Девяностые

               

В романе «Девяностые» писатель обобщает реальные, наиболее
типичные для нового времени, девяностых годов, проявления язычества,
оккультизма, суеверий, атеизма. В основе сюжета - открытие
и возрождение отдаленного прихода. Некоторые жители провинциального
города, игнорируя предостережения священника, обращаются к «магу»:
кто просит исцеления, кто - богатства, кто - славы, кто - свидания
с умершим и т.д. Все это они получают... Что происходит впоследствии?
Об этом и многом другом читатель узнает со страниц
захватывающего произведения.
               


                "Восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие
                знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно,
                и избранных" (Мф. 24, 24).
                "Здравого учения принимать не будут, но по своим
                прихотям будут избирать себе учителей, которые
                льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и 
                обратятся к басням" (2 Тим. 4, 3-4).



Часть первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В одной из епархий, переживших опустошительную бурю репрессий, гонений и преследований, священников, особенно образованных и опытных, не хватало. Правящий архиепископ долго раздумывал, сидя в старинном, словно из другой эпохи, кресле, и поглаживал левой рукой длинную седую бороду. Пальцами десницы он постукивал по странице перекидного календаря, на которой чернело «5 июля». В его глазах и даже на бледном худощавом лице отражались беспокойство и глубокая задумчивость. Только скрупулезно оценив ситуацию, архиепископ с мукой принял решение и пригласил к себе в кабинет одного из лучших своих священников - отца Вадима.
Тот был родом из затерявшегося в русской глубинке рабочего поселка, в котором от храма не осталось камня на камне, и воспитывался, как не парадоксально, в невоцерковленной семье, прошел школьные этапы октябренка, пионера, комсомольца, слыл даже местным драчуном. Лишь на военной службе в бригаде морпехоты Балтийского флота Вадим, от нелегких испытаний, граничащих со смертью, впервые серьезно задумался о загробном мире, а главное, о Дарителе жизни и решил принять крещение. После демобилизации он, высокий, возмужавший, атлетического телосложения юноша, предстал в одном из городских храмов беловолосому, тщедушному и сгорбленному от груза девяти десятков лет настоятелю, который поразил молодого человека силой слова и духа, любовью и добротой. После великого таинства Вадим уже не хотел уходить из святого места. Он остался работать и прислуживать в церкви, где с необыкновенной жаждой изучал азы Православия.
- Давай, дорогой, отправляйся ты в семинарию, - сказал ему как-то священник, опершись на палку. - Нужно же кому-то нас менять. Только, - напутствовал улыбчиво настоятель, - не хулигань там, а то у тебя энергии... Свою удаль принорови к учебе и молитве.
С поездки в святой город Сергиев Посад, тогда еще Загорск, где находилась центральная духовная школа, и начался пастырский путь отца Вадима...
Дверь открылась, порог кабинета владыки переступил рослый, довольно видный пастырь. Он лишь разменял четвертый десяток лет, но его умеренно подстриженные волосы на голове и борода, прежде черные, как смоль, были присыпаны сединой пепельного цвета. Это объяснялось не каким-то генетическим сбоем организма, а отпечатком жизни. Нет, священника не пугали сложности взаимоотношений с прежним советским руководством. Он свой крест нес, как приличествует настоящему пастырю Церкви - без ропота и с радостью. Но тяжелую рану оставила трагедия, которая обрушилась на него несколько месяцев назад. Его чада удивлялись, где он взял силы устоять и не сломаться. Ведь в авиакатастрофе в сибирской тайге погибли жена, малолетние сын и дочь. Вера в Бога, неустанная молитва за родных и таким образом постоянная духовная связь с ними помогли священнику пережить горе. Но вот его так обозримый след остался, выкрасив волосы, которые чем-то напоминали седину семидесятилетнего руководителя епархии.
Отец Вадим неспешно подошел к владыке за благословением. Архиерей с грустью вздохнул:
- Я, отец Вадим, не забыл о твоем прошении об уходе в монастырь. Но придется повременить... Ты моя большая опора. И вот какое дело: недавно реабилитировали один храм в небольшом городке Дальнем. История его трагичная. Самая древняя часть города в сороковые годы была затоплена в связи с постройкой водохранилища. Жилые дома разобрали и перевезли в другое место, а вот тамошние церкви взорвали. Под водой оказались руины святынь, обширное кладбище. Уцелел в Дальнем только один храм - Воздвиженский, оказавшийся вне зоны затопления. Его недавно и передали нам. Он в довольно неплохом состоянии, так как в нем с 1937 года размещался Музей истории религии и атеизма, и здание время от времени ремонтировалось. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Так что, к удивлению, материальное возрождение если и потребуется, то незначительное. К тому же там активная двадцатка. Верующие уже приобрели кое-какой церковный инвентарь.
Архипастырь приблизился к настенной карте и поставил черным фломастером очередной крестик. Полюбовавшись месторождением нового прихода, он продолжил:
- А вот духовная жизнь в Дальнем, похоже, тоже ушла под воду. Отец Сергий неоднократно ездил туда в командировки и убедился, что за годы власти атеизма люди очень удалились от Бога. Зато языческим «божкам» с удовольствием служат. В общем, для дьявольских приспешников почва самая подходящая. И этим враги Церкви уже вовсю пользуются. Один раз даже наведались сектанты. Но особую тревогу вызывает то, что, как стало известно, один богоотступник собирается открыть так называемый магический салон. Поэтому я не столько даю указание, сколько обращаюсь с просьбой к тебе, отец Вадим, как человеку, имеющему семинарское образование, пастырский опыт, отправиться туда, возглавить приход и дать ему жизнь. А там посмотрим... решим и насчет монашества.
- Благодарю за доверие, владыка, я готов... - отец Вадим, как истинный воин Христов, был чужд колебаний. - Я завтра же туда отбуду.
Архиерей подошел к священнику, обнял, как родного.
- Ну, держись там! С Богом... - напутствовал архипастырь.
Владыка благословил отца Вадима, зная, что он не подведет, что он из тех пастырей, которые без раздумий «положат жизнь свою за овец».
Больше двухсот километров преодолел отец Вадим на своих стареньких «Жигулях», за которыми тянулся и подрагивал на неровностях слегка нагруженный прицеп. Солнце словно соревновалось с ним: катилось все выше, достигая новых голубых высот, обильно изливая на землю свет и тепло. Открывались сказочные пейзажи неведомого края. Светлые лиственные перелески постепенно вытеснялись хвойными борами. К самой дороге подступали, будто приветствуя путника своими ветвями, раскидистые сосны, стройные, пушистые ели, под ними теснились пирамидки можжевельников. Природа будто старалась удивить своими сказочными видами невиданного незнакомца. Но священник вместо того, чтобы любоваться прелестями окружающего мира, сосредоточенно смотрел на дорогу, щедро «украшенную» колдобинами и ухабами. Проезжая по лесистой местности, уже невдалеке от города, он заметил на обочине у широкой просеки двух энергично голосующих женщин - пожилую и молодую. Первая вдруг встревожилась, задержала вытянутую руку и указала ею на автомобиль. Отец Вадим остановил «Жигули». Незнакомки подняли с травы корзины, полные черники. Младшая, выше среднего роста, худощавая, с продолговатым лицом, веселого и беззаботного выражения, шустро заняв место на заднем сиденье, запричитала:
- Спасибо Вам, добрый человек... Автобуса снова нет... Слава Богу, вы смиловались...
Старшая же, невысокая, плотного телосложения, с угрюмым, одутловатым и красноватым лицом, осмотрительно открыла переднюю дверку.
- Ох, не знаю, правильно ли мы делаем, что остановили эту машину... - недовольно молвила женщина, усаживаясь.
Она удивленно задержала взор на водителе.
- Так вы что - батюшка? - дыхнув перегаром, спросила незнакомка и поправила на коленях корзину.
- Да, я ваш новый настоятель, отец Вадим, - улыбнувшись, сказал водитель и нажал на газ. - А вас как величать?
- Я - Лидия, а это моя дочь Зоя, - оживившись, ответила женщина и продолжила: - Вот и хорошо, что вы к нам едете. А то, знать, Бог совсем о нас забыл. Такие бедствия на нас обрушились... Хотя и сейчас неизвестно, чем закончится... - чего-то не договорила она.
- И то правда, все у нас не так! - поддакнула вторая пассажирка.
Отец Вадим, воспользовавшись короткой паузой, сказал:
- Вы, дорогие сестры, говорите, что Бог забыл о вас. Скажите, а вы-то Господа не забыли? Вы приходили в храм Божий, когда там служил отец Сергий?
В ответ какое-то время слышался только монотонный громкий шум двигателя перегруженного автомобиля.
- Да нам, батюшка, некогда, - заговорила Лидия. - Приходится вот, - она выразительно провела рукой музыканта по стенке плетеной корзины с ягодами, - на жизнь зарабатывать.
- Да когда тут в церковь идти... - услышал священник за спиной голос Зои.
- Ведь Бог труд любит, - заключила Лидия.
- Бог любит, - пробовал назидать священник своих первых не состоявшихся прихожан, - искреннее исполнение Его заповедей, одна из которых четко гласит: «Шесть дней работай и совершай в них все дела твои, а день седьмой - да будет посвящен Господу Богу твоему»...
- А за нас мой обделенный умом брат Фома молится, он от храма не отходит... - оправдалась Зоя. - Скажи, мама?
- Точно, точно... у него, моего обиженного природой сыночка, времени хоть отбавляй... - подтвердила Лидия. - Но это все ладно...- и она, наконец, заговорила о том, что ей не давало покоя: - У вас, батюшка, машина очень опасная. На ней номер тринадцать тридцать один. Смотри хоть слева направо, хоть наоборот - число несчастливое, страшное.
- А я и не заметила, - испуганно молвила Зоя.
- Ты никогда ничего не видишь, поэтому и страдаешь... я же тебе, слепота куриная, рукой показывала... - упрекнула мать дочь и, обратившись к священнику, продолжила: - Нас эта чертовая дюжина постоянно преследует. Я, знаете, так, для душевного равновесия, всегда тянулась к веселым компаниям, любила перепустить стопкудругую. Так меня мужзануда бросил... Я глядь на календарь, а там, будь оно столько же неладно, число тринадцать. Вот доченька... Она первый раз вышла замуж и поселилась в доме супруга под номером тринадцать. Я, к ворожке не ходи, сразу сказала: ничего у вас не получится. Буквально через месяц ее паршивец бросил, обвинив мою Зоеньку в безобидной шалости... Подумаешь, какой-то один разок застал ее с другим мужчиной. С кем не бывает...
- Мама, не надо... - стыдливо отозвалась дочь.
- Я... я... Зоя, о беде... Батюшке все можно... Так вот, милый батюшка, после этого доченька снова вышла замуж. Она и нового супруга очень любила, ему не изменяла... Разве что самую малость. И, что вы думаете - опять разбежались. Это случилось именно тринадцатого числа. Вот, батюшка, насколько эта цифра коварна...
- Значит, не греховные поступки, а число виновато? - не веря своим ушам, спросил отец Вадим и до предела опустил стекло.
- Конечно, конечно, оно проклятое... и только оно, - заверила Лидия. - Доченька не даст соврать.
- Да, всему виной эта тринадцатка, - подтвердила «незыблемую истину» Зоя.
Тут разговор оборвал внезапно мелькнувший слева черной тенью джип, очевидно, несшийся на таран встречному груженому лесовозу. Отец Вадим с замиранием сердца стал притормаживать. Завизжали тормоза. Внедорожник с трудом успел разъехаться с грузовиком. Священник перекрестился... Несмотря на летний зной, ему стало зябко от холода, повеявшего от пролетевшей так близко опасности, а может, и самой смерти.
- Боженьки, чуть не погибли, - прошептала Лидия. - Я же говорила... Только бы доехать живыми на этой порченой машине...
Попутчицы, как заведенные, стали возмущенно отзываться о знакомом им водителе джипа - неком «новом русском» Петре Волкове по прозвищу «Волк». Он, по их словам, скупил в городе главные предприятия, а сам почти ничего не платит работникам. Петр держит в страхе всех мелких коммерсантов. Рассказчицы роптали на местных и столичных руководителей, называли их неспособными навести порядок. Лидия с нескрываемой горечью даже сравнивала настоящее время с днями послевоенного прошлого. Женщины наперебой стали жаловаться на тяжелую жизнь: нечего купить в магазинах, кроме морской капусты. А на хлеб приходится зарабатывать продажей перекупщикам и на рынке ягод, собранных в лесу. Горожанки высказали священнику надежду, что теперь, с появлением его и жизнь должна пойти на лад.
Отцу Вадиму невольно вспомнилась евангельская история о входе Господнем во Иерусалим, когда иудеи ожидали от Иисуса Христа построения земного царства, где все они заживут безбедно и в полном достатке. Чего-то подобного, видимо, ожидали сейчас и эти женщины. Им почему-то представлялось, что с приходом священника Бог устроит всем достойное существование, а все проблемы бытия разрешатся как-то сами собой, без труда и пота.
- Только, батюшка, замените номер, - по-прежнему настаивала Лидия. - Иначе ничего не улучшится.
- Тогда, если поступать по-вашему, я должен и сей святой образ убрать? - отец Вадим кивнул на иконку Тайной Вечери, прикрепленную на панели, и перекрестился. - Ведь здесь тоже число тринадцать - Иисус Христос и двенадцать апостолов.
У правого плеча священника нарисовалось сосредоточенное лицо Зои. Женщины уткну-лись пытливыми глазами в святыню, на которой было запечатлено установление Господом великого спасительного Таинства причащения.
- Батюшка, но это же... - насторожилась Лидия.
- Я исхожу из вашей суеверной логики, - сказал отец Вадим. - А еще есть на храмах три-надцать куполов, в Святой Библии - страница «тринадцать» и так далее.
- Ой, батюшка... у меня голова разболелась от ваших слов, - молвила старшая попутчица, коснувшись рукой потного чела.
- А у меня от ваших рассуждений, дорогие сестры, разболелась душа, - сказал священ-ник, приложив руку к сердцу. - Вы, - превозмогая тяжесть впечатлений, молвил отец Вадим, - все-таки найдите время, сходите в церковь. Ведь Господь, образ Которого вы видите на иконке, призывает искать прежде Царства Божьего, а все остальное приложится...
Однако, взглянув на Лидию и отраженное в зеркале лицо Зои, священник понял: попутчицы его не слушают, а устремились не только глазами, но и мыслями вперед, где показались первые дома города. Через минуту-другую священник по просьбе женщин остановил машину.
- Ой, ай! - высовываясь из салона, вскричала Лидия. - Вот!.. Уже ценник на заборе поме-няли. За копейки придется ягоды отдавать. Я знала, я чувствовала, что нельзя в эту машину садиться!
- Вот беда, вот беда... - вторила матери Зоя. - Лучше бы мы пешком пошли!..
Услышал отец Вадим эти и другие нарекания вместо благодарности. «Вразуми их, Господи», мысленно взмолился он и продолжил путь.
Дальний в основном состоял из частных домов, утопающих в зелени берез и тополей. Главная дорога, непривычно свободная, не перегруженная автомобилями, на одном участке подошла вплотную к набережной. От нее далеко, до темно-зеленой черты противоположного берега, простиралась широкая водная стихия, зеркально отражающая голубое небо. Впереди, несколько в стороне от искрящейся синей глади водохранилища, величаво и строго возвышался, как маяк и оплот духовной чистоты, белокаменный Воздвиженский храм...
После областного центра Дальний показался отцу Вадиму тихим, спокойным, настоящим райским уголком. Внешне ничто не напоминало о тех проблемах, о которых говорил правящий архиерей и по-своему толковали две местные жительницы.
Священник вскоре подъехал к зданию церкви. Он вышел из машины и с воодушевлением посмотрел на высокую колокольню. Она властно направляла взор на небо. Отец Вадим даже не сразу заметил, как его окружила значительная группа людей. Из толпы шагнула вперед женщина лет сорока, статная, одетая в белое нарядное платье - староста храма Мария Светлова. Она работала врачом скорой помощи и за свое поистине христианское сострадание к больным снискала всеобщее уважение горожан. Даже после гибели мужа в «горячей точке» два года назад ее сердце не зачерствело. Напротив, Мария проявила неженское мужество и несгибаемость перед лицом непрошеной беды. Она молилась и сохраняла жизнерадостность.
В руках старосты, идущей навстречу настоятелю, алел большой букет ярких роз. И теперь она преподнесла их священнику с цветущей улыбкой:
- Здравствуйте, батюшка! Мы вас давно ждем!
- Здравствуйте, дорогие! - ответил растроганный отец Вадим. - Спасибо, что встретили такой дружной семьей.
Мария представилась и начала знакомить с прихожанами:
Вот, - она указала на согнутую от груза лет седоволосую старушку, - казначей церкви Нина Васильевна, она и просфоры печет. А это, - староста кивнула на щупленькую женщину преклонных лет, - моя мама. Ее Тамарой зовут. А вот этот рослый юноша с ней рядом - мой сын Николай. Он прислуживал отцу Сергию и хочет вам помогать в алтаре.
Парень по-военному приставил ногу к ноге и молча кивнул головой - сказалась армейская выправка в войсках ВДВ, из которых он недавно демобилизовался.
- Я тоже, тоже помогу батюшке! - чуть ли не оглушил настоятеля взволнованный моло-дой человек, вынырнувший откуда-то из-за спины священника.
Он наклонил голову, приподнял руку отца Вадима и поцеловал ее. Незнакомец был невысокого роста, худощавый, коротко стриженый. На нем болталась длинная мятая рубашка, которая напоминала платье и закрывала чуть ли не половину брюк, также не знавших утюга. Он стал по-детски подпрыгивать на босых запыленных ногах, достал нагрудный потемневший от ветхости крестик и радостно воскликнул:
- Я Боженьку люблю!..
Мария одним движением глаз исподволь намекнула отцу Вадиму, что сей необычный прихожанин не дружит с рассудком.
- Это Фома, - указала она на молодого человека с блаженной улыбкой на лице. - Ему приходится несладко. Мать Лидия пьет, сестра Зоя развелась с мужем, совершенно неприспособленна к жизни... Словом, какая-то бестолковая.
- А я уже с ними познакомился - подвозил из леса, - вздохнув, молвил отец Вадим. - Да, этому юноше не позавидуешь...
- У Фомы, - продолжила Мария, - хоть и слабенькая головушка, но зато чистое и доброе сердце, в котором живет Господь. Со времени открытия храма он не отходит от него. И если Фоме подают, то он непременно идет в магазин, покупает конфеты и раздает все детям...
- Блаженны нищие духом... - сказал пастырь и, озирая всех, добавил: - Очень рад, мои дорогие, встрече с вами! Ну что ж, начнем строить с Божьей помощью приходскую жизнь.
Сделав несколько шагов к храму, отец Вадим вдруг внезапно напряженно остановился и оглянулся. К некоторому удивлению священника, в его сторону с высокого постамента указывал вытянутой рукой гранитный Ленин. Памятник стоял в самом центре площади, отделявшей храм от четырехэтажного розового дома с фальшивыми колоннами.
- Это здание бывшего райкома и теперешней администрации, - заметив интерес священника, пояснила казначей. - Что касается памятника, то его вместо старого небольшого воздвигли в хрущевское время.
Тогда это был идеологический шаг: вождь революции твердо указывал правой рукой на путь без Бога, то есть на закрытую для служения церковь, на которой краснела огромная вывеска «Музей истории религии и атеизма». Но вот после развала Союза храм вернули действующему приходу, как очередное подтверждение пророческих слов Христа, что «врата ада не одолеют» созданной Господом Церкви. Одновременно со снятием богопротивной вывески с церкви, был наглядно ниспровергнут деспотический атеизм, отслуживший свое старой системе не «верой» и не «правдой». А гранитный Ленин все по-прежнему уверенно указывал на храм, в котором начали совершаться во спасение прихожан богослужения, то есть теперь он как будто поощрял церковную жизнь. Подобные парадоксы стали характерной чертой нового времени - строящейся на обломках советсковластья демократии.
Священник, поразмыслив об этом, обернулся к храму.
- Мне не терпится осмотреть святыню, - сказал он и торопливо вошел в распахнутые двери церкви.
Внутри храма почти сохранилось первозданное великолепие. Дух захватило от вида старинного резного иконостаса. На стенах и потолке изумляли фрески, на которых оживали евангельские события. В алтаре красовался старинный, обрамленный серебряными чеканками престол. Лишь дароносица на нем и возвышающийся рядом семисвечник были приобретены недавно.
Двоякое чувство охватило пастыря. С одной стороны, церковь, благодаря устроению в ней музея, смогла избежать разорения. А с другой - священник увидел, каких невосполнимых святых ценностей лишились тысячи опустошенных храмов. «Но прошедшего не вернуть, - мысленно уходил от пессимизма отец Вадим. - Слава Богу, что пришло время соби-рать камни».
Он оглядел ризницу, церковные сосуды и вышел на амвон. Прихожане молча смотрели на него, а в их вопрошающих взглядах можно было прочесть один вопрос: «Как?»
- Храм прекрасно сохранился, - сказал отец Вадим. - Удивительная святыня. Только б ценили ее жители города и посещали.
- Даже когда приезжал командировочный батюшка, - сказала староста Мария, - то люди приходили. Человек сорок бывало на богослужении. А завтра, дай Бог, еще больше соберется народу. Да и о крещении многие спрашивали. Мы уже везде объявления развесили.
- Слава Богу, сегодня открылась наша церковь, и вы, наш новый настоятель, приехали, - растроганно сказала казначей и запнулась - ее глаза заблестели от слез. - Даже не верится. На том месте, где вы остановились, батюшка, еще совсем недавно стояло страшилище - искусственное чучело «человекообразной» обезьяны.
- Это, - объяснила Мария, - был главный экспонат, представлявший во всем своем уродстве атеистическую теорию происхождения человека. Музейщики буквально тряслись над ним.
- Когда храм передали нашей общине, - продолжила рассказ о недалеком прошлом Нина, - то мы это пугало вместе с другим подобным хламом выбросили на свалку. Даже вспоминать не хочется... Главное, вы, батюшка, теперь здесь. Прежде я и еще несколько человек ездили в храм соседнего города. Восемьдесят километров добирались. А теперь вот своя церковь, иди и молись...
«Иди и молись», - мысленно повторил слова женщины настоятель. Он с радостью осознавал, что сейчас наступило время, когда люди могут открыто исповедовать веру, о чем еще несколько лет назад многие опасались и думать. Священник испытал на себе козни безбожной власти. Перед поступлением в семинарию его обвинял в предательстве Родины и угрожал сделать жизнь адом, в который нисколько не верил, уполномоченный по делам религий. Теперь же каждый мог идти в церковь без оглядки, не боясь, что завтра нагрянут с жесткими разбирательствами, как к «идейно слабому», «позорящему страну» субъекту... Двери храма широко распахнуты - входи, обращайся к Богу, становись на путь, ведущий в райские обители Господни. Отцу Вадиму хотелось верить, что больше не повторится мерзкое безбожие уходящей эпохи, что навсегда исчезнет дьявольская тень вероотступничества.
Но враг рода человеческого, который, по словам апостола Петра, «ходит как рыкающий лев, ища, кого поглотить», имеет другую цель - помешать спасению человека, направить его в обратную сторону - к адской пропасти. Ибо сатана на то и сатана, чтобы, подобно ядовитому пауку-убийце, плести новые губительные сети, когда старые рвутся. И эти происки лукавого ждали священника впереди...


ГЛАВА ВТОРАЯ

Отец Вадим, налюбовавшись церковью, взглянул на свои старенькие и столь дорогие ему наградные за отличную службу в бригаде морпехоты часы «Победа».
- Я прошу вас, - обратился он к двадцатке, - после обеда собраться снова здесь, чтобы все тщательно подготовить к завтрашнему богослужению.
Настоятеля сопровождала из храма в церковный дом, что находился рядом, худощавая невысокая женщина в летах Анастасия Вечерова.
- Я ваша соседка, - отрекомендовалась она. - Я и обед вам приготовила.
Оставив отца Вадима у машины, она довольно энергично зашагала к жилищу. Дом два месяца назад купила новообразованная церковная община. На солнце сверкала покрытая оцинкованным железом крыша здания, а его свежевыкрашенные в темно-зеленый цвет стены превосходно сочетались с растущими рядом молодыми елями. Обведенные белой краской окошки, как детские глазенки, гостеприимно моргали солнечными зайчиками.
Анастасия распахнула ворота, и священник въехал на автомобиле во двор. Отец Вадим, не касаясь пока своих скромных пожиток, переступил порог дома. Он осмотрел две уютные комнаты, обставленные хотя ветхой, но вполне пригодной мебелью, и прошел на кухню, где суетилась у газовой плиты прихожанка.
- Сейчас, сейчас, у меня все готово, - приговаривала Анастасия и скоро поставила на стол две тарелки - с ухой и жареной рыбой. - Кушайте на здоровье, это дары нашего водохранилища. На меня не смотрите... Я перед вашим приездом поела, а сейчас только чайку попью.
- Значит, буду ходить на рыбалку, сто лет не брал в руки удочку... - мечтательно осматривая приготовленных судаков и лещей, сказал священник и приблизился к иконе Божьей Матери, которая висела в восточном углу.
Он помолился, благословил стол и начал трапезу. А напротив с чашкой чая уселась соседка.
- Вы, батюшка, - озираясь, словно ее могли подслушать, прошептала Анастасия, - будьте осторожны. Освятите дом.
- Так он освящен отцом Сергием. Вон и крестики на стенах.
- Ой, освятите еще раз, батюшка, не помешает... Тут за мной увязалась и зашла в дом Нюра, очень нехорошая женщина... колдунья. Представляете, она недавно посмотрела на мою собаку, навела на нее порчу и та чуть не подохла. Очень опасная женщина. Освятите... - твердила она негромко каким-то изменившимся голосом и с какой-то неприличной настой-чивостью.
Отец Вадим отложил ложку - аппетит стал пропадать.
- Если уж говорить о нехороших людях, - начал он, - то самый плохой человек - это я. А порча существует только одна - наши грехи. Поэтому давайте всякие языческие подозрения и наговоры будем прекращать. Мы ведь с вами христиане, православные?..
- Конечно, конечно, православные, - женщина покраснела и стыдливо опустила глаза.
- Ничего, будем вместе обогащаться истинами Православия, начнем сами учиться и других просвещать.
Тут кто-то несмело постучал в дверь.
- Заходите, пожалуйста! - пригласил священник.
В прихожую зашли худощавые мальчик и девочка лет пяти-шести. Как свидетельство их уличных забав, на одежде и даже на милых личиках детей отпечатались следы пыли. Дети остановились и стали пристально рассматривать незнакомца в подряснике и с крестом.
- Здравствуйте, - робко проговорил мальчик.
- Здравствуйте! - весело ответил отец Вадим. - Вот они и первые ученики воскресной школы! Вы ведь согласны изучать Закон Божий, не так ли?
Дети, услышав красивое название предмета, дружно кивнули.
- Вот и чудесно, - ласково обратился к ним отец Вадим. - Идите сюда, со мной пообедаете, а то вам за играми некогда. Ведь и я мальчишкой был, помню.
Дети с трудом представили посеребренного сединой человека мальчиком. Они улыбнулись и подошли к столу. Анастасия поднялась, подвела ребят к умывальнику, а сама стала наливать в тарелки уху.
- Это мои внуки Миша и Аня, - сказала она. - Они меня еще вчера просили разрешить к вам зайти... Бедные дети, при живом отце сироты. У дочери с мужем, местным корреспондентом, а больше со свекровью, жизнь разладилась. И вот они, горемычные, уже больше месяца со мной живут. Нелегко им. Ведь на мамину зарплату мастера маслозавода не разгонишься. А тут еще с моим мужем неладно... У него золотые руки, но последнее время все забросил... Да, ладно, что это я все о бедах своих...
- Помоги вам, Господи, - сочувственно сказал священник.
Застучав табуретками, дети сели за стол и взялись за ложки.
Священник за трапезой простым языком изложил Мише и Ане краткую историю об Иисусе Христе, о Его главной миссии - освободить людей от тьмы язычества, указать им дорогу к свету райскому... Юные слушатели порою даже забывали о еде, так им было интересно слушать батюшку. А сердце отца Вадима сжималось. Он как-то сразу прикипел им к ребятишкам, до боли похожим на его детей, жизнь которых оборвалась в той страшной катастрофе. Вспомнился прежний семейный очаг...
После обеда Анастасия показала священнику, где находятся продукты, принесенные щедрыми прихожанами, и велела внукам отправляться с ней домой. Священник решил проводить гостей, с которыми сразу породнился, до калитки. Оказавшись на улице, Анастасия остановилась и, встревоженная, повернулась к настоятелю.
- Ой, батюшка, что же теперь будет!.. - заголосила она, указав на нижнюю ступеньку. - Вот, вот... подбросили. Какая-то ложка или поварешка. Вас как будто хотят со свету... Отец Вадим, дальше не ходите...
- Бабушка, - дергая Анастасию за рукав, позвала внучка. - Это же моя песочная лопатка. Я ее здесь оставила - в дом не хотела нести.
Девочка подняла безобидную игрушку и вместе с братом убежала за забор. А женщина, пряча глаза, переступала с ноги на ногу.
- Ох, дети, дети... - тихо произнесла она, - бросили игрушку, а я не весь что подумала. Извините, извините, батюшка, я... я пойду.
Анастасия быстро удалилась, а священник, тяжело вздохнув, взялся обустраивать свой скромный быт. Но уже вскоре отец Вадим отправился в храм. Наступал праздник Рождества святого пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна и завтра предстояло первое богослужение. Прихожане с удовольствием исполняли все распоряжения настоятеля...

***

Солнце уже утомленно скатилось и скрылось где-то за непроглядными зелеными кронами прибрежных берез, когда священник возвращался из церкви, оставив лишь неугомонную казначея Нину. Мысли его были заняты только одним: молитвенно подготовиться к службе и наконец отдохнуть. Однако на полпути его остановил какой-то шум. Через площадь в направлении водохранилища двигалась гурьба молодых людей. Они громко и весело разговаривали:
- День Ивана Купалы!..
- Будет интересно!..
-   Повеселимся, народ!..
Когда компания поравнялась с отцом Вадимом, то одна миловидная девушка с цветастым венком на голове громко поздоровалась с ним и уже тише, обращаясь к приятелям, сказала:
- Это наш батюшка, настоятель церкви.
- Настоятель церкви! - прокричал хмельным голосом парень, среднего роста и чрезмерно упитанный. - Там, в этой церкви, на коленях стоят! Я никогда не встану на колени! - не унимался он, повернув голову в сторону храма и священника. - Никогда!!!
Парни и девушки успокаивали разгоряченного друга, а затем все вместе опрометью юркнули в узкий проулок. Отец Вадим отправился вслед за ними. Прошагав между мрачноватыми заборами, он попал в окружение приветливых светло-зеленых берез рощи, в которой звучало многоголосье птичьего хора, хвалящего ее дивную красоту. Но вскоре этот отрадный мирок сменило диковинное, неблагозвучно шумящее зрелище. На голом, с выгоревшей местами травой берегу водоема девушки с венками на головах, одетые в псевдорусскую одежду, водили хоровод вокруг небольшого пылающего костра. Им что-то подсказывала пожилая женщина с бумагами в руках. Человек сто, преимущественно молодых и детского возраста, увлеченно наблюдали языческое цветуще зрелищное представление. А невдалеке между нарядно белыми стволами берез пестрели тэны, палатки, предлагающие пиво, квас и мороженое.
Позади толпы священник разглядел Николая, своего алтарника. Теперь отцу Вадиму стало ясно, почему его помощник в храме так часто посматривал на часы.
- Николай, - приблизившись к нему, тихо сказал священник. - И ты здесь...
Юноша неохотно перевел взгляд на отца Вадима и, охваченный общим весельем, не пере-ставал улыбаться. Откуда-то, даже в состоянии безветрия, повеяло перегаром.
Неожиданно в круг девичьего хоровода вторгся Фома. Он подбежал к костру и завопил, указывая то одной, то другой рукой на пламя:
- Геенна огненная!.. Там звери!.. Черные!.. Там!.. Страшно!..
В расширенных глазах Фомы заблестели, отражая свет пламени, слезы. Он сначала попятился, а затем резко повернулся и только пятки его замелькали между березами.
- Вот чучело, вот придурок-то!.. - донеслось из толпы, и эти слова тут же поглотил дружный смех.
Для увлеченной новоявленным празднеством толпы поступок Фомы стал выходкой, которая никак не вразумила ее, а только еще более оживила мероприятие, дополнив его сценарий «оригинальным элементом».
- Это, батюшка, - Николай, смотря перед собой, стал комментировать происходящее, - первый раз Октябрина, директор Дома культуры, заслуженная пенсионерка, проводит праздник Ивана Купалы. Там в хороводе моя девушка Лена... та красивая блондинка, - с нежностью в голосе он показал на девицу, которая несколько минут назад здоровалась у церкви с отцом Вадимом. - Она после культпросветучилища работала художественным руководителем под началом этой ведущей праздника, но не смогла с ней ужиться, да и зарплата копеечная. Теперь ходит в лес за ягодами.
Тут настоятель протер глаза. «Может, я перегрел голову на жаре?» - подумал он. Возле самого хороводного круга стояла в светлом легком платье с длинной, черной как смоль косой, невысокая молодая женщина, которая была невероятно похожа на его умершую жену. Священник, чтобы освежить взгляд, поднял глаза к небу, углубляясь взором в синеву.
- Как здесь красиво, - отвлек Николай, указывая в сторону костра.
Настоятель с замиранием сердца снова увидел ту же незнакомку - абсолютно зеркального двойника матушки.
- А эта женщина с черной косой? - с неодолимым любопытством спросил священник. - Кто она?
- Это Марина, сестра моей девушки, - сказал юноша.
Отец Вадим не поверил своим ушам: даже имя ее... Рядом с
ней беспокойно переминался с ноги на ногу и что-то записывал в блокнот, сутулясь, высокий и худощавый молодой человек, нарядно одетый в белоснежную рубаху и серые брюки.
- Возле Марины, - предполагая интерес священника, молвил Николай, - ее муж Максим, корреспондент. Они... - собрался что-то добавить он, но договорить не успел.
Через костер прыгнул первый юный смельчак. За ним ринулись остальные, что вызывало у окружающих дикий восторг. Но дальше все пошло не по сценарию. Преодолеть огненный барьер вызвался тот самый юноша, который гордо у храма заявлял, что никогда не встанет на колени. Он долго раскачивался взад-вперед на одном месте и вдруг стремительно понесся к костру, который зловеще потрескивал и все выше поднимал языки пламени. Однако изрядно выпивший парень не рассчитал свой вес и траекторию полета. Он раньше времени оторвался от земли и со всего размаха плюхнулся на полыхающие дрова. Костер тут же разделился на множество мелких костерков, а почитатель Купалы под ужасный визг девушек стал подниматься с горящей и дымящейся земли. Крик тут же сменился хохотом. Не до смеха было лишь юноше. Он, прикрывая руками дымящиеся ягодицы, стонал и ныл от боли. Его тут же подвели к стоящему рядом «Москвичу». Пострадавший от своего же безрассудства парень сесть по известной причине не мог. И он, используя единственно возможный для него способ транспортировки, встал в салоне - на колени.
- Это приемный сын редактора, - недовольно проговорил кто-то рядом.
- Такой праздник загубил, - раздался вблизи другой рассерженный голос.
К машине подбежал, кусая от негодования губы, Максим. Корреспондент еще недавно трудился вместе с занимающей должность мастера Мариной рабочим на маслозаводе и числился рабкором районной газеты «Новое время». А когда его, весьма обделенного мастерством, и только из-за нехватки кадров, приняли в редакцию, то он каждому встречному, чувствуя себя, как на пьедестале, совал в глаза удостоверение, чтобы потешить самолюбие услышанным: «Ну, ты и взлетел», «далеко пойдешь»... Максим даже свою супругу Марину не защитил от нападок увлекшейся оккультизмом матери и не удержал жену от ухода. Он, никого и ничего не замечая вокруг себя, всем естеством погрузился в журналистское творчество, от которого с замиранием сердца ждал признаний и похвал. И вот теперь его мечту написать сенсационный материал разметал вместе с костром пасынок редактора. Максим сунул на ходу свернутый трубкой блокнот в карман, не нагнувшись даже за уроненной в траву ручкой. Он резко повернулся к супруге, прижавшей к себе испуганных детей, и поникшим голосом кинул:
- Я поеду с этим... вредителем, Марина. Хоть как-то перед редактором оправдаюсь.
Он запрыгнул на переднее пассажирское сиденье «Москвича», громко хлопнув дверью. Автомобиль, выпустив клубы дыма, а затем подняв пыль, понесся по набережной.
Повеяло прохладой. Северная часть неба помутнела. За непроглядной зеленой стеной крон берез раздался глухой грохот. Сменяя его, прогремел мужской хмельной выкрик:
- Братва! Чего стоим, разжигай новый костер!
- Уймитесь, пожалуйста! - переключил внимание на себя священник. - Братья и сестры, прошу вас! Послушайте меня!
Тут все умолкли и посмотрели на отца Вадима, воспринимая его как материализовавшееся привидение. А он, пастырь, воспользовавшись этим затишьем, обратился к горожанам:
- Братья и сестры! Я - ваш приходской священник. Завтра я буду совершать в храме пер-вое богослужение в честь Рождества святого пророка, Предтечи и Крестителя Господня Ио-анна. А то, что с озвученным вами названием устраивалось здесь вокруг костра, - это глумление над именем великого праведника, святого человека Иоанна, которое к Купале не имеет никакого отношения. Просто наши предки, по своей неразвитости, назвали Иваном мерзкого идола. Купале в древние времена, еще до крещения Руси, приносились даже человеческие жертвы. Вот в такие костры людей бросали и сжигали в пламени. Что это такое, вы в какой-то крохотной мере увидели сегодня. Вы наблюдали, как молодой человек, не в наказание ли Господне, упал в костер, обжегся. Также когда-то такие празднества заканчивались развратом. Народные же традиции следует возрождать, но только хорошие, душеполезные. То есть те обряды, которые имеют чистые, подлинно духовные истоки...
Из толпы стал доноситься шум, означавший то ли нетерпеливость слушать истину, то ли несогласие, а возможно и то, и другое вместе. Эти звуки недовольства колкими ежами про-катились по нервам настоятеля. Он наивно предрешил, что его, священника, все непременно должны слушать с открытыми ртами и благоговейно поглощать, чуть ли не пеленая, каждое слово. И здесь отозвавшееся прошлое побудило отца Вадима к снисходительности. «Я ведь каких-то лет десять назад, - вспомнил он, - сам ничем не отличался от этих заблудших чад. Все мы из советского прошлого... Чего же я от них требую?..»
- Братья и сестры! - терпеливо продолжил отец Вадим. - Еще раз хочу предостеречь вас от язычества. Тем более что рядом, под толщей воды, находятся церкви, кладбище, покоятся тела наших верных Господу и Церкви отцов, дедов и прадедов. На этом месте, - настоятель направил правицу в сторону дымящегося пепелища, - мы должны поклонный крест водрузить...
Речь священника заглушил треск грома, эхом разнесшегося в поднебесье. Настоятель, подняв глаза к небу, воскликнул:
- Дорогие мои! Надвигается гроза. От нее можно укрыться в храме!
- Подождите!!! Да пропустите вы меня в конце концов! - послышалось в ответ.
И тут к священнику протолкнулась тучная пожилая распорядительница языческого игрища. На ее светло-красной легкой кофте алел массивный значок в виде флага с изображением Ленина.
- Какой храм, какая церковь?! - повернувшись к народу и заслонив широкой фигурой отца Вадима, раздраженно воскликнула она. - Туча, я вижу, стороной проходит. Мы сейчас продолжим наш замечательный праздник. Можно обойтись и без костра... У меня здесь сценарий, очень интересный и пристойный сценарий, товарищи!
Женщина подняла высоко над головой исписанные мелким почерком листы бумаги. Но тут неистово пронесся вихрь, подняв и смешав в воздухе пепел и пыль. Он с дьявольской резвостью и со звериной хваткой вырвал из руки директора ДК сценарий. Белые листы, как стая испуганных птиц, взмыли, закружили над верхушками берез и улетели, опустившись на взволнованно потемневшую водную поверхность водохранилища.
- Ку-куда... ой, все мои конспекты, все труды!.. - истерично завопила руководитель языческого представления и бросилась сломя голову к водоему.
За ней, легкомысленно улыбаясь и потешно имитируя руками полет и приводнение листов, последовала Зоя - сестра горемычного Фомы.
Очередной свирепый порыв ветра стал переворачивать торговые тэны, палатки. Отец Вадим увидел, как вдали огромный шар солнца, повисший на верхушках сосен противоположного берега, затянула черная зловещая туча, а в последующий миг густые дымоподобные клубы проползли над встревоженными, дрожащими кронами ближайших берез и стремительно заволокли остаток синего небесного купола, порождая сумрак. Оглушительно ударил гром, молнии исполосовали набухающее темное облако. Начали падать оторванные ветки, раздались крики, визги детей и женщин.
- Послушайте меня! - призвал отец Вадим и, вспомнив военную службу, скомандовал: - Взрослые, берите детей на руки и следуйте за мной в храм!
Он повелел Николаю взять у стоящей рядом Марины плачущую девочку, а сам поднял на руки испуганного мальчика и поспешил к церкви. За ним, недолго колеблясь, двинулись участники игрища. Дорогу все чаще ослепительно освещали разряды молний.
- Быстрей, быстрей! - поторапливал настоятель, ощущая первые тяжелые холодные капли дождя.
Народ во главе с настоятелем еле успел укрыться в храме от обрушившейся стихии - ливня, напоминающего сплошной водопад.
- Батюшка, батюшки... что, что вечерня... как?.. - спросила изумленная казначей, которая заподозрила себя в невероятных галлюцинациях от усталости.
- Принимай, мать, прихожан, - кинул ей на ходу радостный священник и прошел вглубь церкви.
- Не успел приехать, а уже столько привел... - прошептала казначей. - Ну и чудеса...
За окнами грянул, напоминая канонаду, гром. Грозовые разряды осветили святые лики на иконах и фресках.
- Господи, помилуй...
- Господи, спаси...
- Слава Богу, мы здесь...
Эти и подобные молитвы, обращенные к Всевышнему, утешали сердце настоятеля и от-кликались в нем добрыми надеждами. Множество любознательных глаз озирали Дом Божий - душевозвышающий неземной мир.
- Я была здесь в прошлом году, - молвила женщина в летах. - Тогда вся эта красота была закрыта атеистическими плакатами. Еще помню надпись: «Религия - опиум народа».
- Мама, а кто этот дядя на ослике? - спросил робко мальчик молодую женщину после но-вой вспышки молнии.
- Наверно, какой-то святой Кавказа, - ответила та. - Я в советское время ездила туда отдыхать и видела, как ездят на этих животных. Теперь о турбазе, горном великолепии и меч-тать нечего... Мизерная зарплата... все развалили... - с ностальгическим сожалением заключила она.
- Милочка, - прервала ее пожилая соседка, - в святом храме нельзя возмущаться, лучше помолись. А на ишаке - апостол...
Отец Вадим, улыбнувшись, прервал диалог несведущих неофиток и прокомментировал фреску Входа Господнего во Иерусалим.
- А вот это что за икона? - спросила девушка с венком на голове, подступив к централь-ному аналою.
- Это образ уже поминаемого ныне мною святого пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
И настоятель вкратце поведал о жизни великого праведника, противопоставляя его идолу Купале. В какой-то момент он своим глазам не поверил: девушка, которая заинтересовалась иконой, сняла с головы пустоцветный атрибут языческого шоу, а ее примеру последовали подруги. Последней рассталась с венком, и то по просьбе Николая, Елена Вечерова. А отца Вадима после проповедания недавние почитатели идола Купалы с жадным любопытством стали засыпать вопросами, на которые он доступно и радушно отвечал, отстаивая истины Православия.
Беседу пастыря нарушил несвойственный святому помещению шум. В среднюю часть храма нагрянула не похожая на себя в промокшей одежде Анастасия, всхлипывая. Трудно было понять: по ее бледному лицу текут слезы или струйки воды?
- Слава Богу, мои родимые здесь, - она подошла к дочерям и внукам. - Я побежала на берег, а там... - она обхватила голову руками и зашатала ею... - Октябрину и Зою ударила молния. Зою откачали, Октябрину - нет... - женщина, утерши глаза, стала гладить головы внуков Миши и Ани.
Только теперь все заметили, что за окнами посветлело, и гроза удалилась, откликаясь глухим громыханием где-то за городом. Вскоре церковь опустела. Отец Вадим, поблагодарив за усердие и отправив чуть ли не силком отдыхать казначея, закрыл храм. Он заторопился к своему дому. Ему казалось, что нет в его теле клеточки, которой бы не завладела усталость. Когда отец Вадим в таком утомленном состоянии уже подходил к своему жилищу, то увидел на сверкающей мелкими лужицами площади пожилого человека, который пытался разместить на рекламном щите огромный плакат, а под мышкой зажимал толстый бумажный сверток. Незнакомец ловкими движениями рук прикрепил бумагу и понесся прочь. Настоятель с тревогой в сердце подошел к печатному объявлению. Его худшие опасения подтвердились. Крупными буквами сообщалось об открытии через десять дней салона «Все может магия». Говорилось, что в нем будет вести прием граждан «всесильный маг», «великий экстрасенс», «известный астролог», «магистр белой и черной магии», «способнейший парапсихолог», «святой пророк и целитель»..., который «поможет осуществлению всех жизненных планов», «избавит от любых болезней», «сделает невозможное возможным»...
Отец Вадим не удержался и сорвал рекламу, под которой оказалось церковное объявление, письменно изложенное на скудном листе тетрадного формата. Он изорвал опасный плакат в клочья и бросил в урну. Однако содержание текста гадким отпечатком чернело в сознании и даже в душе, откуда его нельзя было извлечь и уничтожить. Священник стоял один на площади в центре города и смотрел по сторонам, будто ища поддержки. Но рядом находился лишь каменный Ленин, а город погружался в безмятежный сон.
Не думал теперь об отдыхе лишь отец Вадим. Настоятель возвращался к дому, чтобы там дописать предварительно набросанную в черновом виде статью в защиту Православной веры.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Природа в это утро встречала настоятеля по-праздничному: птичьим пением, ароматом цветов и приятной прохладой. Голубые купола храма чуть ли не сливались со светло-синим небом. Отец Вадим, воодушевленный прекрасным сочетанием земного и небесного, направлялся в храм, думая, что так же естественно и души людей должны соединяться с горним миром.
На паперти к священнику подбежал, оставив на бетонной ступеньке шляпу, усыпанную монетами, сияющий Фома и взял благословение.
- Боженька, там Боженька, - сказал он, крестясь на восток.
- Да, там Господь, Фомушка, - подтвердил настоятель.
«Чистые сердцем Бога узрят», - повторил он мысленно истину, видя детскую веру Фомы, его открытую нараспашку душу.
В церкви настоятель застал старосту и казначея, которые, благоговейно ставили в вазы у икон живые цветы. Священник благословил их и прошел в алтарь. Там, к его удивлению, уже зажигал лампадки Николай...
Отец Вадим прочитал перед царскими вратами входные молитвы. Затем он облачился и начал совершать в алтаре проскомидию - первую часть Литургии.
Поступили заказные записки. Священник, молясь о здравии, произносил множество имен православных людей и за каждого вынимал из богослужебных просфор частички, которые помещал на дискос. Против некоторых имен стояли надписи «болящий», «младенец», «во-ин», «заключенный»... Эти и все другие поминаемые нуждались в молитве пастыря. И отец Вадим совершал ее горячо и искренно. Также священник поминал, вынимая частички, усопших христиан. Он молился за свою матушку, за детей и за всех в вере почивших, прося простить их грехи и удостоить райских обителей.
Из средней части храма доносился глухой шум - церковь наполняли богомольцы. Отец Вадим взял с престола крест, Евангелие и вышел на амвон. Народа было много. Кто стоял в очереди у казны, кто ставил свечи, кто прикладывался к иконам. Особняком толпилось чело-век двадцать, ожидающих Таинства покаяния. Среди исповедников священник увидел и не-которых вчерашних почитателей Купалы. Он научал прихожан, приступающих к таинству, что необходимо чистосердечно каяться в грехах и стараться не возвращаться к ним, подчинять свою волю воле Божьей...
Много слов искреннего раскаяния услышал отец Вадим. Сквозь свое пастырское сердце он пропустил немало житейских болей, печалей, тяжестей, исходящих из людских душ.
Исповедь закончилась. Священник радовался за всех, кто пришел в храм, как в духовную лечебницу, чтобы уврачевать греховные язвы души. Уходя, отец Вадим уносил в алтарь на Евангелии даже чьи-то чистые покаянные слезинки.
- Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков, - громко, торжественно произнес отец Вадим.
Началась служба. Прозвучали последующие возгласы священника - молитвенное пред-стояние за весь мир, страну и город, их процветание, «обилие плодов земных и времена мирные».. . Перед Божьим престолом священник поминал живых и усопших христиан.
Приближался особый момент Евхаристии. Отец Вадим читал тайную, краткую молитву, в которой содержится та назидательная истина, что для Бога тысяча или тысячи лет, как один день, что время очень стремительно и новозаветная спасительная миссия Иисуса Христа может завершиться во мгновение ока определением в рай или ад людей на Страшном Суде. В этом тексте предстает вся священная история, как один миг. Время как бы сжато и торопит не откладывать спасения на потом - можно не успеть. «Поминающе убо спасительную сию заповедь, - читал тихо пастырь, - и вся яже о нас бывшая: крест, гроб, тридневное воскресение, на небеса восхождение, одесную седение, второе и славное паки пришествие».
А вскоре совершилось то, что просил «творить в Его воспоминание» Иисус Христос - Таинство причащения. Когда после особых молитв и действий священника хлеб на дискосе и вино в чаше прилагаются духом Святым в истинное Тело и Кровь Господа Иисуса Христа, верующие приобщаются их для теснейшего соединения с Ним и жизни вечной.
Причастившись сам, отец Вадим причащал исповедников под пение хора: «Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите». К святой чаше, скрестив на груди руки, с благоговением подходили верующие.
В конце Литургии священник высыпал частички с дискоса в чашу с Кровью Господней. «Отмый, Господи, - молился он при этом, - грехи поминаемых зде кровию Твоею честною, молитвами святых твоих».
Отец Вадим, завершая богослужение, знал, что кому-то Господь непременно пошлет счастье, семейное благополучие, кому-то, кто, возможно, на операционном столе, подарит жизнь, кого-то избавит от болезней, от того, кто в окопе, отвернет пулю... Он верил, что кто-то из усопших, находящийся во тьме адской, получит надежду на освобождение, кто-то удостоится райских обителей...
Перед тем, как дать крест, священник с амвона произнес проповедь о величайшем пророке Божьем Иоанне. Он, на примере вчерашнего купальского игрища, предостерег богомольцев от язычества. Настоятель предупредил своих чад об ожидаемом приезде лжехриста и лжепророка - «мага», который может лишь свести с бесами, но уж никак не помочь.
- В Святой Церкви, - говорил он, - есть все необходимые таинства для полноценного благоустроения жизни человеческой. Будьте, дорогие братья и сестры, - священник поднял крест еще выше, - верны Матери Церкви, сторонитесь ее недругов.
Прихожане подходили к амвону и благодарили отца Вадима. Настоятель, дав верующим крест и благословив их, вернулся в алтарь. По окончании службы с улицы стали доноситься шум и детские крики. Оказывается, люди собрались в ожидании крещения. Это было время, которое называли вторым Крещением Руси. Жители селений массово устремлялись к купелям. Нередко их вела в храмы не столько вера, сколько мода заиметь на груди церковный крестик. Это настоятель знал не понаслышке.
Священник закрыл царские врата. Он захватил тяжелую, полную просветительских книг сумку и с трудом потащил ее к выходу. Возле церкви его встретили человек пятьдесят разных возрастов. Отец Вадим побеседовал с ними и убедился, что о Православии и о пред-стоящем таинстве все они имеют самое поверхностное представление или не знают ничего. Священник раздал горожанам Новые Заветы, Православные катехизисы, молитвословы. Он указал им на некоторые тексты и сказал, что после изучения главных вероучительных истин Церкви с радостью совершит над ними необходимое таинство.
- Как же так! - возмутилась молодая мать, качая на руках ребенка. - Мы здесь под палящим солнцем ждем крещения, а его не будет!
- Скажите, пожалуйста, какой небесный покровитель у вашего сына? - спросил сварливую родительницу настоятель.
- Он по гороскопу овен, а другого небесного покровителя я не знаю...
- Вот видите, вы какой-то астрологический знак глупого барана ребенку присвоили, а о святом, имя которого он носит, даже не слышали...
Женщина удивленно смотрела на священника, мол, ты о чем это?..
- Дорогие мои! - обратился ко всем отец Вадим. - Нельзя сравнивать ожидание крещения с магазинной очередью, в которой вы простояли, и вам не хватило продуктов. К этому таинству нужно относиться очень серьезно. Оно является дверью в Церковь. Сам Иисус Христос установил и освятил его собственным примером, крестившись в реке Иордан у поминаемого ныне святого Иоанна Предтечи. В Таинстве крещения человек, верующий во Христа омывается от первородного греха, а также и от всех грехов, совершенных им самим до крещения, возрождается благодатью Духа Святого в новую духовную жизнь и делается членом Церкви, то есть благодатного Царства Христова, - настоятель умолк, с благодарностью Богу вспоминая, как после святого таинства его жизнь, до этого обуреваемая греховными страстями, пустоцветная, исполнилась светло спасительного смысла и содержания. А тепло обласкав всех взглядом, продолжил: - И главное условие для принятия крещения - это Православная вера, утверждения в которой я вам всем желаю.
Лишь несколько человек с недовольными лицами ушли обратно. А остальные окружили священника и буквально засыпали его вопросами. Отец Вадим, радуясь любознательности будущих чад Церкви, родителей и крестных, отвечал на них и утешался надеждой, что число прихожан в храме будет увеличиваться.
После такой плодотворной беседы настоятель вернулся в алтарь. Там он употребил чашу и разоблачился.
- Батюшка, вам там чай приготовили... - пригласил Николай.
- Я потом, потом... - погружаясь в размышления, уклонился священник.
В памяти отца Вадима с новой силой ожил текст «Присяжного листа», то есть его присяги Богу и Церкви: «...Присных мне по вере братьев моих охранять от всех ересей и расколов и заблудших вразумлять и обращать на путь истины...»
- Господи, помоги мне, - взмолился еще и еще раз перед престолом отец Вадим, зная, что за пределами этой благодатной тишины алтаря его ждет тяжелая и сложная миссионерская деятельность...


