Мамам
- Тр-трр-трр!!! - сухо протарахтел телефон. Такой старенький, что Сергей считал его давно уже умершим существом и реанимировал только тогда, когда необходимо было срочно позвонить на работу, в справочную или на вокзал. А это случалось так редко, что можно бы-ло бы, пожалуй, пересчитать по пальцам рук и ног.
Сергей не успел удивиться этому глуховатому потрескиванию своего молчаливого сожителя и скорее чисто рефлекторно приподнял трубку.
- Сергей?.. - то ли с огромной долей неуверенности, то ли с претензией на некую неожиданность спросил грубоватый, но знакомый голос, в котором хозяин комнаты узнал свою старшую сестру.
- Да…
- Это Ольга. Хорошо, что я тебя застала дома. Маме плохо. Скорее приезжай…
- У меня сегодня вечером поезд… - начал было говорить он, но сам почувствовал, как по-неестественному чуждо прозвучали его слова. Не сына, не брата, не дальнего родственника и даже не соседа по коммуналке, вечно не просыхающего Сашки - спившегося существа, еще вполне способного на большое чувство. Почему-то подумалось, что даже он более естественно говорит со своим котом-алкоголиком, подобранным на улице и выхоженным после трепки, устроен-ной ему собаками. А только что произнесенные родной сестре слова были словами какого-то чиновника, бюрократа, привыкшего разговаривать с людьми языком ссылок на тот или иной закон…
- Ну, как знаешь! - проговорил голос на том конце провода, - мое дело сказать…
- А что с ней? - начал было говорить Сергей, но в трубке раздались гудки - отбой.
Что с ней?.. Глупый, неуместный вопрос так и остался висеть в воздухе вместе с дымом недокуренной папиросы и с каждой минутой становился еще более глупым и неуместным.
Что с ней?.. Это вопрос сына, появляющегося у своей матери не чаще одного раза в год. Это вопрос сына, отделывающегося на день рождения и праздники скупыми телеграммами.
Что с ней?.. Это вопрос сына, ничего не знающего о своей 76-летней старушке: о ее здоровье, о болезнях, о ее жизни в маленьком деревенском домике, где он не появлялся…
Сергей попытался вспомнить, когда же он был в последний раз у своей мамы и после долгих стараний наконец-то сделал это - три года назад. Три!!! На ее день рождения. Тогда он возвращался из экспедиции на служебной машине и в Павловском Посаде купил ей огромный яркий расписной платок.
И сразу же перед его глазами всплыли давно уже позабытые детали той далекой встречи, полуистертые в памяти образы: старенькое, уже тогда удивившее его испещренностью морщин лицо мамы, выбежавшей, как молоденькая девчонка, ему навстречу и бросившейся на шею; вечно чем-то недовольное лицо старшей сестры, проворчавшей весь вечер что-то вроде: "Ну вот, дождалась своего люби-мого сыночка! Теперь радуйся!.." И запах. Незабываемый запах маминых пирогов.
От него вновь повеяло детством. И захотелось стать маленьким-маленьким. Почти беззащитным. И как когда-то вместе с сестрой Ольгой и младшим братиком Пашей вновь очутиться на этом празднике ожидания чуда…
А это, действительно, было настоящее чудо. С вечера закладывалось тесто, засыпались дрожжи, и дети по очереди подходили к печке и смотрели, как оно медленно, за сантиметром сантиметр, росло, увеличивалось в объемах, буквально пухло на глазах, пока не начинало переливаться через край. К тому времени мама успевала сделать самое главное - отварить и мелко нарубить яйца и сушеные грибы, приготовить рис и картофельное пюре с прожаренным до золотистости луком, протушить капусту - в общем, приготовить всевозможные начинки для будущих пирогов.
А потом начиналось главное - пироги укладывались на огромный противень и погружались в пышущую жаром печь. Через некоторое время мама доставала уже готовые пироги и укладывала их в большую зеленую эмалированную кастрюлю. Детям эта кастрюля, а вернее даже сказать - бак, казалась огромной-преогромной, как, например, египетские пирамиды, и они с замиранием смотрели на то, как она постепенно наполнялась пирогами с грибами, с рисом и яйцом, с капустой и яйцом, просто с капустой, с зеленым луком и рисом, с печенкой, пропущенным яблоком, мясом и рисом и, наконец, финтифлюшками. Именно так мама называла приготовленные из оставшейся массы и присыпанные сахаром кусочки теста, превращающиеся в ее волшебных руках в румяные, пышущие жаром сердечки.
