По следам Робинзона. Псевдоробинзон

Александр Соханский
Иллюстрации художника С.Бродского


       Действие романа Роберта Луиса Стивенсона «Похищенный или приключения Дэвида Бэлфура» происходит в середине XVIII века.
       В нём от лица Дэвида рассказывается о том, как он по сговору своего дядюшки Эбенезера с Хозисоном, капитаном работоргового брига «Завет», был похищен и попал в кораблекрушение, как судьба свела его с любителем приключений Аланом Бреком Стюартом в совместной схватке с пиратской командой корабля, а также обо всём, что он претерпел от рук своего дяди Эбенезера Бэлфура, именуемого владельцем замка Шос безо всякого на то права.

       Не вникая в сложную фабулу произведения, коснёмся лишь той его части, в которой семнадцатилетний Дэвид в результате кораблекрушения брига попадает на крохотный необитаемый островок Иррейд и по обстоятельствам становится робинзоном.

       При попытке укрыться от бури в заливе острова Айона бриг «Завет» ударился о риф. Волны так били несчастное судно о рифы, что было слышно, как его дробит в куски. Затем на корабль надвинулся громадный вал. Судно подняло, как пёрышко, и опрокинуло на борт. Когда судно внезапно дало крен, Дэвида одним махом перебросило через фальшборт прямо в море.
      Несколько раз юноша прощался с жизнью, и, наглотавшись воды, заметил, что цепляется за кусок рангоута. Течением его вынесло в береговые воды, в полосу полного штиля.  Пловец из Дэвида, прожившего всю жизнь у мелководной речушки, был не ахти какой. Но, удерживаясь за рею и работая ногами, примерно за час он сумел добраться до берега бухточки. И, наконец, стало так мелко, что можно было выпустить рею и по дну брести к берегу.

       Было за полночь. Ни один звук не выдавал поблизости человека или домашней скотины. Лишь буруны разбивались вдали о рифы.
       Едва занялась заря, Дэвид вскарабкался на каменистый холм. От брига не осталось и следа, вероятно, он снялся с рифа и затонул. Шлюпки, которую матросы пытались спустить во время шторма, тоже нигде не было видно. В океане — ни единого паруса, на суше, насколько хватало глаз, — ни людей, ни жилья.
       Потерпевшему кораблекрушение оставалось обследовать южный берег, в надежде набрести на какой-нибудь домишко, обогреться и узнать что-нибудь о тех, с кем разлучило несчастье.
       Спустя некоторое время дорогу преградил узкий заливчик, обследуя который Дэвид убедился, что он находится на каменистом бесплодном островке, отрезанным от суши солёным океаном. Он попытался было перейти заливчик вброд, однако в каких-нибудь трёх ярдах от берега провалился по самую макушку и едва не покончил на том все счёты с жизнью.
       И тогда вспомнил о рее. Обратный путь до той бухточки был неблизким. Каково же было огорчение Дэвида, когда мелкое дно кончилось, вода стала по самую шею, а дальше он зайти не отважился. Хотя рея покачивалась на воде шагах в двадцати от него.

       Такого удара Дэвид не вынес и, выйдя на берег, упал на песок и разрыдался. На него свалились сразу несколько напастей: промокшая одежда, холод, усталость, да ещё живот стало подводить от голода.
       Он слыхал, что морские моллюски считаются съедобными, поэтому ухитрился вскрыть и съесть живьём несколько ракушек. На первых порах они казались превкусными. Но не всегда такая трапеза оказывалась удачной. Порой от тошноты и слабости приходилось долго отлёживаться. Впрочем, другой еды не было.

       Ко всем бедам дождь лил как из ведра и потерпевший кораблекрушение исходил весь остров в поисках сколько-нибудь приемлемого укрытия. Ничего, кроме маленькой хижины с провалившейся дерновой крышей, найти не удалось. Поэтому на ночь Дэвид пристроился под двумя нависшими валунами.

       На севере проливчик, отделяющий остров от материка, переходил в бухту, на противоположном берегу которой была видна могучая старинная церковь и кровли домов селения Айона. Утром и вечером восходил дымок над какой-то усадьбой, спрятанной в ложбине.
       Иззябший, промокший до костей Дэвид, глядя на этот дымок, представлял пылающий в том доме очаг, людей, собравшихся вокруг, и у него переворачивалось сердце. И всё же вид человеческого жилья не давал угаснуть надежде.
       Одежда Дэвида распоролась, сквозь дыры просвечивало тело; руки стали дряблыми от вечной сырости, горло от улиток болело нестерпимо, силы его таяли, а та гадость, которой он был вынужден питаться так опротивела, что от одного её вида начинало мутить.
       Миновали вторые сутки и хотя, Дэвид зорко следил, не появится ли лодка в заливе, никто не объявился ему на помощь.

