Всё существующее разумно

Алессандро Де Филиппо



И через сто лет мы те же! Время течёт, изменяется, а мы всё такие же! За слова свои отвечаю. Расскажу несколько эпизодов из текущего столетия

10 декабря 1933 года, в пять часов вечера, в Стокгольме состоялась «раздача премий лауреатам». Среди Нобелевских лауреатов пребывал тогда русский писатель Иван Алексеевич Бунин. После застольной речи кронпринца, посвященной памяти Нобеля, полагалось по протоколу выступать с краткой речью лауреатам Prix Nobel. Бунин произнёс свою речь по-французски. Полный текст речи можно прочитать в главе «Нобелевские дни» из самой поздней книги Бунина «Воспоминания». Цитирую отрывок из той речи:

«…позволю себе сказать, что скорби, испытанные мною за последние пятнадцать лет, далеко превышали мои радости».

В эти «последние пятнадцать лет» вошли и «Окаянные дни», которые испытал Бунин в России с 1917 по 1920 годы. Уж не знаю, как назвать жанр, в котором написаны «Окаянные дни» (пусть будут дневники), но написано это произведение в духе жестокого реализма. Что записано, то наблюдалось.

Не будем растекаться праведным гневом по многим сценам необъяснимой жестокости и невесть откуда взявшейся ненависти, в изобилии представленных Буниным на страницах «Окаянных дней». Возьмём один, не самый жестокий, но весьма мерзкий эпизод из тех дней:

«…Мужики, разгромившие осенью семнадцатого года одну помещичью усадьбу под Ельцом, ощипали, оборвали для потехи перья с живых павлинов и пустили их, окровавленных, летать, метаться, тыкаться с пронзительными криками куда попало».

Бунин поделился возмущением с Павлом Юшкевичем, философом, братом писателя С.С. Юшкевича, но тот высказался в пользу мучителей. Теперь уже Бунин возмущается позицией философствующего деятеля:

«…Но что за беда! Вот Павел Юшкевич уверяет, учит меня, что «к революции нельзя подходить с уголовной меркой», что содрогаться от этих павлинов – «обывательщина». Даже Гегеля вспомнил: «Недаром говорил Гегель о разумности всего действительного: есть разум, есть смысл и в русской революции».

Иными словами: всё, что ни делается во имя революции – всё к лучшему.

Два русских мыслителя из «Серебряного века» – писатель и философ, выросли на одной почве, дышали одним воздухом, впитали в себя знания и культуру своего социального слоя – русской интеллигенции начала 20-го века, а так по-разному воспринявшие один из многих эпизодов тех дней – жестокое издевательство над беззащитными птицами. Для потехи.

Неужели и вправду мужикам было весело? Ведь зрелище голых окровавленных птиц представляет жуткую картину. Для нормального человека. Или мужики таким образом выражали свою классовую ненависть к помещикам-угнетателям: вы, такие-сякие, кровь нашу пили, мы на вас горбатились день и ночь, а теперь мы ваших красивых птичек общиплем и посмеёмся. Имеем право – Гегель разрешил – всё существующее разумно.
 
Сто лет спустя подобный диалог (как у Бунина с Юшкевичем) состоялся у автора с одним знакомым поэтом Икс, моим сверстником. Мы родились в одном году, выросли и получили образование в державе развитого социализма, много поездили по стране – в силу специфики наших профессий – один из нас военный, а другой геолог. Один из нас увлёкся поэзией в преклонные годы, а другой предпочитает писать прозу. У нас много общего по некоторым вопросам. По социальному статусу мы пенсионеры. У коллеги, на мой взгляд, неплохо получаются лирические стихи. О себе промолчу.

Познакомились в самодеятельном литературном объединении, хорошо знакомы с русской литературой и с многими литераторами из Кавминводского региона. Пишем книги, издаём их на свои средства. Сейчас много таких «свободных художников» по всей стране. Оказывается, писать книги – это интересное занятие.