Случалось такое на праздники. Ели пироги целый день, на второй день доедали. Но запах маминых пирогов оставался надолго, проникал в каждую щелочку старого деревянного дома и мог материализовываться в воздухе еще в течение нескольких недель.
…Сергей посмотрел на часы. Было три часа дня или вечера, так как за окном стоял зимний полумрак, готовый превратиться в ночь. Его поезд в 11 часов ночи. Добраться до деревни и вернуться назад в Москву было нереально. Оставалось одно - постараться добраться до деревни, повидать мать и чуть свет, на первом автобусе, перехватить поезд в Рязани. Главное - добраться до деревни. До райцентра - пожалуйста, без проблем. А вот дальше…
Еще десять лет назад перед Сергеем такого вопроса и стоять не могло - как добраться до дома. Добрая половина одноклассников осела в Сосновом. Игорь Богданов даже в одно время был главой администрации района, но ушел в Москву, на повышение. Как ушли на повышение и заместитель начальника уголовного розыска Алексей Ким, директор первой сосновской школы Анатолий Северов.
Хороший был класс. Неуемный. И все благодаря классному руководителю - учителю географии и истории Василию Васильевичу Катышкину. Что-то заронил он в души детей, заразил их стремлением жить с высоко поднятой головой, ставить перед собой высокие цели и стремиться к ним. Он так и говорил: "Великие цели. Их можно было и не достичь, к ним можно было даже не приблизиться, но ставить их перед собой и идти к ним должен каждый".
Но вот не всем это, пожалуй, удалось. Савушкин Егор и Меняйленко Светлана - первая семейная пара в классе - попробовали себя на поприще фермерства и остались без ничего: без земли, без дома. До копейки их обобрало государство денежными реформами и дефолтами, налогами и банальным рэкетом. Запил Егор, а Светлана уехала к своей старшей сестре за границу. Но это, пожалуй, исключение из правил…
А вот Сергея подхватил ветер дальних странствий. С такой любовью вел свои уроки Василий Васильевич, с таким упоением рассказывал он о той или иной стране, о необъятных просторах своей Родины, что Сергей еще с шестого класса решил: стану либо путешественником, либо геологом, либо, на худой конец, географом и изучу все хотя бы по книгам. И начал он это изучение с 12-томника Жюля Верна Василия Васильевича, стоявшего в классной библиотеке на самом видном месте. А потом были Джек Лондон и Майн Рид, Обручев и Арсеньев…
Сейчас в Сосновом почти никого не осталось - все перебрались в Москву или поближе к ней. Последний автобус, именуемый в народе "скотовозкой", отходил из райцентра в 18.00 и развозил работающих в Сосновом людей по деревням. И после 18-ти добраться куда-либо стало настоящей проблемой, тем более зимой. Это летом, особенно по пятницам, когда из Москвы на природу устремлялись дачники, еще можно было бы рассчитывать на удачу. Сергей так и делал: выходил на окраину поселка и стопил машину.
…В седьмом классе умер отец. Через год мать вышла замуж второй раз. За полуспившегося бобыля, проживающего в соседнем селе. Это сейчас, вспоминая слова своего классного руководителя, воспринимаемые им тогда как попытку ее оправдания, Сергей мог осознать, насколько по-женски правильно поступила тогда его мать. Что не смогла бы она одна вытянуть троих детей, всем дать образование, одеть и прокормить, в конце концов. Но тогда разительный контраст между отцом и чужим дядей, попивавшим и иногда поколачивавшим своих неродных детишек, задел и даже оскорбил его. И пусть отчим все делал по хозяйству сам: смотрел за огородом, заготавливал дрова - и даже подрабатывал сторожем, что-то сломалось в отношениях между матерью и сыном, сделало их чужими людьми. И поэтому невидимый никому ветер дальних странствий уже тогда уносил Сергея подальше от своего дома, спасая от мысли, что он никогда не сможет простить свою мать за предательство по отношению к отцу.
Это уже потом жизнь сделала из него философа, воспринимающего жизнь такой, какой она есть. Не только в черно-белых красках, но и в серых, бурых, и даже бесцветных. А тогда он точно решил, что при первой же возможности уедет из дома и начнет свою, новую жизнь, где не будет места обману и лжи, не будет места несправедливости.
После окончания десятилетки он поступил в институт геодезии и картографии и почти все время жил в общежитии, лишь изредка навещая родных. Второй брат - Павел - поступил в мореходное училище. Сестра Ольга вышла замуж за афганца - бывшего десантника Поливанова Степана - переехала к нему в Белоруссию, родила двух детей. И поэтому каждый приезд сына был для матери настоящим праздником. Но что самое интересное, Сережа, никогда заранее не предупреждавший о своем приезде, каждый раз вновь оказывался в детстве - дома его ожидали мамины пироги. И пусть кастрюля уже не казалась такой большой, как раньше, пусть все съедалось чуть быстрее, чем лет пять-шесть тому назад, прежним оставался он - запах маминых пирогов, встречающий его всякий раз на улице, у калитки.
