Глядя в бескрайнее голубое небо хочется раскинуть руки, замереть, впитывая эту синь глазами, кожей всем своим существом и думать о вечном.
А в небесах - облака. Плывут неспешной чередой над пыльными дорогами, тенью пробегают по фасадам домов и чуть зависают над небольшой больницей в окружении парка.
- Сами понимаете, ремонт. Через пять дней больницу закроют. Мы уже никого не принимаем, даже по скорой. Если только экстренно.
- Нам экстренно.
Девушка говорила уверенно, парень сидел опустив голову, стараясь не глядеть на врача.
- Сроки все прошли. Вы понимаете, что собираетесь сделать? Да и с юридической стороны...
- У меня есть разрешение или как это называется... - Девушка покопалась в сумке и вытащила бумаги с печатями. Доктор помолчал разглядывая их. Наконец отложил их в сторону, опять обратился к девушке:
- Почему именно у нас? В каждой газете десятки объявлений. Почти в каждой клинике..
Девушка жестом прервала его.
- Я хочу, чтобы всё было правильно. Профессионально, - поправилась она.
Доктор думал и в тишине было слышно, как отсчитывают секунды большие круглые часы над входом.
- Хорошо, - наконец сказал он. Посидите в коридоре, сестра проводит вас в палату. К сожалению, отдельных палат нет.
- Это ведь всего на два дня? - улыбнулась девушка. - Пойдем, Кирилл.
Длинный пустой коридор усиливал звуки и даже тихий разговор парня и девушки был слышен доктору.
- Посидите... - недовольно потянула девушка. Где здесь сидеть? Я бы в жизни сюда не пришла, мне сказали, что здесь лучшие врачи в городе. Странно, что он о деньгах ничего не сказал.
- Может не надо? А, Маринка... - бубнил парень, - все будет нормально.
- Я не хочу выходить замуж с пузом. Это ненормально. Потом, решается мой вопрос о стажировке. О моей карьере ты не подумал? Ну, конечно, это моя судьба рушится, а не твоя. Короче, я остаюсь здесь на три дня. Если тебя что-то не устраивает - кольца можешь не покупать.
Доктор не расслышал, что ответил парень и был ли ответ, но гулкие шаги по коридору звучали отчетливо. Уходил только один человек.
Доктор вздохнул и потянулся к телефону:
- Петровна, проводи новенькую, Семенову в палату. Нет, в общую.
Марина Семенова лежала в больнице первый раз.
Ровные желтоватые стены, на окнах алюминиевые, местами погнутые, жалюзи, шесть кроватей, над каждой вместо светильников оборванные провода, на концах замотанные синей изолентой.
«Кошмар какой. В тюрьме и то, наверное, повеселее».
На встречу Марине поднялась молодая черноволосая девушка, по виду её ровесница.
- Любую занимай. Мы с Мартой одни остались.
Девушка кивнула в угол. Тут только Марина заметила на кровати женщину, с головой укрытую одеялом. На приход Марины она не реагировала.
Молоденькая грузинка Дадо оказалась ровесницей Марины. Она говорила по-русски бойко, иногда коверкая слова и не смущаясь ошибок. На "воле" у неё остался муж и маленькая дочка.
- Я поженилась в шестнадцать. Это рано. Мануну рожала дома, в Грузии. Врачи дорого взяли, но что-то не так сделали. Болела я долго. А теперь выносить не могу. Четыре раза. Муж хочет мальчика. Не могу родить, бросит меня.
В черных глазах Дадо появлялась тоска.
Марина захотела переменить тему.
А с Мартой что?
- Совсем горе, - понизив голос, говорила Дадо. - Ребеночка она ждала, первого.
Из бесхитростного рассказа Дадо Марина узнала, что Марте всего двадцать, она еврейка из богатой семьи. Любимый муж, первая беременность. И беременность проходила легко. Уже были куплены пеленки и распашеночки, навязаны пинетки и чепчики, прочитаны десятки книг по уходу за младенцами и каждая из женщин огромной еврейской семьи надавала кучу полезных советов. Но случилось несчастье. Не Марта, а ребенок внутри неё подхватил инфекцию и с пятнадцати недель начались патологические изменения плода. Что только не пытались делать врачи. - ничего не помогло. Три дня назад Марте ввели лекарства и она родила мертвого младенца. К Марте ходил муж и многочисленные еврейские родственники, приносили продукты, витамины. При виде их Марта зажимала ладонью свой красивый рот и начинала тоненько плакать.
Приходил муж Дадо: хмурый небритый грузин, но одетый опрятно и даже элегантно. Бросив суровый взгляд на жену он шел в кабинет врача.
Дадо бросилась собираться, попутно объясняя:
- Опять недолечили. Каждый раз денег плати, а что платить, я выкинутая. Если б только я родила. Мальчик нужен. Сын нужен. Зачем я нужна такая?
Она садилась на кровать и начинала тихонько раскачиваться, приговаривая что-то по-грузински.
Хмурый грузин пробыл у врача долго, ушел, так и не взглянув на Дадо. Та сидела, прижимая к себе сумку с вещами, готовая подхватиться. В палату зашел доктор.
- А ты куда собралась? Ещё четыре дня. Вот сколько больница работать будет, столько и будешь лежать. Ты выздороветь хочешь? Родить хочешь? Вот и лежи.
- А я смогу?