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Настоятель вышел из храма и направился к зданию районной администрации. За ним поспешил Фома, шустро засеменив загрубевшими ступнями по асфальту. Но сделав несколько шагов, отец Вадим и его спутник замерли, впечатленные скорбным зрелищем. По дороге, разделяющей церковную территорию и площадь Ленина, ползла похоронная процессия. Ее возглавлял большой, перетянутый черной лентой портрет погибшей от молнии, а вернее, потерявшей жизнь из-за никчемного сценария Октябрины. Его несла некая соратница усопшей с красной повязкой на рукаве. Следом медленно проплывали удерживаемые руками пожилых женщин с горестными лицами хомутообразные венки внушительных размеров. «От коллектива...», «От товарищей...» - золотились ленточные надписи. Сверкала под прощальными ласками солнечных лучей лакокрасочная поверхность темно-коричневой крышки, которая непрерывно шаталась, - ее несли, идя не в ногу, два молодых равнодушных ко всему человека, считающих ворон. А за ней, сутулясь, пожилые мужчины с алыми лентами на рукавах двигали тяжелый гроб. Из-за наложенных в него цветов нельзя было разглядеть лицо самой Октябрины, которую, проходя мимо храма, провожали лишь «в последний путь», не признавая путостороннего мира вечности. За гробом шагали, утирая слезы, родственники. Они, разного возраста, с одинаковым злым укором косились на отца Вадима.
Тут от толпы отделилась Лидия, одетая в неглаженое серое платье. Она, поздоровавшись, провела взглядом завывающий скорбно трубами духовой оркестр, и сказала:
- Пришлось вот хоронить на второй день - жара. Какое горе, какое горе... Я, батюшка, предупреждала, что номера вашей машины принесут беду, - упрекнула она священника. - И вот смерть от молнии. Доченька моя тоже чуть не погибла... А Октябриночка, как много эта заботливая неутомимая труженица всего проводила: и завивание березки на берегу в Троицу, и разные там развлечения, гадания... - восхваляла Лидия греховное невежество покойной. - Все было хорошо. А позавчера вот... - она направила руку по ходу процессии, которую замыкали и никак не вписывались в ее колорит белые «Жигули». - А ты Фома слушайся батюшку...
- Мама, не пей водку... - в ответ плачевно попросил сын, зная, чем заканчиваются ее участия в подобных похоронах.
- А вы, Лидия, слушайтесь Фому... - только и успел сказать настоятель нерадивой женщине, которая пустилась догонять растянувшуюся черным извивающимся ужом толпу.
Отец Вадим смотрел вслед траурной процессии, и ему казалось, что это под видом ее прошлая безбожная эпоха удаляется к месту захоронения. «Господи, спаси их всех и помилуй», - прошептал священник и пересек с Фомой опустевшую, но замусоренную «ритуальными» еловыми ветками дорогу.
Когда отец Вадим проходил, сокращая путь, возле самого памятника Ленину, то его спутник обошел гранитного Ильича далеко стороной.
- Мертвец, страшный мертвец! - указывая на статую, тревожно говорил Фома. - Стоит, стоит... Мертвый стоит...
Слушая проницательные наблюдения Фомы, настоятель рассматривал на высоком шесте здания администрации трехцветный флаг новой России, символизирующий единство светского и духовного мира. Священник, не исключая опробовать плоды такого единства, вошел в кабинет главы района Сергея Наумовича Новожилова. Тот недавно отметил пятидесяти-летний юбилей. За плечами у главы был немалый стаж работы на солидном посту в райкоме партии. Как только КПСС утратила «авангардную роль», его, как испытанного хорошего руководителя, избрали на столь высокий демократический пост. Во многом при содействии этого человека «музейный» храм передали Церкви. Священник лелеял надежду, что глава района и здесь его поддержит - не допустит открытия «магического салона».
- Здравствуйте, батюшка, очень приятно познакомиться! - с невеселой улыбкой поднимаясь из-за стола, встретил священника руководитель и представился. - У нас тут сегодня горе - хоронят одного из самых почетных жителей города. Извините за настроение...
Отец Вадим назвал себя и, воздавая «дань Кесарю», пожал протянутую руку.
- Очень приятно, очень приятно, - повторил глава. - Как устроились? Может, помощь нужна?
Настоятель в ответ, поблагодарив, стал разъяснять чиновнику, какая опасность, угрожающая духовному здоровью населения, надвигается на город с открытием «магического салона». Сергей Новожилов, слушая священника, подошел к окну. Если бы бедствие, о кото-ром предупреждал отец Вадим, приближалось в виде некой таящей разрушительный ураган тучи или повальной эпидемии, то он бы «принимал меры». Но за окном в ясном безоблачном небе ярко светило солнце, на клумбах цвели бархатцы и петунии, по улицам, как обычно, ездили автомобили, а по тротуарам, как ни в чем не бывало, ходили пешеходы. Это внешнее благополучие в сознании главного руководителя, отдаленного от Церкви, никак не увязывалось с непонятными ему «вероотступничеством», «наказанием Божьим», «погибелью душ»...
Я вас, отец Вадим, очень хорошо понимаю, - чиновник постучал пальцами по подоконнику и повернулся к священнику.
- Но вы, батюшка, смотрите, так сказать, со своей колокольни. Вам неприятно, что на вашей приходской территории появился конкурент. Я не берусь судить, насколько он опасен для прихода, хотя, мне кажется, вы преувеличиваете... Этот экстрасенс, маг, или как там еще его можно назвать, имеет законную лицензию на свою деятельность, будет платить налоги. Здесь все по закону. К тому же, - Сергей Новожилов отошел от окна. - С лекарствами проблема. А этот наделенный необычными способностями человек обещает без них всех излечить. Еще он заверил, что любого может сделать счастливым. А сейчас ведь на кого ни посмотришь, то кроме печали на лице больше ничего и не увидишь... По телевизору постоянно показывают, какие чудеса творят Кашпировский, Чумак, и с людьми ничего плохого не про-исходит. Наоборот, помогает... Да еще как...
- Сергей Наумович, все далеко не так...
- Да, ладно, отец Вадим, - прервал священника Сергей Новожилов. Он усадил настоятеля на стул, разместился рядом и обратился к нему, словно к старому другу: - Что мы все о плохом, да о плохом...
- Тогда у меня есть еще одна, хорошая, просьба к вам, - сказал отец Вадим.
- Давайте, давайте, выкладывайте, - начальник не терял дружественного расположения.
- Было бы очень кстати совершить по городу Крестный ход и на берегу водохранилища, где устраиваются массовые… языческие гуляния, установить большой поклонный крест.
- Здесь... - затруднялся с ответом глава, - нужно подумать. Предложение хорошее, но есть одна существенная неувязка. Мне звонили коммунисты, обращались из отдела культуры... Они просили там, на берегу, на месте трагической гибели нашей дорогой Октябрины Ивановны, установить ей памятную доску. Поэтому здесь нужно все хорошо взвесить...
Священник с тяжелым сердцем покинул кабинет. На улице он невольно искал глазами Фому, как свое утешение, но его добрый спутник вдалеке, за площадью, весело и беззаботно играл с шумной ребятней.
Когда за плечами отца Вадима осталось довольно ухоженное здание администрации, его поразил унылый вид Дома культуры. Ладно, осыпалась штукатурка на стенах - время тяжелое. Но они были исписаны, как знаки неправильно понятой свободы и падения нравов, не-пристойными автографами и выражениями. Два окна из десяти были забиты фанерой, кото-рая больше уподоблялась школьным доскам после напряженных уроков. Только то, что было написано на них и изображено, не могло преподаваться ни в одном приличном учебном за-ведении...
Искренне сочувствуя работникам Дома культуры, настоятель спешил использовать еще один шанс. Он, имея при себе рукопись статьи «Чтобы не стать жертвой лукавого», подходил к неприглядно старому с алогичной вывеской зданию редакции районной газеты «Новое время». Отца Вадима принял в своем кабинете редактор Иван Михайлович Чернов. Он, имея тридцатилетний трудовой стаж, поменял много работ. Успел Иван Чернов потрудиться и в райкоме партии. Когда КПСС распалась и комитет закрыли, он стал у руля редакции. Такая должность его очень устроила в это неспокойное время. Здесь, независимо от политической борьбы между коммунистами и демократами, он был одним товарищ, другим господин, с одинаковым гостеприимством предоставляя газетные полосы представителям разных партий. Руководитель печатного органа эталоном считал всероссийские средства массовой информации, основная деятельность которых заключалась в погоне за сенсациями. Главными героями информационных сюжетов все чаще становились полтергейста, НЛО, снежные «человеки», а особенно всевозможные «маги». Многие журналисты ради популярности не гнушались сплетен, откровенной лжи, подтасовок. А возникающие при этом, даже в материалах на одну и ту же тему, противоречия их нисколько не смущали. Наоборот, расхождения они называли «различными точками зрения».
В унисон центральным СМИ главный журналист «Нового времени» приветствовал, как признак настоящей демократии, любые новшества, неординарные события, необычные явления, несмотря порой и на их содержание, и идейные разногласия.
Однако когда в кабинет редактора вошел священник, руководитель творческого коллектива, приспособившийся к плюрализму, насторожился. Он вдоль и поперек измерил взглядом необычного гостя и стал читать поданный им «срочный» материал. Ознакомившись с текстом статьи, Иван Чернов посмотрел на висевший над окном пожелтевший, годящийся в ровесники самой революции, портрет Ленина, затем на расположенный на другой стене новый портрет Ельцина, будто советуясь с вождями из разных эпох.
- Эту церковную статью, - наконец произнес он, - мы не можем напечатать.
- Почему? - чуть ли не со стоном спросил отец Вадим.
Редактор снял очки, долго их протирал и словно сам искал
ответ на этот вопрос. Понимая, что священник молчанием не удовлетворится, он сказал:
- Я в ваших церковных делах мало что понимаю. Но главное мне ясно... В этом материале вы, Вадим... Как вас по отчеству... Да, ладно... В нем вы, представитель устаревшего для современников института Церкви, выступаете против нового веяния времени, против феноменального, великого человека, очерняете его. А у него уровень Кашпировского. Когда он зашел ко мне, то от него так и повеяло силой.
- Силой бесовской...
- Почему, какой бесовской?
- Дело в том, что подобные сеансы именно дьявол и устраивает посредством так называемых экстрасенсов или магов. Там, в моей статье, ведь все подробно и понятно изложено.
В этот момент в кабинет без стука вошел медленно, слегка прихрамывая, юноша, в кото-ром священник узнал парня, упавшего в костер во время языческого представления на берегу водохранилища. Это был приемный сын редактора Григорий Дубов. Иван Чернов после смерти жены - скромной и нетребовательной - женился на женщине и с завышенной самооценкой, и властной, и прихотливой. Она потребовала, чтобы влиятельный муж освободил ее сына от армии. Отчим согласился, так как не хотел выглядеть равнодушным, хотя и к неродному сыну, и очень надеялся, что Григорий пойдет учиться или устроится на приличную работу, найдет наконец свое место под солнцем. Но юноша и впрямь устроился как нельзя солнечнее: загорал на местном пляже, катался на мотоцикле, а вечера проводил в шумной компании друзей. На развлечения он периодически просил у отчима денег. Вот и теперь он переступил порог и, немного хромая, подошел к Ивану Чернову, даже не взглянув на посетителя.
- Папа, - тоном близким к приказному обратился он к отчиму. - Мне нужно, сам понимаешь...
Редактор покраснел от стыда за своего невоспитанного и беспардонного пасынка. Он, вздохнув, вынул из кармана несколько мелких купюр и протянул Григорию.
- Ты что, не видишь, - началась тихая воспитательная беседа, - что у меня люди? Ты уже повеселился так, что в огонь угодил... Такой праздник сорвал... Бери и уходи... Уходи, не мешай...
Приемный сын с ловкостью фокусника выхватил деньги и спрятал в карман. Только после этого Григорий взглянул на отца Вадима. Священник ожидал, что юноша перед свидетелем его «коленопреклоненного» позора стыдливо покраснеет и отведет глаза. Но, к его удивлению, ни того, ни другого не случилось. Григорий лишь насмешливо улыбнулся и удалился. Отец Вадим с прискорбием посмотрел вслед человеку, потерявшему совесть, и с сочувствием - на его отчима.
- Извините, - обмолвился Иван Чернов и перешел к делу.
Он надел очки, но и без того знакомый текст перечитывать не стал. Редактор, смотря в одну точку, произнес:
- У нас, понимаете... у нас газета светская, а материал носит чисто церковный характер.
- Так ведь вашу «светскую» газету читают немало людей крещеных, воцерковленных, - хотя бы при помощи логики хотел убедить руководителя редакции автор статьи. К тому же материал так называемого мага вы опубликовали.
Иван Чернов в очередной раз снял очки, повертел их нервно в руках. Потом он посмотрел на дверь и, будто намекая отцу Вадиму на выход, заключил:
- Извините, при всем уважении к вам не могу ничем помочь. Нет места в ближайших но-мерах, совершенно нет места.
Священник молча забрал со стола рукопись. Единственным желанием в этот момент было заглянуть редактору в глаза, но тот отводил их, чтобы они не выдали его столь очевидное лицемерие.
Отец Вадим вышел на улицу. Там, среди раскидистых тополей, закрывших роскошными кронами полнеба, весело щебетали птицы, словно подбадривая настоятеля. Но даже это изумительное поднебесное пение не могло его оградить от черного роя мыслей, угрюмой вол-ной хлынувших в сердце. «Мне от ворот поворот, а недругу Церкви - зеленый свет», - констатировал он, оглянувшись на унылое, словно оттеняющее его настроение, здание редакции. Вскоре бредущего тротуаром священника привлек душераздирающий скрип. Из-за бочкоподобного ствола тополя показался небольшой серый дом, на котором прямоугольной бледно-красной печатью ушедшего строя маячил плакат с надписью: «У партии и комсомола одна цель - коммунизм». Молодой работник с голым потным торсом исправно орудовал гвоздодером. Щит, издав прощальный визг, с грохотом повержено распластался на бетонной площадке.
- Вот и все покончено с коммунизмом и комсомолом!.. - воскликнул он, улыбчиво обращаясь к другим рабочим, которые суетились у фасада дома. - Да здравствует магия!..
«Это же готовят к открытию так называемый магический салон», - с пронзающей все его естество болью осознал настоятель и ускорил шаг. А на подходе к своему дому он встретил Мишу и Аню, пытающихся выловить черную кошку.
- Зачем вы, ребятки, за кошкой гоняетесь? - поинтересовался отец Вадим.
- Так она, поганка, нам дорогу перешла, - объяснял мальчик, обходя дикорастущий куст, где спряталось животное. - Теперь нужно ее обратно погнать, а то счастья не будет.
- Нам говорила бабушка, да и многие пугали, - дополнила девочка, - что лучше вернуться назад в таком случае. Мы теперь к вам не сможем пойти, - на личике Ани отразилась грусть.
У священника сжалось сердце - по вине взрослых туман суеверий коснулся детей.
- Неужели можно всерьез поверить, - обратился к самым юным прихожанам крайне рас-строенный настоятель, - что это безобидное животное приносит несчастье? Нет, мои родные. Оставьте кошку в покое. Идем пить чай с малиновым вареньем! Я его привез с прежнего прихода. Ох, вкусное, просто объедение, пальчики оближешь.
Дети посмотрели друг на друга, улыбнулись и, подпрыгивая, последовали за добрым дядей в подряснике.
У самой калитки между юными друзьями разразился странный спор. Отец Вадим, остановившись, попробовал выяснить, в чем дело.
- Батюшка, скажите, - настойчиво поинтересовался Миша, - а у вас под этой длинной одеждой брюки или юбка?
- Вопрос, конечно, серьезный, - сказал священник, и его губы задрожали от прорывающегося наружу смеха.
Он осмотрелся и поднял до колен подрясник.
- А я думала юбка, - разочарованно молвила Аня, поглядывая искоса на празднующего победу брата.
В доме священник, с неисчезающей улыбкой поглядывая на детей, поставил на газовую плиту чайник, вынул из тумбочки черную на вид пол-литровую банку, от которой не отрывали глаз Миша и Аня. На столе появилась пачка печенья. Тут и чайник вскипел. Вскоре, все приготовив, отец Вадим прочитал молитву, благословил «ястие и питие» и принялся с детьми трапезничать.
- Ну и вкуснотища! - зачерпывая варенье ложкой, не стеснялся эмоций мальчик.
- Да, особенно когда так, сколько хочешь... - веселилась его сестра.
- А вы-то говорили, что когда кошка дорогу перешла, счастья не будет, - подшучивал священник. - А тут «счастья» полные ложки, да еще почти целая банка.
Ребята дружно посмеялись над историей с кошкой, чем невероятно утешили своего на-ставника.
- У нас тоже было варенье, - сказал мальчик, - но дедушка из него самогон выгнал.
- Бабушка с ним очень ругалась, - добавила девочка.
- Он ведь скоро умрет, - с печалью в голосе пояснил Миша, - Так он сам говорит.
Аня, видимо, желая сменить неприятную тему, спросила:
- Батюшка, а что вы нам сегодня расскажете?
- Итак, ребятки, - желая отвлечься от услышанного, начал отец Вадим. - Прошлый раз я вам рассказывал... - священник умышленно сделал паузу.
- О Христе! - воскликнул мальчик.
- Об Иисусе Христе, - уточнила девочка.
- Точно... Молодцы, что помните. А сегодня мы поговорим...
Отец Вадим продолжил знакомить детей со Священной Историей, а они тем временем угощались и внимательно его слушали. После гостеприимного общения с пастырем довольные ребята собрались уходить, но тут в дверь кто-то постучал. На пороге стояла мать Миши и Ани, веселая, в цветастом светло-синем платье, с миской пирогов в руках. Она мило поздоровалась и сказала:
- Я вот вам принесла к чаю... и за детками пришла, а то они вас отрывают от дел...
- Что вы, что вы... - еле удерживал волнение отец Вадим. - Наоборот, с ними мне очень интересно и вовсе не обременительно... Вы, Марина, проходите. У меня вот чай, варенье... А вы пироги принесли... Прошу к столу.
Марина зашла, а подопечные настоятеля, поблагодарив доброго дядю в рясе, направились к выходу.
- Храни вас, Господь! Только за кошками больше не гоняйтесь! - кинул им вдогонку священник.
- Нет... - улыбнувшись, пообещал Миша.
- Не будем, батюшка, мы теперь знаем, что это ничего не значит, - засмеялась Аня.
- Спасибо! - хором уже с порога выразили признательность отцу Вадиму дорогие ему посетители и скрылись за дверью.
Оставшись наедине с Мариной, настоятель чуть не потерял связь с реальностью - такое невероятное сходство с его покойной матушкой имела молодая женщина. Будто сама люби-мая супруга навестила его. Отец Вадим наполнил чашку чаем и, задумавшись, пролил на скатерть.
- Разрешите, батюшка, я за вами поухаживаю, - предложила гостья и поднялась с места.
Марина тут же, как хозяйка, ловко вытерла стол и продолжила чаепитие. Она расспросила отца Вадима о его жизни и теперь делилась своими радостями и горестями. Собеседники уже с полуслова понимали друг друга, разговор постепенно становился все более доверительным и откровенным.
- Здесь у вас так легко и уютно... так хорошо... - с благодарностью произнесла Марина.
- Я тоже будто испытал тепло родного очага, - признался настоятель.
Священник и молодая прихожанка даже не услышали, как в комнату вошла Анастасия. Она поздоровалась и задержала взгляд на дочери.
- Марина, ты что это у батюшки так долго засиделась? - строго проговорила она. - Хватит надоедать... Идем домой...
Ну что вы! - сказал отец Вадим Анастасии, - мне очень приятно пообщаться с вашей дочерью. - А посмотрев на Марину, продолжил: - Спасибо вам, Мариночка. Заходите, дорогая... Буду бесконечно рад...
«Мариночка... дорогая... рад...» - повторила мысленно Анастасия и, растревоженная роем подозрений, бросила:
- Марина, идем!.. До свидания, отец Вадим...
Соседки ушли, а священник подошел к окну и проводил глазами по-прежнему радостную Марину, рядом с которой Анастасия казалась мрачнее тучи. «Вот, пленился иллюзией, да еще, видимо, вызвал нехорошее подозрение соседки, - отрезвила мысль отца Вадима. - Господи, помоги...»


ГЛАВА ПЯТАЯ

На Воздвиженском приходе произошло событие великое и долгожданное для его настоя-теля. Было совершено первое Таинство крещения над несколькими изучившими азы Православия жителями Дальнего. Отец Вадим, безмерно радуясь, провожал из церкви рожденных «от воды и Духа» православных христиан в надежде, что они никогда не забудут дорогу к храму. Но праздничное настроение священника длилось недолго. К нему подошла соседка вся в слезах и с трудом проговорила:
- Батюшка... я не стала вас раньше беспокоить... не подошел срок... а сегодня пора...
- Ничего не понимаю. Что пора? - спросил священник.
- Муж мой Филимон умирает. Он с утра ничего не ел, не пил. Нужно его причастить. Вечером его уже не будет, он это чувствует... Еще такой молодой... - женщина не отнимала от глаз платок.
- Я слышал, он злоупотреблял...
- Он от горя пил, ведь смерти каждый боится... - всхлипывала Анастасия.
Отец Вадим, еще более озадаченный, быстро взял дароносицу, требную сумку и последовал за Анастасией. Священник не заметил, как подошел к огромному украшенному изуми-тельной резьбой дому. Но любоваться зданием было некогда, и отец Вадим прошел внутрь. В прохожей его взгляд задержал красивый самодельный столик с искусно выточенными ножками. В большой комнате на застеленной темным покрывалом новой деревянной кровати с резной спинкой лежал чрезмерно худой Филимон, одетый в одежду такого же невеселого цвета. Он покрасневшими и влажными глазами, запавшими на скуластом лице, смотрел на священника и шептал:
- Все, все...
Возле него стояли омраченные горем двое мужчин среднего возраста, Марина, Елена и дети Миша с Аней.
- Он, оказывается, сам дал телеграмму, что сегодня, так и написал, что сегодня умирает, - взмахнув слезу, сказала Анастасия, - один сын Толя прилетел из Владивостока, другой Дима - из Воркуты. Все в горе...
Домочадцы расступились и пропустили священника.
- Что с вами, Филимон, какая болезнь приключилась? - поинтересовался отец Вадим.
- Болезни нет, - утирая слезы, простонал умирающий, - а смертушка-то рядом, сегодня в четыре часа - все... все, не увижу я больше своих родимых. Как же тяжело уходить в шестьдесят пять лет. Мой отец девяносто прожил, а я вот...
Речь несчастного внезапно прервалась, словно невидимый ком страданий душил горло.
- Извините, вы говорите, нет болезни, а в четыре часа уже все... как вас понять? - пытался хоть что-то прояснить священник.
- Да все просто, - тихо объяснял Филимон. - В четыре часа исполнится ровно пять лет. И зачем я к ней подошел... Ну в общем трудился я в лесхозной бригаде, дорабатывал до пен-сии. Думал... - слезы мешали несчастному говорить. - Думал, вот теперь буду наслаждаться отдыхом, спокойно на рыбалку ходить, одним словом - стану жить в свое удовольствие. А заготавливали мы тогда лес за пятьдесят километров от города, возле самой трассы. Около нас остановились две легковушки, из них высыпали цыгане. К нам подошла пожилая цыганка и сказала, что лечит людей и будущее предрекает. Меня охватило любопытство: сколько ж осталось жизни радоваться? И я вызвался... Если бы только я знал, что она мне откроет... Она, проклятая, что-то непонятное долго шептала и потом сказала: «Ты ровно через пять лет преставишься, вот в это самое время». Я глядь на часы, а там... ровно четыре часа вечера, - умирающий утер очередную слезу.
- Почему ты мне ничего не сказал?!. - заголосила Анастасия. - Почему не разрешаешь врачей позвать. Хотя, что это даст, раз уж цыганка сказала...
- Поэтому и не хотел тебя, милая моя женушка, раньше времени расстраивать, - объяснил Филимон, а посмотрев на священника, продолжил: - Я, батюшка, все эти пять лет не жил, а мучился ожиданием смерти. Последние недели даже самогоном стал заливать горе. Родные думали, алкоголизм... Это невыносимо... Я извелся весь. Вот и закончились мои страдания. Мне осталось каких-то несколько часов до кончины. Хочу исповедаться, причаститься.
- Да, - сказал крайне потрясенный услышанным отец Вадим. - Вы действительно умрете...
- Так вот, от судьбы не уйдешь... - перебил его Филимон.
- Вы непременно переселитесь в мир загробный, если продолжите всякие глупости себе внушать, - со строгостью врача сказал священник. - Конечно же, я вас исповедаю и причащу, но только завтра, в храме.
- Как, как завтра? - недоумевал мужчина. - Покойники не причащаются...
- Так вот, чтобы не стать усопшим от глупых суеверий и пустых терзаний, вы поднимайтесь с кровати и живите спокойно не только до девяноста лет, как ваш отец, но и намного дольше. А то, что вам наплела шарлатанка, забудьте, как кошмарный сон.
- Как... как забыть?.. - не мог Филимон мгновенно извлечь из сознания и сердца много-летние заблуждения.
Да, забудьте, как сон, и помните, - отец Вадим обратился ко всем, - что судьбу, то есть будущее, не предсказывают, а творят для себя сами люди. И если человек, как вот раб Божий Филимон, настроил себя на смерть, проникся убийственным чувством ее неотвратимости, то действительно здесь до гроба недалеко. Но если он послушает меня, выбросит из головы всякие бабкины сказки, то будет дальше здравствовать. А о смертном часе только один Господь знает и только Он, а не те или другие пустомели. Поднимайтесь с кровати, Филимон, - священник улыбнулся. - Мне нужен в храме помощник, а у вас золотые руки. Так что я очень буду вам благодарен, если вы сегодня в три часа придете в церковь и подсобите мне. Давайте, давайте... Хватит кровать мять...
- Так ты что, отец, не был даже больной?.. - удивленно спросил Дмитрий.
- А я что же, зря деньги на билеты потратил? - возмутился Анатолий.
- Почему же напрасно, свиделись с отцом и еще с ним побудете, - заступился священник за пенсионера-страдальца.
- Так он что... он что, жить будет?.. - шептала Анастасия. - Но ведь цыгане... Вы, отец Вадим, еще молодой, не все знаете... А они ведь всевидящие...
Она, вся дрожа от волнения, села на край кровати. Филимон вдруг зашевелился и тут же сел рядом с супругой. Та ухватилась за руку мужа и стала умывать ее слезами.
- Я вас жду, Филимон, в три, не забудьте, - повторил священник, не обращая внимания на закореневшую в суевериях Анастасию, и решительно направился к выходу.
- Я вас провожу, отец Вадим, - сказала Марина, подступив к настоятелю.
Она вышла со священником на улицу, вся сияющая.
- Огромное вам спасибо, отец Вадим, - молвила она. - Вы, наконец, остановили этот домашний кошмар. Ведь отец последние дни очень пил. Я удивляюсь, как он еще живой. Теперь в доме жизнь изменится. Спасибо, вам. А отца я сама лично провожу в церковь...
Марина вознаградила настоятеля милой улыбкой и поспешила обратно в дом.

Около трех часов дня в церковь пришел Филимон. Он нес с собой ящик с инструментами и немного пошатывался - сказывалась истощенность организма. Отец Вадим его встретил и подвел к северной боковой двери алтаря, чтобы занять мужчину работой и отвлечь от дурных мыслей. Филимон осмотрел незамысловатый объект и сказал:
- Здесь нужно укрепить петли, тут косяк стесать, там...
- Вот что значит глаз мастера, - похвалил священник. - Я вам помогу.
И они взялись за дело. Шло время. Филимон молчал. Отец Вадим как ни старался разговорить его, все - тщетно. После окончания работы мастер, не находя себе места, спросил:
- Батюшка, а сколько сейчас времени?
Священник взглянул на часы и не без иронии ответил:
- Извините, Филимон, вы опоздали! Уже полчаса просрочили... Половина пятого, батенька!
- Ху, - с облегчением выдохнул он. - Неужели и в самом деле пронесло? Неужели я действительно был такой неразумный? Благодарю Тебя, Господи! Спасибо и вам, отец Вадим.
Филимон перекрестился. Он упал на колени и поднялся. Мужчина воссиял от счастья. Он долго ходил по храму и целовал почти каждую икону, благодарил Бога, Божью Матерь и всех святых, что все так благополучно разрешилось.
- А ведь я точно мог умереть, - расставаясь со священником, признался Филимон - У меня уже сердце болело и сжималось. Теперь всем, кого не встречу, скажу, чтобы не слушали никаких там предсказателей... Вот только не знаю, смогу ли отвадить от всех этих суеверных глупостей Настю?..


ГЛАВА ШЕСТАЯ

Отец Вадим, проводив Филимона, и сам уже собрался уходить. Он сошел с амвона и увидел, как ему навстречу зашагал молодой, крепкого телосложения человек. Он был налысо стриженный, одет в черные брюки и белую рубашку с расстегнутыми верхними пуговицами. На обнаженной груди незнакомца нарочито красовался крупный крест, висящий на мощной золотой цепи. Голову он держал поднятой, только глаза немного опустил, разглядывая священника. Жуя жвачку, пришелец спросил:
- Ты будешь этот, как его... заправила тут?
- Здравствуйте, - сказал отец Вадим. - Я священник, настоятель этой церкви. А вот жвачку в доме Божьем жевать, мягко говоря, неприлично...
- Ладно, ладно тебе, настоятель, - недовольно скривив губы и по-прежнему прикрывая ими жвачку, протянул молодой человек. - Я - Петр, главный здесь предприниматель... Может, слышал обо мне... По важному делу пришел и денег не пожалею... Мне сказали кореша, что в храме всякие там грехи отпускают. - Так принято теперь... В общем - на удачу... Чтобы баксы быстрее прибывали...
Посетитель явно был из тех «новых русских», которые следовали моде демонстрировать свою особую значительность и в храмах, которые помпезно вносили пожертвования, считая их некой индульгенцией, освобождающей от грехов прошлых и даже будущих. Он считал недостойной себя слабостью чтить даже святое место. Поэтому и о Таинстве покаяния молодой человек высказался в своей привычной манере - как о языческом ритуале на умножение богатства.
- Если человек, - по-пастырски назидал отец Вадим, - искренне кается на исповеди, то Господь ему прощает грехи. А суть покаяния в том, чтобы очиститься от душевной грязи и не возвращаться к скверным поступкам...
- Стой, стой, не надо... - вытянул вперед правую руку Петр. - Мои поступки все правильные, поэтому такая твоя исповедь не для меня. На мне сегодня все держится. Посуди сам, - он поднял руку вверх и, поочередно загибая пальцы, принялся убеждать. - Я прибрал к рукам завод, магазин, рынок, кафе, много чего еще приватизировал. Пришлось, правда, кое-кому рога обломать, отправить в ад. Но здесь так: или ты, или тебя. А у меня хватка волчья. Мне за это кореша и кличку дали «Волк». Такие, как я, страну поднимают и строят.
- Простите, конечно, но не завидую я тем, кто будет жить в стране, которую «поднимают» такие, как вы, - не смог промолчать священник. - А по-православному вовсе вы не волк, а овца заблудшая, ой, заблудшая.
Петр покраснел, зашелся гневом и, казалось, вот-вот бросится ядовитой змеей на отца Вадима. Рядом застыли в страхе две прихожанки, которые в сторонке чистили подсвечники.
- Я бы показал тебе, кто я такой и что бывает с теми, кто выступает против меня, - про-шипел Петр, имитируя указательным направленным в грудь настоятеля пальцем пистолет. - Такого у нас никто себе не позволял, а если кто и позволял, то уже больше не пикнет...
- Вот, а говорите, безгрешны, - мимо ушей пропуская угрозы и думая лишь о духовном падении собеседника, спокойно молвил настоятель. - Я очень вас, Петр, прошу, перешагните через это свое «я», покайтесь. Ведь на горе людей, на своих злодеяниях счастья и чего-либо хорошего не построишь. Вы же крест на груди носите, а такое говорите, такое творите...
- Крест ношу, потому что я правильный человек и грехов за собой не чувствую. Я всегда был прав. А с тобой, дядя, у нас еще пересекутся пути-дорожки, - угрожающе прохрипел Петр. - Вот, - он достал из кармана пачку долларов, - я хотел отстегнуть тебе «капусту» за понимание. Но теперь извини. Давно так со мной никто не разговаривал...
- Знаете, далеко не все измеряется деньгами, - сказал отец Вадим. - Ведь все мы смертны, и рано или поздно придется давать ответ перед Богом за свои поступки.
Петр подступил почти вплотную к священнику и тихо произнес:
- Я в этом городе бог.
- Вы, Петр, ведь пришли в Божий храм не богохульствовать. Наберитесь терпения, послушайте, и я вам расскажу...
Молодой человек взмахом руки оборвал настоятеля. Он, сверкнув волчьими глазами, повернулся и зашагал к выходу, кощунственно пританцовывая. Священник смотрел ему вслед, и казалось пастырю, что сатана в образе человека удаляется от него.
- Господи, верни ему разум, - только шептали губы отца Вадима.
Петр нарочно вынул изо рта жвачку и прилепил ее к ручке двери. Массивная старинная дверь отворилась и со стоном закрылась. Она как высокая стена отгородила Петра от позвавшего его для покаяния и спасения Господа. Священник не впервые видел, как нелегко освободиться из дьявольского плена утопающему в грехах.
Отец Вадим наконец, уже незадолго до всенощного бдения, оставил храм. Но, выйдя на улицу, он оторопел от неожиданности. У черного джипа две приятной наружности, элегантно одетые женщины с большими сумками и со Святыми Библиями в руках «любвеобильно» беседовали с Петром Волковым. «Сектанты», - сразу определил священник.
- Вот, - обращаясь к настоятелю, с лукавой усмешкой сказал Петр, - настоящие христиане, классные... Они достойно оценили меня. До чего правильно сказали: храм - это лишнее. За одно лишь слово «верую» назвали меня святым. А ты «исповедь... очиститься от душевной грязи...»
Петр, как веером, размахивая разноцветными брошюрами, поспешил к машине и тут же на ней умчал. А незнакомки подступили к пастырю. Одна из них молвила:
- Здравствуйте, Вадим. Мы, «свидетели ...» пришли, чтобы вам рассказать о Библии. Вот человек - светлая душа, - она кивнула в сторону удалившегося джипа, - к нам прислушался. Он теперь наш брат...
- Мы хотим, - резко вступила в разговор вторая женщина, - вас спасти и помочь вам про-светить жителей этого города...
- Мы сошли с трапа парохода и сразу сюда, к вам, принесли очень ценную литературу, - дополнила «первая» сектантка. - Вот еще подходят люди темные, не знающие Бога...
Священник повернулся и увидел приближающуюся Анастасию, которую ускоренным шагом настигал Николай.
- Мои дорогие, подойдите сюда, пожалуйста, - попросил настоятель своих ближайших помощников, а, обращаясь к сектанткам, сказал: - Нам ваша литература нужна, даже очень необходима... Открывайте сумки.
«Свидетели...» в замешательстве обнажили свои ноши. Отец Вадим, извлекая журналы, брошюры, листовки, повелел своим прихожанам:
- Анастасия, Николай, подставляйте руки.
Те неподвижно смотрели на своего пастыря и думали в этот момент одно и то же: что-то недоброе произошло с настоятелем, раз теперь заодно с сектантками, от которых предостерегал...
- Как... это же?.. - не сдержалась Анастасия.
- Вы же... - хотел остановить священника алтарник.
- Быстро подставляйте руки, - скорее умолял, чем повелевал отец Вадим. - Что за непослушание своему священнику!
- Что вы не подчиняетесь своему свящ... своему руководителю, - строго призвала к дисциплине растерянных прихожан одна из сектанток.
Анастасия и Николай в конце концов повиновались. А отец Вадим, не теряя времени, грузил на их руки кипами пахнущую свежей типографской краской литературу, пока сумки не опустели.
- Несите, несите ко мне в дом, - попросил священник побледневших лицами двух членов двадцатки. - Вы, Анастасия, знаете, где ключ... Отправляйтесь, отправляйтесь, пожалуйста!..
Женщина и юноша зашагали к жилищу настоятеля и стали шептаться о чем-то далеко не тайном. Отец Вадим их не столько провожал, сколько подталкивал взглядом. Когда же они закрыли за собой калитку, настоятель продолжил общение с сектантками.
- Теперь будет чем печку повеселить, - проговорил он.
- Какую печку... отдайте обратно!.. - протянула руки одна из сектанток, но богопротивная литература уже была недосягаема.
Пусть лучше ваши издания сгорят в печке, чем люди, читающие их, потом будут гореть в геенне огненной, - молвил отец Вадим. - А по поводу Священной Библии, заблудшие мои овечки, вот что я вам скажу. Если бы вы или представители других многочисленных сект изучали Священное Писание по- настоящему, в полной мере, а не по отдельным вырванным из контекста стихам, то Святая Библия непременно привела бы вас всех в Православие, то есть в Церковь Христову, жизнь которой осуществляется вот в таких храмах, - отец Вадим взмахнул рукой в сторону церкви. Я искренне хочу вам помочь. Я уже избавил вас от греховной литературы. Теперь идем в церковь, и освободите свои души от смертного греха...
- Вы... ты... - захлебывалась от злости «первая» собеседница.
- Тебя покарает Иегова... - грозила «вторая».
Священник, понимая, что женщины безнадежно глухи и слепы к истине, направился к своему дому.
- Это невиданно!.. Всю литературу...
-   Я тебе говорила, что к служителю этому лучше не ходить...
- Столько денег на пароход потратили и все впустую...
- Идем на причал...
Слышал отец Вадим за спиной эти и другие причитания сектанток, скорбел о них и радовался, что многих горожан оградил от душегубительной литературы. «Эти антихристы - перелетные птицы, - размышлял отец Вадим. - А вот их близкий союзник «маг» приезжает для постоянной богопротивной деятельности».
Когда священник вошел в свое жилище, то увидел сектантские журналы, брошюры, листовки, небрежно брошенными на полу у входа. Вблизи от этой бумажной кучи стояли Анастасия с Николаем и осуждающе смотрели на своего пастыря. Мол, недавно предостерегал от такой литературы, а сам...
- Я эту опасную макулатуру потом сожгу, сейчас уже некогда, - с улыбкой проговорил отец Вадим.
- Так это... - повеселела сразу женщина.
- Это для сожжения вы брали? - заулыбался алтарник. - Здорово вы их...
- Я из-за этого всего забыла поделиться своей радостью, - молвила Анастасия. - Филимон будто снова на свет родился. Весь сияет. Глядишь, и станет на службы ходить. Не знаю, как вас благодарить, батюшка.
- Благодарите Бога... - сказал отец Вадим.
Я для вас испеку большой пирог, наш дорогой молитвенник, - говорила женщина. - И еще чуть не забыла. - Она, повернувшись к алтарнику, сунула руку в карман и достала письмо. - Это тебе, Коля, Лена передала.
Юноша протянул дрожащую руку, взял конверт и не удержал его.
- Коля, подними немедленно... очень плохая примета уроненное письмо... - с тревогой произнесла прихожанка.
- Анастасия, - прервал соседку священник. - Вы же только позавчера каялись, - а, на-гнувшись к ее уху, прошептал: - в суевериях...
- Да я хотела как лучше, простите, батюшка...
- Господь вас простит... - со вздохом молвил священник.
Николай поднял конверт, во мгновение ока распечатал его и
прочитал записку: «Здравствуй, Коля! Завтра я не смогу прийти на набережную. Мне нужно подумать… Извини. Лена». Алтарник, вздохнув, поспешил в церковь, чтобы в очередной раз помолиться покровителям семей и влюбленных благоверным князьям Петру и Февронии. А за ним следом, не спеша и недовольно мотая головой, отправилась Анастасия. Она, не вняв словам настоятеля, шептала:
- Молодой, а такой безрукий... И так дочка из-за этих планет охладела к нему, так он еще роняет... А парень-то хороший...
 