       На третий день выглянуло солнце, подарив островитянину благодать солнечного тепла.  И вдруг, откуда ни возьмись, из-за края островка вылетела рыбачья плоскодонка под бурым парусом с двумя рыбаками на борту. Дэвид кричал изо всех сил, даже встал на колени с протянутыми в мольбе руками. Несомненно, в лодке его услышали и со смехом что-то крикнули на гэльском языке, который Дэвид не понимал. Однако плоскодонка пролетела мимо, на Айону.
       Потерпевший не поверил такому злодейству и продолжал звать на помощь, пока лодка не скрылась из виду. За всё время мытарств Дэвид не сдержал слёзы дважды. Первый раз, когда не смог достать рею, второй раз сейчас, когда рыбаки оставили его в несчастии. На этот раз он не просто плакал, а голосил, ревел благим матом, как капризный ребёнок, царапая землю ногтями и зарываясь в траву лицом.
       Успокоившись от гнева, Дэвид стал думать о еде и снова отравился своими моллюсками. У него от этой пищи так разболелось горло, что едва мог глотать; зубы стучали от жестокого озноба и охватило такое чувство тоски, что он твёрдо решил, будто умирает, мысленно прощая всех и каждого, даже злодейство дяди Эбенезера и тех рыбаков. С этими мыслями он и заснул под навесом из валунов.

       На другой день — четвёртый с начала своего горестного прозябания — Дэвид почувствовал себя не на шутку обессиленным. Позавтракав моллюсками, которые на этот раз не причинили вреда, он поднялся на скалу и сразу заметил, что по проливу идёт лодка и прямо на него. На ней были те же двое, на борту был ещё и третий. Приблизившись к берегу, на лодке убрали парус и легли в дрейф. Невзирая на заклинания, ближе они не подошли, а тот третий, разглядывая Дэвиса, покатывался со смеху. Потом он встал в лодке и стал сыпать словами, как горохом, взмахивая рукой. Говорил он на плохом английском, но Дэвиду в числе прочего удалось выхватить одно слово: «отлив». Тут Дэвид сообразил, почему тот всё машет рукой в сторону пролива.
       — Вы хотите сказать, что когда бывает отлив? — крикнул Дэвид и осёкся.
       — Да-да, — сказал он. — Отлив.
       Тут советчик вновь прыснул и зашёлся хохотом.

       Позабыв про лодку, не разбирая дороги, Дэвид припустился бежать через весь островок, как никогда в жизни не бегал. Примерно через полчаса он был на берегу заливчика, через который струился чахлый ручеёк. Даже не замочив колен, Дэвид с победным воплем вылетел на материковый берег.

       Любой мальчишка с побережья и дня не оставался бы на Иррейде, который представлял собой «приливный островок». Кроме как по чётным четвертям луны, он был дважды в сутки доступен для прогулок с материка и обратно либо посуху, в крайнем случае — вброд.
       Дэвид и сам наблюдал отливы и даже сторожил их, чтобы удобней было собирать ракушки. Он бы и сам неминуемо разгадал тайну Иррейда и вырвался на свободу, если бы вместо того, чтобы клясть свою горькую участь, сел да пораскинул мозгами. Неудивительно, что рыбаки не сразу поняли, в чём тут дело. Удивительнее, что они всё же разгадали глупое заблуждение псевдоробинзона и не посчитали за труд возвратиться.

       Почти сто часов голодал и холодал Дэвид на этом острове. Если бы не местные жители, он мог вообще там сгинуть и всё по чистой глупости. Он и так заплатил за неё недёшево — не только муками, перенесёнными в эти дни, но и нынешним своим положением: одет был хуже нищего, едва способен таскать ноги, да и горло болело нестерпимо.

       Дэвид старался идти на дымок, который видел с острова. Несмотря на величайшую усталость и трудный путь по кустарникам и валунам к вечеру он вышел к домику, спрятанному на дне неглубокой лощины. Там он узнал, что его товарищи по несчастью благополучно добрались до берега и на другой день останавливались перекусить под этим самым кровом.

       Свой рассказ об этом эпизоде своих приключений Дэвид заканчивает словами: «Случалось мне видеть негодяев, случалось и глупцов; тех и других — предостаточно, и думаю, что, в конце концов, и те и эти получают по заслугам, только глупцы всё же первыми».



       Александр Соханский,
                май 2017 г.