Вначале Сергею казалось, что он случайно попадал на пироги, но как-то раз пьяненький отчим проговорился: "А старуха-то как чувствовала - встала рано утром, тесто замесила, стоит, над начинкою колдует. Сына, говорит, жду. Я ей и говорю: "Ты что, старая, из ума выжила - в середине недели-то". А она, знай себе - пироги печет". Так ни разу и не ошиблось материнское сердце. Может, и испекла мать за все это время лишние раз-другой пироги, но всякий раз Сергея встречал еще возле колодца запах маминых пирогов.
…Райцентр встретил его неприветливой поземкой, завыванием вьюги и довольно-таки неприятным снегопадом. На остановке такси не оказалось, и Сергей решил выйти на трассу, где он обычно ловил попутные машины. Путешествовать автостопом он научился еще в школе. Таким образом доехал и до Крыма, и до Кавказа. Только вот времена нынче другие - неспокойные. И не всякий попутчика возьмет. А тем более в такую-то погоду, когда и машин на трассе раз-два и обчелся.
Свою ошибку Сергей понял только тогда, когда достиг трассы. Надо было еще в Сосновом стучаться в первые попавшие дома, в которых стояли машины или были гаражи и предлагать деньги для того, чтобы его подвезли. Теперь же, когда он бесцельно простоял на обжигающем ветру минут двадцать, возвращаться назад не хотелось, и в голову пришла еще одна идея - пройти по трассе километра три-четыре до пересечения с бетонкой - уж там-то день и ночь шныряют дальнобойщики: кто-нибудь да подкинет. И Сергей пошел. Под завывание метели и какой-то странный боковой ветер с липким снегом.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось домашнего тепла и уюта, того, что он так и недополучил, отказавшись в свое время от материнского тепла. Отношения с женой не заладились, и Сергей, оставив ей все нажитое имущество, еще с большим рвением принялся за работу. Такого трудоголика надо было еще поискать. В Москве у него осталась комната в коммунальной квартире, где он появлялся так редко, что она в буквальном смысле успевала зарасти слоем пыли. Основным же домом стала палатка, времянка или заимка - в зависимости от времени года и характера экспедиции. Чувство дома было потеряно окончательно и бесповоротно.
Тем более тогда, когда Сергей после развода с женой с неделю жил у матери. К тому времени отчим умер, но домой вернулась Ольга с двумя детьми. Ее муж - Поливанов Степан - тяжело заболел. Он вновь оказался на той самой войне, на которую "его никто не посылал". Сначала вскакивал по ночам, пытался по частям собрать своего друга, погибшего в БТРе, в котором они ехали вместе, потом несколько раз организовывал оборону, защищая свой дом от нападавших "духов". И, в конце концов, сжег его вместе с собой, чтобы "база" не досталась врагу. Степана спасли, но отправили на лечение в психиатрическую больницу, где он окончательно погрузился в себя. Ольга с детьми вернулась к матери.
Приезд туда же Сергея после развода она восприняла с агрессией, как некое покушение на ее права по отношению к дому, постоянно корила брата за то, что он не отсудил часть жилья у бывшей жены. Но больше всего ее раздражало хорошее отношение матери к сыну. От нее то и дело можно было услышать: "А ты лучше у сыночка своего спроси! Пусть твой сыночек этим и займется!". Вызов в экспедицию стал для Сергея спасением. Но возродившаяся было тяга к домашнему очагу снова угасла.
…Антонина Степановна к утру почувствовала себя лучше. В течение последних пяти дней почти не встававшая с постели женщина вдруг вскочила, словно лет сорок-пятьдесят тому назад с первыми петухами и принялась за дело. Она и не подозревала, что ее дочь, уже уехавшая к тому времени на работу, днем будет звонить брату и просить его приехать повидать мать, но какое-то внутреннее чутье подсказывало ей, что сегодня они встретятся. Руки механически выполняли любимые ее детьми операции: месили тесто, ставили на плиту грибы, рис, картофель… На душе было необычайно легко и спокойно. И когда Ольгины дети пришли со школы домой, в доме уже стоял приятный запах бабушкиных пирогов.