Часть вторая



ГЛАВА ПЕРВАЯ

В это июльское утро даже небо непомерно хмурилось. Серые клочья туч мутили синеву небосвода, часто заслоняя солнце. Недалеко от храма в пестро выкрашенном небольшом до-мишке должен был открыться салон «Все может магия». Там совершал последние приготовления «великий маг». Он, Остап Бедов, не так давно закончил факультет психологии столичного университета. Еще в начале учебы там он попал, потеряв голову, в плен первой, но безответной любви. И чтобы заполнить невыносимо угнетающую пустоту одиночества, студент отдавал предпочтение веселым шумным компаниям, праздной услаждающей его юную плоть жизни и стал мечтать о больших роскошеносных деньгах. После получения диплома он не спешил работать по специальности - профессия не предвещала обогащения. И тут Остапу подсказали беспроигрышный вариант трудоустройства средства массовой информации. Они бурлили рекламой «о магических услугах населению». Такой неимоверно перспективный род деятельности сразу заинтересовал молодого человека, крещеного, но не знавшего дороги к храму. Ему на глаза попало объявление о приеме в некую «колдовскую» школу, в стенах которой он тут же оказался. Там Остап, вдруг озаренный надеждой, стал ждать уже не только и не столько купания в деньгах, сколько осуществления фантастического плана: при помощи постигнутой «магии» вернуть любимую, заставить ее ответить взаимностью на его по-прежнему неувядающую любовь к ней, единственной.
Молодой человек вскоре переквалифицировался из психолога в «специалиста магии» и, может быть, чтобы оправдать хоть как-то прежний диплом, - в парапсихолога. Как бы кто ни объяснял термин «парапсихолог», суть его одна - «психолог в паре с лукавым». В зависимости от убеждений и запросов будущих посетителей Остап был готов перед одними вы-ступать в маске доброго волшебника, перед другими - в роли святого посланника Божьего, перед третьими - в обличии совершителя зла.
Через некоторое время молодой человек без особого труда, при содействии друзей, получил государственную лицензию на коммерческую деятельность по оказанию магических ус-луг. А чтобы достичь своих как сокровенных, так и откровенных целей, он и приехал в провинциальный, к тому же позволяющий избежать всякой конкуренции, город Дальний, где и обустроил свой салон «Все может магия».
К этому злополучному дому и поспешал отец Вадим, чтобы войти первым. И тут ему перегородила тротуар Анастасия с внуками. Женщина держала что-то на руках, прикрытое газетой «Новое время».
- Мы, батюшка, вам пирог несем, - сказала соседка.
Спасибо вам, дорогие мои, за заботу, - приостановившись, сказал настоятель. - Я прошу прощения, но очень спешу. Я вам дам ключ... Вы его оставьте потом под ковриком. Да вы все сами знаете...
Священник вручил ключ Мише и стремительно зашагал дальше.
У «магического салона» настоятель увидел толпу людей. Юные, молодые, пожилые, старые горожане нетерпеливо ждали, поглядывая то на часы, то на вход, над которым красовалась вывеска «Магический салон Остапа Бедова «Все может магия». Многие из них еще с семи часов заняли очередь и не собирались никому ее уступать. Каждому не терпелось опробовать «чудесные» услуги. Однако настоятель опередил будущих жертв шарлатана.
- Отец, у нас очередь! - проорал хмельной небритый мужчина.
- Ничего, в ад всегда успеете! - также громко и деловито ответил отец Вадим около порога.
Священник доверчиво дернул за ручку, и она, наспех прикрученная, вдруг отвалилась и осталась у него в руке. Приладить ее на место не получилось. Отец Вадим, неся ручку в руке, прошел через полутемный коридор и открыл следующую дверь. Большая комната слабо освещалась настенным светильником, а окна были плотно закрыты черными шторами. В организованной полутьме лицом к священнику в кресле с высокой спинкой сидел худощавый юноша в черной футболке, с едва ли не архиерейского достоинства крестом на груди. На лице хозяина салона неприглядно, несколько асимметрично, выделялись черные как смоль усы и борода, отращенные намеренно для маскировочного изменения внешности - пока не наступит особый час встречи с любимой. От настоятеля его отделял круглый стол, в центре которого горела свеча, а в ее свете виднелись икона, блестящий стеклянный шар, а также некие загадочные предметы и атрибуты, не считая обычных камешков-талисманов, собранных на берегу водохранилища. По левое плечо «мага» на стене висел прейскурант на разнообразные услуги населению, заполненный каллиграфически красивым оригинальным почерком. Размеры цен, отраженные в нем, слыли самыми, что не есть «волшебными» - не совместимыми с окружающей реальностью послесоветской разрухи и бедности. Однако ценник отменно гармонировал с необычайными чаяниями Остапа. Он надеялся овладеть при помощи «колдовских» средств душой невесты и намеревался, ориентируясь на навеянные временем фальшивые идеалы, предстать перед любимой во всем величии, довольно солидным и видным, то есть, по его пониманию, состоятельным, обладающим обя-зательно автомобилем.
Молодой человек с сильным, не по возрасту, прищуром маленьких скрытных, беспокойных глаз, настороженно рассматривал отца Вадима. Очень свежо было в его памяти вчерашнее происшествие, когда к нему без спроса вломился свирепый человек, назвавшийся Вол-ком. Он приказал «магу» «платить за крышу» и пригрозил пистолетом. И вот снова незваный гость...
- Здравствуйте! - сказал священник и направил дверную ручку на Остапа.
У того глаза чуть не вылезли из орбит: в плохо освещенном помещении ручка показалась ему пистолетом. Он, как бы защищаясь, выставил вперед руки и завопил:
- Не стрел!.. - но тут же, рассмотрев в руке священника обычную железку, замолчал на полуслове.
Он поднялся из-за стола и резко открыл шторы. Теперь его лицо было хорошо видно: оно покраснело одновременно от стресса, стыда и злости. Он, не отрывая глаз от квазиклиента, взволнованно спросил:
- Чего, чего вам?
- Я местный священник и хочу с вами пообщаться, - объяснил отец Вадим цель прихода и положил ручку на стол между какими-то безделушками.
- Куда вы! - воскликнул маг. - Сюда нельзя.
Он схватил со стола «порченый» предмет и переложил его на стул.
- Я слушаю вас, - нервно заговорил он.
- Я пришел сюда просить вас, дабы пока не поздно, остановиться. Ведь всякое так называемое колдовство - это связь с миром духов зла. Вы таким богомерзким занятием погубите себя и будете губить души тех людей, которые как наивные дети доверились вашим объявлениям. А ведь и вам рано или поздно придется давать ответ перед Богом... В Священном Писании сказано: «чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов - участь в озере, горящем огнем и серою». Другими словами, вы, Остап, себя обрекаете на ад.
- Я делаю все по-Божьему. Вот, - Остап показал рукой на икону Пресвятой Богородицы и на горящую свечу.
- Это все - святотатственная маскировка. Это подобно тому, если бы на сосуд с ядом на-клеить этикетку «Святая вода». Вы сознательно намереваетесь обманывать народ. Опомнитесь! Остановитесь...
- Знаете, мне эти ваши претензии и страшилки уже надоели... - недовольно проворчал Остап. - У меня законный бизнес. И вообще не ваше дело, чем я занимаюсь.
- Простите, но я поставлен настоятелем храма и прихода, и каждая людская душа, кстати, и ваша, для меня дорога. Давайте спокойно побеседуем.
- Я не желаю с вами больше разговаривать! Вы - шантажист! - грубо прервал священника хозяин салона. - И советую не мешать мне, а то весь город настрою против вас! Я найду способ!.. - тоном всесильного повелителя произнес Остап. - Освободите помещение!..
Отец Вадим понял, что дальнейшие наставления бесполезны и невозможны, ибо «тьма ненавидит свет». Он покинул удручающее помещение и вышел на улицу. Здесь священник с последней надеждой обратился к своим «заблудшим овцам» - прихожанам:
- Дорогие братья и сестры! - громко произнес отец Вадим. - Вход в салон, перед которым вы собрались, - это вестибюль ада. Человек, к которому вы так рветесь, ничего общего не имеет с Церковью, а связан с дьяволом.
- Не слушайте его! - прервал тут же отца Вадима появившийся «маг». - Я все делаю силою Божьей! Вот смотрите, - он поднял нагрудный крест.
- Не глумитесь над святыней! - остепенял Остапа священник. - Пусть... пусть все воочию убедятся, как сатана принимает вид Ангела света!..
Хозяин «магического салона» тут же умолк. А отец Вадим уверенным голосом продолжил обращение к толпе:
- Я не буду здесь устраивать пустых сцен. Я лишь прошу вас сделать выбор. Или последовать за мной, священником, поставленным Богом, избрать путь в спасительный храм Господний, или остаться с этим человеком, который, по словам апостола Павла, «враг всякой правды... совращает с путей Господних». То есть через него на вас будут воздействовать лишь бесы…
Многие из пришедших за «чудесами» стыдливо стали опускать глаза. Но одна боевая женщина, возглавляющая очередь, выкрикнула:
- Я! Я была раз в вашей церкви, и Бог мне не помог, так пусть хотя бы черти помогут!
Послышался несмелый гул.
- Церковь не моя, церковь - Божья! - воскликнул отец Вадим. - И Господь помогает всем желающим спасения, всем, кто приходит не на экскурсию в храм, а с живой верой в Бога. Я еще раз прошу вас: опомнитесь и уходите отсюда, пока окончательно не попали в сети погибели!..
Священник перекрестился и пошел к храму. За ним последовали только некоторые горожане из толпы, которые, искренне заблуждаясь, считали, что появившийся «чудотворец» и вправду святой и все будет совершать силою Божьей.
А тем временем Анастасия посетила с внуками дом отца Вадима. Священник для нее был не только пастырем, после истории с мужем она видела в нем спасителя, их личного заступника. Но что могла скромная пенсионерка принести в дар своему избавителю? В благодарность она испекла пирог, который уважительно принесла и, словно дорогую реликвию, осторожно положила на кухонный стол.
- Бабушка, можно я взгляну, где батюшка спит? - спросила Аня.
- Я тоже хочу посмотреть, - сказал Миша.
- Не нужно вам туда ходить, это неприлично... - объяснила Анастасия.
- Я только одним глазком, - попросила внучка.
- Только одним... - разрешила радостная Анастасия.
Внуки открыли дверь.
- Бабушка! - воскликнула Аня, - у батюшки фотография нашей мамы.
Женщина схватилась за сердце. Она бросилась в спальню и чуть не обомлела. На столе стояла фотография Марины. На мать смотрела дочь и слала ей улыбку.
- Все, все, посмотрели, теперь уходите, - дрожащим голосом сказала Анастасия. - Идем, идем домой.
Еле передвигаясь на онемелых ногах, женщина подталкивала внуков к выходу. Она с тревогой вспоминала, как Марина беседовала с настоятелем здесь, какой цветущей она возвращалась в дом после провожания священника, навещавшего Филимона.
- Ой, Божечки... - вырвалось у нее.
«Что же, что же делать? - голова заболела от напряжения. - Неужели они... Неужели мои подозрения были не напрасны? Но это же священник... А у нее муж, пусть и не путевый, но отец ее детей...» Анастасия обдумывала варианты, как сохранить одновременно семью дочери и репутацию настоятеля. «Отворот, вот выход», - забурлила в ее голове мысль. Женщина несколько раз тщательно перебрала в памяти накопленный арсенал народных суеверий и остановилась на отвороте, который, по ее представлению, был наиболее действенным и надежным средством.


ГЛАВА ВТОРАЯ

Как покидают место зловонного стока, так оставлял магический салон отец Вадим. Когда он подходил к своему дому, его отвлек от тяжелых впечатлений визг тормозов белой машины с красным крестом. Из нее спрыгнула врач скорой помощи, староста церкви Мария.
- Батюшка, здравствуйте, - еле проговорила она. - Мама тяжело заболела... У нее...
- Ладно, потом расскажете, я сейчас, - отец Вадим зашагал к открытому храму.
Он повесил на грудь дароносицу, захватил требную сумку и быстро сел в машину.
- Что с вашей мамой? - тяжело дыша, спросил священник.
С ней сегодня, - стала сквозь слезы объяснять молодая женщина, - поругалась моя тетя Серафима. Она упрекнула маму в том, что та чувствует себя плохо и не хочет идти с ней к «целителю» Остапу. А мама начала отговаривать сестру, но тщетно. У нее от переживания возобновилась давняя болезнь сердца, и пришлось ее госпитализировать. Она попросила, что бы вы ее исповедали, причастили и соборовали. - Мария вытерла слезы.
В этот час шестидесятилетняя Серафима Репейкина - невысокая, худощавая женщина с морщинистым лицом, носящим выражение злости и недовольства, которая во всеуслышание отвергла увещания и наставления священника, обращалась к Остапу. Незнакомому человеку никогда не могло бы прийти в голову, что она родная тетя Марии и сестра ее благочестивой, кроткой матери.
- У меня постоянно болит и уже на грани паралича левая рука, - пожаловалась она. - Левая, не забудь... Ходила в поликлинику, не помогло, один раз посетила церковь, тоже без результатов. Помоги... давай помогай, если ты великий целитель! - не столько просила, сколько приказывала пенсионерка.
Хотя Серафима была первой посетительницей, но Остап ее встретил самоуверенно, ни-чуть не смущаясь отсутствием опыта. Если его главный неприятель священник Вадим во время священнодействий смиренно осознавал свою незначительность, а совершителем таинства называл Господа, то «маг», не понимая, что ему покровительствует лишь лукавый, считал себя чуть ли не Богом. Ибо ему еще при поступлении в «колдовскую» школу адский обольститель, как когда-то Еве перед грехопадением, вложил в ум и сердце наущение: «будешь, как бог». И вот теперь он, исполненный гордости, чувствовал себя на троне вершителя людских судеб и понимал, что любые, даже самые абсурдные, его слова и действия станут восприниматься за чистую монету, и все посетители будут находиться под гипнозом его всесильности и могущества.
Остап после одного взгляда на женщину поставил «диагноз»:
- У вас организм работает неправильно, засорены энергетические каналы, много кармических сгустков образовалось. Поэтому рука болит и немеет.
Серафима, у которой племянница работала в больнице, всякое слышала о болезнях, но то, что назвал маг, прогремело приговором к смерти. Женщина здоровой рукой вытерла с лица холодный пот. Остап, напугав чуть ли не до шока пациентку, посмотрел в ее расширенные глаза и протяжно проговорил:
- Успокойтесь... Вы слышите, как боль в вашем теле утихает, она покидает вас...
- Ой! Точно, точно, рука выздоравливает! - взволнованно ликовала Серафима, энергичнее двигая «излеченной» конечностью.
- А как же иначе, - говорил «маг», довольно улыбаясь и удивляясь столь скоропалительному успеху. - Только, сами понимаете, все денег стоит! Следует заплатить, а не то все сторицей вернется.
- Хорошо, хорошо, - открывала правой рукой и слегка уже поддерживала левой кошелек женщина, готовая на все, лишь бы не слышать больше о «засорении» и «сгустках». - Сколь-ко?
Но когда маг назвал сумму, Серафима опустилась на стоящую рядом табуретку.
- Фух... - бесполезно пыталась она выдохнуть тяжесть.
Чуть ли не последних денежных сбережений пришлось Серафиме лишиться. И все же в тот час она выходила на улицу больше довольная, чем огорченная.

Отец Вадим исповедал, причастил болящую Тамару и стал ее соборовать.
Тамара, слегка полноватая женщина с приятным, излучающим доброту лицом, разменявшая седьмой десяток лет, благоговейно крестилась и сосредоточенно слушала молитвы. Она, как истинная православная христианка, которая постоянно читала Священное Писание, от-носилась к болезням терпеливо. Они, осознавала Тамара, посылаются человеку и за грехи его, и для испытания веры, как в случае со святым многострадальным Иовом, и для смирения, и посещают человека, как следствие тленности тела. Также хорошо помнила Тамара, что все видимое и невидимое во власти Господа. Она слушала молитвы священника и мысленно просила Бога вразумить сестру Серафиму.
Сестра же Тамары, оставив «магический салон», шла улицей, и ей не терпелось поведать всему свету о сверхъестественном исцелении. А встретив невропатолога местной больницы, подругу ее племянницы, закричала на всю округу:
- Видишь, Галя, рука как новая! Смотри, что сотворил настоящий целитель. После вашего лечения было еле заметное облегчение, а здесь - сама видишь...
Серафима завертела поднятой рукой, будто танцуя.
- Это очень хорошо, что рука не болит, - добродушно сказала врач. - А насчет процедур, тетя Сима, то ведь вы их сами не хотели выполнять, как следует. Да и Маша мне жаловалась, что никак вас не заставить...
- Зачем мне ваши процедуры?! - прервала врача Серафима. - Это все ерунда! Это все прошлый век! И вообще эти ваши больницы больше не нужны!..
- Возможно, вам они и не нужны, но сегодня вашу сестру в больнице спасли от смерти.
- Вот, вот... глупая!.. - воскликнула женщина. – Я ей говорила, просила ее, а она: «Церковь, церковь...»
Серафима, недовольно покрутив головой, устремилась к Тамаре. Чтобы сократить путь, она перелезла через брешь в металлическом ржавом заборе и зашагала по территории заброшенного консервного завода, которому вместе с Тамарой отдала лучшие годы. «Не Мамай ли здесь прошел?..» - подумала пенсионерка. Она не могла узнать родного предприятия: вы-биты стекла и даже рамы цехов, склада готовой продукции, где еще недавно стояли высокие штабеля банок тушенки, салатов, соков - продуктов, которые Серафима вспоминала, как сказочный сон. Территория, когда-то чистая, теперь отпугивала разбитыми банками, ящиками, зарослями крапивы и бурьяна. Между зданиями навсегда замер полуразобранный трактор «Беларус». На этом фоне дикого опустошения призраком безвозвратного прошлого возвышался на двух опорах огромный плакат с надписью: «Решения 27 съезда КПСС - в жизнь!» Этот лозунг ностальгически напомнил Серафиме о прошлом, как она с Тамарой исполняла «решения партии». За труды до седьмого пота сестры удостаивались наград и вместе радовались им не меньше, чем заработкам. Но когда у погрузочного транспортера упал замертво муж Тамары - не выдержало нагрузки больное сердце, то после похорон вдова до неузнаваемости переменилась: в выходные ездила в храм соседнего города, дома сняла со стен грамоты, благодарственные письма и другие памятные свидетельства своих заслуг. Вместо них она повесила иконы, а в свободное время молилась и читала Святую Библию. Все свои дальнейшие поощрения по работе Тамара воспринимала с холодным равнодушием и говорила, что главное - это награда Господня. Неверующая Серафима называла сестру ненормальной, считая, что та потеряла рассудок, предпочитая некие религиозные фантазии реальной жизни, которая, по словам ее писателя-кумира Николая Островского, «дается один раз» и от нее, решила «нормальная» женщина, следует брать все... С такими полярно противоположными взглядами на жизнь сестры вышли на пенсию. Общими у них были лишь «заработанные» от тяжелого труда недуги: у Серафимы часто болела рука, а у Тамары - нога, да и беспокоило иногда сердце, болезнь которого ныне усугубилась.
И вот теперь Серафима, минуя варварски покореженные, перекошенные ворота проход-ной, направлялась к больнице. Она уже представляла в красках, как отругает «непослушную» сестру, но когда переступила порог палаты - остолбенела. Священник читал молитву: «Отче святый, …исцели рабу твою Тамару от обдержащия ее телесныя и душевныя немощи, и оживотвори ее благодатию Христа Твоего...» Святые слова раздражительно коснулись души Серафимы. Она даже попятилась, но желание продемонстрировать, до какой удивительной гибкости излечена ее конечность, сдержало женщину. Когда же священник в конце таинства, произнося отпуст, поднял крест, то, по случайному ли совпадению или по какой-то другой неизвестной причине, ее левая рука внезапно заболела, будто в нее впились одновременно несколько шипов, а затем онемела. Серафима, забыв о сестре, отворила спиной дверь и понеслась по коридору к выходу.
- Подальше, подальше от этих опасных священников, врачей, от этой больницы, - бубнила она.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Высокий порог «магического салона» переступил пасынок редактора Григорий Дубов. К магу привел его не знающий пределов максимализм. Парня мало удовлетворяли выделяемые отчимом деньги, а, вопреки внутреннему осознанию своей посредственности, он желал в полной мере испытать ощущение исключительности хотя бы среди сверстников. Поэтому Григорий высказал магу давно взлелеянное желание универсальных, как ему казалось, благ:
- Я прошу, очень прошу сделать так, чтобы я, назло своим многим врагам, да и всем во-круг, имел власть и деньги.
Остальное, по его убеждению, должно было приложиться само собой. Остапа просьба ни-чуть не смутила, даже, «профессионально» оцененная, обрадовала коммерческой выгодой.
- Это непросто, - сказал он, - и недешево. Ведь нужно подкорректировать целую дорогу судьбы. Возможно, придется повторно наведаться.
- Я... я лучше сразу все заплачу, только устройте, - разволновался посетитель.
Маг написал на бумаге весьма внушительную цифру. Григорий лихорадочно дрожащими руками стал вынимать сразу из двух карманов скопленные за много дней, сохраненные на пределе терпения родительские подачки и еле уложился в указанную сумму денег. Остап открыл книгу заговоров - безумных, бредовых текстов, пародий на церковные молитвы - и стал читать:
- Всем твоим злодеям, лиходеям, всем... соль в глаза, пепел на язык... скорого удачного успеха для тебя... - Затем маг поднял руки, поводил ими по воздуху, будто что-то нащупывая, и продолжил: - Вот... вот... вижу, силы исполняют твое желание! - а сделав паузу, будто давая «силам» время, сказал Григорию: - Будет тебе по твоим словам. Держись хозяина черного джипа... Исправленная дорога твоей судьбы к нему ведет.
Григорий Дубов выбежал из дома Остапа и так же спешно принялся заводить свой мотоцикл «Восход». Ему хотелось быстрее мчаться по прямой дороге навстречу власти и богатству, которые пообещал «великий маг». Но двухколесная машина была равнодушна к намерениям юноши. И на неоднократные и нервные толкания ногой заводного рычага мотоцикл, подобно псу, которого дразнят, издавал лишь ворчания.
- Вот чермет! - возмущался Григорий, вытирая пот со лба. - Как ты мне надоел!
Старый «Запорожец», на котором он домой постоянно возвращался на буксире, совсем развалился. Поэтому только это средство передвижения оставалось у него, и юноша продолжал трясти правой ногой, рискуя остаться без обуви. Наконец «Восход» зарычал, затарахтел, утопая в дыму. Григорий вскочил на него и, дав газу, помчался по центральной улице. Однако метров через пятьсот мотоцикл заглох. Старушка, проходящая рядом по тротуару, убрала руки с ушей, перекрестилась и промолвила:
- Слава Богу!
Молодой человек с почти одинаковым усталым укором посмотрел сначала на нее, потом на мотоцикл. Затем со злостью ударил его ногой в бок, по мотору. Но такой метод разрядки не возымел результата, за исключением ушиба собственной лодыжки. Григорий одним рыв-ком поставил «Восход» на подножку.

***

 Елена Вечерова нырнула в полутемный коридор магического салона сразу после Григория и нетерпеливо открыла дверь, ведущую, как она считала, к великому специалисту по астрологии. Только в отличие от ненасытного в желаниях и просьбах парня девушка повела себя намного скромнее.
- Я, - объяснила она «магу», - занимаюсь астрологией. И вот я прочитала, что по знакам зодиака мы с моим парнем несовместимы, - еле слышно произнесла она последнее слово и, стыдливо покраснев от унижающего ее личность наречения, продолжила: - Я - «козерог», а он - «близнец». Хочу у вас, как профессионала, проконсультироваться, не ошибаюсь ли я?.. Ведь я только стала постигать эти великие тайны.
- Это я сейчас вам как на духу... - призадумавшись, ответил Остап. - А вы... - «маг» озвучил цену.
Девушка положила на стол деньги, которые, в отличие от сломавшейся дверной ручки, очевидно, совсем не «портили» «ауру» стола. Хозяин салона их аккуратно собрал и, рассматривая некую замысловатую таблицу, сообщил:
- Вы не то что не совместимы, вам нельзя даже приближаться к нему. Звезды никогда не ошибаются.
Последняя волна сомнений оставила Елену.
- А кто мне подходит? - спросила она.
- Если вы настаиваете, я вам сейчас скажу, кто ваш избранник, только, сами понимаете, за это уже отдельная плата. Еще я вам посоветую, девушка, предусмотрительно приобрести талисман на удачу, - маг указал рукой на один из «дорогих» камушков.
Елена взяла талисман, вытряхнула остатки из кошелька и ждала своей «звездной» участи.
- Звезды говорят, - поведал Остап, - что для вас приемлем «овен», но самый идеальный жених - «козерог». Вот его ищите.
«Значит, все правильно, от судьбы не уйдешь», - подумала Елена, выходя на улицу. Она, не откладывая, отправилась к киоску «Союзпечать», знакомая продавщица которого ей пообещала отложить свежие газеты с гороскопами и брошюры по астрологии. Девушка брела по тротуару в тяжелых раздумьях. Даже глаза, будто на них повесили гири, отягощено смотрели вниз. Она чуть не столкнулась с бойко шагающим ей навстречу Николаем.
- Здравствуй, Лена, очень рад тебя видеть, - в глазах юноши теплился огонек надежды.
- Здравствуй, Коля, - неприветливо ответила Елена.
Николай видел, что Елена что-то от него скрывает, и спросил девушку прямо:
- Я вижу, дорогая, тебе что-то не дает покоя. Скажи мне, что тебя тяготит. Ведь между нами никогда не было тайн...
Елена на мгновение заколебалась - в глубине души отозвалось что-то светлое и дорогое. Но последующая мысль черной тучей заволокла живое чувство: «Это не моя любовь».
- Не быть нам, Коля, вместе, - холодным, будто чужим, голосом заявила она.
- Ты, ты что говоришь? - затревожился Николай и взял любимую за руки.
Та попятилась.
- Это не от меня зависит, это моя карма, - объяснила девушка.
- Леночка, ты о чем? - пытался докопаться до правды юноша.
- Наши знаки зодиака, это маг подтвердил, абсолютно не совместимы. Прости меня, Ко-ля, но лучше сразу... - и с этими словами Елена поспешила прочь.
Вдруг она увидела идущего ей на встречу отца Вадима с черной требной сумкой в руке - тот не спеша возвращался из больницы. Девушка испуганным диким зверьком бросилась на противоположный тротуар, боясь, что проницательный настоятель ее остановит и «некомпетентно» нарушит предопределенное божками-звездами течение жизни.
Впереди возвышалось неприглядное здание продовольственного магазина. Поравнявшись с ним, девушка услышала знакомый мужской голос:
- Лена, здравствуй!
На первый взгляд было трудно определить возраст человека, заросшее лицо которого вряд ли видело бритву в последние дни. На мужчине был черный, мятый, явно с чужого плеча костюм. В руке он держал наполненный чем-то белый пакет, который особенно ярко смотрелся на фоне одежды. Елена узнала во встречном своего дальнего родственника. Она сразу вспомнила, как в школьные годы над ним подшучивали, что его день рождения недействительный - совпадал с первоапрельским днем смеха - и тут же заключила: он по знаку зодиака «овен» и совместим с ней.
Елена присмотрелась к парню и сказала:
- Привет, Борис. Давно тебя не видела...
- Так я жил в Красноярске. Вот уже успел развестись. Слышал, ты еще не замужем. Я, пользуясь случаем, хочу тебя пригласить сюда, в парк. Посидим, поговорим, - он показал в сторону роскошного кафе. Оно в советское время называлось «Березка», а теперь его пере-именовали в «Lady и джентльмены».
-Да я...
- Не отказывайся. Мы целую вечность с тобой не виделись. Идем, идем...
Елена не стала больше возражать. «А вдруг это он и есть мой избранник, от судьбы не уйти», - тяжело вздохнув, решила она и последовала за «овном», который привел ее к скамейке. Борис вынул из пакета газету, развернул ее и положил в качестве скатерти.
- Ты, Леночка, садись, - любезно предложил он, - а я сейчас, так сказать, накрою стол.
Он поставил на газету бутылку самопальной водки, которую обычно продавали при входе в магазин из-под полы, две бутылки пива, положил буханку хлеба и в целлофановом пакете селедку.
- Вот, чем не царский стол! - засмеялся приятель и в мгновение ока откупорил бутылку водки.
Елена брезгливо отвернула голову и с грустью посмотрела на кафе, до которого оставалось каких-то тридцать шагов. Там можно было бы спокойно посидеть с Борисом за чашкой кофе, пообщаться, узнать возможного избранника поближе.
- Ты, Борис, извини, но я спиртного не буду. К тому же здесь гуляют знакомые и могут неправильно истолковать. Вот... - она задержала взгляд на появившейся рядом Зое Любавиной.
Та была наряжена в белое укороченное и плотно облегающее стан платье. На ее чрезмерно напудренном лице ссадиноподобными пятнами синели подведенные тенями глазные впадины, а на губах, несколько размыв их очертания, поблескивала вызывающе яркая помада.
- Здрасте! - кинула она. - Празднуете?.. Ты, Боря, и - Лена? А где же Николай?.. - на-смешливо улыбнувшись, спросила Зоя девушку и тут же, испуганно отпрянув, добавила: - А я... я вас обоих насквозь вижу!..
Елене от последних слов стало не по себе. Жгучий стыд опалил ее.
- Извините, мне нужно идти, - тихо проговорила она и пустилась в сторону тротуара.
Елена ускоряла шаг, невольно вспоминая слова «великого мага» о том, что ей идеально подойдет тезка ее знака «козерог»... А Зоя, отведя увеличенные глаза от исчезающей из вида девушки, пронзительно нацелила их на Бориса. Ей после контузии молнией на «купальском» берегу стали вырисовываться, на миг-второй, при виде людей их внутренние органы. На сей же раз Зое надолго открылось анатомическое строение ее новых встречных.
- Боря, - взволнованно сказала она молодому, а точнее, не по возрасту зрелому человеку, которого почти год не видела в городе и на которого переключила все свое «сверхъестественное» внимание. - У тебя печень вся белая... Я вижу... Она такая...
- Этим пустяковым видением меня не удивишь, - перебив Зою, засмеялся Борис. - Вот мне недавно показалось, так показалось. Я после бурного очередного застолья утром открываю глаза, а среди комнаты, мама родная... Представь себе: стоят на задних лапах три громадные в милицейских фуражках, какого- то зеленоватого оттенка крысы и, размахивая на-ручниками, грозятся человеческим голосом арестовать меня за тунеядство. Хорошо, что у кровати была недопитая бутылка самогона. Я ее опорожнил, и ужасное наваждение тут же исчезло. Так, что, опираясь, так сказать, на горький опыт, я сейчас тебя вылечу. Начнем, пожалуй, с пива.
- Я вчера не пила, и вообще... это у меня после удара молнией... - пробовала разъяснить ситуацию Зоя.
- О-о... тогда пиво в сторону, - Борис поднятую бутылку «Жигулевского» поставил на скамейку. - Тебе срочно водка нужна.
Зоя, не гнушаясь бесплатным угощением, поняла: доказать достоверность диагноза своему гостеприимному приятелю не получится и засомневалась, что в ее способность «рентгеновидения» поверят другие.

***

- Никчемная развалина! - обозвал Григорий мотоцикл и с завистью посмотрел на стоящий рядом черный джип.
«Это же о нем, родимом, говорил Остап», - вспомнил он, воодушевленный столь скорой удачей.
Юноша, прихрамывая на ушибленную ногу, приблизился к роскошной машине с тонированными стеклами. Через полуоткрытое боковое окно он осмотрел панель, потом его глаза неожиданно замерли: на переднем сиденье с чуть прикрытым кожаной папкой стволом лежал автомат Калашникова.
- Что, нравится?! - будто выстрел из этого же оружия раздался за спиной голос.
Григорий в испуге повернулся и увидел высокого, широкоплечего молодого мужчину, обритого налысо. Человек в черных, с дорогой оправой очках, расплылся в улыбке. Это был Петр Волков. На нем красовался необычный, совсем не подходящий для жаркого дня, вишневый пиджак и светлые брюки в клетку, больше всего напоминавшую тюремную решетку. Григорию тут же вспомнился один боевик, в котором парня убили за то, что он заметил у кого-то оружие.
- Я... я... ничего... ничего не видел... - стал доказывать неуверенным голосом свою слепо-ту юноша.
- Да, ладно тебе, не видел он... - по-прежнему улыбаясь, пробасил здоровяк. - То, что ты не видел - хорошо. Меньше будешь видеть, дольше проживешь...
- Буду, то есть не буду... - от волнения запутался в объяснениях Григорий.
- Да, ты, Гриша, успокойся... Я к тебе давненько присматриваюсь... Не удивляйся... Я та-ких ребят, как ты, не упускаю из вида. Я видел, как ты недоволен этой советской рухлядью, - небрежно махнул Петр рукой в сторону мотоцикла. - Значит, хочешь иномарочку?
- Да я... только вот...
- Ну, что ж, в наше время все возможно. Главное - желание. У тебя, я вижу, есть желание?
-Е-есть...
- Мне нужен здесь такой помощник, как ты. Много дел, а людей преданных не хватает... Я тебя сделаю большим человеком. Ты не против, надеюсь?
- Нет, нет, что вы... я согласен.
- Тогда садись в машину.
Сказав это, Петр открыл заднюю дверцу. В джипе он угостил парня коньяком. Затем «крутой» начал знакомить Григория с его новыми обязанностями. Они были, к удивлению, очень просты. Требовалось на городском рынке обходить палатки, собирать «дань» и передавать ее новому «руководству».
- Пусть только попробует кто-нибудь не подчиниться тебе, - похлопывая юношу по плечу, говорил бандит.
- Я вас, я вас не подведу, я все сделаю, как вы говорите, - твердил Григорий, не веря в происходящее. - Он посмотрел в сторону закрытого пятиэтажкой базара, но в своем разогретом словами «Волка» воображении, даже сквозь толщу строения, видел, как ему услужливо подносят деньги продавцы. Необычайно быстро состоявшийся рэкетир уверенно с хищно властным блеском в глазах заключил: - Они будут платить, все до копеечки.
- Я в тебе и не сомневался, - нашел нужные слова «заботливый» покровитель и достал из внутреннего кармана пиджака пачку долларов.
Петр вытащил две стодолларовые купюры и протянул парню.
- Вот тебе аванс, - сказал он. - Как видишь, я умею быть благодарным.
- Да, да, вижу, спасибо, - понимающе улыбнулся Григорий и мгновенно спрятал деньги в карман.
- Ну у тебя и хватка на деньги, - засмеялся Петр. - Давай, дерзай! Скоро на иномарке будешь кататься! - Хозяин джипа подробно проинструктировал парня и на прощанье сказал: - В общем, начинай работать... До встречи!
Через несколько секунд джип уехал, а ошарашенный свалившимся счастьем Григорий благодарно смотрел ему вслед, не веря своим глазам. Он еще раз сунул руку в карман. Деньги были на месте. Молодой человек даже перестал злиться на мотоцикл и уже собирался его откатить домой, как увидел на тротуаре красивую девушку. Она легко шагала, будто плыла ему навстречу и, одетая в розовое платье, напоминала прекрасный цветок. Это была Елена, которую он у «магического салона» и не заметил, ослепленный обещанной Остапом радужной перспективой.
Глаза Григория загорелись.
- Здравствуй, Лена! Прокатиться не хочешь с ветерком? - сказал юноша первое, что при-шло ему в голову, и тут же пожалел, что слово не воробей.
- Здравствуй, Григорий! - ответила девушка. - Сам езжай на своей таратайке.
Если бы юноша услышал такое несколько минут назад, то озверел бы от негодования. Но теперь он только с облегчением вздохнул, осознавая, что его глупейшее предложение оста-лось пустым звуком. А Елена вдруг ясно вспомнила, как шумно в начале января отмечал свой день рождения Григорий. «А ведь он козерог», - подумала девушка, вовсе не обрадовавшись. Легкомысленный, невоспитанный, паразитирующий на средства родителей юноша никаких приятных чувств у нее не вызывал. «Но зато козерог идеально совместим...» - заговорила в Елене языческая, неразумная и слепая покорность судьбе.
- Я пошутил насчет мотоцикла, - весело сказал Григорий и сразу перешел к главному: - Лена, я тебя хочу пригласить в ресторан. Вот, смотри! - он деловито вынул из кармана две зеленые купюры, развернув их веерком.
- Ты что, иностранцев ограбил?!
- Я, Лена, нашел хорошую работу. И это только аванс.
Елена даже приблизилась к парню, а точнее к долларам. Ей
было в диковинку посмотреть на заграничную валюту. Григорий, видя, что заинтересованный взгляд девушки достается лишь ценным бумажкам, тут же убрал их в карман.
- Я, - кичливо произнес он, - скоро разбогатею, построю виллу на берегу синего моря, куплю самолет... - отпустил в свободный полет фантазию Григорий.
Он поднял голову к очистившемуся от туч небу, в котором, словно его мечта, парила белая чайка.
- Эй, Гриша, спустись на землю, - улыбнувшись, позвала Елена.
- Ладно, ладно...- вернулся к действительности юноша. - Давай, Лена, сходим в ресторан... Поговорим о новой жизни. Я закажу... - Григорий напряженно поразмыслил над возможным меню и облегченно молвил: - холодной минеральной водички, а то жарко.
- Я тепло люблю, - многозначно произнесла девушка, поражаясь жадности «избранника». - Давай лучше прогуляемся к киоску, - она повернулась к недалекому белому павильону с архаической надписью «Союзпечать».
Там Елена бережно и нежно, как принимают ребенка, взяла в руки газеты, черную брошюру с несколькими белыми иллюстрациями звезд и медленно зашагала со своим спутником обратно. Она на ходу с непреодолимым интересом стала листать книжицу, сулящую открытие новых жизненно определяющих тайн.
- Ну ты, Джульетта, даешь, уже с третьим шашни крутишь! - раздался неожиданно знакомый женский язвительный голос и смех.
Девушка вздрогнула. Она увидела перед собой с покрасневшим лицом и подогретым спиртным настроением Зою. Та шла под руку с таким же веселым напарником - Борисом. Елена, расходясь со старыми знакомыми, боялась, что вот-вот провалится сквозь уходящие из-под ног прочные тротуарные плиты. «А действительно... что же это... что я делаю?» - про-летела искоркой истины в помраченном сознании девушки мысль.
- Все, Гриша, пока... - молвила она «избраннику». - Мне нужно домой. Извини. Давай лучше завтра или послезавтра встретимся.
В Елене трудно было узнать ту прежде жизнерадостную и миловидную девушку. Она с угнетенно мрачным видом тут же удалилась, успокоительно прижав к груди свежепахнущие издания.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Николай провожал глазами Елену и еле сдерживал себя, чтобы не крикнуть: «Постой, очнись!..» Сердце, не подчиняясь разуму и не желая мириться с пустым холодным одиночеством, безудержно рвалось вслед за девушкой. Ноги сами медленно зашагали по плитам тротуара, и Николай, как далекая тень Елены, стал преследовать ее. Он еще как-то контролировал себя, наблюдая встречу любимой с незнакомым молодым неряшливым человеком... Но когда девушка стала заинтересованно общаться и прогуливаться с Григорием, юноша, убегая от жестокой реальности, свернул в ближайший проулок и бросился к водохранилищу.
Там Николай, отдышавшись, одиноко побрел по берегу. Вдруг он увидел, как на воду опустилась пара белоснежных лебедей. Птицы проплыли бок о бок несколько метров, потом повернулись друг к другу и нежно соприкоснулись клювами. Затрепетало сердце юноши, и впервые в жизни он позавидовал птицам.
- Коля грустный, я веселый! - вспугнул Николая голос Фомы, который будто выпрыгнул из-под земли.
- Да, Фома, - горестно молвил алтарник, - ты всегда веселый, ты никогда не унываешь... Вот бы мне сейчас хоть частичку твоего настроения...
- Солнце смеется! - словно подбадривая Николая, сказал Фома.
Он указал рукой на ослепительно золотой шар, который завис над водоемом и щедро осыпал блестками его гладь. Но даже эта изумительная картина не тронула печальное сердце Николая. Наоборот, ему хотелось скорее оставить берег. Березы казались Николаю раздражительно веселыми свидетелями канувших в Лету счастливых встреч с Еленой, а цветы в траве, словно ее следы, терзали душу какой-то пустоцветной безвозвратностью.
- Идем, Фомушка, лучше домой... - сказал Николай и вместе со своим утешителем зашагал по набережной.
У поворота к церкви Николая поразило невиданное зрелище. Малолетние дети, подражая взрослым, водили вокруг небольшого, но дымного костерка хоровод. На их головах пест-рели рассыпанные по волосам венки из одуванчиков.
- Геенна огненная! - закричал им Фома и подбежал к устроенному детьми очагу.
Он нашел в траве черную корягу и, остановив детей, стал хлестать по пламени до тех пор, пока оно не испустило клубы серого дыма. Дети, попятившись, озадачено наблюдали расправу Фомы с костром. А, чуть подождав, стали наперебой выкрикивать:
- Фомя, дай конфет!
- Угости конфеткой!
- Дяй!
- Угости!..
Но Фома, закончив с пепелищем, даже не взглянул в сторону маленьких попрошаек. Он вынул из кармана слипшиеся от жары конфеты и, подбежав к воде, швырнул сладости по-дальше от берега. Возвращаясь, он крикнул детям:
- Воде дал конфеты... вам не дам!..
С этими словами он побежал в сторону храма. А Николай, не веря в происходящее, услышал из детской толпы озлобленные выкрики:
- Вы плохие!
- Запретили Ивана Купалу!
- Я пожалуюсь папе!
- А я маме!..
 «Эти детки, видимо, не смогли понять тогда, после языческого празднества, обращенную к взрослым проповедь отца Вадима, но ритуальное пламя им запомнилось», - подумал юноша.
Мутные клубы дыма от потушенного костра проплыли перед глазами Николая, и без того в тот час видевшего мир в мрачных тонах. Он ощутил самой душой всю смрадность этого дыма язычества, которое проползло зловонной тенью между ним и любимой девушкой. Юношу вдруг испугала мысль: «Если взрослые, попавшие в туман суеверий, порой оказываются в состоянии ложного и искаженного миросозерцания, то что может случиться с беззащитными подобными нежным цветкам детскими душонками?..
- Ребятки, а хотите, я вам расскажу об Иисусе Христе, который на подобном водоеме со-творил великое чудо... - обратился он к чумазым девочкам и мальчикам.
Дети подступили к Николаю, сверля его пытливыми глазенками.
- Это вы нам такую сказку расскажите? - спросила девочка лет шести.
- Нет, милые, то, что я собираюсь вам поведать, - правда, святая быль, - объяснил юноша.
И он стал малолетним слушателям говорить о Спасителе, как Господь чудесным образом умножил улов рыбаков. При этом Николай, для наглядного примера, указал рукой на отдаленную от берега лодку, в которой сидел Филимон, держа над водой удилище.
- А какой Он, Иисус Христос? - по окончании интересной евангельской истории спросил мальчик, который несколько минут назад называл Николая «плохим».
- Здравствуйте... - вдруг раздался рядом радостный голос отца Вадима, которого, как оказалось, привел вместе с Мишей и Аней встревоженный Фома. - А Иисуса Христа, - продолжил настоятель, - я с Николаем вам хоть сейчас покажу. Идем в церковь, там почти на каждой иконе изображение Господа.
Дети дружно, совершенно забыв о прежней греховной забаве, пожелали отправиться в храм. Тут же все во главе со священником зашагали в сторону величаво возвышающейся над верхушками берез снежно белой колокольни. Фома, весело подпрыгнув, извлек на ходу из бездонного кармана брюк целую горсть не известно откуда взятых конфет и пустился раздавать сладости девочкам и мальчикам.
Сердце Николая стала оставлять прежняя тяжесть, и в него проник теплый лучик надежды. Юноша, следуя в окружении детворы за отцом Вадимом, не мог и предположить, что это идут в храм навстречу с Богом ученики будущей воскресной школы.