- Сможешь. Никаких патологий нет. Организм должен восстановиться. Витамины, хороший уход и покой. Полный покой. Никаких попыток. Понимаешь? Беременеть тебе сейчас нельзя.
- А как же..
- Грамотный у тебя муж, всё понял.
Дадо побледнела ещё больше. Растерянность, смущение досада, отчаянье сменялись на её лице.
Доктор ушел, а она всё металась по палате.
- Он найдет другую, меня бросит! А я ведь ничего не умею, только школу закончила.
Зазвонил телефон. Дадо схватила его, затараторила по-грузински, потом молчала и только слушала, тихо чему-то кивая и вздыхая. Потом тихо рассмеялась, поворковала ещё и уже совершенно счастливая убрала телефон.
- Давид звонил, - пояснила она. - За Мануной в садик шел. Скучает за мной.
- Суровый у тебя муж, - покачала головой Марина.
Дадо улыбнулась:
- Он добрый. Заботливый. Денег много платит за меня.
- А почему не в Грузии?
- Здесь бизнес, квартира. А знаешь, как мы в Грузии жили? - Дадо покачала головой. – Бедно жили. Дома своего не было. И свадьба была такая ... маленькая, три дня. А у тебя свадьба была?
Марина пожала плечами.
- Не знаю теперь. Должна была, через месяц.
- Ты тоже выкинула? - Дадо смотрела жалостливо. - От того и не женится на тебе?
Марина закрыла лицо руками. Дадо села рядом, обняла Марину за плечи.
- Если хороший человек, не бросит. Ты не думай, они тоже переживают. Мой только с виду такой, а как мы вместе совсем другой. И Мануну любит, покупает ей всё.
Её привезли утром. Безумную, с почерневшим от горя лицом. Упругий животик чуть выступал из под одежды и она придерживала его руками, словно оберегая от чужих глаз.
- Я не верю. Не верю, - повторяла она и снова начинала плакать. - Вы не должны. Это мой ребенок. Его нельзя убивать!
Елена Петровна, уставшая от уговоров, говорила резко:
- Замершая беременность. Двадцать недель. Ты уже месяц ходишь с мертвым плодом. Хорошо еще сепсис не начался. Через час заберем в операционную. Без разговоров. Девочки, присмотрите за ней. Ей сделали укол, схватки начнутся — зовите.
- Пожалуйста, не надо! - умоляла женщина. - Оставьте мне ребенка!
Запавшие глаза глядели безумно.
- Он не умер. Нет. Я не верю, - женщина плакала без слез.
В груди Марины что-то сжалось и по спине поползли мурашки. Времени прошло совсем мало, когда плачь женщины сменился стонами.
- Начались, - кивнула Дадо и пошла за сестрами.
Женщину увозили, когда она вдруг схватила в руку Марины, приблизила к её лицу запавшие черные глаза и прошептала:
- Спаси его! Не разрешай его убивать!
Рука женщины оказалась горячей, как печка.
Её привязали к каталке, она вырывалась и кричала. Всё время, что её везли по коридору и в операционной.
Крики скоро стихли. В палате все молчали.
Скоро привезли и женщину. В одной рубашке, с пластиковым мешком льда на впалом животе.
После обеда пришла старшая сестра, тихо заговорила с Мариной:
- Твою операцию на завтра перенесли. - Она вздохнула. - Сегодня никак нельзя. Анастезиолог ушел. Операционную ещё мыть. Операционная у нас только одна осталась. В общем до завтра подожди. Завтра уж точно никого не привезут. Вот завтра с утра... Не кушай ничего. Воды можешь попить, но не позже восьми.
Марина понимающе кивнула, но занимал её другой вопрос.
- Что там было?
- Обыкновенно. Стимулировали роды.
- А как ... она?
- Температура должна упасть.- Сестра помедлила. - Плохо. Если в себя не придет, выписывать придется в психиатрическую. Наши доктора сделали всё, что положено, но тут уж не наша епархия.
После обеда солнце больше не било в окна и жалюзи раздвинули. В огромном синем небе ровной вереницей плыли облака.
- Эти облака похожи на колыбельки, - сказала Дадо.
- Туда улетают души наших неродившихся младенчиков, - сказала вдруг женщина. Она приподнялась на кровати, опираясь забинтованной рукой и не отрываясь глядела в небо. - К Богу улетают.
Дадо перекрестилась и заплакала. Следом за ней беззвучно заплакала Марта.
Ночь Марина провела беспокойно, то просыпаясь и вглядываясь в небо за окном, то погружаясь в сон, полный отвратительных видений.
Утром всё небо было усыпано ровными рядами небесных "колыбелек". Марина оглядела палату. Дадо спала безмятежно, словно девочка, улыбаясь чему-то во сне. Серое лицо новенькой, казалось мертвым. Марта вздыхала даже во сне.
Марина вышла в коридор и набрала телефонный номер.
- Не спишь? Приезжай за мной. Да. Прямо сейчас приезжай.
Она тихо собралась и спустилась к выходу, ещё не зная как всё будет дальше, но уже понимая, что обратно не вернется.
Когда на пустынной ещё улице показалась машина, девушка вскинула руку, но машина и без того остановилась, из неё выскочил Кирилл, суетливый и радостный. Он посадил невесту в машину, кинул за заднее сидение вещи и машина унеслась, увозя несостоявшуюся пациентку.
Круглые маленькие облака медленно уплывали прочь от большого города, прочь от больниц и страданий, туда где в ясном синем небе их согреет и возьмет к себе сверкающее солнце.