Двести лет.
Знакомый со спины силуэт.
Высокая стройная женщина с коляской.
Хотя какая женщина – кипарис, устремленный в небо.
Узнаю ее одну на миллион. Взволнованно обгоняю, с надеждой всматриваюсь в лицо. Она.
Беру за руку – «Здравствуй».
Несколько секунд напряженного ожидания.
На лице и шее, несколько тонких морщинок. В остальном не изменилась.
Та же осиная талия и пронзительность взгляда серых глаз.
Как Тихоокеанское побережье Камчатки ненастным днем. Сероглазка.
Каскад эмоций и блеск взволнованных глаз. С икринкой радости и одновременно затаенной тревоги.
В коляске годовалый малыш с синими как небо глазами.
Спрашиваю, не отнимая ладони из горячих рук – « Твой малыш»? « Мой, Сашка – внук». « Сын на четырнадцатом этаже живет. Приехала навестить».
События уносят почти тридцать лет назад.
Южная командировка – Кавказ.
Колонна в автопарке на окраине городка в предгорьях Большого Кавказского хребта. Завтра в пять утра – дальше в горы.
Молодая женщина пытается протиснуть коляску в неширокую дверь подъезда пятиэтажки. Узкая осиная талия, пронзительные серые глаза.
Малыш с синими как небо глазами.
« Сашка сын. Тяжелый, на мамкиных руках, на пятый этаж трижды в день».
Молча беру коляску и наверх на пятый этаж, как пушинку.
Квартира прямо, хозяйка открывает ключом двери. Стою пораженный неземной красотой. От чаю вежливо отказываюсь.
Дозаправка техники, вытянуть колонну максимально. Проверить все, дел много. Шепчу на ухо – « Вечером прибегу».
Задыхаюсь от запаха волос, разогретых на южном солнце.
Поздно вечером, грязный как черт.
Моюсь куском хозяйственного мыла под струей ледяной воды на мойке машин полевого автопарка.
Пятый этаж, дверь прямо.
Потихоньку толкаю, едва прикрытую дверь.
В омут поцелуев, беру на руки почти невесомое тело. Прижимаю как пушинку и в зал.
Ночь любви на троих.
Я, она и бесстыдница Луна, освещавшая все пикантные подробности, до мелочей как днем.
Трель соловья и запах цветущей сирени, доносящийся из открытого окна балкона.
Ночь без сна, высшая форма любви и взволнованный шепот. С первыми лучами солнца, на ходу одеваясь.
Огромные серые глаза разделят жизнь пополам. Исчезаю. Как оказалось навсегда.
На входе в полевой парк доносятся команды – « Батарея – Подъем. Взвод - подъем». Синий дым холодных, не прогретых дизелей.
Два месяца дикой командировки по горам.
Обстрелы, предательства, гибель друзей и подчиненных.
Горная пыль, не смываемая ничем и раскаленные красные глаза от хронического недосыпания. В мыслях ежесекундно только она. Сероглазка.
На выходе, на КАМАЗе врываюсь в полу разбитый городок.
Крики комбата - « Под суд пойдешь – щенок. Если кто узнает. Нельзя туда соваться – погибнешь. Дурак – солдата пожалей».
Знакомый подъезд, пятый этаж.
Выломанные двери, гильзы на полу. Ни одного целого окна в квартире. Громко капает вода с разбитой крыши. После дождя.
Сзади шарканье ног по битому стеклу. Вскидываю на звук автомат.
Старая, сгорбленная женщина, перевязанная на пояснице – шерстяным платком. «Уехали они сынок. Все они уехали. Куда не знаю. Все русскоязычные. И Алик азербайджанец – за семью побоялся».
« А ты мать»?
« А кому я старая нужна. Да и куда с Родины бежать – внуки голодные в подвале».
Бегом вниз. Выгребаю из кабины машины все съестное. « Спасибо мать. Дай бог тебе здоровье».
Снова Москва. Район новостроек.
«И у меня сын и внучка. Живут на восьмом этаже, в этом же подъезде».
Беру коляску, закатываю ее по пандусу к лифту.
Лифт послушно проглатывает этажи.
Вверх.
Целую ее лицо, серые глаза, пальцы рук.
На десятом этаже, беззвучно прижимается ко мне.
На крайнем этаже лифт беззвучно останавливается.
Стоит, время от время щелкает контакт реле, открывания и закрывания двери.
Стоим молча. Воспоминания кружат голову.
Через некоторое время Сашка начинает шевелиться в коляске. « Кушать хочет, сейчас пойдем».
Прижимается ко мне еще плотнее.
Стоим как одно целое, лезвие бритвы не пройдет.
Выходим из кабины лифта. Стоит, плачет. « Я обидел тебя»?
« Я тебя долго искала. Потом решила – судьба. С ней не поспоришь. Я любила тебя и сейчас люблю. Единственного на свете. Я никого никогда не буду так любить как тебя. Никого. Даже если проживу - двести лет. Прощай».
Лифт послушно отсчитывал этажи.
Вниз.