ГЛАВА ПЯТАЯ

Корреспондент районной газеты «Новое время» Максим Занудин приблизился к двери «магического салона» в разгар приема, но без очереди - по редакционному удостоверению, успев чуть ли не перед каждым клиентом «мага» хвалебно повертеть красной книжечкой. У самого порога он столкнулся с покидающей помещение своей матерью, неузнаваемо сияю-щей от радости. Но та, как показалось молодому человеку, не заметила его, родного сына, пристально и цепко ища глазами что-то таинственное и, видимо, сокрытое от обычных смертных. Журналист, молча разминувшись с ней, зашел к Остапу. Он особо дорожил этой встречей с «великим человеком» и надеялся, что теперь его время настало. Корреспондент еще и еще раз вспомнил напутственные, произнесенные без особого оптимизма слова редактора Ивана Чернова при приеме в коллектив:
- Постарайся, Максим, внести свежую струю.
Изо всех сил старался младший коллега внести хоть струйку свежести в газету. Однако штампы советских времен глубоко въелись в его сознание. Да и не собирался он отказываться от шаблонов, так облегчающих журналистский труд. А за окнами редакции бурлила новая и никак не стандартная жизнь. Каждый последующий день был насыщен неповторимыми событиями. Средства массовой информации, особенно российского масштаба, пестрели сенсациями. Эталоном высшего мастерства считалось написать что-то «жареное», не важно, ка-кое на вкус, какого качества. Максиму хотелось вслед за такими «современными» журналистами тоже выудить что-то необычное, такое, что могло бы его сделать если не выдающимся, то хотя бы известным. То есть он жаждал славы, и славы любой ценой, при этом боясь расстаться с «надежным» набором лексических заготовок - штампованных фраз. И когда редактор поручил корреспонденту сходить в салон «Все может магия» и написать о «великом маге», журналист радостно потирал руки. «Это ведь то, что мне нужно, какая удача!» - ликовал он. А уже попав в «магический салон», Максим, прежде всего, подумал о своем великом будущем и деловито огласил Остапу заветную мечту:
- Я корреспондент районной газеты и хочу, чтобы мои газетные материалы принесли мне славу.
Маг стал вертеть в руках шар, который напомнил Максиму глобус. «Он мне творит славу на весь мир», - мысленно заключил перспективный журналист. Остап в дополнение про-читал несуразные тексты заговоров и, невольно повторив задание редакции, сказал:
- Будет вам слава, только вы обязаны обо мне написать. Иначе не сработает.
Корреспондент с радостным блеском в глазах быстро удалился. Он сразу поспешил в редакцию. Ему не терпелось быстрее сесть за стол и начать писать сенсацию века. На полпути Максима остановил его добрый знакомый, с которым он много лет плечом к плечу трудился на маслозаводе. Тот был одет в легкий рабочий халат, покрытый жирными пятнами.
- Здравствуй, друг! - воскликнул работник и протянул немного испачканную правицу.
Максим попятился от него.
- Осторожно, Дима, а то вымажешь... - вместо приветствия сказал он и указал согнутым пальцем на свою белоснежную рубашку. - Я очень спешу, мне некогда. Извини...
- Максим, что это с тобой, ты же ведь был... мы же с тобой вместе... - разволновался Дмитрий. - Неужели у тебя одной минуты не найдется, чтобы поговорить. Я тебя не узнаю...
- Это было прежде, а теперь я среди интеллигенции. У меня теперь другой штатус... то есть статус... Вот... Видишь! - Максим показал удостоверение. - Не до тебя мне сейчас... Пока ...
- Пока, пока... штатус... - с горькой иронией проговорил рабочий вдогонку. - А совсем недавно еще нормальным человеком был...
Но корреспондент уже не слышал этих ностальгических симптомов. Он нагонял потерянные секунды. На тротуаре возле самого потрепанного временем здания редакции к нему подбежали Миша и Аня.
- Папа, мы к тебе.
- Мы соскучились...
- Вы-вы что сегодня... все сговорились?.. Я очень занят! У меня дела! Потом приходите, - бросил отец детям и исчез за дверью.
Корреспондент устроился за столом и с необычным вдохновением взялся за ручку. Заголовок у него родился еще в пути, и Максим огромными буквами вывел его на листе бумаги: «Магия - великая сила». В начале материала журналист изобразил значимость и важность приезда «великого мага». «Наш маленький город, идя навстречу светлому будущему, встречал величайшего экстрасенса, черного и белого мага Остапа», - написал он первые строчки и остановился. «Что-то здесь не то», - рассуждал корреспондент, понимая, что город стоит на месте и никуда не движется, что к «светлому будущему» шагали в Советском Союзе. «А ку-да сейчас мы идем?» - озадачился он и пожалел, что не попросил мага облегчить ему муки творчества. Но было уже поздно, и творческий процесс следовало продолжать в обычном для него режиме. «Так куда же мы идем?» - задумался Максим. Так и не найдя ответа, он решил никуда не «идти» и написал: «Наш маленький город встречал величайшего экстрасенса, черного и белого мага Остапа». Прочитав текст, Максим снова с огорчением заметил неточность: «город встречал» никак не увязывалось с действительностью. Ведь в «магическом салоне» побывало несколько человек, а вовсе не тысячи жителей районного центра... Корреспондент снова склонился над столом. Через какое-то время родилась новая строчка: «Наш город посетил величайший экстрасенс, черный и белый маг Остап». «Идеально, просто чудесно!» - в голос похвалил себя журналист. Он тут же вспомнил совет редактора: «Чтобы совершенствовать свое мастерство, нужно читать публикации старших коллег». Максим открыл лежащую рядом газету. Его внимание привлек большой некролог, напечатанный жирным шрифтом. Он прочитал его и снова зашуршал ручкой по бумаге.
Далеко за полдень измотанный трудами журналист поставил в своем материале последнюю точку. Он в голос медленно стал его перечитывать:
«Магия - великая сила.
Проявляя заботу о людях, наш город, - смаковал каждое слово Максим, - посетил экстрасенс, черный и белый маг Остап Бедов. На его сеансе была исцелена от продолжительной и тяжелой болезни пенсионерка Серафима Репейкина. Пусть же земля ей еще долго не будет пухом.
Также чудотворец, исполняя свой гражданский долг, помог в решении проблем другим горожанам.
Наш специальный корреспондент Максим Занудин»
Корреспондент бережно поднял двумя руками рукопись - свое детище - и поцеловал. В его перегруженной интеллектуальным трудом голове закружили воображаемые картины славного будущего - работы в центральной прессе.
Максим тут же попросился со своим неотложным «шедевром» к редактору.
- Молодец, молодец, Максим! - как за сенсационный материал, так и за поднятое настроение поблагодарил корреспондента Иван Чернов.
Он дополнительно расспросил автора заметки о невероятном событии и довольно сказал:
- Сейчас я его немножко отредактирую и отдам в завтрашний номер на первую полосу.
Когда Максим ушел, редактор зачеркнул прочитанный текст и написал на чистом листе:
«Лечение без лекарств.
Новое время демократии и гласности являет нам людей, обладающих сверхъестественны-ми способностями. Так, позавчера в нашем городе открылся салон «Все может магия». В нем проводил сеанс величайший экстрасенс, черный и белый маг Остап Бедов. На его сеансе исцелилась от болезни пенсионерка Серафима Репейкина, а многим другим посетителям была дана чудесная установка на счастливую, радостную жизнь. Вот какое лечение без лекарств дарит современникам магия.
Наш корреспондент Максим Занудин».
Максим, сдав материал, раньше обычного отправился домой, чтобы рассказать матери о своем успехе. Но Антонина его радость не разделила. Она с совершенно потухшим лицом нежно поглаживала рукой палубу самодельного парусника, занявшего пространство целой полки лакированной стенки, и лишь ворчала, что попусту потратила деньги в «магическом салоне».
Антонина всю свою долгую, далеко шагнувшую за шестидесятилетний рубеж жизнь отрицала существование Бога. В какой-то мере сказалось воспитание родителей - убежденных атеистов. Но когда СМИ начали активно рекламировать различных «магов», она податливо впитывала оккультную информацию и с легкостью поверила в сверхвозможности «чародеев». А полтора месяца назад умер от инсульта ее муж - бывший капитан парохода. Женщина под воздействием антицерковной литературы стала называть свою невестку Марину ведьмой и обвинять ее в смерти супруга. Молодая женщина не выдержала, забрала детей и отправилась к родителям. Антонина же с головой ушла в литературу о вызывании духов и посещении ими оставшихся на земле родственников. Она увлеклась до того, что однажды ей воочию явился покойный супруг. После видения ее встревоженная душа никак не могла успокоиться и ждала новой «встречи». И Антонина, услышав о «всесильном маге», тут же утром, опередив сына, отправилась к Остапу. Еще с порога она воскликнула:
- Прошу вас, любезнейший!.. Пожалуйста, устройте мне свидание с покойным мужем! Ведь, насколько мне известно, можно вызывать духов умерших.
Остап нисколько не удивился такому заказу. Он стандартно вонзил руки в «атмосферу» и после продолжительных взмахов и закатывания глаз произнес:
- Я уже освободил воронку из загробного мира. Думаю, вы вскоре увидите мужа. Дух его рядом. Только, чтобы я супруга к вам направил, нужно рассчитаться.
Женщина, не скупясь, отсчитала благодетелю солидную сумму.
Антонина почти целый день напрягала до боли глаза, а супруг все не появлялся. Вдова еле сдерживала свой гнев. И вот теперь утешала себя, осматривая парусник - память о муже моряке.
- Я уже истерзала свое сердце ожиданием, - пожаловалась она Максиму. - Я еще пару деньков подожду и тогда этому Остапу устрою... Твой бедный отец где-то в воронке застрял, холодный, голодный, а магу наплевать... Я ему!..
Максим в ответ равнодушной к его карьерным продвижениям матери обоюдно проигнорировал и ее слова. Он в мыслях щедро благодарил Остапа и думал лишь о публикации...
И вот она появилась. Увидев в газете свою сенсационную, пусть и исправленную, замет-ку, корреспондент оказался на седьмом небе. А когда редакцию начали сотрясать звонки болеющих и нуждающихся в целителе граждан, Максим чуть и вовсе не одурел от радости. Он специально заходил в отделы к коллегам, чтобы услышать похвалы. «Молодец, Максим, продвигаешься», «молодец, новичок, растешь», - звучали в его ушах одами отзывы старших коллег.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

Анастасия Вечерова после увиденного фото Марины в доме отца Вадима стала, не находя себе места, подозревать священника в неком романе со своей дочерью. Она после некоторых блужданий по пустому дому остановилась перед старым образом Спасителя, утирая слезу. Но молиться не смогла – сердце закрыла и охладила его тяжелая тень сомнения в помощи свыше. Мол, неизвестно, услышит ли ее Господь, а если прибегнуть к отвороту, то он уж точно подействует и разгонит нависшую над ее жизненным мирком черной тучей беду.
К «магу» Анастасия тоже не обратилась. И остановило ее вовсе не предостережение отца Вадима, к тому же, как ей думалось, порочного. Просто Остапу она не совсем доверяла: слишком молодым и неопытным он ей показался... Поэтому женщина решила взять инициативу в свои руки: один из выбранных отворотов, по ее мнению, должен был посеять раздор между настоятелем и Мариной. Организовать его, на первый взгляд, было просто. Следовало извлечь волосы из хвоста черной собаки и хвоста белой кошки, их связать и подбросить в дом священника.
Анастасия, мечась в бессоннице, еле дождалась утра - подходящего времени для реши-тельных действий. Младшая дочь, поднявшись, взяла корзину и отправилась за черникой. Вид у нее был невеселый. Зато Марина, будто отражая утренние солнечные лучики, вся сия-ла. Она надела свое лучшее платье, тщательно расчесала волосы, набросила на голову лег-кую розовую косынку.
- Мариночка, доченька, ты что это так на работу сегодня наряжаешься?.. - беспокойно спросила свою старшую дочь Анастасия.
- Я не на завод, мама, - ответила та, поправляя платок. - У меня отгул. А собираюсь я в храм. После разговора с отцом Вадимом я по-другому на жизнь взглянула...
- Как?! - с замиранием сердца воскликнула Анастасия, - Ты же прежде и слышать не хо-тела о храме.
- Все когда-нибудь впервые, мама, - сказала Марина.
Тут из своей комнаты вышел Филимон в отглаженных серых брюках и новой клетчатой синей рубашке.
- Ну, как я тебе, женушка? - спросил он, пройдясь перед зеркалом.
- А ты... неужели снова в церковь?.. - поинтересовалась Анастасия. - Просто ты говорил, что будешь отдыхать, жить в свое удовольствие, ходить на рыбалку.
- Буду, только сначала Божье Богу, - отозвался Филимон. - А ты почему не собираешься на службу?
- Мне что-то нездоровится, голова болит, - сказала Анастасия, глядя в сторону и, заметив, что Марина направилась к выходу, прошептала мужу: - А ты там за Мариночкой посмотри, посмотри внимательно...
- Ох, и впрямь голова не в порядке. Советуешь в церкви за дочерью наблюдать... - уди-вился Филимон и, махнув рукой, последовал за Мариной к двери.
Но не успели отец с дочерью переступить порог, как их окликнули дети, появившиеся в прихожей так рано и празднично одетые.
- Мы с Аней услышали, что вы собираетесь в храм, и тоже решили сходить к батюшке Вадиму, - сказал Миша.
- Не к «батюшке Вадиму», - поправила внуков Анастасия, процедив имя священника сквозь зубы, - а к Богу вы пойдете, родные мои сиротки...
- Мама, я вижу тебе совсем нездоровится, - сказала Марина. - Ты ляг, отдохни... Ну, пока!
Дочь, приобняв детей и поправив их одежонки, вместе с ними вышла.
- Пока, пока... надеюсь, что пока… - проскрипела в сердцах Анастасия.
Тут раздался колокольный звон, всколыхнувший тревожным набатом и без того ее мятежную душу. Женщина взяла со стола маленькие ножницы и выбежала на улицу. Каждая секунда сейчас была для нее на вес золота.
«Где же найти этих пресловутых собаку с котом?» - застрял в голове Анастасии насущный вопрос. Ее домашние питомцы, к несчастью, имели противоположную окраску: собака - белую, кот - черную.
- Тьфу, и нужно же вам было такими уродиться! - буркнула недовольно женщина. – Ни-какой пользы от вас - дармоеды…
Она с осуждением посмотрела на своего черного Мурчика, который, лежа на поленнице, грел на солнышке шерстку, и на Шарика, у которого только белый хвост торчал из будки. Она покрутила головой и поспешила к калитке. Карманы ее платья были набиты «приманкой» - хлебом и даже ливерной колбасой, специально купленной вчера на базаре.
Не успев пройти и десяти шагов по тротуару, Анастасия встретила свою сватью Антонину Занудину. Та на приветствие родственницы еле удосужилась ответить.
- Тоня, - обратилась к ней Анастасия, - нужно наших детей свести, семья все ж таки. Внуки как сироты... Я из кожи вон лезу, чтобы...
- Какие дети, какие внуки?! - набросилась на нее Антонина. - Мне не до них сейчас. Я мужа своего... Сему ищу. Он должен мне явиться. Маг пообещал...
- Так он же помер... - тихо проговорила удивленная Анастасия, автоматически перекрестившись.
- Он умер, потому что твоя дочь ведьма его со света сжила, вы все ведьмы... Но есть и добрые люди. Вот Остап его вернет. Если он Серафиме Репейкиной почти неживую руку поднял, то и мне поможет. А сыну моему лучше держаться подальше от твоей ведьмы.
Антонина, едва не сбив с ног мать невестки, порывисто бросилась на поиски усопшего мужа. А Анастасия, еще больше поникшая, смотрела ей вслед, твердо зная, что Марина уж точно ни в чем не виновата, ибо никакого колдовства не признает. Она, вздохнув, зашагала дальше, впервые не ведая куда, но понимая для чего. Однако и на этот раз Анастасия ушла не слишком далеко. Ее остановила Мария - мать алтарника Николая.
- Я умоляю вас, Анастасия, помогите нашим детям сохранить отношения, - проговорила она. - Ведь мой Коля и ваша Леночка любят друг друга. Только вот сейчас Лена увлеклась астрологией, побывала у этого мага и с ней что-то случилось. Она отказала Коле, связалась с этим непутевым Еригорием. Сын убивается, а у меня сердце разрывается. Пойдемте вместе в церковь, вместе помолимся, поставим свечи.
Однако Анастасия заняла сторону Елены, которая разделяла ее суеверные воззрения.
- Мне бы от старшей дочери беду отвести, - сказала Анастасия, - а насчет Лены, то я за нее спокойна. Извини, Мария, я тороплюсь.

***

Филимон, подходя с семейством к храму, осмотрел окунувшуюся в небесную синь колокольню, с которой раздавался непривычный зов колоколов.
- Я много десятилетий смотрел на наш храм просто как на красивое архитектурное строение, - сказал он Марине. - И только теперь, после беседы с отцом Вадимом, исповеди, причастия, увидел, что это святая церковь. В ней есть что-то неземное... светлое... неповторимое... И мы, дочка, помолимся, и у вас с Максимом все наладится, с Божьей помощью.
- Только на Господа и надеюсь, - вздохнула Марина. - Всему виной его болезненное тщеславие.
- Мама, если папу мучит это шеславие, то почему он к врачу не идет? - спросила Аня.
- Так получается, что он от хвори постоянно серчает... - высказал догадку Миша. - Давай, мама, ему лекарств сегодня купим. Я сам отнесу.
Марина с Филимоном обменялись еле заметными улыбками.
- Мы папу обязательно вылечим, мои ненаглядные, - сказала Марина. - Он непременно к нам вернется.
Перед ступеньками паперти взрослые пропустили вперед детей и поднялись за ними. Внутри храма, у казны, толпилось несколько прихожан. Чуть в сторонке с пожилой, опечаленной чем-то женщиной, разговаривал отец Вадим. Как только он закончил беседу и со-брался уходить, к нему подступили Миша и Аня.
- Батюшка, а кому нам помолиться, чтобы папа был снова с нами? - спросила девочка, которая особенно тяжело переносила разлуку родителей.
- Молиться, родные мои, нужно Господу, Божьей Матери и, конечно же, святым Петру и Февронии... - подсказал детям священник и подвел их к иконе покровителей семьи.
- А как молиться? - спросил Миша.
- Вы, милые, обращайтесь к святым ходатаям своими словами, просите их просто и искренне помочь вам, - нежно сказал священник и погладил их головы. - Они вас услышат, обязательно услышат.
Дети перекрестились и еще ближе подошли к святым ликам. А настоятель их тихонько оставил наедине со святыми ликами. И уже со стороны наблюдал, как к большому подсвечнику, стоящему перед иконой Муромских святых, подошли со свечами в руках Марина и Филимон. «Помоги им, Господи, помоги, Пресвятая Богородице, помогите, святии Петре и Февроние, обрести семейное благополучие, чтобы просветился ум раба Божьего Максима...» - искренне помолился отец Вадим, осенив себя крестным знамением, и отправился в алтарь.

***

Анастасия же понеслась в сторону парка, который кучерявился свежей зеленью крон и приглашал каждого отдохнуть от городской суеты. У мусорного бака она заметила черную дворнягу и, потирая руки, осторожно приблизилась к собаке, выхватила из кармана кусок хлеба и протянула животному. Собака во мгновение ока проглотила приманку и принялась гипнотизировать Анастасию голодными глазами.
- Ну нет, ты меня второй раз не проведешь, - зашептала раздраженно женщина.
Она отщипнула кусок колбасы и бросила ее в мусорную урну, в которой тут же утонула голова собаки. Анастасия выхватила ножницы и направила их на косматый хвост. Дворняга недовольно заворчала, но женщина уже держала в руке клок черной шерсти. Анастасия бережно спрятала «драгоценный дар» уличного пса в карман и, окрыленная удачей, бросилась на поиски белой кошки, прощупывая глазами траву, кусты и даже ветки на деревьях.
Собака, не имеющая понятия о планах Анастасии, неотступно, как на поводке, последовала за ней.
- Пошла вон, поганка! - накричала на нее женщина. - Фу!
Она нагнулась за лежащим рядом камешком. Собака, огрызнувшись, убежала. Анастасия, тут же забыв о грязной дворняге, покинула парк и свернула на тротуар.
- Вот, снова повезло, - всплеснув руками, больше пропела, чем сказала Анастасия.
Из широкого окна продовольственного магазина на нее оценивающе смотрела белая пушистая кошка. А в глубине торгового зала шумела очередь. Покупатели, вместо надоевшего разговора о привозе хлеба и селедки, бурно обсуждали поведение на городском базаре наглого и деспотичного рэкетира, всем хорошо известного Григория Дубова:
- Что же это творится?..
- Какой-то лоботряс заправляет базаром...
- Все!.. Скоро конец света - Страшный суд... - перекрестившись, окончательно всем испортила настроение угрюмая старушка.
Анастасия, ничего не ведая о рассуждениях толпы, метеоритом влетела в распахнутую дверь магазина. От неожиданного стука ее тяжелых сандалий очередь притихла. Покупатель, стоящий у самых весов, позвал Анастасию:
- Женщина, пожалуйста, проходите, я вам уступлю.
- Я, я не тороплюсь... я подожду... - сказала первое, что пришло в голову, Анастасия, лишь бы ее оставили в покое.
- Вы проходите, проходите... - отозвалась девушка.
- Я-я еще не определилась...
- Да чего тут определяться - между хлебом и селедкой, - горько улыбался мужчина, такой тощий, что, казалось, он и эти скудные продукты не всегда видит.
Анастасия выходила из себя. Кошка, а точнее, ее пушистый хвост красовался совсем рядом. «Как тут подойти незаметно, когда все таращатся? - подумала, негодуя, женщина. - И откуда у них столько этой противной вежливости взялось?»
- Я жду родственницу, не обращайте внимания, - отрезала Анастасия.
Она с почти кошачьей грацией подкралась к кошке и положила перед ней на подоконнике кусочек колбасы. Та жадно набросилась на мясную приманку. А женщина, натренировавшись на собаке, ловко извлекла из хвоста кошки клок шерсти и что есть духу выбежала на улицу.
Анастасия даже не заметила, как оказалась у своего дома. Она влетела в него и принялась за дело: связала черные волосы с белыми.
Вдруг женщину залихорадило от холода. Она вспомнила важную, но упущенную ею де-таль: волосы следовало не ножницами отрезать, а выдернуть руками из хвостов животных.
- О, Господи, за что ты меня караешь?! - тревожно воскликнула Анастасия, не понимая кощунственного смысла собственных слов.
Ничего другого не оставалось суеверной женщине, как отправляться обратно. Одно утешало: она уже знала, где найти подходящих животных. Анастасия снова наполнила карманы надежной приманкой и зашагала прямиком в парк. Собака топталась на прежнем месте среди разбросанного ею же мусора. На женщину она взглянула недоверчиво, искоса и угрожающе заворчала. Анастасия, укоряя себя в непредусмотрительности, вытащила чуть ли не весь запас колбасы и бросила под ноги. Дворняга, забыв не только обиду, но и все на свете, набросилась на еду и защелкала пастью. Анастасия зажала пальцами шерсть на хвосте и рванула на себя. Собака с диким визгом блеснула клыками и вонзила их в руку истязательницы. Женщина закричала так, что с отдаленного тополя взлетели вороны, а оглушенная дворняга, даже не подобрав остатков выпавшей из пасти пищи, ударилась головой об урну, отскочила от нее и бросилась наутек. Но клок шерсти паршивой собаки своей израненной рукой Анастасия все же триумфально удержала. Она, ноя от боли, опустила собачьи лохмотья в карман. Потом сорвала с головы платок, обмотала им руку и упорно продолжила путь - в магазин. Кошка, свернувшись клубком, спокойно дремала на своем излюбленном месте. У прилавка толпились новые покупатели, которые, к счастью или несчастью Анастасии, не обратили на нее внимания. Женщина тихо подошла к полусонному животному, ухватила на пушистом хвосте пучок шерсти и резко дернула. Кошка, по-змеиному прошипев, укусила Анастасию за здоровую руку. Женщина, еле сдержав крик, попятилась от озверевшего животного и, чтобы не привлекать внимания, мигом оставила магазин с зажатым в кулаке клоком шерсти.
Пострадавшая, раненная в обе руки, но внутренне довольная собой, она на ходу связала в черно-белый узелок шерсть, подбежала к дому отца Вадима, проскользнула в калитку и, за-крыв глаза, бросила «отворотные» волосы в открытую форточку.
- Все... наконец-то свершилось, - прошептала Анастасия, открывая глаза, и помчалась к своему дому, стягивая платком «боевые» раны.
За спиной ее раздался колокольный звон - в храме закончилась Литургия. «Слава Богу, успела...» - в очередной раз невольно и совершенно не к месту упомянула имя Господа Анастасия, радуясь успеху.
Но все же для полного спокойствия она решила, не откладывая, проверить действенность отворота...


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Миловидная девушка непрестанно дарила цветущую улыбку и нежный взгляд. Эту фото-графию Елены Николай пронес в кармане у сердца два года воинской службы, ее лицезрение облегчало ему «тяготы и лишения» армейской жизни. Теперь же в карточке, стоящей на верхней полке этажерки в его небольшой комнате, юноша мучительно усматривал фальшь и лицемерие. Он, морщась от захлестывающей его горечи, опрокинул фото и прильнул к окну, за которым вдали маячил «магический салон». «Дом несчастий, адское гнездо...» - неизвестно, сколько бы еще неблагозвучных названий адресовал злосчастному зданию Николай, если бы не раздался тихий стук в дверь. Она открылась, и порог переступила мать.
- Мне скоро на дежурство и решила заглянуть к тебе, затворнику, - молвила ласково Мария. - Я не хочу тебе в душу лезть, но твое угрюмое состояние меня очень тревожит. Нельзя так падать духом. Все еще с Божьей помощью образуется. Ты бы сходил, развеялся.
- Мама, Лена от меня удалилась, а здесь она осталась... - ткнул кулаком в грудь Николай, проглотив тяжелый ком. - Понимаешь?.. Если бы она меня разлюбила, я бы все понял. Как бы мне больно не было, я бы сам от нее отступил и положился б на волю Божью. Но она, что нельзя было не заметить по ее глазам, любит меня...
- Это, сын, самое главное. Ты бы еще с ней встретился, попробовал поговорить.
- Бесполезно, она как зомбированная, - и Николай, сокровенно делясь с самым родным человеком болью, поведал о том, что изводило его и не давало никакого покоя. - Только если обычному больному можно помочь, то здесь никакое даже чудо-лекарство не поможет, - с тяжелым вздохом закончил он.
- Да, сын, все непросто. Она, к сожалению, воспитанная суеверной матерью, с легкостью увлеклась астрологией. А когда вступила в контакт с этим антихристом Остапом, то вовсе потеряла голову.
- Это меня и убивает... - Николай на несколько секунд умолк. - Из-за каких-то сочиненных безумцами знаков зодиака связаться... и с кем? С Гришкой Дубовым... Он, кстати, тоже погостил в этом проклятом салоне. После него стал на базаре дань собирать. Разбогател, долларами хвастает, машину собрался покупать. Да и дома у него стенка и вообще вся мебель новая, от всего там захватывает дух. Все это может быть соблазнительно для девушки, не видевшей такой роскоши. В ее доме ведь все, как у нас, не считая некоторых вещей, изготовленных Филимоном...
Николай, пройдя мимо матери, открыл дверь, стал на пороге и демонстративно обвел рукой свою комнату и гостиную, где застыли, как давние экспонаты советского прошлого, скромные столы, шкаф, комод, две металлические кровати, черно-белый неработающий телевизор.
- Мы, Коля, с твоим отцом жили счастливо, - Мария посмотрела на настенную фотографию бравого десантника, - жили душа в душу и в этой простоте. Тогда в основном все так жили.
- Вот, вот, мама, все... А теперь другое время. Я даже работу себе не могу найти. Везде лишь сокращают... Разве это нормально, что вы с бабушкой копите деньги мне на новую одежду и обувь. Слава Богу, что в церкви поддерживают... А все эти новые русские, их лакеи в золоте купаются, все себе позволяют.
- Я не думаю, сын, что Лену богатство пленит. Она в заблуждении духовном. Ты не опускай рук, борись за нее, молись чаще и все будет хорошо. Держись... А мне пора.
И Мария, поцеловав сына, удалилась. А Николай, воодушевленный матерью, взялся от-стаивать свое счастье. Первым делом он отправился к Остапу. У того «рабочий день» закончился, и дверь была затворена. Юноша настойчиво, не жалея кулаков, постучал в нее. Тут же на пороге возник хозяин «магического салона», одетый в белый костюм под галстуком и строго сказал:
- Завтра приходи, молодой человек, а то мне некогда, собираюсь в ресторан.
- Здравствуйте, Остап, я вовсе не на прием... - стал объясняться Николай. - Я вас по-человечески прошу помочь моей девушке вернуться в нормальное состояние, отговорить ее от столь буквального восприятия этих... - Парень хотел сказать «глупых», но удержал себя, - ваших знаков зодиака.
Он доверительно поведал «вершителю судеб» о жизненной драме. Тот внимательно вы-слушал, немного призадумался и молвил:
- Астрологическая дорога судьбы незыблема. Звезды никогда не ошибаются. Я при всем желании ничего не могу изменить. Не стану же я обманывать человека, тем более очаровательную девушку моего закадычного дру... знакомого Григория.
- Лена с ним будет несчастной, - пытался достучаться до сердца Остапа Николай, но, за-метив, что внимание собеседника к нему оскудело, добавил: - Хотя откуда вам знать, что та-кое счастье...
- Я лучше тебя, пацан, знаю, что такое счастье... вот оно и завернуло ко мне... - смотря мимо парня и видя намного дальше зримого, с проскользнувшей в голосе обидой сказал Ос-тап. - Какое счастье!.. - воскликнул он.
Николай повернулся и увидел, как во двор въезжают вишневые «Жигули» девятой моде-ли. Из них, будто из ларца одинаковы с лица, выпрыгнули два налысо стриженных молодых человека в одинаковых черных брюках и белых рубахах.
- Вот, Остап Богданович, как просили, - молвил водитель. - Два года, с сигнализацией.
«Теперь, наконец, все свершится...» - чуть ли не танцуя, радовался «маг». Ибо, по его убеждению, теперь, с доставкой дорогостоящей машины - главного эталона престижа и богатства, «подъехало» само взлелеянное в мечтах время встречи с любимой.
- Спасибо, друганы, - «маг», чуть ли не расцеловав молод-цев, стал обходить и осматривать «девятку». - Прошу в дом, сейчас я коньячку... - а взглянув на Николая, небрежно кинул: - А ты, пацан, иди, иди отсюда. Не до тебя мне. Ходят здесь всякие...
Николай сжал кулаки, им овладело звериное желание схватить за грудки Остапа и вытрясти из него всю до остатка черствую душу. Но тут он словно ощутил на себе осуждающий взгляд, откликнувшись на который, увидел святой храм. «Что же я делаю, - опомнился юноша, укоряя себя за жестокосердие. - Чем же я лучше этого язычника? Прости меня, Господи».
«Маг», непроизвольно хлопнув дверью, скрылся с гостями в доме. Николай понял: здесь рядом лишь с равнодушно замершим автомобилем он уж точно, следуя поговорке, далеко не уедет. Юноша застучал подошвами старых сандалий по асфальту проезжей части и вмиг оказался на противоположном тротуаре. Он, словно выискивая следы убежавшего своего счастья, непрестанно с унылостью посматривал под ноги. Вдруг Николай наткнулся взглядом на черный кожаный кошелек, что почти утонул в густой траве у края тротуара. Юноша поднял его, проверил и прервал дыхание. «Здесь не только на обувь и одежду, но даже на мотоцикл хватит», - забыв на мгновение все свои неурядицы, констатировал он. Рядом с крупными долларовыми купюрами краснела некая книжица. Когда Николай ее открыл, то еле удержал в руках от волнения. Это, он не хотел верить глазам, были водительские права Григория Дубова. «Права брошу ему в почтовый ящик, а деньги заберу, все равно ворованные...» - скоропалительно решил парень. Неожиданно в вечерней тишине, изредка нарушаемой разноголосым пением птиц, послышался чей-то глухой гомон. Он доносился с роскошно зеленеющей кронами берез и тополей зоны отдыха. У входа в парк, что поразило Николая необычным совпадением обстоятельств, его соперник Григорий, видимо, обнаружив пропажу, выворачивал наизнанку малиновый пиджак. Он бегал вокруг замершей Елены, осматривая траву и даже кусты. Николай не знал, насколько ценен кошелек для кавалера «его» девушки, но для малоимущего парня находка была равносильной кладу.
- Ничего, завтра еще столько же нарэкетируешь... - молвил, наблюдая за паническими метаниями Григория Николай, и продолжил путь.
Однако перед самой дверью дома он остановился. Юноша вынул из кармана кошелек и, будто обжигаясь им, долго перекладывал его из руки в руку. Один внутренний голос, лука-во справедливый, склонял его к прежнему решению, но вот другой отклик - христианской совести - убеждал отказаться от чужого. Николай повернулся и зашагал навстречу тому, кто отнимал у него самое дорогое...
Он приблизился к крайне расстроенному Григорию, возле которого, опустив глаза, в замешательстве стояла Елена, и вручил ему кошелек.
- Ты, ты где его взял?.. - вместо благодарности грубо отреагировал на доброделание Григорий. - Как он у тебя оказался?..
- Спасибо, Ник... спасибо, Коля... - тепло молвила Елена, отводя глаза и покраснев не столько от смущения, сколько от стыда за своего нерадивого «навязанного судьбой» кавалера.
- Пожалуйста... - тихо ответил Николай и с онемевшей душой, убегая от свирепой и жестокой яви, поспешил обратно.
- Коля, - взволновано встретила его дома бабушка Тамара, - мне сестра сказала, что виде-ла тебя возле этого бесовского гнезда - «магического салона». - Я не хочу в это верить.
- Ты, бабушка, успокойся, я ходил к нему... как к человеку обратился, с одной просьбой, но, к сожалению, общаться с этим язычником - то же самое, что вот с этим брусом, - юноша постучал по темному дверному косяку.
- Иди на кухню попей чайку. Я испекла твой любимый пирог с черникой.
- Спасибо, бабушка, но я не хочу, я пойду к себе...
- Затворившись в комнате, Николай поначалу сидел на табуретке, обхватив руками голову, в которой все никак не укладывалась горестная реальность разлада с Еленой. Но, понимая, что пустой печалью горя не унять, юноша встал, зажег лампадку перед иконками Спасителя, Матери Божьей, святых Петра и Февронии, стоящими на столике. Он открыл молитвослов и стал молиться за Елену, пока в комнате не воцарилась темнота.
- Уснуть Николай не смог, хотя этого забытья очень желал. Парень зажег свет, открыл Святую Библию и стал читать свои любимые и столь важные для него слова апостола Павла, которые в последнее время придавали ему силу.
- Любовь, - тихо произнес юноша, - долготерпит, милосердствует... не раздражается, не мыслит зла... всего надеется, все переносит...


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Настоятель уже облачался к службе, когда в алтарь вошел Николай. Он положил три поклона и скрестил руки. Благословляя алтарника, священник заметил его опечаленное лицо, красные глаза.
- Что это с тобой, Николай? - с тревогой спросил отец Вадим. - Что с тобой, Коля?
Николай неохотно изложил духовному отцу жизненную проблему.
- Ох, уж этот «маг», прости Господи, - перекрестился отец Вадим и обратился к своему помощнику: - Ты, Коля, главное не унывай. Твоя девушка в заблуждении. Молись за нее. Господь непременно поможет. Выше голову...
Легко похлопав алтарника по плечу, отец Вадим начал готовиться к службе. Через какое-то время священник вышел к исповедникам. Он прочитал молитвы. К аналою подошла женщина в возрасте и заявила:
- Вы, батюшка, должны меня исповедать. Так сказал святой человек Остап. А еще он повелел мне после покаяния поставить двенадцать свечей.
Отца Вадима всего покоробило.
- Господи, дай мне терпение, - прошептал пастырь и, обращаясь к исповеднице, сказал: - Родная моя, вы побывали на сеансе не у праведника, а у богоотступника. И он направил вас сюда с одной целью - чтобы, на радость бесам, кощунственно придать «святость» своим действиям, а точнее, богохульно поглумиться над таинством и святынями храма.
Настоятель попросил женщину подождать его после Литургии для более основательной беседы. Та кивнула и тут же затерялась в толпе богомольцев.
То, с чем подошла в сопровождении Фомы следующая исповедница - тощая, с бледноватым лицом уже знакомая отцу Вадиму Зоя Любавина, ужаснуло даже его, священника, привыкшего к самым разным неожиданностям. Она постоянно озиралась, всех рассматривала и, поворачиваясь к алтарю, крестилась.
- Зоя... - прошептала она. - Меня, батюшка, ударила молния на берегу, где недавно, вы помните, проходил праздник Ивана Купалы, а через какое-то время ночью во сне, как наяву, посетила женщина. Она была вся в белом. Думаю, Божья Матерь. После этого я стала видеть внутренние органы людей. Вот и сейчас я всех чуть ли не насквозь вижу. Может, это дар Божий мне послан с неба, и я назначена свыше целительницей? Только почему-то от этого на душе так тяжело, так скверно... Вот решила исповедаться... Фома сказал, что Боженька коснется сердца и полегчает...
- Обязательно, миленькая, полегчает, вы только искренне покайтесь во всех своих грехах, - сказал отец Вадим, видя перед собой явную жертву обольстителя.
Когда отец Вадим со смиренно преклоненной головы Зои снял епитрахиль, молодая женщина снова принялась рассматривать всех вокруг, и лицо ее сделалось мрачным, как туча.
- Батюшка, я ничего... ничего не вижу, дар куда-то исчез... - панически произнесла она.
- Зоя, да вы радоваться должны, - сказал священник. - Ведь так называемый ваш дар был от дьявола. И вот он после исповеди исчез. Слава Богу...
- Я же могла целое состояние заработать на этом даре… а теперь?.. - возмущенно шептала исповедница.
Зоя больше не слышала или не желала слышать слов пастыря. Она, опустив голову и вытирая слезы, напористо проталкивалась к выходу... Молодая женщина выбежала на улицу и, как безумная, помчалась к «магическому салону».
После Литургии отец Вадим отправился на улицу к шумной толпе людей, собравшихся в ожидании крещения.
Один молодой человек, подойдя к отцу Вадиму, признался, что ему «святой Остап» повелел креститься, а затем - повторно прийти на сеанс. «Он не ведает, что творит...» - мысленно произнес пастырь и стал объяснять несчастному, почему так поступил хозяин «магического салона». Просто такой начинающий «маг», как Остап, не может справиться с множеством бесов, которые обычно сопровождают некрещеного человека. Ведь в мире тьмы тоже существует жесткая конкуренция. Поэтому нечестивец и отправил своего клиента в церковь для принятия Таинства крещения, чтобы тот избавился от адских духов и вернулся обратно. В последнем и заключается вся трагедия таких людей, крещенных по «направлению». Ибо ко-гда они возвращаются к бесовским слугам, то вновь отрекаются от Христа и увязают в целой смрадной яме грехов, попадают под власть еще большего числа демонов.
Молодой человек огляделся вокруг, будто ища бесов, о которых поведал отец Вадим.
- Вы их не видите и, дай Бог, чтобы никогда вам не предстали эти чудовища, - сказал священник и продолжил назидание.
После беседы отец Вадим повел к купели подготовленных к крещению жителей.
А у «магического салона» вновь образовалась очередь. Поэтому Зое пришлось ждать долго. Но она готова была хоть сутки стоять под палящим солнцем, лишь бы Остап вернул ей дар.
Уже давно отзвонили церковные колокола, когда Зоя попала к «магу». Прямо с порога она заявила:
- У меня к вам серьезное дело. После удара молнии мне явилась во сне женщина в белом и наделила меня способностью видеть насквозь человеческие тела. После сегодняшнего посещения церкви дар исчез. Что делать?
- Ваш дар вернется, - пообещал Зое Остап. - Вы во время грозы сходите на место, где вас поразила молния, и ждите новой... И обязательно, как путеводный талисман-оберег, приобретите вот этот камень. - Остап протянул молодой женщине большую овальной формы гальку. - Только храните его как зеницу ока.
Зоя с благоговением вынесла в руке камень на улицу и огорчилась, что вместо безоблачного неба не клубятся черные тучи, несущие громы и молнии. Она, озабоченная, не замети-ла, как к ней подбежал Фома, выхватил у нее камень и помчался с ним, по-детски подпрыгивая, к водохранилищу.
- Ты-ты, - не могла сразу прийти в себя молодая женщина. - Стой! Отдай камень!
Вдогонку Фоме полетели тяжелее талисманного камня бранные угрозы. Но Фома только прибавил прыти. Зоя, как разъяренная волчица, преследовала брата, готовая сама метать из глаз молнии...
- Остановись... отдай!.. - задыхалась она.
Брат и сестра стремительно приближались к тому месту, где на небольшом пирсе, недалеко от берега, сидел с удочкой недовольный Филимон: мало того, что время клева было не подходящее, так тут еще увлекательному процессу рыбалки мешало непредвиденное обстоятельство. Неподалеку, на набережной, заменившей им пляж, устроил попойку Петр Волков с девицей. Он приехал сюда на черном, сверкающем на солнце джипе. Девушка то и дело легкомысленно поочередно пила со своим приятелем на брудершафт, хохотала. Изнывая от жары, эта молодая особа легкого поведения окунулась в воду и вскоре уже плескалась недалеко от пирса, всколыхнув водную гладь. К тому же она писклявым голосом непрестанно и надоедливо звала за собой Волкова, который даже не смотрел в ее сторону, откинувшись на спину. Расстроенному Филимону вспомнились евангельские слова, которые во время службы читал священник в отношении прелюбодейки: кто без греха, пусть бросит в нее камень. Та блудница из притчи заслуживала снисхождения, ибо принесла покаяние. Но по отношению девицы, которая купалась рядом, Филимон возжелал заиметь в руке хотя бы небольшой камушек... Тут к водоему подбежал со стороны города Фома и бросил камень в сторону непутевой девицы, которая тут же начала удаляться от пирса. «Вот так чудо», - вытер потное чело под соломенной панамой Филимон.
- Что ты сделал, как ты мог?!. - вдруг вернул его к реальности крик женщины на берегу.
Это была Зоя. Она, обхватив голову руками, вошла в воду прямо в босоножках. Молодая женщина стала осматривать донные камни, но каждая галька напоминала ее «путеводный» камень.
- Ты что, Зоя, что случилось, чего рыбу пугаешь? - в полном недоумении спросил Филимон.
- Что... что!.. - не отрывая глаз от дна, всхлипывала она. - Этот недоумок украл у меня камень и бросил в воду. Теперь попробуй найди его!..
- А он драгоценный что ли?
- Беда в том, - сквозь плачь объясняла Зоя, - что он такой же как все, только дороже вся-кого золота...
Филимон смотрел на Зою и не мог взять в толк, что она ищет, почему так убивается. А она еще глубже зашла в воду, панически осознавая, что легче найти иголку в стоге сена, чем свой дорогой «талисман».
- Я не пойму, дочка, если камень такой же, то бери любой и уходи, а то и так уже вся рыба разбежалась.
- Этот вещий камень заговоренный, понимаешь ты, магом, - всхлипывая, растолковывала Зоя непонятливому Филимону.
- Вот и пойми теперь, кто из вас умный, а кто не совсем...
- Сам ты ненормальный! - истерично крикнула Зоя и замахала кулаками на брата, который улыбался, стоя на берегу.
- Утонул камень, утонул!.. - убегая, восклицал торжествующе Фома.
- Я тебя, я тебя утоплю здесь, идиот... - задыхаясь, грозила Зоя.
А Фома уже скрылся из вида, только оставив за собой серые клубы дорожной пыли.


