!
Проехав немного дальше знакомых ворот, я остановил машину и мысленно поблагодарил ее и того бледного, выпавшего на дорогу парня. Пусть он выздоравливает, приходит в себя и не переживает по пустякам, я найду способ вернуть ему его «Фольксваген». А пока мне нужен дядя Вася.
Двор перед домом дяди Васи был, как и прежде, широк и пуст, покрыт мелкой жёсткой травкой. Калитка оказалась даже слегка приоткрытой, а вот на двери дома висел большой замок с красным корпусом и блестящей металлической дужкой. Что ж, замок не старый, не ржавый. Значит, можно надеяться, что запирали дом недавно. Можно и подождать…
Но такого спокойного настроения хватило мне не больше, чем на полчаса.
«Как знать, - очень скоро сказал я самому себе, - это «недавно» могло быть и полгода назад. Что сделается крашеному замку под таким широким навесом?»
Недалеко от крыльца, прямо к дому была пристроена небольшая скамеечка, но она мне сразу напомнила автобусный павильон в Каурове. Неужели опять сидеть и неизвестно чего дожидаться? Я с тоской огляделся, соседние дворы за невысокими заборчиками также были пусты. Да что же это такое, просто мор напал на местное население?!
От досады я даже стукнул несколько раз в запертую дверь. А вдруг в доме всё-таки кто-нибудь есть. Или не в доме, а возится где-нибудь на заднем дворе или огороде. Ох уж этот Василий Андреевич, унесла его куда-то нелёгкая в неурочный час.
Я прошелся по двору, не спеша оглядел изнутри ворота. Ничего особенного, только крючки и засовы! Будем надеяться, что хозяин на меня не обидится. А ждать я больше не могу, солнце уже перевалило за полдень. Мне ведь еще тащиться пешком через весь город. Денег-то по-прежнему ни гроша, и одолжить - увы - не у кого. На дядю Васю, видно по всему, надеяться не приходится.
Ворота распахнулись легко, без скрипа и скрежета, видно петли были хорошо смазаны. Но подойдя к чужому «Фольксвагену», я невольно заколебался. Не слишком ли смело для первого раза? Кто мне сказал, что пятясь задним ходом, я не сворочу воротную стойку или не обдеру у автомобиля бок? Размышлял я недолго, потом забрался в кабину, включил после второй попытки задний ход и, не трогая руля, откатился подальше, в ту же сторону, откуда недавно приехал. Потом снова вылез, соображая, как бы теперь получше прицелиться в самые ворота. Улочка всё-таки узковата.
--Эй, ты, хватит валять дурака!
Голос был мужской, хоть и не особенно басистый. А вот дядя Вася басил так, что иные впечатлительные гостьи за нашим столом с хихиканьем затыкали уши. Стало быть, не он. Неужели отыскался кто-то из его соседей?
Я быстро пробежал глазами по верху ограды соседнего двора, но почти сразу повернул голову туда - куда надо и увидел то, что искал. В доме дяди Васи одно из окон стояло распахнутым, а в нём…. Мне поневоле захотелось рассмеяться. Того, кто выглядывал из окна, я не задумываясь назвал про себя Дедом Морозом.
-- Ну, да. Да! Я с тобой говорю, - подтвердил Дед Мороз, пожилой мужчина с совершенно белыми волосами и такой же белой аккуратной, но основательной бородой, спускавшейся до середины груди.
«Превосходно! Кажется, еще один переодетый Джокер», - подумал я сразу. Невозможно было поверить в натуральное происхождение такой белоснежной пышной растительности.
-- Я только хотел узнать…, - всё-таки заговорил я. Как бы там ни было, с этим переодетым клоуном лучше было пообщаться. За неимением более достойного собеседника.
-- Да вижу я, что ты хотел. Заходи на двор, нечего с улицы орать.
Предложение было вполне мирное, пожав плечами, я оставил «Фольксваген» на месте, за воротами, и подошёл поближе. Нет, если эти волосы и борода искусственные - это явно не вата. Выполнены превосходно, и очень похожи на настоящие. И глаза незнакомого мужчины смотрели спокойно, естественно, без скрытого ёрничества или показной любезности.
-- А где Василий Андреевич? Он никуда не уехал?
-- А мне откуда знать? - чуть-чуть чему-то улыбаясь, охотно ответил седоголовый мужчина. - Бибика-то твоя как, на продажу? Или просто помыть хотел?
-- Помыть! - ответил я с вызовом. - И клапана смазать.
-- Ясно. Сделаем.
Я на мгновение опешил, а мой собеседник уверенно скомандовал, слегка повернув вбок голову и скосив глаза:
-- Акулинка! Ступай, загони его таратайку. Завтра займёмся.
В сенях дома тут же послышались шаги. Я с удивлением успел заметить, что висячий замок с двери куда-то исчез, как будто его и не было. Конспирация, да и только! Прямо секретный подпольный цех. Дверь распахнулась.