...Три-четыре километра превратились для Сергея в сплошной кошмар: сильный ветер, пусть и боковой, не давал ему даже видеть дорогу, если что-либо возможно было видеть в ночи, в которой переплелись два цвета - белый и черный. Как две силы - Добро и Зло. Только если в детстве все было предельно ясно: что такое хорошо и что такое плохо, белые и красные, комсомольцы и стиляги, патриоты и невозвращенцы и т.п. - но, чем больше Сергей набирался жизненного опыта, тем более непонятным становился для него смысл жизни. И теперь, пытаясь в ночи не сбиться с дороги, он где-то в глубине души почувствовал, что он так и не нашел ее - свою дорогу.
Впереди показалась бетонка - мелькнули огни убегающей фуры. Надо пройти еще немножко - метров пятьсот до остановки… Вот, наконец-то, и она. Теперь главное - не пропустить машину. Только немножко придя в себя и отдышавшись, Сергей увидел, что вся его правая сторона превратилась в одну сплошную ледышку - от лица до куртки, на которой от мокрого и пронизывающего ветра образовалась корочка льда, словно панцирь на черепахе. Это сравнение немного позабавило его, и Сергей, бросив походный рюкзак на скамейку, попытался счистить с себя образовавшийся нарост.
"Уже одиннадцать ночи. Если повезет, то доберусь к полуночи. Повидаю маму, переночую, а там… Кружечка горячего крепкого чая с душицей… И любимые мамины пироги… " В предвкушении встречи с родным домом Сергей вдруг почувствовал, что ему уже никуда не хочется ехать: ни в экспедицию, ни в командировку. Сейчас ему хотелось одного - прижаться спиною к теплой печке, взять в руки мамину руку и стать таким маленьким-маленьким, беззащитным, беспомощным… И вдруг он почувствовал еле уловимый запах. Запах, знакомый с детства, запах маминых пирогов. Вот они, мои любимые, с грибами. А это с зеленым луком и яйцом. Интересно, а откуда зимой - зеленый лук? А это с печенкой… Ольга с фермы, небось, принесла… Главное - не пропустить машину. Ну где же, где же ее огни?
Сергей сел на лавочку и поглубже "зарылся" в куртку: "Бог с ней, с экспедицией… Ни в какую командировку я больше не поеду… Гори оно все синим пламенем… Не поеду, пока не отведаю всех. С чем для начала? С рисом и яйцом… Потом с капустой… А самые любимые - с сушеными грибами - в самом конце…".
Сергея буквально ослепил яркий свет проносящейся мимо фуры. Проспал… Протяжный звук тормозов… Пропахшая дорогой кабина дальнобойщика… Деревня Коржи… Поворот на Кузьминки… А вот и дом… Горит свет… Скрип третьей ступеньки, на которую Сергей старался не наступать, когда приходил домой позже дозволенного… Обитая потрескавшимся кожзаменителем дверь… Яркий… Ослепительно яркий свет… Мама… Улыбающаяся… С радостно распахнутыми объятиями… Мама… Милая моя мама… Как долго я шел к тебе…
Горячий чай с душицей… И запах… Запах маминых пирогов…
…Антонина Степановна умерла около полуночи. Сидя у окна и смотря на дорогу. Ольга сразу и не догадалась, что мамы уже нет. Мало того, ей даже показалось, что она с кем-то разговаривает, что-то тихо бормочет про себя. Где-то приблизительно в это же время водитель-дальнобойщик, возвращающийся из Москвы, с небольшим опозданием заметил в свете фар сидящего на скамейке мужчину. С небольшим опозданием дал по тормозам и, видя, что на остановку машины никто не отреагировал, сам, с большой неохотой, вылез из кабины. На скамейке сидел мужчина, правая сторона лица которого была покрыта инеем. Глаза его были прикрыты, но создавалось впечатление, что они улыбались, как и улыбался он сам. Открытой детской улыбкой.
Маму и сына похоронили вместе, в один день. Помянули дома, пирогами, которые она в необычно большом количестве напекла в день смерти. Хвалили за мастерство да еще за то, что подготовилась к смерти и меньше хлопот доставила дочери своей Оле в приготовлении поминального стола. А еще говорили о том, что сына своего с собой забрала. Но как-то вскользь. А больше все о пирогах да о пирогах.
К вечеру разошлись. К утру после перемытой посуды и нахлынувших воспоминаний заснули самые близкие - Ольга и Павел с женой, прилетевшие аж из Владивостока.
На следующий день пригласили соседей и вновь поминали. В шесть вечера был съеден последний пирожок - с грибами…
…Но в доме еще несколько недель стоял стойкий запах - запах маминых пирогов.
Август 2004 (Карелия),
14 марта 2005 (Зеленоград)