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Ночь за окном украсилась и пыталась удивить яркой луной и мерцанием бесчисленных звездных огоньков. Но отец Вадим, приподнявшись с кровати, задернул занавеску и закрылся от непрестанно изливающегося и мешающего уснуть света.
Душа настоятеля после открытия «магического салона» все больше и больше терзалась от лицезрения того, как многие горожане приближаются к самому краю адской бездны, кото-рой они - духовные слепцы - не замечают. К примеру, Григорий Дубов, как-то случайно столкнувшись с отцом Вадимом, даже стал язвительно восхищаться «благами», которые ему устроил «всесильный» Остап, а храм называть «пустым, никому не нужным строением и пристанищем глупых старушек». Особенно глубоко и ядовито поразило священника зрелище, представшее ему несколько часов назад, вечером. Он в поглощающих день сумерках возвращался с дароносицей на груди домой, благодаря Бога, что успел исповедать и причастить умирающего. Вдруг настоятель увидел, как в стороне, у противоположного тротуара, красуется вишневая «девятка», а рядом с ней увлеченно беседуют Марина и еле узнаваемый, сбривший усы и бороду, Остап. Молодая женщина была одета по-будничному. Зато «маг» нарядился по-праздничному, как на парад - в новый серый костюм и такого же цвета галстук на фоне белой рубашки. Отец Вадим всего мог ожидать, только не этого. Он прежде ни кап-ли не сомневался в искренности веры Марины. К тому же она была для него словно неким призрачным двойником покойной преданной Богу матушки...
«Я не смог ничего предотвратить... я плохой священник», - впервые так неудержимо погружался он в пропасть уныния. Настоятель поднялся, подошел к иконе Спасителя и обратился за помощью к Всевышнему. Но молитву в его сердце сковало и лишило ее жизни озлобление. Ему хотелось стонать и выть от нарастающего чувства бессилия, грудь сдавливала мучительная тяжесть. Тут на глаза настоятелю попала освещенная прокравшимся лучиком стоящая в серванте бутылка «Кагора». «Выпей - полегчает», - будто кто-то нашептывал ему рецепт от депрессии. Однако отец Вадим не забыл, как после гибели родных он, заглушая боль, увлекся спиртным и неистово опорожнял стопку за стопкой... А потом, когда очнулся, черных тонов вокруг стало еще больше, еще невыносимее давило горе. Отец Вадим понял, что заливать несчастье спиртным - то же самое, что тушить огонь горючим...
- Нет, нет... только не это, Господи, помоги, прости меня за жестокосердие, - молвил настоятель.
Он оделся в черное трико, темную рабочую куртку и оставил угнетающий его дом, направляясь к водохранилищу.
Березовая роща встретила отца Вадима тишиной и покоем. Он неспешно шагал по алее, не отрывая глаз от сказочно-золотистой дорожки водоема, которая романтично уводила взгляд к противоположному далекому берегу. Весело светила и, казалось, излучала тепло, луна, дружно подмигивали звезды, мол, чего огорчаться. Даже ночью созданный Богом мир не давал повода для печали, являя необыкновенную и неповторимую красоту. «Тишь да гладь, да Божья благодать», - вдохнув полной грудью приятно освежающую прохладу, поду-мал священник. Он вместо пессимистических картин, демонстрирующих его поражения на поле невидимой и зримой брани, стал вспоминать пусть скромные, но достигнутые с Божьей помощью победы: вход в церковную ограду все большего числа горожан, возрождение православной веры. Вдруг отца Вадима от приобретающих жизнерадостную окраску раздумий и занимательного созерцания окружающей природы отвлекли мужские голоса - по набережной двигались два людских силуэта. Он инстинктивно бросился к рядом растущему кустарнику и притаился за ним. Ночные путники направились к расположенному в метрах семи от укрытия настоятеля самодельному столику со скамейками. Это были Остап и Григорий. Они разостлали газету, поставили на нее бутылку, стопки, положили буханку хлеба и длинный батон колбасы. Содержатель «магического салона» тут же порезал продукты на порционные куски. Приятели перекинулись несколькими организационного порядка словами и наполнили водкой стопки. Они провозгласили взаимные тосты за успех начатых дел и выпили. «Маг» и рэкетир, немного закусив, закурили сигареты.
- Красота, - осматриваясь, молвил Остап.
- Чудесно, до чего колбаса вкусная, - потянувшись за очередным ломтиком, сказал Григорий.
«Маг», залюбовавшись луной, со вздохом молвил:
- Вот точно так я когда-то сидел под луной со своей любимой девушкой. Я тогда был самым счастливым человеком на свете и желал одного: чтобы эта сказка длилась вечность.
- И что случилось? - с холодным равнодушием спросил Григорий.
- Все прошло, как с белых яблонь дым... Она полюбила другого... - Остап затянул паузу. - А для меня тогда не то, что луна - солнце померкло... Я, я, Гриша, после потери ее еле заставил себя продолжить учебу в университете... Так тяжело было, что стал отводить душу в пьяных компаниях... А когда вуз уже остался позади, за колдовское дело взялся... Но, как ты догадываешься, не только для того, чтобы в это дикое время иметь надежный заработок и заглушить печаль весельем, - «маг» ухватился за бутылку и тут же ее отпустил.
- A-а для чего еще?.. - полюбопытствовал Григорий.
- Надеялся... надеялся при помощи магии вернуть ее... Я задействовал с профессионализмом для этого всевозможные силы в астрале... Давай еще по одной!
После глухого звона стопок «маг», даже не притронувшись к продуктам, продолжил изливать душу:
- У нее сейчас двое детей... Но, поверь, если бы она сказала мне, что любит и хочет быть со мной, я бы... я бы все простил... и детей принял бы за родных.
- Ну ты даешь, - засмеялся Григорий. - За какой-то бабой, за бабой, тебя кинувшей, так убиваться.
- Да, зря я тебе всю душу наизнанку... Думал, поймешь... Ты тоже ведь любишь эту хорошенькую и светлую девушку Лену?
- Она мне нравится, а любить не дается... никак не поддается дрессировке... Ха-ха-ха!
Остап схватил бутылку, наполнил стопку водкой и моментально выпил. Он снова засмотрелся на луну, которая, как ему казалось, больше его понимает, чем вульгарный собутыльник. «Маг» не мог себе представить, что рядом находится настоятель, его «главный недруг», и сочувственно разделяет внутреннюю боль юноши, поневоле наблюдая за ним сквозь густую сетку ветвей. Остап закурил новую сигарету и с нескрываемой досадой в голосе произнес:
- Тут, Гриша, ко мне Николай приходил, бывший парень Лены... Ты его лучше меня знаешь... Он ее любит так, как я... люблю свою единственную... Теперь жалею, что так грубо его отшил. Ведь я для тебя старался, думал у тебя все по-настоящему.
- Я со своей девкой сам разберусь, - жуя колбасу, молвил Григорий. - Ты лучше давай, договаривай об этой своей любимой, - пренебрежительно произнес он. - И вообще где она живет?
- Т-ты, - у охмелевшего Остапа голос задрожал, - вынуждаешь меня признаться... Она... она живет здесь, в Дальнем.
- Так ты сюда ради нее?.. - Григорий привстал и опустился на скамейку. - И-и что?..
- Я сегодня, а точнее, вчера вечером с ней встретился...
Отец Вадим от волнения с треском сломал прикоснувшийся
к его ладони толстый сухой прут. Остап прервал рассказ, огляделся и продолжил:
- Она почти не изменилась, такая же красавица, хотя целые годы прошли. Беда, Гриша, в том, что она и внутренне осталась прежней. Говорит: я тебе тогда все объяснила... А я столь-ко лет хранил в сердце для нее это святое чувство. Да еще меня, великого мага, пристыдила, что греховным делом занимаюсь, ломаю жизни... что отнимаю обманом последние гроши у населения, что прекрасную нужную профессию психолога поменял на какую-то чертовщину... Говорила точно так, как этот свалившийся на мою голову настоятель Вадим. Ей наплевать, - «маг» стукнул кулаком по столу, - на мое высокое положение, на богатство, которое коплю ради нее... Представляешь, автомобиль стоял у нее перед носом, а она его даже не осмотрела, ни разу не вспомнила о нем...
- О-она что, ненормальная?.. И вообще кто она?..
- Извини, Гриша, но это пусть останется тайной, нашей тайной... А насчет того, что она не ответила взаимностью, то я рук не опускаю. Меня утешает и обнадеживает, что наши знаки зодиака с ней идеально совместимы. Как результат моих магических усилий, муж все заметнее удаляется от нее. Пройдет немного времени, и она мне скажет, непременно прощебечет: «Я тебя люблю». Давай еще по единой... За счастье!
- Ну ты и чудной, - кинул Григорий. - Ну и чудной. А еще университет закончил. Я вот еле школьный аттестат получил, но главное в жизни понял: счастье - это деньги. И чем больше их у меня, тем счастливее я себя чувствую.
Он, разгоряченный спиртным, энергично разлил сверкающую при лунном свете жидкость в стопки и, не дожидаясь Остапа, осушил стаканчик. Затем рэкетир отломил увесистый кусок колбасы и стал его с жадностью человека три дня голодавшего есть. «Маг» же не спеша выпил, закусил корочкой хлеба и вытянул из пачки сигарету.
- Я, Гриша, с тобой не согласен, - хмельным голосом возразил Остап. - Мне после встречи с ней на душе так пусто стало, так тяжело... Все это: ресторанная жизнь, машина, деньги - вдруг поблекли, сами по себе потеряли ценность... Поначалу на храм посмотрел, подумал, к собственному удивлению, даже о священнике. Но потом все же решил тебе позвонить.
«А я ведь с первой встречи не заметил в Остапе этой искорки Божьей, - корил себя настоятель, в то же время благодаря Господа, что создал эти обстоятельства. - Его бы вырвать из этого адского болота. Он непременно мог бы войти в ограду Церкви...»
Размышления отца Вадима оборвал смех Григория.
- Ну ты, маг, ну ты даешь... - еле проговорил он. - Если ты о попе заговорил, то твоему настроению настоящий кердык... Давай-ка еще по единой и пойдем к нашим с Петром под-ругам. Там твое настроение сразу поднимется.
Послышалось тихое бульканье. Через несколько секунд первым отозвался Остап:
- К каким подругам? У тебя же, Гриша, такая девушка, которая к тому же... Да, ладно, помолчу, - спохватился «маг», чтобы не назвать ее, о чем он сам, сожалея, узнал после сеанса, сестрой своей любимой. - Она же просто ангел во плоти.
- Так это днем, а сейчас ночь - пора чертей, - засмеялся Григорий.
- Все, Гриша, пожалуй, достаточно, а то завтра будет голова болеть, а у меня прием... - сказал Остап, поднимаясь из-за стола.
Вскоре на берегу все стихло, и настоятель, расправив плечи, собрался выйти на аллею и отправиться под глубоким впечатлением от происшедшего домой. Но тут в тиши, лишь из-редка нарушаемой глухим собачьим лаем, отец Вадим услышал шаги. Настоятель, удивляясь столь богатой на сюрпризы ночи, попятился в свое укрытие. Он разглядел приближающуюся со стороны храма женщину, в которой вскоре узнал Анастасию.
Та остановилась неподалеку, у черного пятна - следа от купальского костра, а еще точнее, места, где впервые встретилась Марина с «нерадивым» священником. Она пришла просить полную зоркую властительницу ночи, чтобы она быстрее подсказала ей, действенен ли отворот, сделанный ею столь усердно и в таких непростых, приближенных к экстремальным условиях. Анастасия риторично произнесла:
- ...Спак-пак, тили-так,
Что-то делать или как?
Подскажи скорей ответ,
Действенен сей отворот иль нет?..
Затем женщина повторила еще несколько, неизвестно по какому исключительному дару выученных наизусть, отвратительно глупых стихотворных фраз. Наконец она приземлила глаза, обозрела в роще тени от берез - некие «одобрительные» знаки и с облегчением вздохнула.
- Быстрее рак свиснет, чем вы будете вместе! - победоносно воскликнула она.
Отец Вадим, устало переминаясь с ноги на ногу, поднес два пальца правой руки к губам. Он хотел свиснуть поспокойнее, «раком», но издал лишь тихое шипение. Тогда священник набрал полную грудь воздуха и со всей щедростью направил его тонкой струей в сторону Анастасии. Раздался свист, от которого настоятелю заложило в ушах, и который мог бы на-пугать самого «соловья-разбойника». Женщина, затанцевав на месте, чуть не упала и под лай целого неблагозвучного хора собак пустилась наутек в сторону города.


***
С первыми лучами солнца отца Вадима разбудил звонок. У калитки стоял с отпечатком ночи на лице Филимон. Его зеленая в серую клетку рубаха была невпопад застегнута. Священник, еле сдерживая зевоту, указал соседу на «заблудившиеся» пуговицы и стал его слушать.
- Что-то с моей Настюшей не то, батюшка, пожаловался Филимон. - Последнее время она ведет себя очень странно... А вчера, вернее, сегодня ночью поднялась и куда-то ушла. Потом вернулась, легла в кровать и так дрожала, будто на сорокаградусном морозе побывала. Все шептала... как в бреду: «Рак засвистел ... рак засвистел». Это и сквозь сон бубнила... Я утром спросил об этом раке. Так она мне: тебе послышалось, тебе приснилось. Может, ей что-то померещилось или испугал какой-нибудь жулик ночью на улице?.. Не знаю, что и думать...
- Конечно, перепугал какой-то ненормальный, кто ж еще ночью бродит... - заверил соседа настоятель, чувствуя, как загорается, словно на злодее шапка, его лицо. - Супруге нужно успокоиться, прийти в храм, исповедаться, - узнав не понаслышке о душепагубных суевериях Анастасии, рекомендовал священник, - причаститься...
- В том-то и беда, что церкви стала сторониться. Но попробую уговорить... Спасибо за совет, отец Вадим... Пойду, трава выросла по пояс, давно пора косить...
- У вас есть вторая коса? - поинтересовался отец Вадим.
- Е-есть... но вы же священник?..
Настоятель засмеялся и уже вскоре укладывал в саду соседа большие покосы. Запах росистой травы вернул его на много лет назад, в далекую малую родину, где он с отцом вот также по утрам брался за косу и восторгался летнему утру и ни с чем несравнимому упоительному аромату скошенной травы.
- Может, водички, отец Вадим! - окликнул настоятеля знакомый голос.
Рядом стояла, будто выросшая среди окружающей красы, в бело-цветастом легком платье Марина, держа в руках прозрачный графин со сверкающей на солнце водой. От ее улыбки исходило неповторимое ощущение дорогого и близкого.
- Спа-спасибо, - разволновался от приятной неожиданности отец Вадим и отложил косу.
Его охватило чувство большого уважения к этой женщине, хранящей верность своему супругу, пусть и непутевому. Настоятель в мокрой от пота белой футболке, плотно облегающей его мускулистое тело, подошел к ней, напился кристально-чистой, отражающей свет безоблачного неба над головой воды и, приложив руку к сердцу в знак искренней благодарности, направился обратно к незаконченному покосу. Отец Вадим еще сильнее налег на косу, мысленно прося Бога помочь Марине устроить счастливо семейную жизнь.
Анастасия чуть не выдавила окно, наблюдая за встречей Марины и священника. «Что же это творится? - крайне раздраженно думала она. - Рак засвистел... Теперь они еще ближе ста-нут друг ко другу». Но, к радости и безграничному утешению женщины, к отцу Вадиму неожиданно подошли незнакомые люди и попросили его причастить родственницу. Когда настоятель удалился, оставив лишь небольшой островок нескошенной травы и благодарно сияющего Филимона, Анастасия перекрестилась. «Заработал отворот, - решила она. - А может, это лишь совпадение?.. - тут же заметалась женщина в сомнениях. - Следует для надежности проверить действенность отворота еще раз. Но как?» Анастасия до боли в голове напрягала извилины и ничего не могла вспомнить. Тогда она, не медля, решила все-таки обратиться к соседу - «магу».

***

Отец Вадим неторопливо шагал по главной почти безлюдной алее парка, возвращаясь от больной причастницы. Здесь господствовал такой покой, что ему хотелось остановиться и наслаждаться им. Только, как в очередной раз убедился настоятель, не тот у него крест... С ближайшей скамейки поднялся и перегородил ему путь Остап, с которым священник и сам очень возжелал встретиться после прошедшей ночи.
- Здравствуйте, - вовсе не доброжелательно сказал «маг» и так посмотрел на отца Вадима, что тот чуть не попятился.
- Здравствуйте, дорогой Остап, очень рад... - ласково молвил настоятель. - Что случи-лось? На вас лица нет.
- Я хочу с вами поговорить как мужчина с мужчиной. Скажите прямо: что у вас с Мари-ной? Я сегодня видел эту косовицу у нее... еще ныне узнал, что она заходила к вам - от наро-да ничего не скроешь... Это как, как понять?..
- Родной вы мой, - одарил Остапа улыбкой настоятель, - общее у меня с этой прекрасной женщиной - вера в Бога и христианское стремление жить, не нарушая заповедей Господних, а также общечеловеческого благочестия. Вас же я очень хорошо понимаю... Но невозможно построить счастье на горе других, нельзя заставить любить...
Говоря о сокровенном для Остапа, священник уже было собрался ему признаться в не-вольной осведомленности о его тайне. Он, чувствуя, как его чело, не столько от солнца, сколько от волнения покрывается потом, достал из кармана платок, а вместе с ним ненароком вытянул фотографию, которая упала под ноги. «Маг» вмиг нагнулся, поднял карточку, и, казалось, его глаза приросли к ней.
- А я, а я-то думаю, откуда такая проницательность... - возмущенно проговорил он. - Значит, Марина подарила фото, да еще все рассказала вам... Это низко... А вы, святоша... мне тут очки втираете о христианстве, заповедях, благочестии... - карточка задрожала в руке Остапа.
Священник, понимая, что словами тут ничего не уладить, выхватил из того же кармана записную книжечку и вынул из нее еще одну фотографию, протянув ее молодому человеку.
- Вот, взгляните, - настоятельно попросил отец Вадим.
«Маг» с брезгливостью выхватил из руки настоятеля фото
и стал поочередно смотреть то на карточки, то на отца Вадима.
- Вы, вы что?.. с ней?.. но дети другие... я же видел...
- Дорогой вы мой Остап, это моя семья, - спасая от состояния близкого к обмороку молодого человека, объяснил настоятель. - Они, моя любимая и единственная супруга, с моими кровинушками детьми, погибли... А Марина просто очень похожа на мою жену...
- И-извините... - еще пристальнее разглядывая фотографии, извлек из души тяжесть «маг». - Вот это сходство! Но теперь я вижу и отличительные черты...
- Слава Богу.
Остап, покраснев, вернул карточки их законному владельцу. Молодому человеку в эти минуты хотелось одного: чтобы время, как хроникальная пленка, отмоталось назад и не было этой встречи со священником. Но даже ему, как он считал, «всесильному магу», это было не по силам.
- Извините, - повторил Остап. - Я напрасно отнял у вас время... Вы меня теперь осуждаете... Всему городу, небось, расскажете?..
- Я хочу поведать, но лишь вам и самое главное, - по-отцовски произнес настоятель. - Марина любит лишь своего мужа и молится вместе с детьми о семейном благополучии, которое с Божьей помощью обязательно наступит. И если вы действительно ее любите, то пожелайте Марине искренне счастья и оставьте в покое... У вас жизнь только начинается, - он умолк и кивнул на милых девушек, которые проходили рядом. - Смотрите, сколько невест вокруг вас... Господь вам поможет найти хорошую и надежную спутницу жизни, вас любящую. Только отрекитесь от своего губящего вашу душу и сердца других горожан греховного ремесла. Отрекитесь и смиритесь... Умоляю вас.
- Я с вами не согласен, - еле дослушав назидание, возразил молодой человек. - Магия - это сила, которая и любовь породит, а смирение - есть удел слабых... Извините...
Отец Вадим хотел процитировать Остапу слова из Священного Писания, что Господь гордым противится, а смиренным дает благодать, то есть подлинную силу, что без Бога и приобретенное потеряется... Но «маг» удалился от него, не желая, а возможно, и боясь слушать способные разрушить его неблаговидные планы слова истины.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На подходе к «магическому салону» Остапа остановила Анастасия. Молодому человеку, которого навел на крайне тяжелые раздумья настоятель, не хотелось ни с кем общаться. Однако он не мог отказать в беседе потенциальной теще и решил ее выслушать.
- Спасай, родненький сосед, - со слезами на глазах запричитала женщина. - Я тебе принесу... - она немного задумалась, - яиц, молока принесу, только подскажи способ, как проверить, действует отворот или нет.
- Не надо благодарить, я вам так все объясню, - и Остап, учитывая быт Анастасии, дал ей краткий и простой совет.
За это женщина его поблагодарила и готова была до бесконечности высказывать признательность «добрейшему», «милейшему» и «мудрейшему» соседу. Но в ее поле зрения неожиданно попал отец Вадим, выходящий из парка, и Анастасия, погрозив ему взглядом, тут же удалилась.

***

Когда в окно заглянула полная яркая луна, Анастасия на цыпочках выбралась на улицу и подняла голову. Но не для того, чтобы полюбоваться ночным, усыпанным мерцающими диамантами звезд небом - она искала на деревьях сук, на который можно было бы повесить кочергу. Да, да, именно кочергу, которую она прихватила с собой. Иногда невежеству суеверных людей нет предела. То, к чему даже ребенок относится, как к сказке, взрослые люди, погрязшие в язычестве, принимают всерьез.
А для Анастасии после потрясших ее сомнений кочерга являлась неким надежным прибором для измерения действенности отворота. Ее, согласно инструктажу «мага», следовало с вечера повесить на сук, а утром посмотреть: если кочерга оставалась на месте - отворот не подействовал, если же упала - сработал. Женщина подошла к старой, прислонившейся к забору березе, на которой она присмотрела черный отросток. Сук находился высоко, и Анастасия стала подпрыгивать, еле удерживая опухшими руками кочергу, и наконец подвесила ее за кончик изгиба. В этот момент женщина потеряла равновесие и упала, растянувшись на росистой траве. А кочерга, раскачавшись, как маятник, сорвалась, сделала сальто и тяжелым металлическим концом ударила Анастасию в лицо. Та от боли заголосила. На ее плач сбежались все родные, даже дети. В округе залаяли собаки. Зрелище было ужасное: правый глаз женщины опух и налился кровью.
Вскоре примчала скорая помощь, из которой поспешила к пострадавшей врач Мария Светлова. Она забинтовала Анастасии глаз и усадила ее в машину. По пути Мария спросила:
- Настя, что случилось?
- Я кочергу вешала на сук, а она, проклятая, сорвалась - и мне в глаз.
- A-а зачем?..
- Пыталась Мариночкин брак спасти...
- Кочергой?..
- Какая же ты непонятливая и глупая, - кривясь от боли, сказала Анастасия. - Кочергой я хотела проверить, действует отворот или нет...
- Ну и что, подействовал?.. - спросила врач и тут же ответила, не сдержав горькой иронии: - Вижу, что да...
- Ты, Маша, зря так легкомысленно рассуждаешь... Ты еще сама когда-нибудь убедишься, что это все очень серьезно, - Анастасия застонала.
«Да, - подумала Мария, - и с кем я хотела решить проблему взаимоотношений Коли и Лены?» Она не стала больше задавать вопросы, опасаясь, как бы кочерга не повредила что-нибудь посущественнее глаза.
Анастасию вскоре осмотрел окулист и распорядился, чтобы больную определили в пала-ту. Ей предстояло длительное лечение: травма оказалась слишком серьезной. К тому же про-писали сорок уколов от столбняка, чтоб уж наверняка не прижилась животная зараза, кото-рая могла попасть в организм после укусов «ритуальных» собаки и кошки.


ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

Отец Вадим, возвращаясь с обедни с легкой просветленной душой, оставил, как вскоре оказалось, опрометчиво калитку открытой. Он попутно снял с веревки высохшее белье и, повесив его на руку, быстро вошел в свой пустой, но уютный дом. Священник ловко сложил и разместил на полке старого шкафа постиранную одежду и сразу взялся за швабру, чтобы освежить пол. Затем отец Вадим немного перекусил на кухне и направился в спальню. Но к кровати, которая так и манила лечь и отдохнуть, настоятель даже не прикоснулся. Он приблизился к столику, где с разных фотографий ему одинаково радостно улыбались жена и дети.
- Господи... - повернулся священник к святому углу, в котором висел образ Нерукотворного Спаса.
Он, запалив лампаду, келейно помянул родимых и любимых людей, после чего открыл новый синодик, чтобы помолиться за рабов Божьих заблудших Остапа, Петра, Григория и за других знакомых жителей города, не нашедших дорогу к храму. Но тут, отвлекая от святого дела, в дом с шумом, без стука кто-то вошел. Отец Вадим, отложив тетрадь в сторону, поспешил в прихожую и увидел девицу, ничем не напоминающую православную христианку. Мало того, что ее губы и глаза были как у куклы накрашены, так на ней еще краснела короткая до неприличности юбка, а выше пояса одеждой служила «урезанная» цветастая майка.
- Здравствуйте, отец Вадим, - с лукавой ухмылкой молвила она, сверля глазами священника.
- Здравствуйте, - ответил настоятель, отводя взгляд, - а в тот ли дом вы попали?..
- Сюда, сюда... - кокетливо засмеялась девушка. - Может, предложите мне пройти. Вы такой интересный, привлекательный мужчина... - она подступила ближе.
- Я вижу, девушка, вы все-таки не по адресу... - строго сказал отец Вадим и резко подо-шел к двери, открывая ее.
Захохотав, беспутная девица, сопровождаемая ошеломленным настоятелем, отправилась на улицу. А после выдворения за калитку, она повернулась к дому и заорала:
- Любимый, пока!..
- Вон отсюда, бесстыжая! - прервал непрошенную гостью мужской голос.
Отец Вадим, ступив на тротуар, увидел Филимона, который грозил удилищем девушке. Та, подняв визг, понеслась по проезжей части к стоящему неподалеку черному джипу.
- Это, батюшка, любовница Волка, - сказал раздраженный сосед. - Я видел, как он, бесовское отродье, ее высадил из машины и указал на ваш дом. Вы, родной, закрывайте, закрывайте, пожалуйста, калитку на задвижку.
- Спасибо за поддержку, дядя Филимон, - молвил побледневший отец Вадим. - Я никогда не думал, что можно опуститься до столь мерзостной черты, - он кивнул в след блудницы, которая садилась в автомобиль.
После разговора с Филимоном отец Вадим наглухо запер калитку и, перекрестившись на храм, вернулся в дом.

***

Лидия Любавина проснулась только к обеду с безобразно опухшим лицом и открыла отечные, покрасневшие глаза. Голова от боли готова была развалиться на несколько частей, и поднять ее, свинцовую, с подушки было неимоверно трудно. Энергии ей придало безумное, да и где было разуму взяться, желание улучшить здоровье некой дозой алкоголя. Она со стоном села и уткнулась ногами в пыльный пол. На ней обвисло мятое, будто побывавшее во рту коровы, новое темное платье.
- Вот это ты помянула очередную подругу... около пяти утра притащилась еле живая, - восстанавливала пробелы в памяти матери Зоя, которая сидела перед телевизором и лузгала семечки, бросая шелуху на пол. - Ты скоро сама отправишься в мир иной... - добавила она.
- Доча, ты тоже не святая... не надо... и так тошно, - хрипло попросила мать и зашагала на улицу.
Лидия хоть мутно, но помнила: недопитую бутылку самогона, захваченную с поминального стола, она сунула за дверь дровяника, к которому теперь и направлялась. У него, почерневшего от непогоды и времени, зияющего дырами сидел на скамейке - широкой доске, положенной на два камня, - пришедший из храма Фома и ел поданный ему на паперти пирог. На домашний обед он не рассчитывал, зная, что Зоя готовить ленится, а мать и до кухни добраться не в состоянии... Лидия подошла к нему и открыла рот, чтобы сказать, как она его любит, но сын шарахнулся от нее, как от огня, махая свободной рукой перед носом.
- Фу!.. - только произнес он, защищаясь от удушливого зловония.
- Что же ты от меня, родной матери, отворачиваешься?.. - задав этот нелепый вопрос, Лидия подступила к полупустому дровянику, в который с весны не заглядывала.
Она потянула на себя перекошенную с расшатанными петлями дверь и попятилась, глядя в полутьму надменно выпученными глазами.
- А... а... спасите, черт, черт!.. - крестясь, заорала она. - Фома!.. Уйди!.. беги отсюда! Черт!..
Лидия, окончательно протрезвев и напрочь забыв о похмелье, бросилась в дом.
Она, заикаясь от волнения и страха, с трудом рассказала дочери об адском поселенце.
- Все, началось... я предупреждала, что до белой горячки допьешься, - сказала осудительно Зоя.
Но все же дочь, чтобы подтвердить матери «диагноз», сама отправилась к дровянику. За ней, вся дрожа, чуть ли не на цыпочках и едва дыша, пошла Лидия. На пороге сарая Зоя вздрогнула, замахав руками. Она отскочила к матери, схватила ее за локоть и зашептала:
- Не-нечистая... демон... ну-нужно к батюшке...
Женщины затолкали в дом Фому, и, не жалея ног, понеслись к дому настоятеля, время от времени осеняя себя крестным знамением перед стремительно приближающимся храмом.
- Ты смотри, в Бога уверовали... неужели Фома повлиял?.. - проговорила, смотря вслед удаляющимся непутевым женщинам, их старая соседка.

***

Отец Вадим после того, как среди белого дня затворил калитку, пожалел, что нельзя так-же запереть, оградив от гнусного кошмара, свою душу. Она изнывала от незаслуженного стыда и позора, которые спровоцировал ухищренный враг. Настоятель снова вошел в спальню и взялся за синодик. Но и на этот раз остаться наедине с Богом ему не удалось. Тревожно раздался звонок и одновременно кто-то настойчиво забарабанил в калитку. Отец Вадим при-пал к окну и застонал - за калиткой, еле возвышаясь над ней, мелькали женские прически.
Думая о новых провокаторах, он ринулся дать им от ворот поворот. Но, открыв калитку, увидел старых знакомых Лидию и Зою, которые, противореча физиологическим и физическим законам, под горячими лучами солнца постукивали зубами. Они наперебой начали рас-сказывать ужасы о поселившемся в их сарае адском монстре. Священник глубоко усомнился в адекватности женщин: от одной, которая в чем-то походила на описанное ею чудовище, несло перегаром, а другая была, как не понаслышке знал пастырь, с «молнией в голове». Но для их успокоения он решил откликнуться на вздорную просьбу.
- Ба-батюшка, только давайте быстрее... давайте на машине, а то демон Фому сожрет, - умоляла Лидия.
- Так на ней же номер несчастливый?.. - не смог сдержать улыбки отец Вадим.
- А... а... уже хуже не будет... куда хуже... - еле произнесла Лидия.
- Да... да... - подтвердила Зоя. - Только, пожалуйста, скорее...
Священник открыл ворота и через какую-то минуту, остановившись у тротуара, усаживал в «Жигули» свалившихся на его и без того бедную голову Лидию и Зою.
Отец Вадим, прося у Господа терпения, быстро сел за руль и нажал на газ. Дорога в не-сколько сот метров показалась ему бесконечной, ибо концентрация исходящего от Лидии перегара даже при открытом окне превращала салон чуть ли не в газовую камеру.
Подъехав к указанному дому, настоятель наспех и с облегчением покинул автомобиль. Он увидел во дворе сидящего на скамейке Фому.
- Фома, уйди оттуда! - закричала Лидия, прячась за спину отца Вадима. - Дорогой наш батюшка, спасите Фому, спасите нас... О-он там, в дровянике, та-там черт, - тихо, боясь, что демон услышит, молвила она.
- Батюшка, подождите, я вам сейчас топор принесу, - сказала Зоя.
- Может, вы мне еще и ружье дадите, - отмахнулся священник, слыша за спиной паническое «ой... ай...»
- Отец Вадим, там нет никого, - приподнявшись, сказал Фома.
- Конечно, нет, мой умница, что там может находиться, кроме дров, и то... я сомневаюсь, - молвил настоятель и мигом вошел в сарай, а, проверив помещение, повернулся и повелел:
- Идите, фантазеры, покажите, что вы здесь видели. Жюль Верн и тот бы вам позавидовал.
Женщины, будто передвигаясь по минному полу, осторожно приблизились к священнику.
- Нет его, нет... - сказала Лидия.
- Убежала, испугалась нечисть, батюшка, - улыбнулась Зоя.
- Родной батюшка, дорогой вы наш спаситель, - запричитала хозяйка дома, и, наклонившись, поцеловала руку священника. - Идем в дом, отец Вадим. Мы вас хоть черникой отблагодарим.
- Пожалуйста, не откажите... - настояла Зоя.
Фома, радуясь больше всех, открыл со скрипом входную дверь. Настоятель, соблюдая нормы вежливости, переступил порог и вскоре оказался в гостиной, которая одновременно служила и спальней. Стены ее были увешены «оберегами». Там стоял сногсшибательный затхлый запах.
- Я сейчас, сейчас наберу вам чернички в кладовке, - засуетилась Лидия, - а вы, батюшка, присядьте.
При всем желании отец Вадим воспользоваться гостеприимным приглашением не мог: стулья были заняты не знающими стерильности посудой, полотенцами, тряпками... Священ-ник первым делом распахнул окно, вторично за последние минуты, наслаждаясь чистым воздухом. Неожиданно донесся душераздирающий крик Лидии, словно ее облили кипятком.
Распахнулась дверь, и Лидия не только с опухшим, но и перекошенным лицом упала, подняв грохот, на колени перед настоятелем.
- Спасите, помогите!.. демон в доме... в кладовке!.. - она обнимала ноги отца Вадима, целуя подрясник и обливая его слезами. - Я больше не буду пить, ни грамульки... стану в церковь ходить, все, что повелите, буду исполнять, только помогите, только спасите...
- Успокойтесь, успокойтесь, - отец Вадим пробовал своими сильными руками поднять женщину, но она, как дикая кошка, вцепилась в него.
- Батюшка, - говорила сквозь слезы, прижав к груди руки, Зоя. - Я тоже, тоже обещаю покаяться, больше не буду... клянусь не искать никаких молний... Я откажусь от мужчин, даже в монашки пойду, только избавьте... избавьте от беса. Он ведь сюда может войти... Осталось каких-то четыре метра!.. всего четыре!..
Отец Вадим с трудом освободился от цепких рук хозяйки дома и, покачивая разболевшейся головой, мол, куда я попал, оставил гостиную. Неизвестно, какими земнородными свойствами «наделили» перепуганные женщины демона, но Лидия тут же вооружилась сковородкой, а Зоя - скалкой. Они, чуть ли не оглушенные собственными сердцебиениями, еле двигая ступнями, последовали за священником в направлении кладовки. Когда отец Вадим открыл дверь хозяйственной комнаты, то поначалу сам вздрогнул: из полумрака на него смотрело мохнатое чудовище.
- Это моя кукла... большая кукла... у свалки нашел... - раздался рядом голос Фомы. - Я играю с ней...
- Успокойтесь, - смеясь, сказал священник окаменевшим женщинам. - Это всего лишь уродливое чучело так называемой человекообразной обезьяны из бывшего музея атеизма.
Мать и дочь какое-то время еще смотрели на священника глазами «чудовища».
- Значит, нет никакого демона... - первой опомнилась Лидия.
- Выходит, это не нечистый... - с облегчением вздохнула Зоя.
- Его нет, но в вашем доме не то, что лукавый, целый легион их может поселиться, - строго молвил настоятель. - Дом христианина - это малая церковь. А вы что творите?.. Пьянки, гулянки. На стенах дома сплошные языческие атрибуты, везде беспорядок. Одно утешает: вы пообещали исправиться, навести в своей жизни, а также в жилище порядок. Не так ли?..
- Чего только не скажешь от страха... - улыбнулась Лидия.
- Да, да, тут все пообещаешь... - весело молвила Зоя.
- Вот Фома, до смерти напугал, - сказала хозяйка дома. - Нужно это чудище обратно на свалку... не на базар же его нести...
- Базар?!. - воскликнула дочь, осененная себе под стать «молниеносной» идеей. - Нужно подумать насчет базара... А вам, батюшка, спасибо, - как бы невзначай кинула Зоя и, включив свет, начала осматривать чучело...
- Извините, батюшка, что потревожили... только номера обязательно замените, а то в вашей порченной машине еле доехала - так плохо мне стало, - молвила Лидия и также показала настоятелю спину.
- Да, от вашего перегара она еще минимум сутки будет порченой, - пустозвучно проговорил священник и, жалея о напрасно потерянном времени, напоследок лишь прошептал Фоме:
- Поехали со мной. Я тебя хоть нормально покормлю...


Часть третья

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Антонина Занудина вторично, со скандалом, посетила «магический салон» и потребовала у Остапа свидания с умершим мужем. Тот очень долго вызывал духа и наконец уверенно заявил, что некую воронку с того света полностью освободил и теперь муж непременно явится. И, действительно, выйдя из дома «мага» на улицу, Антонина увидела прямо над верхушкой высокого старого тополя то ли человека в виде облака, то ли облако в виде человека... Несколько секунд женщина пребывала в оцепенении. Она указала рукой вверх:
- Смотрите!
Но призрак, словно испугавшись чужих взглядов, удалился и слился с тучами. Антонина, посматривая вверх, пересекла площадь и зашагала мимо здания районной администрации. Вдруг она остановилась. Сквозь окно кабинета главы администрации на нее смотрел муж Семен в капитанской фуражке. Он рукой позвал ее к себе и удалился от окна в черную пустоту кабинета. Антонина, разволновавшись, бросилась прямиком к руководителю района. В приемной две женщины громко просили молоденькую секретаршу пропустить их к главе. Их, как услышала Антонина, обманул хозяин «магического салона». Одной Остап некачественно «почистил энергетические каналы», другой - «не в ту сторону повернул дорогу судьбы».
- Это подождет, - опередив посетительниц и подойдя к работнице администрации, заявила Антонина. - У Сергея Наумовича мой муж. Он полтора месяца назад умер и вот теперь там...
- Извините, но Сергей Наумович в кабинете один, - сказала девушка и недоуменно посмотрела на очередную и еще более странную посетительницу, невольно думая о психиатрической больнице.
- Нет, не один, - возразила супруга «ожившего» покойника и вся нервно задрожала. - Я видела своего мужа в окне. Он там. Вы меня должны понять... так что пропустите.
- Нет, не понимаю...
- И кто вас таких бестолковых на работу берет?.. - ругалась Антонина. - Раз ты так туго соображаешь, то я тебе популярно объясняю... У Сергея Наумовича мой муж Семочка, который полтора месяца назад умер... Теперь он вернулся с того света и находится у твоего шефа в кабинете. Ну, уяснила?!.
Девушка у телефона, не решаясь сама набрать «03», тут же позвонила и доложила обо всем руководителю. Глава, ничего не поняв, пригласил женщину в кабинет, решив, что так будет проще разобраться во всем этом абсурде.
- Здравствуйте, проходите, - с порога встретил Сергей Новожилов посетительницу и сразу перешел к делу: - Это вы о каком муже говорите?
- Здравствуйте, здравствуйте, Сергей Наумович, - произнесла Антонина и стала осматривать кабинет... Никого не увидев, добавила: - Я... я... была на сеансе «великого мага». Вышла из его дома. Увидела над деревом человека, или не человека. Потом заметила в вашем окне капитана парохода. Это был мой покойный муж и звал меня к себе. Я вот пришла, а его здесь нет...
- Бывает, бывает, - без нотки сарказма, очень серьезно и задумчиво произнес глава, вспомнив предупреждение священника. - Вы идите, идите домой, отдохните... а здесь, как видите, никого нет. Вам, должно быть, показалось...
- До свидания! - попятилась к выходу обескураженная посетительница, не отрывая глаз от окна. - Но я же видела...
Она скрылась за дверью, которую тут же со скандалом открыли две очередные жертвы «магического» афериста.
На улице Антонина снова посмотрела на знакомое окно и замерла. На нее глядел муж. Женщина протерла глаза и взглянула еще раз. У окна стоял Сергей Новожилов. Антонина похолодела. Она отвернулась от здания и поспешила домой.
- Тоня, ты куда так торопишься? - остановила женщину Нина - приходской казначей.
- А, здравствуй, соседка, - сказала Антонина. - Да я скорее убегаю, чем тороплюсь.
И она рассказала приятельнице о покойном муже, который, явившись с того света, играет с ней в прятки. Нина внимательно выслушала Антонину, и лицо ее опечалилось.
- Тоня, - с тревогой в голосе сказала она, - ты поступаешь очень опрометчиво. А все потому, что ты, дорогая моя, ото рванная от Церкви. Я в храме слушала отца Вадима, его разъяснения Священного Писания. И вот какую вещь запомнила: из загробного мира никто из усопших к нам не возвращается. Об этом говорится, например, в притче о богаче и Лазаре. Богач, оказавшись в аду, просил дать возможность хотя бы предупредить своих братьев-грешников о предстоящих страданиях, но ему было отказано. Ибо, переводя на современный язык, у нас есть Господни священники и Священное Писание. А то, что ты видела - это злой дух в облике мужа является тебе. Бес может предстать в виде Ангела, Божьей Матери и так далее. Это очень опасно. Давай-ка иди в церковь, покайся, причастись и, конечно же, помолись за мужа. Нет для усопших большей пользы, чем наши молитвы и милостыня.
Антонина слушала добрые наставления Нины, но эти слова не достигали ее души, зачерствевшей в отдалении от Бога.
- Нина, ты же знаешь, что я во все эти церковные басни не верю, - сказала она в ответ. - А мужа я своими глазами видела. Это был он, мой любимый...
- Тоня, дорогая, нужно как-то тебе уже освобождаться от безбожия, - пыталась уговорить Нина. - Я тебя еще раз уверяю: бесы могут принимать любые обличия.
- Ой, не знаю, кого и слушать, - и Антонина зашагала по центральной улице.
Она чуть ли не пожирала глазами окна зданий в надежде, что ее снова поманит покойный муж и на этот раз она с ним встретится. Но сквозь тусклые стекла то тут, то там на нее глядели совершенно другие - «земные» люди. Антонина с горя побрела домой. Максима там не было: трудился на творческой ниве в редакции. И она одиноко ждала. Ждала покойного мужа.


ГЛАВА ВТОРАЯ

Серафима Репейкина после посещения больничной палаты, где священник соборовал ее сестру, ринулась с потерявшей «исцеление» рукой к «магическому салону». Но в него не попала. Ибо, как только она оперлась левым плечом на дверной косяк, чтобы перевести дух, болезнь исчезла, словно испарившись под знойными лучами солнца. «Даже стены здесь лечат», - мысленно восхитилась она, отправляясь домой.
Лишь одно обстоятельство ее огорчало: не смогла доказать сестре, «страдающей» в больнице, какую непоправимую глупость она допустила, что не последовала за ней к Остапу. С каждым днем желание Серафимы доказать Тамаре свою правоту, противопоставив ее неэффективное лечение, «пустое» обращение к священнику чудесному исцелению у «мага», только возрастало. А когда верная клиентка Остапа услышала, что на следующий день выписывают сестру, то ночью, накануне встречи с ней, долго не могла уснуть: в мыслях потешно репетировала разительную речь, предназначенную для Тамары. С улыбкой на лице Серафима погрузилась в сладкое забытье. Но желанный покой длился недолго. Ее разбудил эхоподобный голос:
- Подни-има-айся.
Серафима вскочила с кровати, чуть не упав, и включила свет. Однако никого не было. «Приснилось», - решила она. Пенсионерка с испорченным настроением долго переваливалась с боку на бок и наконец окунулась в сон. Однако ее снова поднял кто-то, на этот раз гневливым басом:
- Не спи!..
Серафима ощутила, как по ее спине пронеслись ледяные мурашки. Она села, прикоснувшись ступнями к прохладному освежающему полу, и осмотрела освещенную первыми рассветными лучами комнату, даже заглянула под кровать. «Что за чертовщина? - спросила мысленно она сама себя и ответила: - Смотрела вечером американский фильм ужасов, вот и откликнулось».
Тело пенсионерки тяготила такая усталость, словно она накануне отработала две смены на родном консервном заводе. Даже солнечные зайчики, играющие на ее лице, не прогнали с него мрачного оттенка.
Серафима умылась холодной водой, немного взбодрилась и села за кухонный стол завтракать. Попив чаю с сушками, она поковыляла в гостиную. По своему обыкновению пенсионерка щелкнула ручкой черно-белого телевизора «Весна» и, подстелив подушку, села на старый диван, своей выцветшей покореженной поверхностью напоминавший лунный рельеф. С экрана молодой нагловатый человек изрекал целые оды демократии, главным ее достоянием называя «безграничную свободу граждан». «Это правильно, - согласилась мысленно Серафима. – Вот посещаю великого мага, а еще недавно нельзя было об этом и мечтать». Но когда оратор чуть ли не с пеной во рту стал поносить советское прошлое, пенсионерка поднялась.
- Что ты несешь, молокосос! - возмутилась она и выключила телевизор.
Серафима с недовольной миной расположилась на диване. Как непреходящую отраду, она гладила взглядом многочисленные настенные грамоты, насыщенные алым колоритом советской эпохи. Награды, утешая сердце пенсионерки, еще раз напоминали о работе на социалистическом предприятии, которому она, как и ее сестра, отдала лучшие годы и которое недавно новые «хозяева жизни» закрыли, а вернее, безответственно отреклись от него...
Серафиму окружала незаурядная мебель, угнетая и даже раздражая ее своим убогим ви-дом. К началу девяностых годов она скопила и отложила в укромном месте три тысячи руб-лей. Серафима тогда собиралась очистить жилище от «старой рухляди» и его в одночасье обставить великолепными стенкой, мягкой мебелью, хотела купить цветной телевизор и да-же стены украсить дорогими коврами. Женщина, исполненная гордости и эгоизма, возжелала продемонстрировать семейству Тамары и всем вокруг, какого исключительного благосостояния она добилась.
Как-то в воскресный день к ней наведалась Тамара и умоляюще просила ее одолжить не-много денег - не хватало на новый шкаф. Но Серафима наотрез отказала сестре. В качестве обоснованного аргумента она привела безумное суеверие: мол, чем больше сумма накоплений, тем скорее она возрастет, а если ее уменьшить, то нарушится магический закон притяжения денег к деньгам, к тому же в воскресенье категорически запрещено давать в долг.
- Не будет тебе пользы от этих денег, - молвила тогда Тамара, уходя вся в слезах.
Вскоре рухнул Советский Союз, а с ним обвалились все сбережения его бывших граждан. Накопленное богатство Серафимы, как по сценарию печальной сказки, превратилось в пустые бумажки. Женщина пришла в ярость. Она, затаив злобу, полагала, что это Тамара стала причиной финансовой катастрофы и даже распада самого СССР.
Серафима какое-то время бесцельно блуждала по комнатам, громко зевая, мысли в ее отяжелевшей голове путались, они ностальгически уносились в прошлое, то снова возвращались в настоящее. Ближе к обеду изнуренная пенсионерка вошла в спальню и со стоном свалилась на кровать. Но и на этот раз вволю отдохнуть она не смогла. Ее кто-то толкнул в правое плечо и омерзительным голосом повелел:
- Иди к Остапу!
Серафима в ужасе вскочила на ноги и побежала в гостиную. Она впервые хотела перекреститься, но не понимала куда - вокруг вместо икон на наградных «реликвиях» золотились лишь изображения Ленина. Она подбежала к окну и подняла глаза к синему залитому солнечным светом куполу неба, соединила, как умела, пальцы правой руки и собиралась осенить себя крестным знамением. Однако от напряжения мышц боль пронзила плечо. «Опять болезнь вернулась», - обуял Серафиму панический страх. Тут она увидела подходящую к дому бодрую и жизнерадостную Тамару. Вся неприязнь к сестре растаяла. «Нужно к ней... одолжить денег и к Остапу... - решила Серафима. - Сам голос свыше повелевает». После долгих колебаний, борьбы чувств она переступила порог жилища Тамары, переступив через свое «я».
Сестра уже успела зажечь лампадку перед большой Казанской иконой Божьей Матери и, сидя на кровати у тумбочки, застеленной белоснежной салфеткой, читала Святую Библию.
- Тамарочка, - с не присущей ей учтивостью обратилась Серафима к сестре. - Я пришла попросить у тебя денег... на лекарство, - солгала она, назвав сумму. - Знакомая обещала при-везти...
- Конечно, сестричка, я для тебя, сама знаешь, последнюю крошку хлеба отдам, - произнесла любвеобильно Тамара.
Она вынула из тумбочки завернутые в носовой платок сбережения и отсчитала несколько купюр на «дорогостоящие» таблетки и микстуры.
- Мне мою крошечную пенсию, сама знаешь, через месяца два дадут... Ты уж не взыщи...
- Ничего, главное, чтобы ты здоровенькой была.
- Спасибо, - поблагодарила Серафима и обратилась к сестре с еще одной, неправдоподобной, просьбой: - Дай мне, пожалуйста, почитать эту Святую Книгу и еще иконку хочу у тебя взять...
Тамара, не веря своим ушам, тут же закрыла Святую Библию и бережно вручила ее сестре, затем принесла небольшую иконку Спасителя на оргалите.
- Я собираюсь на всенощное бдение в церковь, может, и ты со мной?.. - спросила она с огоньками надежды в глазах.
- Я завтра, завтра с тобой схожу... - искренне пообещала Серафима.
Тамаре очень хотелось напомнить сестре мудрую поговорку о нецелесообразности пере-носить на потом то, что можно сделать сегодня, но воздержалась, не стала настаивать.
- Слава Богу, родная, - молвила она. - Я тебя утречком буду ждать. Только... - она задержала взгляд, - у тебя же крестика нет. Сейчас, подожди секундочку...
Тамара вмиг принесла новый крестик на веревочке и бережно повесила спасительную святыню на грудь сестре.
Благодарная Серафима, повторно пообещав посетить храм, быстро удалилась к себе. Она первым делом открыла Священное Писание. Уж очень ей не терпелось узнать, чем так ценна эта Книга, что Тамара, Мария и Николай не мыслят жизни без нее. Серафима принялась читать первый попавший ей на глаза текст:
- Не должен находиться у тебя... прорицатель, гадатель, ворожей, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок пред Богом всякий, де-лающий это... Будь непорочен пред Господом, Богом Твоим.
Пенсионерка, испугавшись святой правды, закрыла Писание.
- Я только сегодня... последний раз схожу к Остапу... пусть снимет болезнь... я же ему такие деньги заплатила... - оправдывалась пенсионерка, смотря на лежащую рядом иконку Спасителя. - А утречком, Господи, я приду в храм. Обязательно приду... клянусь Тебе.
Тут она увидела за окном нарядно одетую в новый светлый сарафан Тамару, которая, как всегда раньше времени, отправлялась в церковь. Серафима минуту-вторую сопровождала сестру взглядом, затем схватила кошелек и с затаенным негодованием бросилась к «магическому салону».
У дома Остапа ждали приема несколько горожан разного возраста. У самого порога стоя-ла хмурая, как ноябрьское небо, молодая женщина.
- Люди добрые, пропустите, я повторно иду, не могу ждать, - попросила Серафима.
Но взгляды клиентов сулили ей мало сочувствия.
- Мы все торопимся, - заворчала маленького роста довольно пожилая женщина. - Я тоже второй раз. У меня спина болела, маг ее залечил. Однако хворь тут же перекинулась на живот. Остап снял и этот недуг. Только что толку - теперь вот с головой маюсь. Так болит, аж мозги наружу просятся, - она скривилась.
Ее сравнительно молодая соседка с подбитым почерневшим глазом тоже не изъявила желание уступать свое место. Как оказалось, она у «мага» лечила зрение. Однако когда женщина с мужем была в гостях, у нее неожиданно задергался «освобожденный» от болезни глаз. Хмельной супруг узрел, что она моргает мужчине напротив, ну и решил ее примерно пере-воспитать...
- А я два дня назад, - начала другая женщина из толпы, - просила Остапа, чтобы вернул мужнюю любовь. Вчера вечером мой благоверный, правда, в стельку пьяный, выдал: «Люблю». Утром я его спросила, любит ли теперь? Мой супруг в ответ схватил поллитровку пива, привстал и сделал затяжной глоток. «Ох, как я люблю...» - сказал он, оторвавшись от горлышка, а глотнув второй раз, добавил: - «Очень люблю...». Допив же пиво, упал на койку и прошептал: - «Люблю... хорошее пиво... до чего же я его люблю...» За что, скажите, я деньги платила, за насмешку надо мной? Так что срочно нужно мне к Остапу.
- А у меня может пропасть весь бизнес, если я еще немного помедлю, - сказал молодой человек, назвавшийся предпринимателем. - Я прошлый раз приносил магу месячную выручку, чтобы он с нее снял порчу. За услуги пришлось отдать половину денег. Куда деваться, ведь могли все пропасть. И вот снова что-то дела не идут, чувствую, порча пристала к финансам. Здесь медлить нельзя...
В партии недовольных помощью «мага» находилась и Антонина Занудина. Она тоже не хотела мириться, что нужда Серафимы острее, чем ее потребность в повторном сеансе.
- Ведь, - объяснила она, - свидание с покойным мужем я не хочу больше ни на секунду откладывать. Мой Сема и так уже в воронке весь исстрадался. Только появился и тут же снова пропал. Как пить дать угодил снова в воронку.
Молодая женщина, которая возглавляла очередь и пришла впервые, заметалась и повернулась к толпе. От услышанного ей расхотелось переступать порог дома.
- Я-я туда не пойду, это дурдом какай-то...- возмутилась она, невольно огласив истину, и, рассерженно мотая головой, удалилась.
Серафима, воспользовавшись общим замешательством, нарушила очередь и прорвалась внутрь салона.
- Что э-это такое творится-то! - с порога «приемной» закричала она. - У меня сегодня правая рука отнялась, меня донимают какие-то голоса. Один голос повелел идти сюда.
- Угомонитесь, женщина, - спокойно сказал Остап. - Вы обращались, чтобы вам излечить левую руку. Так?
- Ну, так, - менее смело произнесла Серафима.
- Она здорова?
- Да...
- Тогда какие претензии могут быть ко мне?.. А что касается руки правой и голосов, то сейчас разберемся.
Остап посмотрел руку женщины, покружил над ее головой руками и многозначительным тоном произнес:
- У вас тут энергетические каналы повреждены... и еще чакры... Одним словом, это требует много сил... И все это недешево.
Серафима дрожащими руками открыла кошелек. Она выложила на этот раз взятые в долг деньги.
- Это все, больше нет.
- Ладно, - поморщившись, смилостивился Остап. - Сделаю вам снисхождение как постоянной клиентке.
- Спасибо, тебе, мил человек. Только скажи мне честно, пока еще не начал лечение, ты действительно силою Божьей лечишь? А то я такое вычитала в Библии... да и священник, моя сестра говорили, что ничего святого у тебя здесь нет.
- Вы что, вы что, как можно сомневаться. Вы нашли кого слушать, этого греховодника Вадима! - наиграно повысил голос «маг», помня рассказ Петра Волкова о провокационно засланной к настоятелю блуднице. - К нему женщины молодые толпами ходят, а он себя за святого выдает. Да и сестра ваша что может знать в таких серьезных делах... А я - настоящий христианин и все делаю по-Божьему.
Заглушив в сердце Серафимы только зародившийся росточек веры, Остап продемонстрировал напускное благочестие: поправил крест, перед иконой - свечу и прочитал с искажающими ее смысл ошибками молитву. Следом перешел к заговорам. Он их бубнил, стоя по-прежнему перед церковными святынями.
- Все, аура пошла на улучшение.
- Какая еще авура?!. - разнервничалась Серафима. - Ты мне руку лечи, а не какую-то ау... авуру... Что за слово такое - уродливое.. . можно язык сломать...
- Вы что, вы что, тише, молчите, - просил ее Остап. - Нельзя мешать Элементам вас лечить.
И шарлатан продолжил «изгонять» болезнь. В какой-то момент Серафиме показалось, что она может смело двигать рукой. Она напряглась и еле заметно приподняла кисть, ощутив в предплечье ноющую боль.
- Вот и помогло, - комментировал Остап.
Серафима снова и снова прилагала усилия и слегка задвигала рукой.
- Так она и прежде чуть поднималась, - заявила возмущенно женщина.
Остап, оставив в покое «астрал», стал панически массажировать руку пенсионерки, ре-шив, что для спасения «репутации» любые, даже чисто земные, средства хороши.
- Спасибо, миленький, - вскоре отозвалась Серафима. - Рука почти перестала болеть.
«Маг», прервав процедуру, улыбнулся и, чтобы ценная клиентка не расслаблялась, сказал:
- Я не хотел говорить, но лучше сказать горькую правду, чем сладкую ложь. На вас порча, однако, очень сильная... Чтобы ее не усугубить, остерегайтесь дурных взглядов. Ну, и еще следует пройти парочку очистительных сеансов - и будете, как новая...
- Парочку... - задумчиво повторила Серафима. - У меня денег больше нет. Я даже эти у сестры заняла.
- Это уже не мои проблемы... Одолжите у кого-нибудь... Карма важнее!
С понурой головой Серафима вышла из дома Остапа и зашагала по тротуару. С церковной колокольни, будто с самого неба, звучал благовест, созывая к богослужению. Серафиму обходили, торопясь на богослужение, здоровались с ней радостные прихожане. Женщина то вправо, то влево от них отворачивалась, чтобы «не усугубили ее порчу».
Остап же одновременно с донесшимся звоном увидел перед собой страдальческие обличительно застывшие глаза Серафимы. С новой силой укоризны вырвались из памяти слова Марины о «выманивании денег». Тут же прошлое открыло ему тяжелый момент расставания с родителями. «На этих деньгах счастья не построишь», - утирая слезы, вразумляла его мать. Она, подключив даже отличавшегося своей лояльностью отца, умоляюще просила сына уст-роить достойно свою жизнь - по дипломной специальности - и назвала его увлечение «колдовством» средневековой дикостью.
«Маг» схватил оставленные Серафимой разноцветные купюры и выбежал на улицу. Но пенсионерки и след простыл. «Получил деньги, радуйся, не унижайся перед жалкими и убогими посетителями», - заглушил и остудил его совесть внутренний, а точнее, голос извне. «И, действительно, что это я поддался сентиментам и глупым мыслям?» - остановился «маг» и возвратился на свое «волшебное» рабочее место.
А Серафима тем временем, пряча глаза, добралась до своего дома. Она открыла ключом дверь, радуясь, что теперь уже никакой «дурной» взгляд ей не угрожает. Но когда пенсионерка вошла в гостиную, то чуть не обомлела. На единственно новом дешевом стуле, облокотившись на стол, со скучающим видом сидел глава администрации Сергей Новожилов...