Я тогда с увлечением читал Бунина. Неспешно читал, с расстановкой, с пометками на полях, с возвратами назад…Когда прочитал «Окаянные дни», то захотелось поделиться впечатлениями – уж очень тяжёлые воспоминания выложил Бунин. Слабонервным лучше не читать.
Как-то ехали вместе с поэтом на электричке – на очередное собрание литгруппы, и я рассказал ему вот этот самый эпизод с общипанными павлинами. Рассказал почти дословно, только мнение Юшкевича и точку зрения Гегеля придержал – пусть коллега скажет своё личное мнение. Признаюсь честно: я ожидал осуждения мужицкой жестокости, но услышал казённую речь труженика советского Политпросвета.

В кратком изложении его мнение звучало так: угнетённые рабочие и крестьяне имели право в борьбе завоевать себе свободу, а насилие было неизбежно – это «праведный гнев» трудящихся масс, направленный против эксплуататоров. Он таким образом, как замполит солдата, просветил меня по части диалектического материализма. Сказано сие наставление было учительским тоном, как для слаборазвитого. И даже с некоторым упрёком: дескать, как можно не понимать таких простых вещей.

С трудом сдерживаясь и не скрывая удивления, я молча смотрел на него. Долго смотрел. Он поёрзал немного – мой взгляд ему не понравился – и перевёл разговор на свою любимую тему – о своих стихах он мог говорить долго и вдохновенно. Я невежливо перебил его:

    – Скажите, уважаемый поэт, а зачем мужики издевались на беззащитными птицами? Ведь павлины никак не могли угнетать рабочих и крестьян?

Он недовольно поморщился:

    – Как вы не понимаете, что революция – это много обоюдной жестокости…классовая борьба…

    – А птицы причём? Зачем их мучить? Они же беззащитные, доверчивые, как дети… – не унимался я.

    – Ну, попались под горячую руку разгневанному трудовому крестьянству…

    – Да они ж ради потехи всё это устроили…Им веселья захотелось…Хлеба и зрелищ! В России всегда любили погромы, а издевательство над слабыми – это вообще праздники народного веселья.

    – Вы сильно преувеличиваете, уважаемый…

    – А скажите господин поэт, что весёлого вы находите в этой сцене? Ведь вы одобряете жестокие забавы мужичья и оправдываете это классовой борьбой…Что здесь смешного вы нашли?

Поэт смутился от моего напора:

    – Да я и не смеюсь…с чего вы взяли? Я вам объясняю суть классовой борьбы…

    – Ну да, издеваться над птицами – в этом суть классовой борьбы…

    – С вами невозможно разговаривать…Оставим эту тему.

    – Оставим… – легко согласился я.

Всё уже было сказано. Никто никого ни в чём не убедил. Юшкевич и Гегель могли бы порадоваться, услышав наш спор: всё существующее осталось разумным. В том числе и неизбежные издержки русской революции.
Мы надолго замолчали. За окном вагона проплывали серые затуманенные пейзажи тёплой зимы.
 
Поэт Икс несколько раз рассказывал мне одну и ту же историю, как он издавал свою первую книгу стихов. По завершении книги он понёс рукопись к известному поэту по фамилии Игрек, издавшему уже десяток книг, и ставшему членом Союза писателей ещё в советское время.

На скромную просьбу начинающего немолодого поэта отредактировать рукопись перед печатью, мастер изящной словесности дал согласие и тут же, по-деловому, назвал расценки по оплате своего труда в рублях за строку.

Нормальный ход: опытный поэт зарабатывает деньги нелёгким литературным трудом. А редактирование первой книги стихов, да и прозы также, это необходимая стадия создания книги, весьма обязательная, особенно в начале творческого пути.

Поэт Икс ожидал радостного приёма, поздравлений, объятий или рукопожатий, на худой конец, но свежеиспечённого поэта изрядно охладил спокойный деловой подход маститого поэта: нет проблем, отредактируем как надо, но за это придётся заплатить.