Если в окно дома выглядывал Дед Мороз, то на пороге, несомненно, появилась Снегурочка. Довольно крепкая телом молоденькая девушка в легком голубоватом халатике. Но больше всего меня поразила превосходная толстая коса. Она лежала на правом плече, как темная скрученная вязанка-крендель и слегка свисала на грудь. Да, темная - Снегурочка оказалась темноволосой, но всё-таки не совсем чёрной, а с заметным буковым отливом.
В мою сторону девушка с косой даже не повела и бровью. Она быстро и без единого слова метнулась прямо к воротам, я только успел посторониться. Хотелось обернуться и глянуть ей вслед, но Дед Мороз резко и настойчиво постучал пальцем по подоконнику. Он требовал внимания, а Снегурочка и без нас знала, что нужно сделать. Впрочем, я всё-таки успел подумать, что травка в этом дворе совсем не заезжена никакими колёсами. До моего «Фольксвагена» здесь вряд ли за прошедшую неделю побывала хоть одна машина. А может быть, и за месяц.
--Теперь уж проходи, - приветливо провозгласил белобородый. - Чайку попьём, обговорим как и что. И вообще, надо сказать, потихоньку пора и к ужину собирать.
При словах об ужине я сразу почувствовал, что если мне предложат и его, я просто не в силах буду отказаться. Голод который дремал где-то в уголках рта и под языком, по всей видимости еще со вчерашнего вечера, вдруг вырвался, прорвался в горло и до отказа заполнил желудок. Ноги мои сами шагнули к крыльцу, и через минуту я уже был в просторной комнате с блестящими чистыми полами, весёлыми обоями и затейливой люстрой. В комнате начинали сгущаться легкие сумерки, но тут люстра разом вспыхнула на все шесть лампочек.
Дед Мороз закрыл окно и задернул занавеску. Казалось, что со спокойной улицы и так не доносится никаких звуков, но сейчас стало как-то по-особенному тихо и глухо. Хозяин дома…. А по всей видимости это выходило так, потому что я не помнил, чтобы в доме Василия Андреевича была такая ухоженная просторная комната. Вероятно, как и с дорогой, здесь произошла странная путаница. Дом Василия Андреевича просто очень похож на дом этого гостеприимного Деда Мороза.
Так вот, хозяин дома заметил, что я прислушиваюсь, не в силах уловить хоть какой-то внешний звук, и понял это по-своему.
-- Зря волнуешься, малый. Супруга управится, лучше некуда. Акулинке это не впервой.
Я только хмыкнул. Другой бы на моём месте сказал, что только что искренне считал Акулинку хозяйской внучкой. Такая, значит, Снегурочка.
Признаться честно, теперь мне очень хотелось взглянуть на эту Акулинку еще раз и повнимательнее. К сожалению, она больше не появилась. Хозяин же, который не только не представился, но не поинтересовался и моим именем, быстро перешёл от слов к делу. Он успевал всё - и есть, и отпускать быстрые замечания и время от времени исчезать из комнаты, но мгновенно появляться снова. На столе, за который он меня усадил, то и дело прибавлялась очередная мисочка или тарелочка.
Наверное и настоящий Дед Мороз не смог бы принять гостя лучше. Я просто приходил в восторг от необычного вкуса какого-нибудь очередного блюда. Впрочем, при моём разыгравшемся аппетите, вполне можно было обойтись и закусками поскромнее. Я, пока наконец не насытился, готов был глодать и чёрствые сухари, и сухую бычью кожу.
Вот только разговор наш получился совершенно пустопорожним. Что собирался обговорить со мной сам Дед Мороз, я так и не понял. Мои же попытки хоть как-то расспросить хозяина о дядя Васе (может быть он о нем всё-таки слышал), или о нынешнем Выспренске тонули в его совершенно неопределенных ответах. Он не старался уходить от разговора, искренне силился отвечать, как подобает человеку вежливому, но, похоже, действительно сам путём ничего не знал. Как будто появился здесь, на этой улице и в этом городе всего на день или на два раньше меня.
Надо ли удивляться, что я быстро решил отложить свои проблемы до другого подходящего случая. В самом деле! На угощение я не напрашивался, возиться с иномаркой не просил, о возможной оплате чего-либо вопросов не было. Пусть этот Дед Мороз разбирается сам, что ему делать с чужой машиной, если уж вызвался закатить ее во двор. А моё дело простое - с утра пораньше улизнуть без лишних разговоров. И как только доберусь до своих близких и знакомых, найду, кого из них попросить распутать и этот узелок.
Ночевать же мне, судя по всему, придется здесь. Что ж, жаловаться не приходится. Домик отличный, да и хозяева вполне симпатичные. Как быстро выяснилось - и по этому пункту я тоже оказался прав.
Ужин был хорош, а чай просто замечательный. Вопреки моим опасениям, наш ужин действительно завершился одним только чаем. Беседа впрочем, не удалась и за чаем. Но как я уже говорил, меня пока всё устраивало.
6.