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Отец Вадим в прекрасное солнечное утро вошел через боковую калитку на базар. Он, за-хватив все свои денежные накопления, наконец собирался купить стиральную машину, а еще - обувь, ибо туфли износились почти до дыр, одежду, так как старая просила заплаток, и еще - многие необходимые в хозяйстве вещи.
В это время туда же, только через центральный широкий вход, направлялся Григорий Дубов. «Ай да я! Ну просто красаве-е-е-ц!» - восхищался он собой, начиная очередной «рабочий» день. Григорий красовался в стильном «новорусском» малиновом пиджаке и, входя через центральные ворота, будто не шел, а парил над землей. В левой руке он сжимал черную ручку кожаного дипломата, который поблескивал на солнце золотистыми замками, а правую деловито держал в кармане брюк. Голова его была высоко поднята, на лице - насмешливая улыбка. Григорий внимательно осматривал сквозь черные очки палатки, расчехленные, полные товара прицепы, заваленные вещами прилавки. Он видел возле них не бизнесменов-продавцов, а своих постоянных должников, которые покупали у него свое право заниматься торговлей.
Очередной трудовой день Григорий начал с посещения овощной палатки. Он молча про-шел в нее и открыл на ходу пустой чемоданчик.
- Здравствуйте! Сейчас, сейчас, Григорий Борисович, - заметалась вокруг него продавщица. - Вот, пожалуйста.
Женщина протянула небольшой бумажный сверток.
- Надеюсь, пересчитывать не нужно? - вальяжно спросил рэкетир.
- Н-нет, не нужно, з-здесь все, как всегда, - ответила перепуганная продавщица.
- Смотри мне, - зевнул на прощанье Григорий.
Он закрыл дипломат и направился к прицепу с молочными продуктами - торговой точке супругов-предпринимателей. Увидев рэкетира, муж ступил ему навстречу.
- Здравствуйте, - дрожащим голосом сказал он. - У нас, Григорий Борисович, вот какое дело... Дочке делают уже вторую дорогую операцию... Пришлось залезть в долги... Большую сумму заработанных здесь денег отдал... отдал без толку этому проходимцу... так называемому магу... Может, не будете пока с нас брать ... Или хотя бы сумму уменьшите ... Я вас очень прошу...
- Ты, колхозник, темнота, не смей пренебрежительно говорить о моем друге Остапе - великом маге!.. - заворчал Григорий. - А что касается семейных проблем и порчей, то они мне до лампочки. Или деньги гоните, или домой не доедете.
- Сейчас, сейчас, пару минут подождите, я у соседей одолжу, - после паузы со слезами на глазах произнес продавец и растворился в толпе.
Через некоторое время он принес «мзду».
- Чтоб это было в последний раз! - пригрозил ему Григорий.
- Что вы творите, юноша, неужели Бога не боитесь? - вдруг услышал рэкетир строгий голос. - Зло в этой жизни еще никому с рук не сходило. Господь непременно накажет за такое бессердечие.
Григорий резко повернулся, снял очки и увидел перед собой священника.
- Я не боюсь того, кого нет, - насмешливо ответил он и отправился к синеющей рядом палатке.
«Сущий дьявол...» - подумал пастырь. Он сунул руку в глубокий карман подрясника и за-жал в ладони пачку купюр, одновременно посмотрев на стертые носки туфель. «Ничего, еще потерпят, и все другое может подождать, а вот беда людей вряд ли повременит...» - подумал отец Вадим и подошел к высокому мужчине крепкого телосложения, который от бессилия и отчаянья кусал губы, косясь с болью на вздрагивающую от рыдания супругу.
- Вот, пожалуйста, возьмите, - молвил тихо отец Вадим и, чтобы правая рука не знала, что делает левая, скрытно сунул предпринимателю в ладонь толстый сверток денег. - Возьмите, возьмите... это не вам... это дочери... А через недельку наведайтесь в церковь, может, мы с двадцаткой еще вам выделим какую-то сумму.
- Спа-спасибо вам... - еле молвил убитый горем человек, зажав в сильной руке деньги, что свалились ему, как манна небесная. - Мы... мы только чуть развернемся и сразу отдадим, - продолжил он, начиная верить, что это не сон.
- Ничего не нужно возвращать, вы лучше назовите мне имя дочери - буду за нее молить-ся.
- В-верочка, Вера, - с особой нежностью в голосе произнес предприниматель и, шепча слова душевной благодарности, казалось, готов был упасть на колени и целовать пыльные со стертыми носами туфли священника.
- Помоги вам, Господи...
Настоятель быстро откланялся и уже сделал несколько шагов навстречу своей машине, как до его слуха донеслись откуда-то со стороны громкие и очень знакомые женские голоса. Отец Вадим повернулся и ему захотелось протереть глаза. На одном из невзрачно серых базарных прилавков-столов возвышалось искусственное чучело «человекоподобной» обезьяны, которое держал за мохнатую руку Фома. Рядом суетились Лидия и Зоя. Они восхваляли перед толпой покупателей, а вернее, зевак необычный товар.
- Этого красавца в бывшем музее атеизма посещал сам Хрущев и собственноручно гладил его по голове!.. - непомерно врала Зоя, даже не моргнув глазами. - Ему цены нет...
- Он, этот милашка, заговоренный на удачу и принесет в любой дом достаток, радость! - рекламировала, ничуть не краснея, в свою очередь чучело обезьяны Лидия. - Покупайте, не пожалеете.
- То-то я думаю, от чего вы такие богатые и счастливые, - засмеялся старик из толпы и вызвал общий смех.
Отец Вадим, вздохнув и невольно улыбнувшись, последовал дальше.
Неожиданно его остановила женщина, которая хотела узнать о крещении. Вокруг настоя-теля начал собираться народ. У каждого были свои насущные вопросы, касающиеся церковной жизни.
- Посторонитесь, пустите меня к мужу! - прервал беседу отца Вадима с прихожанами крик Антонины Занудиной, о которой священник уже был хорошо наслышан.
Она, размахивая руками, пробиралась сквозь толпу, стоящую перед настоятелем.
- Разойдитесь! - продолжала орать женщина. - Я снова из-за вас, ротозеев, мужа упущу!
Люди расступались, пожимали плечами. Они пропустили скандалистку и снова подступили к батюшке, который, объясняя странное поведение женщины, сказал:
- Антонина посетила так называемый магический салон и, разумеется, попала под власть адской силы. Она, горемычная, гонится за призраком умершего мужа.
После плодотворного разговора с паствой настоятель в хорошем расположении духа проталкивался между шумными рядами к выходу. Неожиданно ему преградила путь вызывающе одетая незнакомая девица.
- Здравствуй, любимый! - воскликнула она. - Я к тебе сегодня зайду! До встречи!
Так бросив невидимое клеймо позора, девушка тут же слилась с толпой. Но высокий священник проследил за ней и увидел, как она встретилась у одной огромной палатки с явным организатором мерзкого представления Григорием. Он, судя по жестам, щедро благодарил свою отвратительную подругу. Несколько в стороне от рэкетира стоял в светлом нарядном костюме Остап и что-то сосредоточенно объяснял двум чем-то опечаленным молодым женщинам...
- Это наш батюшка, смотри, как к нему бабы липнут, - услышал отец Вадим рядом женский голос.
- А чего ж, мужчина видный, еще молодой... - донесся смешок другой горожанки.
«Господи, дай мне терпения, вразуми моих обидчиков», - взмолился мысленно священ-ник.
А Григорий Дубов, радуясь гадкой выходке - заслуге перед бандитом, а точнее, лукавым, довольно потягивал сигару и с отяжелевшим дипломатом покидал базарную площадь. Он увидел рядом с джипом своего «наставника» очень стильную черную иномарку с четырьмя колечками на капоте. Рэкетир выбросил сигару и, опустив голову, поспешил к Петру Волкову. Тот не любил долго ждать... Григорий подбежал к знакомой машине, открыл переднюю дверь и положил на пассажирское сиденье чемоданчик.
- Вот, - покорно расставался с награбленным юноша. - Собрал со всех. И-и попу устроил любовную сцену, как велели...
- Молодец, Гришаня! - похвалил его Петр и протянул парню ключи. - Вот бери. Как и обещал... Только что кореша пригнали тебе эту иномарку - прямо из Европы. Надеюсь, ты меня не подведешь?!
- Н-не, не подведу, я с них готов в два раза больше брать, - поглядывая то на шефа, то на «Ауди», припевал Григорий. - Да я все, все сделаю, - не отрывал он глаз от машины и, казалось, мог бы вслепую подписать любой договор, хоть с дьяволом.
- Молодец, молодец. Иди, иди к ней, к своей ласточке.
Юноша тут же оказался возле иномарки. Губы его зашептали:
- Вот, где рай-то, здесь, а не на небе. Счастье мое... - А увидев приближающегося Петра, льстиво возгласил: - Да вы - бог прям!
Бандит в ответ только улыбался, наблюдая за детским восторгом своего холуя. Он смотрел и был уверен, что теперь его воспитанник совсем «ручной» и что за ворованный с пере-битыми номерами автомобиль будет служить ему еще более верно.
Мимо дарованной рэкетиру машины проходил священник. Он уже смирился с наглой порочащей его доброе имя проделкой девицы, понимая, что враг ему мстит за стремление жить праведно. Его карманы и руки были пустыми, зато в сердце он нес с базара несравнимое ни с чем богатство духовной радости от помощи семье бизнесмена. Отец Вадим увидел Григория, который, как дрессированная собака, пританцовывал перед Петром и его дорогим четырехколесным подарком.
- Ну что, батюшка, - иронизировал тот, указывая рукой на «Ауди», - моя иномарочка лучше вашего чермета?..
Настоятель остановился.
- Лучше немногое с правдою, нежели многое да неправдою, - сказал отец Вадим, как будто долго вынашивал эту библейскую мудрость. - Малое у праведника лучше богатства многих нечестивых.
- Это, это кто нечестивые?! - возмутился рэкетир. - Это, это...
Но священник, не желая вдаваться в прения, оставил неприятного собеседника. А Григорий, едва не забыв о машине, повернулся к своему благодетелю.
- Вы, вы слышали, что сказал этот поп? - пожаловался он.
- Ничего, скоро с ним разберемся, - пообещал Петр.

***

Отец Вадим, приближаясь к автомобилю, столкнулся с поникшими Лидией и Зоей. Они, упомянув продажу чучела «человекоподобной» обезьяны, взаимно упрекали друг дружку.
- Ты все равно пропьешь... - бросила Зоя.
- А ты на эту свою приманку для женихов, ненужную никому косметику потратишь... - высказала «контраргумент» Лидия.
- Здравствуйте, - поприветствовал их настоятель, не веря, что нашелся покупатель мохнатого урода. - Поздравляю с удачной торговлей... - не в силе скрыть иронию, добавил он.
Женщины неохотно поздоровались, и Лидия, спрятав свою долю в карман, досадливо проговорила:
- Не продажа, а одно расстройство, отец Вадим - копейки... Только зря Фому огорчили, лишили его любимой игрушки.
- У нас, понимаете, батюшка, народ отсталый, несознательный, не разбирается в таких ценностях, - объяснила Зоя. - Только подходили и смеялись, глупцы.
- Один из таких невежд заплатил жалкие гроши, - продолжила разговор Лидия. - А куда деваться... Вот погрузил нашего красавца.
Она указала рукой на старенькую «Ниву», к багажнику которой привязывал толстой веревкой чучело обезьяны пожилой тучный мужчина.
- А откуда этот покупатель? - поинтересовался настоятель.
- Это фермер из колхоза «Путь Ильича», - ответила Зоя. - Взял, бессовестный, нашего милашку в качестве пугала. Говорит, поставлю на плантации, ни один вредитель не приблизится. Вот дикарь...
Отец Вадим провел пристальным взглядом уезжающее на внедорожнике мохнатое детище атеистической пропаганды, глубоко радуясь, что наконец нашлось этому уроду самое подходящее место и применение… Настоятель откланялся и зашагал к машине.

***

Петр Волков свысока обозрел, как полновластный хозяин, территорию базара и, видимо, под впечатлением этого места бурной торговли обратился к Григорию:
- Давай-ка, Гришаня, об одной очень важной сделке поговорим.
- Да, да... - навострил уши юноша.
- Мы с тобой находимся на базаре, и я хочу у тебя купить, скажем, за триста долларов...
- Я, я готов! - не дослушав Петра, неизвестно с чем согласился Григорий.
- Тогда продай мне, - перешел сразу к делу бандит, - свою кралю.
Он похотливым, бесцеремонным взглядом указал на покидающую неподалеку базарную площадь Елену Вечерову, которая в цветастом голубом платье сама напоминала обласканный, изнеженный солнцем обаятельно прелестный цветок. Она, продав чернику, с пустой корзиной направлялась домой и не могла даже допустить мысли, что сама стала предметом торга. У Григория, посмотревшего в след своей симпатичной девушке, отвисла нижняя челюсть. Он заморгал глазами и кисло улыбнулся.
- Ну и шутки у вас, Петр Семенович, - молвил юноша.
- Я что похож на Хазанова или Петросяна? - так сердито проговорил криминальный «авторитет», что у Григория не только тело, но и скверная его душа похолодела.
- Не-ет, нет...
- Говоришь, тебе триста мало, тогда пятьсот, наглец! Но ни цента больше...
- Я, я со-согласен, - услышав сумму, сказал Григорий. - Только как? Она же...
- Не вещь хочешь сказать. У нас сегодня, мальчик, все продается и все покупается... - Петр взял барсетку, вынул и протянул Григорию двести долларов. - Остальное по завершении сделки. В общем, для разнообразия эту свою подругу завтра привезешь ко мне домой на своей красавице, - бандит кивнул на «Ауди». - А повод сам придумаешь. Главное ее усадить за стол и угостить... шампанским, а там разберемся...
Схватив доллары и спрятав их в карман брюк, Григорий сказал:
- Обязательно привезу вам... товар...
- Вот это по-нашему, - похлопал похвально Петр парня по плечу и вдруг нахмурился, увидев рядом Фому. - А ну, валяй отсюда, придурок.
Он замахнулся на парня, который по-детски прыгал возле «покупателя» и «продавца».
- Грех продавать Лену, грех! грех! - воззвал Фома к совести потерявшим ее отребьям и побежал прочь.
- Он дурачок, - сказал Григорий, покрутив пальцем у виска.
- Знаю, что идиот... Разве умный станет о каком-то грехе говорить, - заключил Петр и за-хохотал в след Фоме.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Итак, Серафима открыла ключом дверь, радуясь, что теперь уже никакой дурной взгляд, от которого предостерегал «маг», ей не угрожает. Но когда она вошла в гостиную, то чуть не обомлела. На единственно новом дешевом стуле, облокотившись на стол, со скучающим видом сидел глава администрации Сергей Новожилов. На нем была белоснежная нарядная рубаха, серые брюки. Он, сверкая коричневыми до блеска начищенными туфлями, заложил ногу на ногу и верхней слегка покачивал. В руке Серафимы самопроизвольно зазвенела вяз-ка ключей. Она, не удержав, бросила ее на облезлый комод. «Как он вошел?» - прошиб сознание женщины вопрос.
- Здравствуйте, Серафима Ивановна, - тоном хозяина, вежливо молвил глава. - А вы присядьте, ноги надо беречь, - он кивнул на диван. - А то будет как с руками.
- Зд-здрав-вствуйте, - еле слышно молвила женщина, повинуясь.
- Вы, я вижу, не рады мне ...
- Что в-вы, что вы, я-я рада, Сергей Наумович...
- Значит, говорите, копеечная пенсия только через два месяца будет... Такого безобразия я не допущу. Я позвонил... Нет, нет, не губернатору. Он не поможет. Я прямо Ельцину... Завтра, моя родная, завтра же получите пенсию, достойную... прямо на золотой тарелочке. Я вам по секрету скажу, - Сергей Новожилов, словно его могли подслушать, зашептал, - такой солидной пенсии ни у кого нет.
- Спа-спасибо, спасибо вам, - не могла прийти в себя Серафима, но столь жизненно значимое обещание руководителя подействовало успокаивающе на нее, и она высказала догадку: - Вам сестра, наверное, сказала?..
- Это лишнее, я сам все вижу и слышу, ведь я глава. Вот вы только что были у Остапа. Он вам ауру направлял. Только, - непрошеный гость почесал затылок, - если б не я, ничем бы не помог паршивец. Развелось этих Остапов, я вам скажу. Но, - Сергей Новожилов задумался, - и без них никакой жизни нет. Совершенно не обойтись без них. Вот к кому вам обратиться с бедой, как не к Бедову. Но самое-то главное: я вам здравницу присмотрел. Она вам как воздух нужна. Завтра же решу этот архиважный вопрос. А то все руки не доходили. Столько дел неотложных с открытием магического салона.
- Спасибо вам.
- Что вы, что вы. Это я вас должен благодарить. Вы столько сделали для страны. Вот, - глава пристально посмотрел на грамоты и вымпелы, - Это мой долг вам помочь. Однако одна маленькая неурядица. Вы заслужили особую пенсию, совершая трудовые подвиги, участвуя в социалистических соревнованиях под знаменем марксизма-ленинизма, под руководством Коммунистической партии. И вот с какой совестью я буду завтра вам выдавать такие большие деньги, по сути кепеэсэс, когда у вас крест на груди. Это же никак невозможно...
У Серафимы от нервного переживания и волнения даже во рту пересохло.
- Д-да я, я... - только произнесла она и, боясь, что глава передумает, сняла с груди кре-стик, небрежно бросив его на диван.
- Вот теперь другое дело, молодец, - поощрил поступок женщины непрошеный гость. - Завтра я у себя в кабинете соберу лучших людей - цвет города. Только бы поместились... - он поморщил лоб. - Пусть все они увидят, какой достойный, заслуженный человек живет в Дальнем. А доставит деньги, особую пенсию для вас, кто бы вы думали? Остап Бедов, дорогая моя...
-Бе... бе... Бедов... да... да... - самопроизвольно зашептала Серафима, абсолютно не улавливая логической связи между «ельцинской» пенсией и «магом».
- Вы ему, этому ненасытному молодому человеку заплатили, - и Сергей Новожилов на-звал в точности до копейки всю так памятную пенсионерке сумму. - Вот оттуда, из Кремля, - он ткнул пальцем в старую запыленную люстру, - мне поручено у него изъять деньги в десятикратном размере и передать вам, высокопочтенная наша Серафима Ивановна.
- По-понятно... - вопреки царящему в голове хаосу, тихо молвила пенсионерка.
- Только, - глава перешел на официально строгий тон, - будьте начеку. Я этого Остапа знаю... Он, подлец, может вам принести деньги в своем любимом долларовом эквиваленте домой, половину прикарманив. Скажет: от чистого сердца... Не верьте... не берите... Пусть в администрацию несет, чтобы при всем честном народе вручить вам пенсию, как нашей высокопочтенной героине труда, чтобы со всеми заслуженными почестями и чтобы все - копейка в копейку, - глава умолк, а затем молвил: - Хорошо здесь у вас, уютно, только кто за меня дела решать будет...
Сергей Новожилов поднялся и сделал шаг к выходу, но вдруг остановился. Его взгляд пал на Святую Библию.
- Это Библия, у сестры взяла, - объяснила Серафима и высказала, не зная почему, пред-положение: - Ее, наверное, и за год не прочесть.
- Абсолютно лишняя книга, - важный гость попятился и присел. - Я вот ее наизусть знаю. Ну и что, какая мне польза от этого?..
Женщина не выдержала столь откровенной лжи. Она, дотянувшись до Святой Книги, взяла ее в руки.
- Простите, Сергей Наумович, но это не возможно, чтобы наизусть... - высказала Серафима сомнение, хорошо помня атеистическое прошлое Сергея Новожилова.
- А вы не ковыряйтесь в моем прошлом, лучше откройте книгу, ткните пальцем в текст, и я вам незамедлительно его перескажу, - прогромыхал строгий голос.
Женщина, снова теряя самообладание, с трудом открыла Святую Библию и задержала палец на одном из стихов.
- Здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учите-лей, которые бы льстили слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням, - повторил в точности текст глава.
- Слово в слово... - еле молвила ошеломленная сверхспособностями высокого гостя Серафима, так и не осознав до конца прозвучавшую библейскую истину.
Она чуть не уронила Святую Книгу, но спохватилась и положила ее на место.
- Не к чему все эти Библии, церкви, - властно произнес Сергей Новожилов. - Вот вы, помню, были в храме, и что? А ничего... Ваша сестра, которой и мечтать нечего об особой пенсии, да и сердце ее еле бьется, вот тоже посещает церковь - впустую. А вы наведались к Остапу и пожалуйста... - Глава снова поднялся на ноги и подступил к телевизору. - Это именно то, что нужно. До чего же я люблю смотреть телевизор. Только где времени взять на такую роскошь...
Он вынул из кармана прямоугольное устройство с разноцветными кнопками и нажал на одну из них. Телевизор каким-то фантастическим образом включился. Серафима увидела на преобразившемся вдруг из черно-белого в цветной экране Остапа. Тот, холодно улыбаясь, жестом руки звал ее к себе.
Серафима, упершись в спинку дивана, закрылась дрожащими руками. Как только она их отняла, то заметила, что телевизор выключен, а Сергей Новожилов стоит у порога.
- Что ж, до встречи, - отчеканил он. - Лишь берегите руку, а то столько поганцев разве-лось. Только и мечтают спереть ее. Я вас, великую дочь России, завтра утречком жду. Ох, заживете...
Гость улыбнулся, и Серафима на миг узрела что-то вроде звериного оскала. Она инстинктивно зажмурила глаза, а когда подняла веки, то в комнате никого не увидела. Женщина бросилась в переднюю, но и там ничто не напоминало о важном госте. Дверь, которая при открытии издавала душераздирающий скрип, была заперта. Вдруг она с невыносимым визгом открылась, и порог переступила Тамара.
- Ты почему так рано со службы?.. - удивилась Серафима.
- Как рано, с какой службы? - ответила вопросом на вопрос сестра. - Ровно десять.
Только теперь Серафима заметила, что в комнате полумрак, а за окном вечереет, и включаются столбовые фонари.
- Как... а... а?.. - не могла ничего понять она. - Ко мне тут приходил глава района Новожилов. Обещал завтра лично выдать достойную пенсию, - ограничилась лишь этой новостью пенсионерка, панически страшась говорить о странностях высокого гостя.
- Прямо чудо какое-то. Вот тебе повезло. А говорила, что никто твоих трудов не замечает, - искренне разделяла радость сестры Тамара, даже не намекая, что она с ней трудилась в равной степени... - Только, может, ты сначала в церковь сходишь, а потом в администрацию?
- Ты что? Новожилов велел с самого утра. А как получу деньги - сразу в храм. Только у меня к тебе огромная просьба: пожалуйста, переночуй сегодня со мной, а то почему-то мне боязно.
Тамара, не задавая лишних вопросов, согласилась. Вскоре сестры легли спасть. И пригрезилось Серафиме, что она идет в церковь. До нее, широко распахнувшей свои двери, остается несколько шагов. Неожиданно подбегает Остап и огромными звериными лапами отрывает ее левую руку. Серафима пустилась за ним, закричав что есть мочи:
- Отдай руку!
От собственного крика она пробудилась и правой рукой стала нащупывать руку левую. Но ее не было - она онемело свисала с кровати.
- Помогите! - заорала женщина. - Украли! Руку украли!
Перепуганная Тамара вскочила и включила свет. Она подняла и положила левую руку Серафимы вдоль ее тела, растирая.
- Вот, вот она, никуда не девалась, - успокаивала она хозяйку неспокойного жилища.
Через какое-то время сестры снова погрузились в сон. На этот раз Серафима улеглась на левый бок, прикрыв туловищем руку, чтобы «не украли». Но ее забытье длилось недолго.
- Пора в здравницу!.. - разбудил ее еще более жуткий, рычащий голос.
До самого утра Серафима сидела у окна, боясь сомкнуть глаза. Никакие уговоры Тамары не помогли...

***

За окном спальни догорал в кровавом костре заката день, еще один, принесший Остапу неплохую прибыль. «Маг» сидел на краю кровати и перекладывал из руки в руку толстую отяжелевшую пачку долларов. Он тешил ею глаза, а на сердце было грустно, в него словно проник сгущающийся сумрак комнаты. Остапу вспомнилось, что он когда-то больше радовался первой крохотной стипендии, чем этому открывающему перед ним простор роскошной великолепной жизни богатству. «Тогда я встретился с Мариной и деньги не имели значения, все блекло перед ней...» - подумал «маг». Он уронил деньги на пол, а сам повалился на кровать. Мрачные мысли в его голове, как волны в штормовом море, накатывались одна на другую, порождая хаос. Незаметно Остап погрузился в сон, который не принес ему так желаемого покоя. Молодому человеку явно пригрезилось, что его родная мать, неухоженная, в рваной одежде, то есть бомжихой блуждает возле мусорных урн городского парка и, вступая в неравную перепалку с огромной черной дворнягой, достает скудные огрызки пищи.
- Ты, сын, меня обобрал до нитки, ни копейки не оставил... - умываясь слезами, причитала она. - Даже корочки хлеба не на что купить...
А рядом вдруг, как из-под земли, возникла Марина и осуждающе, разочарованно кинула:
- А я уже было чуть тебя не полюбила, но теперь...
Остап, держа в руке пачку долларов, протянул быстро деньги матери и сам прослезился.
- Мама, вот возьми, возьми все...
- Ты, ты зачем мне змею протягиваешь?!. - испуганно отшатнувшись, закричала мать и вдруг перевоплотилась в Серафиму.
«Маг» посмотрел на руку и увидел извивающегося вокруг нее омерзительного зеленого гада. Остап заорал и в холодном поту пробудился, чуть не упав с кровати.
- Слава Богу, сон... - произнес он, осматривая тихую комнату большими глазами.
Даже пробивающиеся сквозь крону ближнего тополя солнечные лучики не могли про-гнать мрака с его лица. Остап вытянул из-под наступившей на нее ноги пачку долларов и вздрогнул от их зеленого вида. Он вмиг оделся в мятые брюки и футболку, которые вечером с равнодушной небрежностью бросил в угол, выхватил и сунул в карман чуть ли не половину денежной наличности и выбежал на улицу.
- Я сегодня не принимаю, - проронил он на ходу двум знакомым пришедшим на очередной прием коммерсантам и направился к тротуару.
Вскоре он подошел к дому Серафимы и, тяжело дыша, постучал в запыленное окошко. На улицу тут же поспешила, будто ждала его, благодетеля, вся сияющая, одетая в новый светлый сарафан Серафима. Но, узрев Остапа, она нахмурилась и, потирая правой рукой руку левую, засмотрелась на верхние конечности Остапа, ибо в ее кошмарном сновидении у «мага» вместо рук выросли звериные лапы.
- Здравствуйте, - выхватив из кармана пиджака толстую пачку зеленых заморских денег, сказал ласково Остап. - Прямо скажу: я очень бессовестно с вами поступил, - покраснев, продолжил «маг». - Вот, пожалуйста, возьмите...
- О, нет, нет! - попятилась, подняв высоко голову Серафима, - неси их, мою новую пен-сию, в администрацию, молодой человек. А то ты, небось, половину припрятал...
- Так, так я же от чистого сердца... - не веря ни ушам, ни глазам, проговорил Остап, сверля глазами Серафиму - не обознался ли?
- Вот, вот «от чистого сердца»!.. - перебила его пенсионерка. - Все, как и предупреждал родной глава, слово в слово. Знаю я твое сердце... Давай, мошенник, неси все до копейки в администрацию. И поторапливайся, а то там представительные, солидные люди собрались, ждут...
- Какая администрация, какие люди?.. - ничего не мог понять «маг». - Я же вам, как род-ной матери, хочу помочь, - он сделал шаг навстречу пенсионерке.
- Уйди!.. - испуганно подняла руки, как бы защищаясь, Серафима. - Еще наглец святым именем матери прикрывается. Ты меня не проведешь, все до копеечки отдашь. Давай быстрее в администрацию, неси все, что присудили тебе, обманщик!.. И не задерживай меня, а то чуть не забыла из-за тебя припудриться и накраситься... Слава Богу, благодаря Сергею Наумовичу, справедливость восторжествовала.
- Серафима тут же растворилась во тьме коридора. «Вот и делай добро людям», - посмотрев ей вслед и спрятав деньги в карман, подумал Остап и зашагал с понурой головой и самим сердцем обратно.
Серафима, бледная с воспаленными глазами, зато торжественно одетая, вошла в приемную администрации. Молодая секретарь, к удивлению посетительницы, лишь равнодушно взглянула на нее и продолжила перебирать бумаги. Не желая больше терпеть такое непочтение к своей персоне - государственной важности, Серафима сама распахнула дверь в кабинет главы.
- Здравствуйте, Сергей Наумович! - с пролетарским энтузиазмом молвила она. - Вот я и пришла... - голос ее тут же поник.
Она, кроме главы, никого не увидела. «А где же актив города? - озадаченно озиралась не-званая посетительница. - И Остапа с деньгами не видать...»
- Здравствуйте, но я, насколько помню, вам не назначал... - положив ручку возле высокой стопки бумаг, сказал Сергей Новожилов.
- Как?.. Вы же вчера вечером были у меня дома и повелели мне прийти утром, пообещали пенсию достойную выдать... - теряла самообладание Серафима. - Говорили, что соберутся лучшие люди города, что Остап Бедов деньги принесет... И-и что не брать у него, когда до-мой принесет... A-а он уже приходил. .. уже приносил...
- Я вчера после обеда уехал в областной центр... только ночью вернулся и уж никак не мог вас посетить, - объяснил, не сводя глаз с Серафимы, глава. - Да и вообще к пенсиям я не имею прямого отношения. Тем более не могу понять, каким боком должны здесь быть лучшие люди города, Остап?..
- Но ведь вы были в этой рубашке, а еще, простите, в серых брюках и коричневых туф-лях...
Сергей Новожилов нервно забарабанил пальцами по столу.
- Я же эту одежду только вчера купил там же, в универмаге, - скорее себе, чем посетительнице сказал глава.
Он, вспоминая Антонину Занудину и ее подруг по несчастью, окончательно понял, что без «магического салона», а точнее, без его адских покровителей здесь не обошлось. Руководитель района тяжело вздохнул.
Серафима без приглашения села на ближайший стул. Рассудок в ее голове затуманивался, страх все глубже проникал в изнуренное сердце пенсионерки.
- Но кто же тогда был?.. я же видела вас... - в красных и запавших глазах незваной посетительницы заблестели слезы. - Вы еще Библию наизусть читали, - все пыталась вернуть па-мять «амнезийному» главе женщина. - Вот и у вас она на полке стоит.
- Дело в том, - Сергей Новожилов вышел из-за стола, продемонстрировав Серафиме знакомые брюки и туфли. - Дело в том, что я, честно сказать, эту Библию, подаренную отцом Вадимом, еще и не открывал, не то, что наизусть... Никак руки не доходили.
- Вы надо мной насмехаетесь, - сквозь плач сказала Серафима. - Хватит того, что мне голоса досаждают и сводят меня с ума.
Она обхватила голову руками, безумно смотрела в никуда и вопросительно повторяла:
- Кто же был у меня?.. А эта целая пачка денег... Мне же Остап принес их... Но вы, вы же сказали не брать...
- Вы, милая, успокойтесь... вам необходима врачебная помощь... и я вам помогу - определю вас в здравницу, - закончил глава упоминанием «обещанного» ей вчера лечебного заведения и взялся за телефон.
Он вызвал неотложку для транспортировки Серафимы в психиатрическую больницу. Сергей Новожилов был впервые благодарен нерадивым чиновникам, что из-за их проволочки он не успел закрыть эту все больше востребованную здравницу - Серафима была уже не первой пациенткой с подобным диагнозом.
За окном раздались церковные звоны. Пенсионерка вдруг ясно вспомнила, как сняла крестик, и покаянно разрыдалась. Она подошла к окну, за которым величаво возвышалась колокольня, и впервые перекрестилась, с горестью понимая, что в церковь ей и на этот раз попасть не удастся, как не протянет ей больше Остап невиданное богатство.


ГЛАВА ПЯТАЯ

Лучики утреннего солнца проливались сквозь широкое окно кухни и ласкали девичье лицо. Елена, сосредоточенная на экране телевизора, не замечала даримой утренним солнцем нежности. Наоборот, для более комфортного просмотра она задернула штору, даже отставила в сторону чашку с чаем, отложила пирог с любимым клубничным вареньем. Ее все возрастающий приоритетный интерес подогревала недавно дебютировавшая по центральному каналу телевидения трансляция гороскопов - сказок от лукавого, выдаваемых за быль.
По телевизору шел очередной астрологический прогноз. Приятный, вкрадчивый голос дик-тора сообщал, что ждет в этот день жителей страны. Одним он назначал встречи, других предостерегал от них, кому-то сулил удачу, а кому-то невезенье, одним он указывал на активную деятельность, другим советовал сидеть дома, кому-то предвещал невероятную любовь, а кому-то - семейную трагедию... Девушке в это утро было строго-настрого наказано «не вступать ни с кем в откровенные разговоры, ибо от этого она может пострадать и потер-петь горькое разочарование».
Дверь открылась, и на пороге кухни появился отец.
- Леночка, ты чего такая грустная? - спросил он. - Сходи, пожалуйста, купи хлеба. Разве-ешься... А там, глядишь, и настроение улучшится.
- Да, папа, сейчас, - откликнулась дочь. - Заодно маму в больнице проведаю.
- Так и не могу понять... она молчит... - сказал Филимон. - Почему наша кочерга упала на нее сверху?.. Да, ладно, иди, дочка, иди...
За калиткой Елена увидела Фому, который, сидя на корточках, гладил ее черную кошку. «Уже второй день здесь дежурит и говорит какие-то несуразности...» - подумала она
- Григорий продал тебя Петру, бойся Григория, - выпрямившись, по-прежнему, как попугай, повторял Фома.
Девушка посмеялась над безумной выдумкой парня и удалилась от него. Зайти в гастроном Елене не случилось: вдоль соседнего универмага шумела змеящаяся очередь. Девушку одолело любопытство, и она подошла поближе. Все громче звучали типичные базарные диалоги:
- Ослеп что ли?!.
- Куда прешь без очереди!..
- Совести нет!..
Елена обратилась к пожилой женщине, которая недовольно вертелась в самом центре рас-тянувшейся толпы:
- Что там привезли?
- А кто его знает, говорят, что-то выбросили!.. - громко ответила потенциальная покупательница неизвестно чего и, вымещая накопившуюся от нервозной толкотни злость, напала: - А ты, девушка, иди в конец! Много вас здесь таких ловких!.. Иди, иди туда!
Елена отпрянула, как от огня. К ней вдруг стали приходить светлые мысли, порождаемые неким необъяснимым озарением. «У каждого из этих людей, - размышляла она, - разные знаки зодиака, напророчены совершенно различные судьбы... Так почему же все они в одном месте, все одинаково злые, все одержимы одним и тем же порывом?» Похожий вопрос зада-ла себе Елена в больнице, когда посещала мать. Ведь многие из больных, следуя оглашенному по телевизору гороскопу, должны были «отдыхать полноценно», «испытывать романтические приключения», «наслаждаться приятными сюрпризами», «отдаваться развлечениям, любви», «улучшать свое финансовое положение», и другие прелести «принимать от судьбы», а они прикованы к постелям и испытывают лишь боль и страдание. По пути домой у ЗАГСа девушка стала свидетельницей общего веселья молодоженов и их родственников. «А ведь наверняка многим из них сегодняшний гороскоп предвещал «неудачи» и «проблемы»...» - очередное открытие поразило сознание Елены. А недалеко от дома она встретила соседа-алкоголика, который дрожащими руками вынимал из мусорной урны пустые бутылки. Его же брат-близнец был директором школы, жил счастливо, имел большую семью. Когда дома девушка включила телевизор, то в новостях сообщалось о падении заграничного аэробуса. Погибло больше ста человек. А ведь каждый из них носил свой знак зодиака, имел свою судьбу. И вот у столь разных людей - один конец. «И как я прежде этого не замечала», - удивлялась сама себе Елена.
Девушка небрежно схватила с полки книгу - первый свой учебник по астрологии, чтобы избавиться от первого источника своих заблуждений. Из злополучного пособия выпал не-большой лист бумаги. «Это же выписка из Библии, - вспомнила Елена. - Письмо мне Коля дал там, как-то на берегу, чтобы я прочитала. А я его сунула в книгу и забыла о нем». Елена тут же уткнулась глазами в текст. «Не слушайте своих звездочетов... - жадно читала девушка, - ибо они пророчествуют вам ложь... чтобы Я изгнал вас и вы погибли... Не должен находиться у тебя прорицатель, гадатель... ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это». Далее следовали также выдержки из церковных канонов о ложности астрологии, о тя-жести греха увлечения ею.
«Что случилось со мной, и почему я была такой слепой...» - корила себя Елена. Ей вспомнилось, как Николай советовал слово «гороскоп» воспринимать через «е» - горескоп. «Ой горе, горе...» - повторяла мысленно она.
На улице затрубила машина. Елена подошла к окну и содрогнулась: у открытой калитки на фоне роскошного автомобиля стоял Григорий, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Елена раза четыре встречалась с ним. Парень даже сводил ее в ресторан, угостил деликатесами. Но дорогие ухаживания, увы, не компенсировали недалекость и посредственность ухажера. Как ни силилась Елена внутренне подстроиться под «неизбежную судьбу» по имени Григорий, она ничего, кроме неприятного осадка разочарований, не испытывала. Даже крохотного росточка симпатии не проросло в ее сердце. Девушка поневоле, лишь из-за данного обещания, отправилась на свидание с твердым убеждением, что оно будет последним. Она медленно подошла к Григорию и сухо поздоровалась, отводя глаза.
- Извини, Григорий, но наши с тобой отношения - фальшь, - тихо объяснилась она. - Я непростительно ошиблась в себе... Поэтому извини...
Девушка собралась уйти, чтобы сразу забыть об этом, навязанном астрологической умоисступленной глупостью, человеке. Только она не подозревала о том, что в сети лукавого попасть легко, однако выбраться из них - невероятно сложно. Юноша, приняв «ангельский» образ и роль жертвы несправедливости, с необыкновенной нежностью в голосе произнес:
- Леночка, милая... Я очень уважаю твои чувства и не буду тебе досаждать, только спаси меня... - Григорий артистично проглотил слезу.
- Что... что случилось?.. - расчувствовалась Елена.
- У Петра... и зачем я с ним связался... - Григорий скорбно и болезненно прижал к сердцу руку и продолжил: - У Петра пропала огромная сумма денег...
- Лена, он продал тебя Петру! - вдруг прервал несусветную ложь рассказчика возникший рядом Фома и тут же удалился.
Григорий покраснел, как индюк, и проводил своего разоблачителя испепеляющим взглядом.
- По-по этому не-ненормальному ду-дурка плачет, - теряя внутреннее равновесие, проговорил Григорий.
- Да не обращай внимания... - не поверив в очередной раз Фоме, успокаивала подлеца Елена.
- Так вот... Значит, пропали деньги у Петра... В этом... - Григорий «проглотил» тяжелый ком, - в этом он обвиняет меня и угрожает не только машину отобрать, но и утопить в водо-хранилище... А кража случилась во время нашей последней встречи с тобой. Я об этом сказал Петру и пообещал, что ты подтвердишь мои слова. Пожалуйста, Леночка, спаси меня... Я готов перед тобой на колени встать.
Он начал даже, правда, очень медленно, подгибать колени. Но Елена, на что и рассчитывал нечестивый юноша, остановила его. Не та душа была у нее, чтобы оставить человека в смертельной беде.
- Я готова с тобой съездить и все подтвердить, - согласилась девушка.
Отец Вадим проводил Николая из храма на улицу, чтобы там наедине пообщаться с пар-нем и поддержать его. Ибо настоятеля, как никогда, беспокоил бледно угрюмый вид алтарника, тревожно насторожила его рассеянность - пролитое мимо лампадки масло, уроненное кадило... Но священника опередил появившийся точно из-под земли Фома.
- Григорий Лену на базаре продал Петру... зеленые деньги взял... - поведал он.
- Ты... ты что говоришь... где это слышал?.. - разволновался Николай.
И тут кровь закипела в его сердце. Он увидел, как Елена садится в сверкающую на солнце иномарку Григория. Мир рухнул...
- На базаре Григорий продал Лену, - повторил Фома.
- Нет, он ее не продал, - не в силе противиться отчаянью, проговорил Николай. - Это она купилась на эту машину... на все это... - юноша указал в сторону удаляющейся «Ауди».