Уж не знаю, на что надеялся Икс – то ли на копеечные расценки, то ли на бесплатное редактирование, но он сильно обиделся, забрал рукопись и ушёл домой в полном расстройстве чувств.

По причине стариковской плохой памяти и в связи с глубоко затаившейся обидой на корифея поэзии, Икс рассказал мне эту историю семь или восемь раз. Я и сам частенько повторяюсь, когда рассказываю кому-нибудь интересные случаи из прошлой жизни. Иногда мне напоминают, что «об этом» я уже рассказывал, и тогда я извиняюсь:

    – Прости меня, старого, совсем забыл…

И замолкаю.

С некоторых пор я стал говорить внуку:
    – Сейчас я расскажу тебе историю, но если ты её уже слышал от меня, то скажи. Не буду повторяться.

В пяти случаях из десяти внук меня останавливает, за что я его благодарю, и мы спокойно продолжаем жить дальше.

У поэта Икс было много случаев из жизни, которые он мне рассказывал раз по десять. Я не перебивал его и только делал вид, что слушаю (это трудно, но я научился), а сам размышлял о своём или любовался природой.

Историю с несостоявшимся редактированием я слушал без возмущения, но всё же немного сочувствовал обиженному поэту: дескать, каков наглец этот маститый поэт, денег ему подавай, что он возомнил о себе? После нашего разговора с Иксом о гнусной сцене с общипанными павлинами, у меня пропало сочувствие к нему, и при очередном преподнесении той древней истории, я сказал ему всё, что думал:

    – А вы знаете, уважаемый Икс, что всякий труд достоин вознаграждения? Об этом ещё Иисус Христос сказал, посылая своих учеников проповедовать Благую Весть.

    – Да, конечно.

    – Так чем же вы недовольны? Опытный поэт берётся редактировать первую книгу начинающего поэта и просит заплатить за труд. Или вы полагаете, что Игрек, будучи в восторге от ваших стихов, сделает вам всё бесплатно?

    – Не надо бесплатно, но почему он так много заломил? Откуда я возьму такие деньги?

    – Но вы же нашли деньги на издание этой книги?

    – Да, но чего мне это стоило!

    – А корифею поэзии, значит, ничего не стоило отредактировать вашу книгу…Пара пустяков. Не так ли?

    – Но он всё-таки много заломил…Сумасшедшие деньги.

    – Много или мало - это всё относительно. В такую сумму Игрек оценил свой труд. Бывает и дороже, вы же сами убедились на издании последующих книг…Для нищего пенсионера сумма приличная, но вполне реальная…Можно накопить за пару лет, откладывая с пенсии тысчонку-другую ежемесячно.

    – Я так и делаю.

    – И я так делаю. В чём-то себе приходится отказывать, но зато такая радость, когда выходит твоя книга, а там всё в порядке – без ошибок, без опечатков, без грубых стилистических промахов.

Как будто бы я убедил Икса в неправомерности его обиды на Игрека. Но не совсем. Из нашего дальнейшего общения нарисовалась такая картина: Иксу часто приходилось искать деньги на издание очередного сборника стихов – писал он много. Куда бы ни приходил Икс в поисках спонсоров, а там уже побывал не менее плодовитый Игрек и выпросил деньги на новую книгу. Иксу так и говорили: Игрек – известный поэт, его мы знаем, а вы кто такой? Так и уходил неизвестный поэт, несолоно хлебавши и затаивши неугасимую обиду на успешного конкурента.

В последние годы Икс постоянно озабочен поисками денег на издание своей очередной книги стихов. Он и ко мне часто обращается с этим надоевшим вопросом: где найти деньги? Отстал он только тогда, когда я ему трижды предложил:

    – Напечатать.

А что? Нормальный ход – всё существующее разумно, как сказал Гегель. В том числе и способы добывания денег.

                14.05.2017