***

Григорий разогнал автомобиль и, проехав мимо «магического салона», мысленно возблагодарил Остапа, что пробудил в нем незаурядные способности «делать деньги». «Попалась птичка», - поглядывая в зеркало, радовался юноша. Он равнодушно взирал на сострадательное лицо девушки и видел, а точнее, воображал, как мягко и ласкательно чудесно зелеными птицами счастья касаются его рук доллары. За них рэкетир продал ее бандиту, а свою со-весть - дьяволу. Григорий, как неприемлемые сновидения, отсекал росточки живых человеческих чувств к Елене, которая еще совсем недавно ему нравилась и даже порой вызывала что-то не испытанно светлое и доброе. Он, уподобившись зверю, получившему добычу, дико ликовал, наблюдая, как с каждым метром сокращается дорога, ведущая к «заказчику».
Проехав очередной поворот, где мелькнул синий знак заправочной станции, Григорий посмотрел на прибор и узрел красную лампочку, которая раскаленным угольком обожгла его. «Она же еще утром горела», - констатировал юноша, испугавшись, что машина на полпути остановится. Он по своей органичной безалаберности совершенно забыл об опустевшем баке. Григорий сбавил ход и развернулся, чтобы немного изменить маршрут и заехать на заправочную станцию. Но автомобиль вдруг заглох, ужаснув небрежного водителя своей мертвой тишиной и неподвижностью... Григорию захотелось взвыть волком. Он в растерянности выскочил из салона. В этот момент к нему подкатил на вишневой «девятке», остановившись впереди «Ауди», Остап. «Что же это?.. ведь я внимательно смотрел гороскоп совместимости...» - вынырнув из салона, разочарованно подумал он. «Маг» буквально в последние минуты узнал о мерзком сговоре своих коллег по бизнесу и не мог допустить, чтобы так жестоко, по его вине, пострадала невинная девушка, к тому же, сестра его любимой. Он, медленно проходя перед лобовым стеклом иномарки, встретился взглядом с прислонившейся к спинке переднего сиденья Еленой и нарочно махнул ей рукой, мол, убегай быстрее из этой «автоклетки».
Григорий чуть не захлопал в ладоши и не станцевал, представляя, как он сейчас пересадит Елену в автомобиль «мага» и наконец осуществит свой дьявольский план.
- Гриша! - воскликнул Остап, видя, что девушка его спасительного жеста не поняла. - Ты что к этой святой простоте, Лене Вечеровой, еще не доехал?! Тебе Петр за что аванс дал... Он уже давно подготовил апартаменты, подготовил спальню, а ты тут загораешь. Меня Волк заставил съездить и проверить, где тебя черти носят...
Григорий моргал глазами, махал руками Остапу, но тот словно его не понимал и все громче предупреждал жертву обмана. Елена, ошарашенная одновременно несусветной низостью Григория и благородством того, из-за кого она угодила в эту западню, не могла себе простить, что не вняла предостережениям Фомы. Девушка непослушной от волнения рукой еле открыла дверь и, вырвавшись из салона, как птица из сети, побежала к противоположному тротуару. Григорий, спохватившись, хотел, уподобляясь разозленному псу, броситься за ней. Но вдруг возле Елены остановились «Жигули» настоятеля, из которых, как из десантной машины, почти на ходу выпрыгнул Николай, за ним ступил на дорогу и священник.
- Коля, я... я... - говорила, как в бреду, смертельно перепуганная девушка.
Николай растерянно прирос к асфальту, не в силе поверить, что его счастье вернулось и снова так близко. Он не выдержал и шагнул ему навстречу. Влюбленные, между которыми больше не было преград, обнялись.
- Дорогая... - только и смог сказать он.
- Прости меня, Коля, прости, любимый... - молвила она.
Затем парень и девушка, соединив руки, смотрели друг на
друга, будто не виделись вечность.
- Благодарю тебя, Господи, что услышал меня, что внял молитвам этого юноши... - про-шептал отец Вадим, взглянув на возвышающуюся вдали колокольню, а, обращаясь к Николаю и Елене, по-отцовски молвил: - Идем, идем, милые, в машину. Теперь успеете налюбоваться друг другом. Идем, а то здесь атмосфера, прости, Господи, плохая, - он посмотрел в сторону.
Там, стоя возле автомобиля рядом с Остапом, Григорий бессильно сжимал кулаки. Он жалел, что не лев и не может сожрать живьем этих счастливых людей. Юноша, захлебываясь злобой, не выдержал и стал выкрикивать угрозы. Но только бездомный пес с оборванным хвостом, который проверял очередную мусорную урну, не выдержав истошных криков, откликнулся и громко залаял в ответ.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

Закончилось вечернее богослужение. Алтарник Николай потушил лампадки, но их свет будто продолжал отражаться на его лице - оно все сияло. Юноша подошел к настоятелю.
- Отец Вадим, мы с Леноч... мы с Еленой решили повенчаться, - радостно сообщил он, - и об этом хотим вас просить...
- Слава тебе, Господи, - перекрестившись перед небольшой иконой святых Петра и Февронии, молвил со счастливой улыбкой священник. - Что ж, мой родной, идем, поговорим вместе с твоей избранницей о предстоящем великом таинстве.
И он вышел с Николаем на амвон, перед которым, смущенно краснея и опустив глаза, ждала их новая прихожанка церкви Елена Вечерова.
Отец Вадим после духовной беседы благословил и сопроводил теплым взглядом счастливую пару до выхода, а затем и сам с легкой душой оставил храм.
На улице настоятель остановился, любуясь умиротворяющей красотой высоких и могучих тополей, нежно белокурых берез, ненаглядных рябин, протягивающих щедро ветками спелые красные грозди, грациозных елей, будто нарядившихся на бал... Но неожиданно от упоительной сказки вечера священника отвлек детский плач. Он увидел мальчика Мишу, который несся к церкви, убегая от сестры. Та, заливаясь слезами, бросала вдогонку братику:
- Отдай мне папу!
Отец Вадим остановил детей.
- Милые мои, вы чего не поделили? - спросил он. - А ну-ка рассказывайте...
Священник утер Ане носовым платком слезы. Миша же, стоя в некотором отдалении, смотрел под ноги...
- Он... он... - молвила, всхлипывая, девочка, - не отдает мне папу, держит в кармане его фотографию... А я хочу, чтобы папа тоже был со мной, чтобы вернулся к маме. Он и на фотке вместе с мамой...
Отец Вадим поманил к себе Мишу, обнял детей, боясь, что сам не удержит слез, которые словно скопились, отдавая горечью, в глубине души.
- Папа будет, обязательно будет с вами, он только решит свои дела и сразу к вам... - с трудом веря в собственные слова, пообещал священник.
Миша, чуть заметно улыбнувшись, достал фотографию, на которой был запечатлен веселый беззаботный Максим рядом с Мариной в фате, и со вздохом протянул Ане. Девочка, повеселев, полюбовалась изображением отца и тут же спрятала фото в карман платьица.
- Теперь папа будет со мной, - невольно всхлипнув, повеселела она.
Утешив детей, отец Вадим поспешил прямиком к дому Максима.

***

Остап на склоне дня, согнувшись под тяжестью рюкзака, нес собранные на дне залива галечные камни - новые «талисманы». Настроение «мага» было совершенно испорчено. Только что на берегу его осмеял Филимон, сидевший на своем излюбленном месте, пирсе, с удочкой.
- Нулевая себестоимость... вот это по-современному... вот это капитализм... - кинул он.
«Маг», сжав до боли в руке камень воспылал желанием дать отпор «несведущему» обидчику. Но тут он осознал, что тещу уже «потерял» из-за инцидента с кочергой, а теперь может «лишиться» и тестя. Эта мысль его охладила быстрее воды, в которой Остап бродил, закатав до колен штанины...
- Вот серость... - бубнил он, проходя мимо церкви и недовольно морщась от воспоминания встречи с Филимоном.
Тут Остап стал невольным свидетелем беседы отца Вадима с детьми Марины. «Фотография... она и Максим... это же то, что мне нужно...» - возрадовался он. «Маг» почти на цыпочках, чтобы не привлекать к себе внимания, продолжил путь. А дома, освободившись от «ценного» груза, он переоделся в приличную новую одежду и стал ждать подходящего момента. Как только настоятель удалился, Остап тут же кинулся навстречу Мише и Ане. «А смогу ли я их полюбить как родных?» - упал в сомнения потенциальный отчим и, приблизившись к детям, сразу перешел к главному.
- Анечка, Мишенька, - из самых светлых глубин души извлекал он ласку и нежность. - Я вам денег дам на конфеты, только, пожалуйста, подарите мне фотографию, - он достал из бокового кармана стильного серого свитера несколько разноцветных отечественных купюр и протянул их мальчику и девочке.
Но те, равнодушно рассматривая странного дядю, сказали, что им не нужны бумажки, им нужен папа, который при встрече их тоже нередко угощает сладостями.
- Только папа, - заключила Аня, - быстро уходит. Конфеты есть, а его нет. Лишь вот, фотография.
Девочка вынула фото. Остап жадно ухватился за него взглядом и подошел ближе. «До чего же удачная карточка», - по-прежнему пожирая глазами изображение двух счастливых людей, рассуждал «маг». Он, к своему удивлению, растерялся перед ангелоподобными детьми, чистота, искренность, неподкупность которых стали непреодолимым препятствием для реализации его гнусного плана. Остап понял, что без обмана и лукавства здесь не обойтись.
- Я, родные мои, хочу лишь вам помочь, - молвил лицемерно он, краснея. - Чтобы ваши папа и мама были вместе, мне нужно над фотографией совершить обряд соединения ваших родителей...
Много других подобных лестных и ложных слов обратил «маг» к доверчивым детям. Те посмотрели друг на друга и с печальными личиками расстались со столь дорогой им фото-графией, поверив, что вскоре они будут жить с папой и мамой одной неразлучной и счастливой семьей.
- Только никому не говорите, что я у вас взял карточку, а то ничего не получится, - предупредил строго, далеко не с «отцовскими» чувствами, на прощание Мишу и Аню Остап.
Вскоре настоятель нажимал кнопку звонка у двери, на которой висела огромная, способная вместить все четыре ноги лошади подкова «на счастье». Тотчас на площадку вышла Ан-тонина. Она, словно под воздействием огромного «оберега», сияла лицом. Но, увидев отца Вадима, разочарованно нахмурилась. Вдова со свежепричесанной головой, с наброшенным наспех на плечи, поверх будничного халата, нарядным украшенным цветочными узорами платком в очередной раз надеялась, что это вернулся к родному порогу ее Семен - все явственнее сказывалась оккультная зависимость женщины.
- Чего нужно?! - враждебно спросила она. - В моем доме никогда попов не было и не будет... да еще таких, к которым женщины липнут... На порог не пущу!?
- Здравствуйте, Антонина, - добродушно произнес настоятель, хотя грязные беспочвенные обвинения ядовитыми жалами впились в его сердце. - Мне очень нужно пообщаться с вашим сыном...
Но Максима звать не пришлось. Он сам, опередив мать, предстал настоятелю и удивленно его разглядывал. Антонина, громко хлопнув дверью, удалилась, а отец Вадим обратился к молодому человеку:
- У меня, Максим, недавно погибли жена и дети... даже их тел не нашли... Я целую глазами их фотографии, понимая, что моих кровиночек нет и никогда уже не будет в этом мире. Но я не могу смотреть спокойно, когда Миша и Аня при живом отце не могут поделить вашу фотографию... поливают ее слезами... - священник подробно рассказал молодому отцу о происшествии и после этого заключил: - Вы, дорогой, внемлите моим словам, живите вместе с женой и детьми... Цените семью, которую вам Бог дал. Они вас очень любят, молятся за вас... Я вас умоляю... Я готов хоть на колени перед вами стать, лишь бы вы прислушались ко мне.
- Не нужно... вы что... - оглядываясь вокруг, просил Максим, не позволяя отцу Вадиму осуществить показавшееся ему крайне унизительным действие. - Я их тоже люблю, только вот... все дела... сейчас очень многое решается в моей карьере...
- Великий святой апостол Павел, - прервал собеседника настоятель, - сказал, что всякая слава человеческая, как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее опал. К тому же, Максим, вы в своих публикациях отдаете предпочтение оккультизму, язычеству, которые являются не только невежеством, но, что самое опасное, - грехом. А все, что строится на порочной основе, рано или поздно разрушается...
- Я, исполняя свой журналистский долг, - начав со штампованной фразы, прервал неприятную тему корреспондент, - пишу о том, что мне ближе, понятнее... Я подумаю над вашими словами... А семейные проблемы я и сам хочу решить, но жена, точнее мать с супругой не может никак поладить... Я лично очень хочу, чтобы мы жили одной семьей... Спасибо вам за заботу, батюшка, - Максим улыбнулся. - Теперь я... я вижу, что сплетничали все те, которые говорили непристойности о вас и Марине...
- Поймите, мой друг, что если бы хоть какая-то часть из тех сплетен была правдой, я бы тут же снял с себя священнический крест и подал бы рапорт правящему архиерею.
С надеждой на благоразумие Максима отец Вадим отправился домой.
Ночью, к удивлению самого Максима, который обычно погружался в сон по-младенчески, мгновенно, ему не спалось. Слова настоятеля коснулись не только его сознания, но и сердца, затронули живые и самые глубокие недра совести. Он, отойдя мыслями от журналистики, начал впервые столь серьезно размышлять о семье. Ему стало душно. Кор-респондент тихонько, чтобы не разбудить мать, которая последнее время просыпалась даже от отдаленного жужжания мухи, оделся и на цыпочках вышел из дома.
Веяло прохладой. Максим поднял воротник пиджака и решил пройтись по саду вдоль сетчатого забора. Вдруг он услышал гул легкового автомобиля и тут же увидел освещенный уличными фонарями черный джип, который подъехал к банку. Из машины вышли четыре человека в масках. Они вынули из багажника громоздкие инструменты и приблизились к окну здания. Внутренний голос подсказывал корреспонденту сообщить в милицию, но его тут же заглушила умопомрачительная идея. Корреспондент, снова опьяненный лаврами «славы», углядел в ситуации сенсацию, которая могла произвести на читателей эффект взорвавшейся бомбы. «Ограбление коммерческого банка, сенсация века», - подумал Максим и достал из кармана пиджака блокнот с ручкой. Он присел, притаился за кустом малины и в тусклом свете фонаря запечатлел первую строчку: «Очень красивый черный джип подъехал ночью к банку...» Затем корреспондент делал наброски, фиксируя все видимые ему действия грабителей: «Их четыре человека...», «они в черных масках...», «прошло десять минут - высадили раму...», «сигнализация не сработала...», «через пять минут вынесли мешок, видимо, с банкнотами...», «джип уехал...», «наблюдаю полчаса, милиция не приезжает...», «отправляюсь домой писать об увиденном, о том, как плохо охраняют нас стражи порядка...»
Почти на заре закончил Максим писать свой ночной криминальный репортаж. «Он уж точно прогремит на весь район, а, возможно, и область, а возможно...» - обхватил журналист руками голову, будто боясь, что она треснет от столь бурно закипающих размышлений.
Уже в полдевятого утра корреспондент расхаживал у кабинета редактора, громко зевая. Он рассматривал огромную вывеску на двери и в белом квадрате представлял себе совершенно другую, золотистую надпись: «Редактор Максим Занудин». Но очередные фантазии вспугнул скрип двери. В помещение вошел редактор и через несколько минут пригласил подчиненного в кабинет. Взяв материал, он с необычным интересом прочитал его сначала раз, потом второй...
- Максим... - испуганно сказал Иван Чернов, глядя то на текст, то на корреспондента, - Т-ты, ты как там оказался? Ты почему в милицию не позвонил? Ведь тебя привлекут как соучастника преступления.
- Так ведь, если бы я сообщил, то не было бы такого интересного репортажа: тут и разгул преступности, и бездействие милиции...
- Материал, конечно, в духе времени, я его помещу на первую полосу, но только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
- Сегодня ведь свобода прессы, - бодро произнес Максим. - Вы ведь сами, Иван Михайлович, меня учили искать свежую струю...
- Иди, иди, работай, - тревожно сказал редактор, махнув рукой.
Счастливый корреспондент выходил из кабинета с единственной мыслью: «Быстрее бы вышла газета».
И вот она увидела свет в свое обычное время с оригинальным репортажем на первой странице «Как и по чьей вине ограбили банк?» Отклики последовали тут же. Резонанс от материала был такой силы, что некоторые люди, услышав от знакомых о публикации, заходили в редакцию и просили за любую сумму продать им свежий номер. «Это триумф!» - подпрыгивал от счастья автор репортажа...


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

С вечера, в канун выходного дня, отец Вадим долго не мог уснуть. Его донимали мерзкие сплетни недоброжелателей, переполнив отравой гадких наговоров душу. А уже под утро настоятеля разбудил грохот. За окном темное небо покрывали ветвистые трещины молний, ярко освещавших город. По крыше барабанил дождь. Грозовая стихия отзывалась в пастырском сердце каким-то тревожным эхом. Даже когда она отшумела, священника все не покидало плохое предчувствие. И оно подтвердилось. В доме зазвонил телефонный аппарат. Когда священник поднял трубку, то услышал приведший его в напряжение плачевный голос Зои Любавиной.
- Батюшка, вы простите меня за тот случай на базаре. Приезжайте, пожалуйста, к нам быстрее, - умоляла она. - Тут такое в моем доме происходит, такое...
Когда настоятель приблизился к знакомому дому, где жили Зоя, Фома и их мать, то поначалу отказался верить собственным глазам. Там стояли пожарная, милицейская, больничная машины. Почти всю проезжую часть занял народ.
- Говорят, Зою инопланетяне посетили!..
- Да какие инопланетяне! Домовой ее чуть не задавил!..
- Не домовой. Через форточку шаровая молния к ней влетела!..
- Там барабашка!..
- Точно, точно, барабашка!..
- В доме полтергейст!..
- Какой ужас!..
Вышедший из машины настоятель мало что понимал по обрывкам услышанных фраз.
- Пропустите батюшку! - крикнул кто-то из толпы.
Но его никто не услышал. Священник с трудом добрался до двери дома. Там его встретил заплаканный Фома.
- Там... там... страшно... - говорил он, сопровождая отца Вадима в жилище.
Настоятель прошел в гостиную. Он увидел на полу разбитый телевизор, осколки зеркала, портретов, а на окнах - полусгоревшие шторы, с которых спадала белая пена. В центре кавардака всхлипывала бледная перепуганная Зоя, которую успокаивала подвыпившая мать. Фома подбежал к уцелевшей маленькой иконе Божьей Матери, висящей на стене, и перекрестился перед нею.
Здесь же, замерев, стояли глава администрации Сергей Новожилов, редактор газеты Иван Чернов, двое пожарных с огнетушителями, подполковник милиции и врач скорой помощи.
- Отец Вадим, - подойдя к священнику и утирая слезы, сказала Зоя. - Во время грозы я, грешным делом, собралась навстречу молнии. Ну, чтобы дар вернуть... Но Фома... Он умнее меня оказался... Брат закрыл с улицы дверь и не выпускал меня. Мать и та удерживала меня. Я уже хотела выпрыгнуть в окно... Но смотрю, молния ударила в ближайший тополь и срезала верхушку. Это меня остановило. Тут электрические разряды стали проникать сквозь окно. Я, было, обрадовалась и подумала: молния сама ко мне залетела и принесла потерянный дар, но внезапно в доме начало все падать, стали загораться вещи. Я в страхе позвонила в «01». С этой молнией влетело что-то страшное...
Тут зашатался и заскрипел шкаф, открылись дверцы. Оттуда вылетело пальто и упало на пол.
- Что это... что это может быть? - смотря растерянно на священника, спросил Сергей Новожилов.
- В этой атмосфере, которую создает в городе открытый «магический салон», нет ничего удивительного, что здесь, в весьма предрасположенном для этого жилище, проявляет себя видимым образом бесовская сила, - перекрестившись, сказал настоятель.
- Да причем здесь салон, какие демоны? - воспротивился редактор. - Это колебания почвы, скопление некой энергии. Сюда следует квалифицированных специалистов пригласить, того же нашего экстрасенса. Остап непременно решит эту проблему, - размахивая блокнотом, высокопарно заключил он.
Вдруг записная книжка вырвалась из рук Ивана Чернова и открылась. На чистой странице зловеще зачернела надпись: «Вот тебе энергия и колебания! Пошел вон!!!» Блокнот охватили языки пламени, и он молниеносно сгорел. Два пожарных-громилы подняли тяжелые огнетушители, но те вдруг сами покрылись огнем, заставив членов команды руками тушить баллоны. Пол под редактором сильно зашатался, ноги стали подкашиваться.
Врач с милиционером подхватили Ивана Чернова под мышки и вывели на свежий воздух. Главный журналист района пришел в себя.
- Хам, хам... - прошептал он в сторону дома и, не замечая никого, зашагал прочь.
«Галлюцинация, померещилось», - старался убедить самого себя редактор. Однако очевидное исчезновение блокнота с сердитой, тут же реализовавшейся надписью сводило на нет подобные умозаключения...
А в доме все не утихала Зоя.
- Отец Вадим, помогите, - очередной раз попросила она.
- Здесь помочь может только ваша вера и молитва, - сказал строго священник.
- Я верую в Господа, я отрекаюсь от своих заблуждений... - всхлипывала Зоя. - Только скажите, что делать?
- Для начала, - указал пастырь, - уберите, в конце концов, с двери и со стен эти ваши обереги, все эти подковы, «домовых», куклы-скрутки, венички, пирамидки и прочие суеверные атрибуты. Я вам уже объяснял: дом христианина - это малая церковь, а вы наполнили его всякой мерзостью.
Под скрип мебели, под стук бившейся посуды жильцы дома, особенно Фома, очистили его от языческих атрибутов. Отец Вадим исповедал Зою, затем совершил водосвятие и чин освящения дома. Шум в доме немного приутих.
Уже на улице к отцу Вадиму подошел Сергей Новожилов и сказал:
- Батюшка, я тут подумал, что нам непременно нужно совершить через весь город Крестный ход и воздвигнуть на берегу поклонный крест. Да и с этим Остапом я попробую разобраться. Много нареканий, знаете... Я теперь на многое смотрю по-другому. Да и... - главе было неловко говорить, - некоторые жители уже угодили в психушку... Так что крест ну-жен...
Поблагодарив Сергея Новожилова, настоятель собрался уже уходить, но его не пропуска-ла толпа ротозеев. Они спрашивали:
- Батюшка, вы видели барабашку?..
- Какой он?..
- У него рога есть?..
Священник на этот нездоровый интерес горожан ответил:
- Не приведи, Господь, его - адского беса - кому-либо видеть. Посещайте храм, молитесь, причащайтесь, чтобы вам никакая нечисть не являлась.
- И все же интересно... - легкомысленно улыбаясь, сказал пожилой мужчина.
Как бы в ответ на его слова с почвы стали подниматься комья грязи и падать на толпу. Послышались крики. Удовлетворив свое любопытство, горожане оставили злосчастное место.
На следующий день Зоя причастилась Святых Христовых Таин. А к вечеру в ее доме полностью стихли потусторонние звуки...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

После оставившей непомерно тягостное впечатление встречи редактора с потусторонней адской силой его все ощутимее стало болеть в правом подреберье. Он поначалу, с упущени-ем подробностей о вспыхнувшем блокноте, собирался написать статью. Но происшедшее объяснить с атеистических позиций было невозможно. К тому же Иван Чернов, теряя верность принципам материализма, панически боялся, что если начнет отображать пережитый кошмар, то снова лист бумаги поглотит пламя. А здесь еще на его голову, а точнее, на больную печень, навалились новые проблемы, связанные со скандальным репортажем об ограблении банка корреспондента Максима Занудина. Последнего, по настоятельному «совету» власть имущих, следовало уволить, и самому редактору грозила потеря не только должности, но и редакции.
Возвращаясь с работы, Иван Чернов с трудом поднялся на четвертый этаж, где располагалась трехкомнатная квартира, в которой он себя все больше чувствовал квартирантом. Пере-ступив порог, редактор прошел в гостиную, обставленную дорогостоящей оригинального стиля стенкой и другой роскошной мебелью. Он уселся в мягкое кресло и с облегчением вздохнул.
- Ты уже пришел, а я ничего не приготовила... - войдя в комнату, извинительным тоном молвила супруга. - Сама только что вернулась из салона красоты. Спасибо Грише, что денег дал, - с заметным перепадом настроения продолжила она. - А ты, кстати, когда получишь свои жалкие гроши?
Она с пышной модной прической в грациозно облегающем ее стан нарядном светлом платье красовалась перед осунувшимся и постаревшим на глазах мужем, недовольно смотря на него.
- Они, Жанна, у меня хоть жалкие, но честно заработанные, - ответил, поднявшись с кресла, Иван Чернов. - А Григорий связался с этим бандитом и людей обирает на базаре. Мне даже сотрудникам уже стыдно в глаза взглянуть. Они шушукаются, что мой приемный сын в рэкетиры подался.
- Гришенька занимается бизнесом у главного нашего предпринимателя, красавца Петра, - с особой нежностью произнесла последние слова супруга. - Сыночек наконец нашел свое место в жизни, а ты его осуждаешь... Конечно, он же не твой сын! - повысила голос Жанна.
- Успокойся, не шуми, а то и так плохо. Из-за статьи этого корреспондента столько не-приятностей... Он у меня в прямом смысле здесь сидит, - Иван Чернов, скорчившись, приложил руку к правому боку. - Мне приказали его уволить и, скорее всего, я лишусь должности, а может - и работы. Ой, ноет...
- Я так и знала, что на тебя нельзя положиться... Ты - неудачник. И не нужно мне здесь своими болезнями на жалость давить. Не надо...
Раздался звонок. В квартиру шумно вошел Григорий.
- О, Гришенька, ты что-то поздно сегодня, - засуетилась вокруг него Жанна. - Проходи на кухню.
- Да, мать, я сегодня задержался, - молвил Григорий. - Один козел не хотел платить. Пришлось Петра с братками ждать... Как миленький, этот урод денежки отдал и вот еще... - рэкетир поднял с пола тяжелый пакет. - Здесь десять банок тушенки высшего сорта.
- Ну, ты и молодец, кормилец мой родненький, - женщина погладила сына по голове.
- Я ухожу - в ресторане столик заказали с компанией... Как любит приговаривать Петр: ешь, пей, веселись!..
- Правильно, правильно, пока молодой гуляй. Я тоже сейчас пойду... к своим подругам, в общем, развеюсь.
Хлопнула дверь. Жанна вернулась к поникшему мужу.
- Хоть Гриша утешил, - сказала она. - А то от тебя одни неприятности. Я ухожу к подружке. Надоело в четырех стенах сидеть.
- Ты хоть слышишь, что говоришь. Твой сын потерял последние капли совести, превратился в существо бездушное, а ты поддерживаешь его.
- Какая совесть, какая душа? Ты же мне доказывал, что нет никакой души, а только сознание. Вот Гриша и осознает, как нужно жить, когда вокруг правят волчьи законы. Так что извини. .. - бросила резко Жанна и поспешила к двери.
- Ты... - беспомощно молвил сквозь зубы редактор, наблюдая, как открылась и закрылась дверь.
Ивану Чернову не хватало воздуха. Он подошел к окну и распахнул его. Легкий ветерок обвеял разгоряченное лицо больного и смертельно уставшего человека. Он смотрел на город. Его раздражали пестрые вывески на зданиях, которые заменили прежние ностальгические однотонно красные плакаты. Он наткнулся взглядом на здание редакции и скривился в предвкушении завтрашнего дня. Ему предстояло ни свет ни заря начинать разбирать целую кипу скопившихся, как снежный ком, неотложных материалов. У редактора все не доходили до них руки из-за вызовов в прокуратуру, да и пошатнувшееся здоровье заметно уменьшило его работоспособность. Иван Чернов, вздохнув, отошел от окна. Он направился в спальню и упал на кровать, чувствуя опустошение и апатию ко всему...

***

На волне безумной радости Максим снова взялся за перо. На сей раз корреспондент в творческих муках трудился над статьей и испортил не один лист бумаги. Он готовил новую «сенсацию века» об оккультизме и язычестве, совершенно забыв благое предостережение отца Вадима от этого зла. Автор материала изображал, как с распростертыми объятиями принимает посетителей чародей Остап: исцеляет людей, исполняет любые желания клиентов, пытается даже устроить свидание его матери с усопшим отцом... «Великий», «всесильный», «непревзойденный», «несравненный»... - не жалел корреспондент эпитетов для рекламы бурной деятельности «мага». А в завершение корреспондент решительно написал, что «церковь уже устарела, будущее за магическими салонами».
Он поздней ночью кое-как отредактировал материал. Затем размашистым почерком пере-писал его на чистовик. Еще раз перечитал. «Сойдет. Что не так, редактор поправит, - решил Максим. - В нашем деле главное - оперативность». А утром он со всех ног понесся в редакцию.
Иван Чернов, к его удивлению, за полчаса до начала рабочего дня уже был на месте. Кор-респондент, запыхавшись, вломился в кабинет.
- Здравствуйте, Иван Михайлович! - с порога, размахивая исписанными листами бумаги, воскликнул Максим. - Здесь все подробно о великом маге. Там столько интересных фактов, столько чудес описано. Давайте, давайте быстрее в газету!.. - настойчиво сказал он, воображая, что завтра-послезавтра сам займет место редактора.
Руководитель долго работал с материалами. Изнуренный канцелярской писаниной и за-баррикадированный кипами бумаг, к тому же испытывая ноющую боль в боку, Иван Чернов абсолютно не разделял радость и уж никак не одобрял наглый тон своего подчиненного. Он снял очки и молча протянул руку. Максим мгновенно отдал ему свой очередной «шедевр». Молодой человек погрузился в новые мечты и отказывался уже от должности редактора захудалой «районки», представляя себя специальным корреспондентом центральной газеты где-нибудь в Америке. Редактор в это время, не читая и по-прежнему ничего не говоря, аккуратно сложил листы принесенного материала. Затем повернул их поперек и разорвал сначала на две равные части, потом, сложив эти куски, разорвал еще. Так он кромсал принесенную Максимом рукопись, пока из нее не полетели мелкие клочки на стол и на пол. Корреспондент смотрел на них и все шире открывал глаза и рот.
- Запомни, Максим! - негромко, но несколько торжественно сказал редактор. - Ты больше здесь не работаешь. Да и меня могут снять с работы из-за тебя, ненормального. А сейчас немедленно пиши заявление об увольнении и завтра ступай в прокуратуру. Там тебя с нетерпением ждут. Мне уже сегодня звонили... Неприятностей выше крыши... Тебе грозит статья за соучастие в преступлении... Боюсь, и мне теперь несдобровать, когда тебя судить будут...
Иван Михайлович протянул оцепенелому Максиму чистый лист бумаги, ручку и, словно в посрамление мечты корреспондента, уступил ему свое место.
- Садись за мой стол, составляй заявление и вон отсюда сегодня же! - редактор перешел на крик.
- Он поправил галстук и молча вышел. У Максима перед глазами все поплыло. Он сел, написал по шаблону бумагу об увольнении «по собственному желанию». Затем вышел на улицу. Там грело солнце, но Максима бил озноб. Он посмотрел на небо и провел взглядом с верхней части небесного купола до земли, мучительно осознавая, как высоко взлетел и как низко упал. Вмиг, подобно мыльному пузырю, лопнули его наполеоновские планы. «Всякая слава человеческая, как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее опал... - отчетливо вспомнил Максим предостережения настоятеля церкви. - Все, что строится на порочной основе, рано или поздно разрушится». Ему бы сейчас отправиться к священнику, но мимолетный про-блеск здравого смысла спугнула холодная боль обиды на «мага», на редактора, на весь мир. Жизнь для него потеряла всякий смысл. Горечь оскорбления разъедала душу бывшего корреспондента, в голове воцарился хаос мыслей, бессильно кружащих вокруг прошлого и на-стоящего. Чтобы избавить себя от всего этого кошмара, Максим ухватился за самый тупиковый и бессмысленный способ - напиться...


ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Антонина Занудина прервала на базаре беседу отца Вадима с прихожанами и ураганно прорывалась сквозь толпу его слушателей к своему призрачному мужу. Тот замаячил в белой флотской форме невдалеке и звал женщину знакомым жестом руки. Но как только Антонина преодолела «живую» преграду, Семен внезапно исчез. Она пристально искала его в людных проходах между палатками. Вдруг высокая фигура Семена возникла у выхода с базарной площади. На этот раз ее муж был одет в черный костюм, в котором его провожали в мир иной. Растревоженная еще больше супруга устремилась к нему.
- Эй, по ногам как по асфальту! - вскричала за спиной Антонины женщина.
- Ты что, ослепла, в корзину с яйцами ножищами своими!.. - сердито завопила пожилая продавщица.
- Куда тебя черти несут!.. - невольно озвучив горькую правду, возмущался старик, который поднимал с земли скинутые с небольшого прилавка старенькие домашние вещи.
Антонина в ответ только ворчала:
- Что за народ такой противный, все чем-то недовольный...
Она цепко хваталась взглядом за призрак Семена, будто пыталась удержать его. Но он, очевидно, был абсолютно равнодушен к ее чувствам и уплывал все дальше к дороге. Женщина снова пустилась за ним. Супруг, будто играя с ней в прятки, гонял ее чуть ли не по всему городу и подобно пару растворился в воздухе.
Видение мужа на несколько дней прекратилось. В одно утро Антонина, не жалея горла, бранила ударившегося в запой сына. Тот с опухшим лицом, поджав ноги, лежал в верхней испачканной одежде поперек постели. Она называла его непутевым, бестолковым паразитом и вообще не своим сыном.
- Ты, - сказала она, - днем и ночью жрешь все, что горит. Это я еще терпела. Но этой но-чью тебя притащил в наш дом тот, кого я клялась на порог не пустить...
- Я даже не могу догадаться... - хрипло прошептал Максим. - Не демон же?..
- Это, видимо, уже следующий провожатый... А сегодня тебя привел поп... Да лучше б тебя сам черт притащил, чем он... Поп в нашем доме... Дожили...
- Отец Вадим?.. - простонал Максим. - Как?..
- А так... Он подобрал тебя на дороге у дома «великого мага». Ты ползал там на четвереньках и все лепетал, что Остап тебе должен вернуть славу и удачу... Хорошо, что не смог добраться к салону этого милого, великого, столько добра мне сделавшего человека...
Антонина собралась открыть окно, ибо задыхалась от перегара. Однако она даже ногой не смогла пошевелить. За стеклом ей улыбался муж в капитанской форме и манил, кивая голо-вой. Мать Максима побежала на улицу. Семен уже стоял на дороге и оттуда сквозь открытую калитку усмехался. Когда измученная этой бессмысленной охотой жена выбежала за ворота, Семен направился в сторону водохранилища. Антонина, что было духу, пустилась за ним и в какой-то момент чуть ли его не настигла. Но Семен мгновенно переместился и уже сворачивал в проулок, ведущий к пристани. Рассудок Антонины начал мутиться, она снова погналась за призраком. Когда вдова вышла на набережную, ей дорогу внезапно перегородил Фома, махая руками.
- Нельзя!.. - вопил он. - Там зверь! Нельзя!..
- Уйди, убью! - в ярости закричала Антонина, идя на него. - Уйди, недоумок!
Фома, закрываясь руками, побежал в сторону церкви. А Антонина продолжила преследование мужа.
- Сема, милый, почему ты убегаешь! - отчаянно завопила она, выбиваясь из сил.
Но тут Семена не стало, и она возле открывшегося перед ней причала увидела красивый белый пароход. На верхней палубе его стоял богатырского телосложения капитан - ее муж и звал жену рукою к себе. Она окончательно потеряла возможность здраво соображать, ей вспомнилось, как супруг обещал перед смертью устроить совместный круиз. «Вот ты и исполнил свое обещание», - обрадовалась Антонина и побежала к пароходу. Там рядом с мужем расположились музыканты с разнокалиберными трубами и, будто встречая ее, оркестр заиграл марш «Прощание славянки». Женщина под музыку пробежала по трапу и прыгнула на палубу. Но этот пароход с его необычной командой оказался всего лишь миражом, и бедная, не умеющая плавать Антонина свалилась в воду.

***

Максим долго со стоном ворочался на своей измятой постели. Потом «корреспондент» поднялся на ноги, еле налил дрожащими руками в чашку немного самогона и выпил. Здоровье его, как показалось Максиму, поправилось. Но не мог он совладать с ноющей душой. Ему не столько хотелось выть, сколько во всеуслышание проклинать весь земной мир, который его не признал... Он вышел из помещения на свежий воздух. Ему попала на глаза веревка для сушки белья, висящая между яблонь.
- Вы еще узнаете, вы меня еще вспомните, - сквозь зубы шипел он.
Молодой человек представлял, как его посмертно прославят, как будут скорбеть о невосполнимой потере талантливого журналиста. Максим отвязал один конец веревки и, вспоминая отцовскую науку о морских узлах, завязал петлю. «Вы меня еще ...» - сверкнула в его голове, обвитой удавкой, последняя мысль...

***

Антонина с необыкновенной легкостью стала выплывать на поверхность. Но что это? Она, как в тумане, видела свое тело, которое лежало на дне среди каких-то темных деревянных обломков и камней. Ей стало страшно и захотелось быстрее выбраться наверх. Усилие воли, и она оказалась над водой, позолоченной солнцем. Она снова видела тот мир, который оставила, прыгнув на палубу призрачного парохода. «Я утонула, но я живу, - подумала Ан-тонина. - Но как? - не могла понять она. - Тело мое там, а я тогда кто? Получается, что я - это душа», - пришло к ней смутное осознание случившегося.
- Куда она упала?!
- Покажите скорее место...
Примчавшиеся спасатели опрашивали очевидцев трагедии.
- Я тут, спасите меня! - панически закричала Антонина пришедшим, стоя у них на пути.
Однако ее никто не видел и не слышал, более того, все хладнокровно проходили сквозь нее.
Тут же взору Антонины открылся светлый мир, перед которым земное солнце померкло. Там царили такие красота и радость, что счастье земной жизни - это, по сравнению с ними, лишь жалкий отблеск. Антонина увидела множество светлых душ, которые за благочестивую жизнь удостоились райских обителей. Явным образом ей было показано, чего она лишилась, и все тут же исчезло.
Тьма. Во мраке она узрела бесконечное множество душ, от которых исходили стоны, не-человеческие вопли. Везде сверкали огненными глазами безобразные духи. Внезапно ей от-крылся «магический салон», где вокруг Остапа и его клиентов вращалось бесчисленное множество тех же адских чудовищ, от одного вида которых можно было сойти с ума. Это ужасное зрелище тут же утонуло в беспроглядной тьме. Антонина вдруг увидела своего Се-мена. Но что это? Он тут же превратился в адское звероподобное чудовище. «Мне Нина говорила, - вспоминала женщина, - что это злой дух в облике мужа мне является, а я не верила... Вот и Фома меня предупреждал... Там мой сын пропадает...» - от этой последующей мысли ей стало еще мучительнее. Она с фотографической точностью вспомнила назидание благочестивой прихожанки: «Богач, оказавшись в аду, просил дать возможность хотя бы предупредить своих братьев-грешников о предстоящих страданиях, но ему было отказано. Ибо, переводя на современный язык, у нас есть Господни священники и Священное Писание...»
- Скоро сама туда пойдешь! - услышала Антонина и испытала не выразимые словами страх и отчаяние. Душа разрывалась от мук, которые причиняли накопившиеся за многие годы нераскаянные грехи. Будучи в теле, греховные язвы не доставляли ощутимых страданий. Наоборот, они для Антонины были даже сладостными. Теперь же эти духовные язвы ужасно терзали душу и разрывали ее на части. То есть адские мучения - это и есть, в основ-ном, терзания совести. И они уже перед скорым расставанием души с земным миром стали проявляться. Сколько бы Антонина отдала за то, чтобы хоть на минуту вернуться в земной мир и успеть раскаяться! Но она понимала, что умерла и возвращения уже не будет. Вся ее сущность превратилась в сплошное страдание и взывание о помиловании... А картины ада были все ужаснее.
Антонина, как духовное укрытие непорочности и чистоты, вспомнила свое детство. Она хваталась за последнюю соломинку, надеялась хоть как-то оторваться от своего греховного состояния, которое уже начало необратимо соединять ее с преисподней. Ибо добродетельная светлая душа идет к Богу-Свету, а злая отправляется к отцу тьмы - дьяволу.
И вот Антонина, помыслив о самом счастливом начальном периоде жизни, вдруг переместилась туда. Душе открылось, как священник крестит трехлетнюю девочку. Это была маленькая Тоня. Крестные дают клятву от имени ее перед Богом в верности Ему и Его Церкви. Лучезарный Ангел-Хранитель появляется рядом... Но вот еще эпизод, и он от нее отходит, вид его печален. Антонина - старшеклассница. Она снимает крест с груди и открыто посещает атеистический школьный кружок. Работа в одной, другой организации. Ради личной выгоды использует ложь, коварство по отношению к ближним... Насмешка над прихожанами храма... посещение самого слуги сатаны - Остапа... Вся жизнь открылась Антонине, как на ладони. Все пороки, грехи гадкой грязью переполняли душу. Она всей сущностью своей жаждала вернуть прошедшее. Вернуть его хотя бы для того, чтобы не пойти на сеанс «великого мага».
Антонина ринулась, как спешат изнывающие от смрада на свежий воздух, к храму своего родного города. Тут открылась взору церковь, осиянная небесным светом Царства Божьего. В ней перед престолом, как сквозь стекло, Антонина увидела молящегося отца Вадима. Он, держа в руках записки, назвал имя воина Сергия, и тут Антонине открылась картина боя на афганской границе. В перестрелке с нападающими бородатыми бандитами-головорезами погибает один солдат, другой, третий... Остается в живых лишь один - тот, которого помянул священник. Затем Антонина увидела, как над лежащей на операционном столе больной склонились врачи.
- Мы здесь бессильны, - снимая маску, отчаянно молвил хирург.
Вдруг из уст отца Вадима прозвучало:
- Болящей Галины.
И тут врачи развели руками - забилось остановившееся сердце женщины. «А я не верила в Бога, во всесильного Творца, в силу молитвы священника», - изнывала от беспомощности Антонина.
- Вот бы миленький батюшка меня помянул... - с крохотным огоньком надежды сказала женщина.
Ее взору стал доступным молящийся на литургии народ. Только теперь она поняла, какое счастье пребывать в храме Божьем - ковчеге, плывущем в райские обители Господни и служащем крепостью, которая защищает от посягательства ада. Еще Антонина заметила, как усердно молится и бьет поклоны Фома, который хотел ее спасти от гибели и которого она так грубо прогнала и отвергла.
Женщина двинулась навстречу церкви, но будто натолкнулась на невидимую стену... Она поняла: невозможно тьме приблизиться к свету. «Священник призывал меня войти в церковь, давал возможность спасти душу», - бичевала она сама себя.
- Как же я... что же я, так и уйду в ад... уйду навечно?! Господи, дай мне хоть малейшую возможность исправиться!!! - уже в состоянии совершенной безнадежности завопила Антонина.
- О здравии, спасении, посещении, прощении и оставлении грехов рабы Божьей Антонины, и о еже умножити ей лета жития ее, - услышала она совсем рядом молитву отца Вадима.

***
Вдруг Антонина оказалась на причале, где склонились над ее телом спасатели, медики, и соединилась со своей плотью. Она открыла глаза. Над собой ожившая утопленница увидела знакомые лица. Они тут же заговорили:
- Чудеса!
- Вернулась!
- Как же вы могли пойти на такое?!. Как могли руки на себя наложить?..
Антонина, не веря в происходящее, слушала их и пошевеливала руками, ногами.
- Я здесь, я снова здесь, Господи... - с невиданным блеском радости в глазах произнесла она и, кашляя, стала подниматься.
- Подождите, вам нельзя... - придержал ее врач.
Только не было рядом той силы, которая могла бы остановить Антонину. Женщина мгновенно переоделась в салоне машины скорой помощи в больничный халат, сбросив мокрую одежду, и побежала в сторону храма. «Только бы не умереть, только бы успеть, помоги, Господи!» - мысленно молилась она.
Антонина сторонилась деревьев: «А вдруг ветка сломается и убьет меня...» Она также панически боялась переходить улицу и по нескольку раз смотрела то влево, то вправо. А перейдя проезжую часть, Антонина осторожно продолжала двигаться по краю тротуара. Она опасалась случайно оборвавшегося балкона или какого-нибудь отвалившегося кирпича. Еще на причале ей кто-то вдогонку сказал:
- С ума сошла.
На центральной улице число подобных выкрикиваемых «диагнозов» умножалось по мере продвижения женщины, одетой в потертый клетчатый халат.
- Какая-то ненормальная.
- На старости лет умом тронулась.
- Видать, из психушки сбежала...
Эти и другие предположения слышала Антонина в свой адрес. Только они ее никак не волновали и не задевали: ей было совсем не до своей внешности. Антонина думала лишь о том малом времени, что отпущено людям, о своей задыхающейся от грехов душе. «Только бы успеть... только бы успеть...» - звучало набатом в ее сознании.
- Антонина Николавна, мама, ты куда?! - окликнул ее знакомый голос. - Что это с тобой?
Женщина остановилась, перевела дух. Возле нее стояла с широко открытыми глазами ее невестка Марина, которая приготовилась к тому, что Антонина начнет, как всегда, обвинять ее во всех тяжких. Марина даже успела пожалеть, что позвала свекровь.
- О, Мариночка, миленькая, - неожиданно ласково произнесла Антонина. - Извини, пожалуйста. Я, моя ненаглядная, очень тороплюсь в церковь Божью. Мы с тобой, родная, еще поговорим, Максим с тобой и детьми встретится... Все теперь будет хорошо...
- Куда?.. В храм?.. - говорила ошарашенная Марина, смотря на удаляющуюся свекровь. - «В церковь»... «миленькая»... «ненаглядная»... «родная»... Точно, того...
А «странная» Антонина снова помчалась вперед. Она нагоняла потерянные секунды и жадно рассматривала возвышающиеся над домами купола храма. Вскоре и вся церковь от-крылась перед ней, встречая распахнутыми дверями.
- Благодарю Тебя, Господи, что открыта, открыта моя спасительница, - самой душой произносила женщина, приближаясь к паперти.
И вот - успела. Она перекрестилась, вошла внутрь Дома Божьего. Там уже закончилось богослужение. В средней части церкви у иконы Воздвижения Креста Господня стоял, наклонив голову, Фома. Как только он увидел Антонину, стал, обогнув ее, пятиться к выходу.
- Фомушка, родной, спасибо тебе... прости меня глупую... - сказала женщина ласково дорогому молитвеннику.
Фома остановился, глядя то на женщину, то в сторону алтаря.
- Слава Богу, ты, родимая, пришла в храм, - услышала Антонина рядом голос казначея, своей соседки, которая, отложив в сторону какие-то бумаги, осматривала ее с ног до головы.
Антонина тут же обратилась к ней:
- Мне нужно исповедаться у батюшки. Он, надеюсь, еще не ушел, там молится, - она показала рукой в сторону алтаря. - Позови... позовите его, пожалуйста, Нина.
- Конечно, позову... а ты... ты же никогда в храме не была... откуда ты знаешь, что отец Вадим там?.. - не смогла удержаться от вопроса Нина.
- Я слышу, ко мне пришли, Нина Васильевна, - выйдя на амвон, сказал священник.
- Батюшка, я к вам - своему спасителю... - Антонина упала на колени и зарыдала.
- Дорогая моя, успокойтесь, встаньте, - отец Вадим помог ей подняться.
- Я хочу, очень хочу покаяться...
Священник подвел ее к аналою, сходил в алтарь, надел епитрахиль, поручи, взял крест, Евангелие и приступил к Таинству исповеди. Антонина рассказывала о своих грехах, о том, как она попала в загробный мир и чуть не оказалась в числе определенных в ад, как ее спас Господь по молитвам отца Вадима. Она не переставала плакать. Прошло время... Настоятель улыбнулся. Просветлела лицом и новая прихожанка Антонина Занудина. А расставаясь с отцом Вадимом, сказала:
- Всей душой еще и еще раз благодарю вас, батюшка. А своего сына я, не откладывая, приведу... уговорю его прийти в храм. А сейчас я побегу, а то чувствует моя душа что-то не-ладное.
Антонину материнское сердце не подвело. Когда она оказалась на родном дворе, ей пред-стало страшное зрелище. Ее сын с наброшенной веревочной петлей опускался на колени. Она бросилась к нему и еле успела его спасти. Максим открыл глаза.
- Мама, - испуганно произнес он. - Я таких страшных чудовищ видел, что и не объяснить...
Мать обняла сына и сказала:
- Мы теперь с тобой сделаем все, чтобы они больше к нам не приблизились...
- Меня теперь судить будут...
- Не бойся, не бойся земного суда, суда Божьего бойся. Идем со мной в храм, а как исповедуешься, отправимся к Мариночке и детям.
Тут неожиданно, тяжело дыша, к Максиму подбежала Марина, утирая слезы.
- Ты, ты что это... - она кивнула на петлю. - Почуяло мое сердце беду...
- Прости, прости меня... - смотря на супругу блестящими от слез глазами, проговорил поникший супруг. - Прости... Мы больше никогда... - и он взял и поднес к губам руку Марины.
- Нет, нет, больше никогда не разлучитесь, я сама не позволю, - сквозь слезы радости говорила Антонина, поглаживая по голове невестку. - Только, Мариночка, перед тем как мы пойдем за детьми, мне необходимо отвести Максима в храм Божий.
- Обязательно сводите, мама, - ласково произнесла Марина, еле освободив из ладоней Максима свою расцелованную руку.
Максим вместе с матерью, забыв о своей нелицеприятной внешности, быстро зашагал в направлении церкви. И все же как Антонина ни торопилась подвести сына к исповедному аналою, она не могла не остановиться возле других погибающих, как она теперь понимала, своих ближних. Несколько человек, как недавно и она, толпились перед «магическим сало-ном». Женщина рассказала им о своих загробных злоключениях, о том, как чуть не стала на-веки добычей адских чудовищ, а главное, о бесах, которые неотступно пребывают здесь...
- Грех вероотступничества особенно тяжкий, - сказала она в заключение, - Бойтесь его больше смерти. Уйдите из этого гиблого места...
- Ты что несешь, ненормальная, - упрекнула ее пожилая женщина.
- Иди мозги полечи, - добавил мужчина из очереди.
- Да по вам психушка плачет, - с улыбкой поддержала клиентов Остапа молоденькая горожанка.
- Не знаю, как психушка, - сквозь слезы проговорила Антонина, - но Ангелы-Хранители и Небеса по вам точно плачут. Поверьте мне, пока не поздно, уйдите от этой адской трясины... Отправляйтесь в храм Божий.
- Еще чего...
- Пусть туда старушки ходят...
Антонина попыталась пройти к Остапу, поведать ему об опасности, но ее даже к порогу не пустили жертвы лукавого. Посыпались кощунственные речи, которые невозможно было
слушать. Антонина направилась с Максимом в церковь, вне которой, убедилась она, спасение невозможно и где с великой духовной радостью встретится со своим любимым мужем Семеном - посредством искренней молитвы за него.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
После выписки из больницы, выслушав уговоры лечащего врача избегать стрессов, Анастасия спешно вернулась домой. Филимон что-то мастерил.
- А где Марина?! - даже не поздоровавшись с мужем, спросила она.
- Она с детьми у отца Вадима, - ответил Филимон.
- Значит, все мои усилия, все мои страдания напрасны! - повысила голос женщина. - Чего я боялась, то и произошло. Ты зачем ей позволил к священнику пойти?! Ты что, слепой?! Так и не понял?.. Не видишь, что перед носом твоим творится.
- Настюша, ты послушай...
Но Анастасия уже ничего не слышала. Она неслась к дому священника и через каких-то несколько секунд ворвалась в него без стука. За кухонным столом сидел отец Вадим, а на-против него расположились Марина и дети. На лицах всех цвели улыбки.
- Это вот в наше время такие священники! - вместо приветствия заорала Анастасия. - Чужих жен уводят и оставляют детей сиротами!
Настоятель оторопел, все окаменели от неожиданности.
- Вы это о чем, Анастасия, дорогая, что с вами?.. - спросил священник.
- Меня не проведешь. Я давно знаю, что между вами шуры-муры. В спальне батюшка хранит твою фотографию, Марина.
- Мама, здесь дети, опомнись.
В это время в дом вошел Максим.
- Вот, пусть теперь и муж послушает, - вся дрожа, продолжала скандал Анастасия. - Я больше не собираюсь покрывать...
- Вы о чем скандалите, мама? - недоумевая, спросил Максим. - Мы тут пришли насчет венчания с батюшкой поговорить. - Он вынул из кармана какой-то документ и протянул отцу Вадиму: - Вот, батюшка, свидетельство о браке принес.
Анастасия открыла рот. Отец Вадим отложил документ в сторону и пошел в спальню, вынеся оттуда упомянутое фото.
- Марина? - удивился Максим и строго посмотрел на жену и настоятеля.
- Это фотография моей покойной жены, - ощущая на себе недобрый взгляд мужчины, объяснил священник. - Я вам сейчас еще покажу фото.
Отец Вадим принес семейный альбом, положил его на стол и стал листать. Анастасия ни-как не верила очевидному. «Бывают же совпадения», - подумала она, ошеломленная таким сходством. Еще присмотревшись, она все же заметила существенные отличия в чертах лица дочери и покойной матушки.
- Простите, простите, это я после больницы какая-то стала неуравновешенная, - сгорая от стыда, приговаривала Анастасия. - Я завтра же пойду в церковь на исповедь. Простите, родные.. . А сегодня мне бы еще Остапа навестить... с кочергой!..
- Дорогая Анастасия... - вздохнув и горько улыбнувшись, молвил настоятель. - Вы неисправимы... Да и не время кочергой размахивать...
- Ладно, ладно, пусть живет... - погладив рукой глаз, смирилась женщина.

***

Остап после встречи с Мариной, когда он так близко, на расстоянии вытянутой руки, страстно озирал ее, «единственную и самую прекрасную на свете», стал еще изощреннее применять «магические» способы для того, чтобы вернуть любимую - навсегда. «Маг», дав-но не наблюдая Максима рядом с женой, усыпил свою бдительность соперника. Поэтому отвороты, заговоры, заклинания и прочие «судьбоносные и необратимо действенные обряды» Остап со всей «колдовской» мощью всецело обращал лишь на не ведающее ни о чем сердце соседки. Он еще на свидании с Мариной под предлогом, что ее прическу портит некая соринка, ловко похитил несколько волос. Они для «мага» стали бесценным сокровищем. Он сплел волосы молодой женщины со своими и произнес заговор: «Как волосы сплелись, так и судьбы наши сплетутся». Другой раз Остап положил волос любимой на лепесток розы и, капая на него воском свечи, заклинал: «Любовный жар охватит сердце Марины и воспылает она любовью ко мне неземной. Утром и вечером, днем и ночью, и во все часы будет томиться жаждой любовной ко мне...» В ход шли и вылепленные восковые фигуры, и заговоренные камни, которые ночью ниспосылались к дому «невесты», и даже капли крови с причитанием: «Пусть входит в кожу и кости, суставы и жилы, в кровь и плоть... Станет Марина по мне тосковать...»
Остап часто вечерами, жертвуя даже приглашениями Григория, а то и Петра в ресторан, подолгу терпеливо сидел у окна, прогуливался вблизи дома Марины. Но молодая женщина даже не смотрела в его сторону. А в одно прекрасное многообещающее утро «маг», медлен-но направляясь на свежевымытой сверкающей машине в сторону храма, вдруг в холодном ужасе спонтанно нажал на тормоз. Вместе с автомобилем само сердце замерло в груди Оста-па. Он увидел, как сквозь калитку к дому священника шагали дарящие друг другу улыбки Марина и Максим. Остап, для которого день чуть ли не превратился в ночь, мгновенно вернулся в «магический салон». Там, затворившись и совершенно проигнорировав двух пожилых посетительниц, он резко выхватил из толстой книги «Заговоры» хранящуюся там фото-графию. С нее на «мага» смотрели радостные, как и у дома священника, Марина и Максим.
«Нет, нет, не бывать этому... - в панике убеждал сам себя молодой человек. - Я не позволю». Он взял ножницы и, торопливо ими орудуя, разделил изображения Марины и супруга. Половинки карточки «маг» с волчьим блеском в глазах раздвинул на гладкой поверхности стола и положил между ними на подносе тетрадный лист с написанным словом «Любовь». Затем он подпалил бумагу огоньком свечи. Услаждаясь пламенем, «поглощающим» любовь Марины и Максима, Остап громогласно изрек заклинание: «Как пламя это догорит, так и любовь их догорит. Как бумага сия испепелится, так и нежность Максима и Марины в пепел обратится. Когда пепел ветром унесет, пусть она из его сердца уйдет».
«Маг» поднес пепел к открытому окну. Ветра не было. Зато в самом Остапе скопилось столько бурно бушующего негодования, что хватило б на целый ураган. И он подул так, что вряд ли хоть ничтожная молекула серого пепла задержалась на подносе.
- Посмотрим теперь, чья возьмет, - окинув взглядом возвышающуюся над тополями колокольню, произнес хозяин «магического салона».


ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

Отец Вадим отредактировал свою старую статью «Чтобы не стать жертвой лукавого» и вновь отправился штурмовать редакцию «Нового времени», лелея надежду на поддержку нового руководителя. В кабинете редактора священника встретил молодой человек высокого роста. Он представился Игорем и пригласил отца Вадима присесть. Редактор в при-поднятом настроении взял у настоятеля рукопись. Он пробежал ее глазами и сказал:
- Я, отец Вадим, с удовольствием напечатаю этот материал в ближайшем номере. Я готов с вами сотрудничать и даже хочу вам предложить вести в газете православную колонку.
- Спасибо вам, Игорь, за поддержку. Я о таком и думать не смел.
- А как же! Я не буду отворачиваться от Церкви. Прежнего- то нашего редактора, видно, Бог наказал.
- А что с ним?
- Рак. От него даже жена ушла с сыном. Говорят, наш бывший шеф сидит у дома, смотрит в небо и ждет смерти. Что ж, может, оно и правильно... - сказал новый редактор.
- Нельзя, нельзя так, - произнес отец Вадим, удрученный цинизмом собеседника. - Он - прежде всего человек, наш собрат.
Редактор смотрел на священника с изумлением. Ему, далекому от Церкви, сочувствие отца Вадима к своему «недругу» казалось неоправданным. Его раздумья прервал стук в дверь. Игорь извинился и пригласил войти - вдруг что-то неотложное. В кабинет скромно зашел Максим Занудин, поздоровался и обратился не столько к редактору, сколько к священнику:
- Я тут написал кое-что... Нет, не для сенсации, конечно, а только для того, чтобы народ не повторил моего греха, не ходил к этому «колдуну». Ведь я из-за него чуть сам не погиб и мама тоже.
- Вы, Игорь, пожалуйста, ознакомьтесь со статьей, - сказал отец Вадим. - Я подожду.
Редактор, испытывая неудобство перед священником, взял рукопись.
- Давай, Максим, посмотрим, - сказал редактор и, читая, стал комментировать: - Двоякое чувство испытываю. Материал как будто написан довольно неплохо, но вот сами факты... То, что произошло с твоей матерью... Это же ведь... - редактор крутил головой над рукописью. - Может, вы, отец Вадим, мне объясните?
- С удовольствием...
Отец Вадим читал рукопись и, внимательно следя за текстом, возобновлял в памяти уже знакомые ему события. Максим подробно изложил рассказ матери о клинической смерти. Он через покаянное признание своих ошибок призывал людей не гоняться за славой ради славы, ее нужно заслужить достойной христианской жизнью.
- Эта статья очень актуальна сейчас, и я думаю, будет полезна читателям, - заверил священник. - Я прошу ее поместить в газете вместе с моей.
- Обязательно напечатаем, - пообещал редактор и обратился к автору.
- Максим, я мог бы тебя обратно принять. Сотрудников катастрофически не хватает. А у тебя потенциал налицо.
- Это потому, что писал искренне, от души. Только я уже вернулся на завод. А материалы в газету я и так смогу писать.
Отец Вадим, не желая мешать разговору, поблагодарил редактора и оставил кабинет.
Невдалеке от редакции, у ветхого, давно некрашеного домика на скамейке сидел Иван Чернов и с грустью перелистывал в памяти последние события жизни. Недавно его уволили с дорогой и полюбившейся ему работы. От переживаний резко обострилась боль в правом подреберье. Бывший редактор съездил в областную больницу к знакомому врачу. Там его специалисты профессионально обследовали и пришли к неутешительному заключению: «Раковая опухоль забрюшинного пространства. Множественные метастазы печени». Лечить болезнь было уже поздно, жить ему оставалось месяцы, возможно, недели. Это в пятьдесят пять лет... Весь мир перевернулся. Второй удар нанесли домашние. Жена и приемный сын, узнав, что у Ивана Чернова никаких светлых перспектив, отвернулись от него как от опасно прокаженного. Больше воя от обиды, чем от боли, мужчина отправился со скудными пожитками в свой давно заброшенный дом.
Болящий первым делом посетил своего, как он считал, друга - «великого мага». Он вовсе не забыл жуткое проявление нечистой силы в доме Зои Любавиной, слышал от горожан нарекания и даже проклятия в адрес пресловутого салона, как гнезда бесовщины, но Остап был его единственной спасительной соломинкой. Маг встретил Ивана Чернова холодно и равнодушно, как незнакомого.
- С чем пожаловали, мужчина? - спросил он.
- Остап Богданович, я же бывший редактор, я ваши объявления печатал, делал вам рек-ламу.
- Ах, да, да... - бесстрастно сказал «маг», думая больше о личной проблеме...
Иван Чернов изложил «целителю» все о своем горе и, как на Бога, смотрел на него. Болящий просил ему помочь, но безвозмездно, так как в карманах гулял ветер, ведь зарплаты целиком и полностью пожрали «семейные нужды». Иван Чернов напомнил еще раз Остапу о прежних печатных услугах. «Маг», недолго думая, взял со стола камешек и протянул клиенту.
- Вот, возьмите, - сказал он. - Вы сейчас не на своей дороге судьбы находитесь, а этот талисман направит вас на ваш путь. Вы его вместо лекарств к больному месту прикладывайте.
- И это поможет?
- Безусловно... Только остерегайтесь сглаза.
Иван Чернов после сеанса жил несколько дней как затворник. Прежде он имел связи, знакомства с важными людьми, и с ним все считались, откликались на просьбы. Теперь же все о нем забыли. И мужчина не то что «сглаза», но простого человеческого взгляда на себе не чувствовал. Он прикладывал «целительный» камешек к правому подреберью, а печень боле-ла все сильнее.
Иван Чернов не показывался на улице. Не только ночью, но и днем он не поднимался с койки. Все труднее ему было противостоять депрессии и отчаянию. Однажды болящий взял в руку «талисман» и швырнул его в открытую форточку. Иван Чернов истерично, в голос, стал поносить Остапа, слать в его адрес последние слова. Через каких-то полчаса заочной расправы с «магом» он затих. Ему было впервые в жизни невыносимо гадко. Вместе с болью его стал донимать запах пота и грязи.
Иван Чернов отправился в нетопленную баню. Там он долго мылся холодной водой. Ему уже сводило ноги и руки, а грязь все ощущалась. Она словно снаружи ушла внутрь, не давая дышать. Это невольно напомнило ему о церковной исповеди, о Боге, в Которого он никогда не верил.
Иван Чернов переоделся в чистую одежду и сел на скамейке у дома, чтобы согреться под теплыми лучами солнца. Он пристально всматривался в синеву небесного купола, словно пытался взглянуть за пределы видимого. Но от выси его взгляд оторвал и заставил опустить глаза на грешную землю писк обыкновенного комара. Тот надоедливо кружил над головой и вскоре сел на левую руку. Иван Чернов хлопнул по нему ладонью. Комара он стряхнул в траву. «Я тоже скоро умру и, как этот комар, уйду в небытие, - размышлял болящий. - Но ведь я - человек, не комар. И что, одинаковый конец? Я там ничем не буду отличаться от этого никчемного пискуна? Но так не должно быть. Это неправильно...» Тот атеизм, который всегда представлялся Ивану Чернову непогрешимой истиной, теперь стал воплощением несправедливости. «А что если Бог все-таки существует. .. - сердце переполняли сомнения. - Тогда... тогда... все правильно... К тому же меня в детстве крестили...»
Иван Чернов услышал скрип калитки и увидел отца Вадима. Прозревающее сердце затрепетало тайной радостью, а сознание напомнило ему о былой неучтивости к пастырю.
- Здравствуйте, Иван Михайлович, - ласково сказал отец Вадим.
- Здравствуйте, батюшка, - болезненно ослабев, Иван Чернов потерял прежнюю сталь в голосе. - Вы пришли, чтобы посмеяться надо мной? - еле слышно спросил бывший редактор.
- Грешно над горем смеяться, - ответил священник, к горлу которого уже подступил тяжелый комок. - Мне искренне жаль вас, однако вылечить ваш недуг я не в состоянии. Но в моих силах помочь вам излечить душу, спасти ее ради райской жизни...
- Рай для меня - это надежда, это жизнь... - по лицу болящего пробежал еле заметный лучик.
- Жизнь вечная, - уточнил отец Вадим.
Священник попросил Ивана Чернова прийти в церковь на исповедь и причаститься.
На следующий день, к удивлению прихожан, среди богомольцев появился некогда известный на весь город закоренелый атеист.
Давно не слышал такой искренней и глубокой исповеди отец Вадим. Раб Божий Иван причастился и вместе с верующими возносил молитвы Богу. В этот день воистину было больше радости об одном покаявшемся грешнике, чем «о девяносто девяти праведниках», не имеющих нужды в покаянии.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Зоя Любавина первое время после исповеди и причащения жила так, как и обещала Богу. Она посещала вместе с Фомой храм, благотворно повлияла на мать, которая порвала со спиртным и даже на порог не пускала своих прежних собутыльников. Но в ее еще не окрепшую верой душу стали проникать навязчивые желания вернуть свой дар, благодаря которому она может быть не такой как все. Враг рисовал в ее уме радужные перспективы: к ее дому выстроилась многокилометровая очередь больных, деньги водопадом льются ей в карман, их целые мешки, к ней - второй Ванге - приезжают на обследование даже первые лица государства... Эта картина счастливого будущего в ее больном воображении пополнялась все новыми соблазнительными штрихами и красками.
Зоя повторно обратилась к «магу», приобрела талисман и получила установку ожидать ближайшей грозы. Видя неадекватное поведение дочери и переживая за нее, Лидия стала все чаще «успокаивать» себя алкоголем.
В одно раннее утро разразилась нешуточная буря. Молнии одна за другой освещали берег водохранилища, который, как на ладони, просматривался из окна дома. Зоя с бесшумностью кошки вышла из дома, боясь, как бы Фома снова не встал на пути. Однако на этот раз проснулась протрезвевшая мать. Она поднялась с койки, набросила халат. Комнату ярко освети-ла молния. Лидия, невольно скрестив на груди руки, прижала их к похолодевшему сердцу, в котором будто отпечаталась увиденная на отрывном настенном календаре траурно черная цифра «13». Мать, не чувствуя под собой ног, поспешила за дочерью во двор.
- Зоя, подожди! - позвала она дочь.
Но Зоя, не оборачиваясь, бежала по тропинке через огород туда, где ее первый раз оглушила молния, - на то самое место купальского игрища. Лидия, по-прежнему держась за сердце, умоляла:
- Доченька, одумайся, я все для тебя сделаю, пить брошу, только остановись!
Громыхание грозы заглушало и без того осипший голос женщины, струи дождя, сливаясь со слезами, стекали по морщинистому опухшему лицу, не в силах его освежить. Зоя, подбежав к черному заросшему травой пятну от костра, стала как сумасшедшая прыгать на одном месте, «навлекая» на себя гнев разъяренной стихии.
- Зоя!.. - закричала Лидия, подбегая к дочери. - Сегодня зловещее тринадцатое число!.. Вернись домой!..
Дочь только собралась крикнуть Лидии, что это устаревшая дата, что уже забыла, когда последний раз отрывала листы календаря, но тут ослепительный разряд со страшным грохотом пронесся мимо Зои, поразив мать.
- Ма-мама... - неслышно шептала дочь и потерянно смотрела на лежащее рядом бездыханное тело.
В исступлении швырнув талисман в водохранилище, она отчаянно упала на колени, задыхаясь в беззвучных рыданиях.

***

К храму длинной черной вереницей приблизилась траурная процессия. Полупьяные, не-бритые, неряшливо одетые мужчины, по всей видимости, бывшие собутыльники усопшей, сняли с кузова автомобиля гроб и внесли в церковь. Там Зоя приобрела свечи и раздала родственникам и «друзьям» матери. Отец Вадим расположился у изголовья гроба и глазам своим не поверил. Рядом с усопшей лежала бутылка водки и стопка. Священник строго повелел это все вынести из святого храма.
- Простите, батюшка, - молвила Зоя, вынимая спиртное из гроба. - Не заметила, как положили...
Фома, утерши слезу, выхватил из рук сестры бутылку со стопкой и удалился на улицу. Священник, проводив глазами верного Господу сына усопшей, просил всех присутствующих молиться за рабу Божью Лидию. Он объяснил, что она сама уже обратиться к Всевышнему не в состоянии и теперь находящиеся здесь богомольцы должны стать ее устами, ее руками, и даже ее сердцем и умом. То есть молиться вместо нее. И свою любовь к ней они могут выразить только одним способом -  общим великим молением во время отпевания и постоянными церковными молитвами о даровании ей Царства Небесного. Отец Вадим, исходя из увиденного, предостерег от языческого так называемого поминовения вином, которое, кроме вреда, ничего не принесет - будет являться еще более мучительной отравой для ее грешной души.
Священник после наставления начал чин отпевания. Он не мог не заметить, что лишь не-которые из сопровождающих Лидию в загробный мир как-то молятся. Большинство прихожан даже не умели креститься и позволяли себе праздные разговоры да перешептывания. При этом они смотрели на часы, мол, сколько ты, поп, еще будешь нас здесь задерживать... Отец Вадим прервал молитву и сделал замечание. Далее священник открыл Евангелие. Как только он стал читать: «... Веруяй пославшему Мя, имать живот вечный», за его спиной раз-дался оглушительный смех:
- Ха-ха-ха!
Это была дочь умершей, которую тут же принялись вразумлять ее престарелые тети. После дважды прерываемого отпевания усопшую понесли на кладбище, расположенное неподалеку. Зоя всю дорогу туда чувствовала на себе осуждающие взгляды даже невоцерковленных людей. «Что это со мной? - спрашивала она саму себя. - Почему я не смогла противиться этому ужасному смеху?» В тяжелых раздумьях она прибыла до последнего земного пристанища матери.
Вокруг могилы и закрытого гроба, который стоял на табуретках, столпился народ. Четыре человека подошли к гробу покойной и ловко опустили его в могилу. Затем они, как по команде, взяли лопаты и стали засыпать яму землей.
- Ха-ха-ха! - вырвалось у Зои. - Ой, не могу! Ха-ха-ха!
Тети набросились на молодую женщину с новыми упреками.
Одна из них попыталась даже ей рот закрыть ладонью, а другая пригрозила племяннице насыпать в глотку той земли, которую бросала в яму.
- Извините... - испугавшись самой себя, молвила Зоя. - Сама не пойму, что со мной.
Все, посчитав, что у Зои от горя проявляется что-то Фомово, снова переключили внимание на исполнение ритуала. Могильщики засыпали землей яму, а образовавшийся бугорок на глазах непомерно вырос от наложенных на него родственниками и близкими венков, называемых в Православии языческими хомутами для усопших.
Затем все последовали на поминки в центральную райповскую огромную столовую, которая прежде называлась «Тройка». Но первые две буквы отвалились, и теперь вывеска возымела вид, так созвучный времени и данным обстоятельствам - «ойка». Столы, установленные буквой «П», чуть ли не прогибались от спиртного, во много крат превысившего скудный ассортимент закусок. За них без проволочки уселись все, кто провожал покойницу до могилы.
Никак не повлияли на родных и близких усопшей назидания приходского священника. Они вместо молитвы «Со святыми упокой душу...» по-язычески налили водку в стопки, произнесли: «Пусть земля ей будет пухом», то есть ее телу, и дружно выпили. Все стали закусывать.
Внезапно Зоя, извилины мозга которой снова подверглись непонятному воздействию, взорвалась безудержным, истеричным смехом. Он сильно сотрясал ее и не прерывался. Двое мужчин вывели Зою на улицу. Придя в себя и испугавшись, она устремилась в храм.

***

В Воздвиженской церкви негде было яблоку упасть: везде стояли по-праздничному оде-тые прихожане, а в центре перед алтарем отец Вадим совершал Таинство венчания, в кото-ром благословляется супружеский союз во образ духовного союза Христа с Церковью. Он возложил, как видимый знак благодати, золотистые венцы на головы брачующихся: Максима и Марины Занудиных, Николая и Елены Светловых. Лица всех сияли улыбками. Даже Серафима, которую накануне выписали из лечебницы, искренне радовалась и крестилась в сторону алтаря.
Зоя осенила себя крестным знамением и стала у порога ждать, когда освободится священ-ник. Как только отец Вадим принялся читать Евангелие, Зою начало сотрясать: ей вообрази-лось, что после венчания Максим и Николай будут садистски избивать своих жен, что они их искалечат и изуродуют. Наваждение было таким сильным, что утратилась всякая возможность противостоять беспрерывному потоку крайне угнетающих мыслей. Она прослезилась.
Отец Вадим, поздравив с принятием таинства своих дорогих прихожан, оставил их принимать поздравления от родных и близких и поспешил к Зое, обеспокоенный ее нездоровым видом.
- Дорогая, прими мои глубокие соболезнования... - сочувственно произнес он. - Успокойся.
- Я, я, - испуганно говорила Зоя, - не знаю, что со мной творится. Там, где нужно плакать, я смеюсь, там, где все радуются - плачу...
Священник понял, что это признаки беснования, источником чего являлся «магический салон», посещение которого повлекло за собой такие последствия - душа теряла способность управлять телом. Избавиться от такого искушения сложно, «сей род изгоняется только молитвою и постом». Это было явное наказание в назидание другим жителям Дальнего, чтобы запомнили, насколько опасно обращаться посредством подобных «магов» - к услугам демонской рати.
Тут возле Зои появился Фома, лицо которого было покрыто сумраком печали.
- В столовой поют о морозе и коне... - взяв нежно сестру за руку, сообщил он. - Нельзя петь. Нужно молиться...
- Да, братик, нужно... будем молиться... - отрадно погладила голову Фомы Зоя. - А сейчас идем домой... Я тебе чего-то приготовлю, а то в этой столовой тебя вряд ли покормили. Теперь ты у меня один остался...
Отец Вадим, помянув мысленно новопреставленную Лидию, напутствовал пастырским добрым словом детей усопшей и пообещал их поддерживать.
- Помоги вам, Господи, - при расставании молитвенно произнес настоятель, благословив Зою и Фому.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Остап, отпрянув, прижался к спинке сиденья в своей машине с затемненными до черна стеклами и наблюдал за выходящими из Воздвиженской церкви прихожанами. Нет, он следил вовсе не за Зоей, которая по его вине оказалась во власти адских духов, страдая беснованием. Не обратил внимания он на чуть не погибшую после встреч с ним Антонину. Не интересовала «мага» и его недавняя и частая посетительница Серафима, угодившая в психбольницу и до конца не избавившаяся от недуга «расстройства мозгового центра и нервной системы». Он покрасневшими от бессонницы глазами, будто ядовитыми стрелами, пронзал счастливых Марину и Максима Занудиных, к которым обласканными птенчиками прильнули милые дети и которые вместе с Николаем и Еленой Светловыми оказались в центре моря цветов и таких же цветущих улыбок родных и близких. Остап мутно окинул взглядом гран-диозный Дом Божий, ставший воочию источником любви и радости. «Это же надо так не вовремя появиться здесь, в этой глуши, настоятелю... Все, все делает мне наперекор... После венчания Марина, предательница, будто не с паперти, а с неба спустилась... солнце от нее может ослепнуть...» - разъедала неприязнь его душу. Молодой человек не мог больше глядеть на жизнерадостную Марину. Жгучий ком обиды подкатил ему к горлу.
- Я ведь столько лет хранил для тебя свою безбрежную, как астральный мир, любовь, - шептал «маг». - Я ее как цветок растил, лелеял, окружал теплом, оберегал... А ты ее взяла и под ноги... как ненужную тряпку, как мусор. Это несправедливо...
В глазах Остапа заблестели слезы, в которых утонула последняя искорка надежды. Ему, язычнику, к сожалению, была незнакома и чужда христианская любовь даже к тем, кто не отвечает взаимностью. Зато он хорошо усвоил ветхозаветное, применявшееся лишь к преступникам и противоречащее добродетельному духу православия изречение: «Око за око и зуб за зуб...» «Если я так мучаюсь от тебя, обрекаюсь на страдания, то и ты, Марина, со своим этим... должна то же самое испытать, - мысленно слал мстительные угрозы молодой человек. – Я не смог завладеть твоим сердцем. Но испортить твою семейную жизнь, сделать ее адом - это магии уж точно под силу. Уничтожу...»
Как черная туча закрывает солнце и светлое небо, так и ненависть тяжелой беспросветной тенью легла на душу Остапа и уже, отравляя ее, стала руководить им.
Вскоре «маг» уверенно расположился дома за ритуальным столом. Он стремительно, с не свойственной ему свирепостью зажег свечи, вынул из той же оккультной книги «Заговоры» две половинки карточки семейства Занудиных. Взяв в одну руку фотографию Марины, а в другую - Максима, Остап провозгласил заклинание:
- Как вы на фото не вместе, так и вам не быть вместе никогда... Вас, Марина и Максим, силою темною навсегда разлучаю!!!
Неожиданно «маг» сквозь дальнее с приоткрытой черной шторой окно увидел, как Мари-на, проходя под ручку с Максимом по тротуару, споткнулась. Супруг еле успел ее удержать от падения.
- Вот уже начинается!.. - подпрыгнул Остап на стуле.
Он, воодушевленный первым воочию «сногсшибательным» результатом, продолжил «колдовство». «Маг» бросил две части фотографии в пустую трехлитровую банку. Затем началось то, что «непосвященного», а точнее, нормального человека повергло б если не в глубокий шок, то уж точно в очень скорбные размышления. Остап всыпал в стеклянный сосуд красный перец, затем - черный, напихал чуть ли не до краев измельченных листьев папоротника, засыпал соли и залил все содержимое уксусом.
- Испорчены!.. - крикнул он, с чем любой сторонний наблюдатель, не говоря о кулинаре, согласился б, и продолжил: - В ненависти и ссорах вам жить! - и закрыл пластмассовую крышку так, как будто захлопнул крышку гробовую...
Далее, по настоятельному требованию «магии», следовало банку отнести на кладбище и «похоронить» в заброшенную могилу в полночь. Однако терпения у Остапа хватило лишь до легкого вечернего сумрака.
Он припарковал автомобиль на краю старого кладбища, над которым весьма жизненно раскинулся зеленый душистый покров крон берез и елей. «Маг» бережно взял банку под мышку, захватил небольшую лопату и торопливо зашагал по заросшей тропинке вдоль старых, преимущественно ржавых и покосившихся оград, пристально поглядывая вправо-влево. И все же он не заметил, как невдалеке, из травянистых зарослей пустыря за ним сосредоточенно наблюдают целых три пары глаз. Там расположились уже знакомый читателю дальний родственник и первый «астрокавалер» Елены Вечеровой, а точнее, Светловой, Борис и двое его приятелей, именуемых Жорой и Левой, которые «поминали» самогоном усопшую, убитую молнией «лучшую подругу» Лидию. Они, как только заметили Остапа, стали, утопив головы в траве, за ним следить.
- Смотрите, наш «волшебник» банку зеленых долларов несет закапывать, - сказал Борис.
- Вот гад, ему уже в доме места мало, - молвил Жора.
- Тихо, не вспугните... - зашептал Лева.
Тем временем, оглядевшись, «маг» закопал «порченосную» банку в заброшенную могилу, отмеченную ржавым трубчатым крестом. Он, не стерпев, издал крик, непонятный для сторонних ушей:
- Теперь вам никакой храм, никакой священник не поможет! - и поспешил к машине, на которой так же незамедлительно удалился.
Три друга с богатырской удалью вскочили на ноги и с необыкновенным единодушием посмотрели в сторону «клада».
- Мне пятьдесят процентов... я первый заметил, - настоял Борис.
- Ты не живешь в городе постоянно, а я до корней коренной и имею больше прав, - аргументировал свое преимущество Жора.
- Эта могила, кажись, моей родственницы, - недолго думая, соврал Лева.
Между приятелями и без того разогретыми спиртным вспыхнул, как сухая трава от огня, спор, который тут же перекинулся в драку и закончился почти одинаковых долей синяками. Это, видимо, и послужило принятию друзьями общего справедливого решения: поделить деньги на три равные части. Когда же мужчины открыли «могильную» банку, то чуть сами не омертвели, а, немного придя в себя, закричали:
- Вот паразит!..
- Смотрите, чего напихал!..
- Он что, ненормальный!?.
- Обладатели фальшивого клада уже собирались запустить его в след Остапу. Но бескрылый полет зеленой банки вдруг отменил Борис.
- Ребята, зарывай обратно! - воскликнул он. - Я кое-что придумал.
- И Борис, еще не совсем потопивший в вине творческую натуру, поделился с собутыльниками своим планом, как отомстить «магу», да еще с выгодой и компенсацией за моральный и телесный ущерб.

***

Остап открыл глаза, когда солнце уже катилось по высоким верхушкам тополей. Он проснулся с той же неусыпной мыслью, с которой ложился в кровать: «Уж этот отворот им крылья подрежет, опустит их на грешную землю - прямо в грязную бездонную пропасть раздоров и бед...» «Маг» надел белые шорты, такого же праздничного цвета футболку и, потягиваясь, вышел на улицу. Но за порогом он, имея на это прямое основание, замер. Перед ним лежал до отвращения истлевший похоронный венок, которого Остап накануне ночи собственноручно отодвигал на могиле, закапывая в нее банку. В центре невзрачного языческого «хомута для усопших» желтел мятый, сложенный вдвое тетрадный лист. Вдруг на ветхой бумаге заиграл некий солнечный зайчик и медленно, черепахой, пополз к тротуару, где исчез.
По всему юному, полному жизненной энергии телу Остапа, от макушки до пят, прополз могильный холод. Даже щедро теплые лучики солнца, казалось, остывали, касаясь его. «Маг» услышал, как лихорадочно застучали, выбивая панически быстрый такт, его зубы. Он еле поднял трясущейся как от болезни Паркинсона рукой лист бумаги и развернул его. В ней иероглифически корявым почерком было написано: «Остап, ты, милок, в тихую, мирную могилку закопал целую трехлитровую банку вонючих, несносных колдовских снадобий. За аренду части моего нового жилища ты, богатей, ни рубля не оставил. Еще в советское время так сходило, но теперь капитализм... Ты меня заставил идти к тебе, нести это письмо, а меня даже собственные тапочки тяготят...»
Тут Остап, оторвав глаза от умопомрачительного текста, обратил внимание на лежащий невдалеке обветшалый и зачастую прогнивший женский тапочек.
- Ро-розыгрыш... меня не проведете... - нерешительно и неизвестно кому молвил он.
Остап всегда доверял своим зорким глазам. «Никого там не было, - мысленно заверил он самого себя. - Тогда откуда это движущееся свечение?.. Точно дух усопшей», - заключил молодой человек. Письмо еще сильнее затрепетало в его руке, и «маг» ухватился за него рукой второй. Он, затаив дыхание, которого боялся лишиться, продолжил читать.
«Смотри, милок, а то твое колдовство превратится в пустой звук, а за тобой, - говорилось далее в «послании», - в следующий раз придут мои соседи... Они очень завидуют живым... Так что слушай и запоминай. Возьми пустую банку, положи в нее деньги, только без всяких приправ, и не скупись. Плотно закрой ее крышкой. Как только услышишь дружный крик ворон, безотлагательно неси банку на кладбище и зарой в мою могилку по соседству с первой банкой. Уходи домой. А вечером, ровно в шесть часов, откопай свои деньги. Они умножатся десятикратно.
Покойная Клавдия».
В этот самый момент с ближайших тополей взмыли напуганные, не трудно догадаться кем, вороны и подняли душераздирающий шум. На раздумья, на осмысление изложенного в письме абсурда времени не было, и Остап не стал терять драгоценного времени.
Он все исполнил в точности и возвращался домой, чтобы нетерпеливо ждать вечера, когда отроет банку с заморской валютой и извлечет оттуда вместо одной целых десять пачек.

***

В русских народных сказках встречаются курица, несущая золотые яйца, золотая рыбка, дарующая материальные блага... У Остапа же сама сказка норовила стать былью. Он заимел банку, «умножающую» деньги. По крайней мере, с верой в это «маг» откопал в назначенное время стеклянный сосуд. Однако вместо несметного количества ценных бумаг он обнаружил в нем лишь одну, за которую и снега зимой нельзя купить. Это был столь знакомый желтого оттенка, больше похожий на никчемную шпаргалку, сложенный вдвое лист. Раскрыв его, Остап прочитал написанный столь же размашисто и неприглядно текст:
«Ты воистину великий маг. У нас не было даже денег на бутылку пива, а ты нам наколдовал целую тысячу долларов. Вот это чудо... Все, пока, а то ларек закроют на обед...
Друзья покойной Клавдии Боря, Жора, Лева».
- Не-не-нет!.. - завопил молодой человек, обхватив руками разболевшуюся голову. - Раз-вели как ребенка... Как я мог поверить в небылицу о посещении духа умершей?..
Закономерный подобный вопрос, пронявший сознание Остапа, многократно задавали себе жертвы его «магического салона». Ибо, проживая в атмосфере фальши, обмана и иллюзий, фокуснически устраиваемых отцом лжи, человек непременно теряет связь с реальностью и становится объектом потех и насмешек, особенно со стороны духов зла. Но «маг», к сожалению, не понял побуждающего к покаянию духовного трагизма своего положения. Унижение, позор, глумливое ограбление «маг» адресовал лишь троим жалким пьяницам, которых был готов живьем закопать глубоко-глубоко в недра кладбища.
От достал банку с «отворотной» начинкой и, соблюдая конспирацию разведчика, «захоронил» ее в другую могилу.
- Будьте вы все прокляты, - отъезжая от кладбища, с желчью изрек в голос Остап. - Нужно еще подзаработать - хотя бы вернуть потерянное, а главное, увидеть тебя, Марина, убитую горем... И тогда бежать, бежать из этого чужого города.
«Маг», откинувшись на спинку сиденья, медленно подъезжал к церкви, на колокольне которой весело звонили колокола. Остап, чтобы заглушить ликование храма, включил магнитофон.
- За это можно все отдать, и до того я в это верю... - задел самые ранимые уголки его души голос Аллы Пугачевой о несчастной любви.
Остап ударил на ощупь пальцем по кнопке выключателя и задержал взгляд на паперти церкви, по ступеням которой спускалась с мужем и детьми радостная Марина. «Скоро, скоро уже... тебе никакой храм не поможет, - в гневе рассуждал он, приближаясь к дому Филимона, куда, видимо, в гости и направлялось дружное семейство Занудиных. Внезапно «маг», испытав лихорадочную дрожь, заметил свисающий со столба и извивающийся змеей на тротуаре электрический провод. «Вот, все быстрее, чем я предполагал - подумал он. - Но это же - смерть», - ударила током молодого человека последующая мысль. Остап развернул у своего дома автомобиль и тут же остановился. Он всем своим естеством напряженно следил, как Марина и ее родные о чем-то весело общаются и больше смотрят по сторонам, чем под ноги. До опасности оставалось каких-то десять метров. «Как мощно работает могильный отворот», - заключил он.
- Так тебе и надо... - в новом порыве ненависти проскрипел зубами Остап, наблюдая, как Марина опередила Максима и детей... Только вот сердце «мага» заколотилось с такой силой, словно пыталось пробить грудную клетку и вырваться, само по себе, навстречу молодой женщине. Остап повернул ключ в замке зажигания, на что лишь стартер откликнулся нездоровым чиханием, не запустив двигателя.
- Нет, нет! - закричал «маг», повторно повернув ключ.
Но и на этот раз машина не завелась. А Марина уже почти наступала на провод. Остап за-стонал, выпрыгнул из салона и собрался громогласно крикнуть: «Стой!», но тут увидел, как Максим голой рукой поднял проволоку и отбросил к забору. «Маг», не чувствуя под собой земли, подошел к «Жигулям» и, еле открыв дверь, упал на сиденье... Он, устремив взор в дорожную даль, снова повернул ключ в замке зажигания. Двигатель, как ни в чем не бывало, монотонно зашумел. Автомобиль ракетой сорвался с места.
...«Маг» не помнил, как подбежал к знакомой могиле. Он намеревался извлечь злополучную банку, но это за него сделала неприглядная черная дворняга. Собака выгребала из сосу-да содержимое и чихала. Даже ее, изведавшую не одну мусорную урну, запах «отворотных» снадобий отпугивал, и она, увидев Остапа, без сожаления убежала прочь. «Маг» медленно приблизился к полупустой банке, вытряхнул из нее гнилые остатки и оторопел. Фотография, разрезанная на две половинки, была целой. Он поднял ее и не увидел даже крохотного шва. На карточке по-прежнему, неразлучно соединились, жизнерадостные Марина и Максим. Рука будто онемела... Фото выскользнуло из нее, но не упало. Фотография вмиг превратилась в белого голубя, который поднялся над головой Остапа и улетел в сторону белокаменного храма. Молодой человек мотнул головой, стараясь вытряхнуть из нее наваждение. Он взглянул вниз и отпрыгнул в сторону. Зелье, которое только что лежало под ногами, превратилось на его глазах в зеленую, как в кошмарном сне, змею. Та, зашипев, уползла в густую и высокую траву.
- Господи, помоги... - взглянув в сторону церкви и убегая к машине, произнес «маг».
Но этот хрупкий молитвенный мостик, только начавший его соединять с Богом, тут же разрушил, не самим ли лукавым направленный, Григорий Дубов. Он подъехал на иномарке к автомобилю Остапа и нетерпеливо ждал его.
- Где тебя черти носят? - непроизвольно изрекая истину, спросил рэкетир и, ничего не услышав от побледневшего «мага», добавил: - Сегодня у нас такая вечеринка намечается... Выпивка!.. Девки!..
- Я согласен... - скупо, еле приходя в себя, ответил Остап.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Дьявол есть отец лжи. Его оружие - обман, фальшь, иллюзия, выдаваемые за правду, что отец Вадим чрезмерно испытал на себе. Настоятель долго терпел изливаемую на него врага-ми церкви грязь, успокаивая себя тем, что Бог все видит и это главное. Но вот после вечернего богослужения к настоятелю обратилась Тамара, одна из самых преданных Богу и Церкви прихожанок.
- Батюшка, мне неудобно говорить... - оглядываясь, еле слышно сказала она. - Ходят очень нехорошие слухи... Не знаю даже, как это сказать... - она покраснела, однако собравшись, добавила: - Говорят, что к вам женщины ходят... непутевые, а вы - как бы к женщинам... Я бы молчала, да люди шушукаются... Вы, мол, холостой, один живете...
Отец Вадим, направляясь на приход, готовился к козням, однако не подозревал, что они могут быть столь остры, беспощадны, отвратительны, циничны, способны в глазах жителей и даже прихожан подорвать его пастырский авторитет, поддать сомнению верность церковной присяге, так мерзко поглумиться над неугасающей любовью к ушедшей в мир загробный супруге. «Я же просил владыку отправить меня в монастырь, знал, что не место мне, вдовому священнику, на приходе», - слушая Тамару, подумал настоятель. А когда прихожанка закончила высказывать гнусные подозрения, отец Вадим молвил:
- Если уж вы, Тамара, поверили таким злословиям, то мне нечего вам сказать... да и на приходе, видимо, мне делать больше нечего...
Отец Вадим, приложив руку к разболевшейся голове, направился к выходу, но его остановила казначей Нина.
- Благословите, батюшка, - скрестив руки, сказала она. - Хорошего вам завтра выходного.
- Спасибо, - еле нашел в себе силы уважить улыбкой благочестивую работницу церкви настоятель, зная, что отдохнуть ему в грядущий день не удастся.
Дома священник написал правящему архиерею очередное прошение отпустить его в монастырь, указав все ту же вескую причину - вдовство, ставшее почвой для порочащих его сплетней. Он долго возносил живые, рожденные в глубине души молитвы Господу, до боли в коленах и пояснице бил поклоны перед иконами. Только далеко за полночь его крепкое тело одолел сон... Однако отдых отца Вадима прервался раньше времени, на которое он настроил будильник.
Сквозь открытую форточку доносились дикозвучная рок- музыка и шум голосов. Отец Вадим подошел к окну, в которое уже начинал проникать свет хмурого утра. На площади у самого памятника Ленину стояли черное «Ауди» и вишневые «Жигули». У накрытого газе-той капота последних, на котором виднелись бутылки и продукты, веселились Остап и Григорий, пошатываясь в обнимку с известными настоятелю до боли, что не есть сердечной, отвратительными девицами легкого поведения. «Маг» и рэкетир не случайно выбрали это центральное место между администрацией и церковью. Они нагло демонстрировали, что не боятся ни власти, ни Бога.
Хмельные компаньоны, будто соревнуясь с динамиками, громко разговаривали и хохота-ли. «Господи, вразуми их и помилуй», - перекрестился перед образом Спасителя священник. Отец Вадим, помолившись, по-военному собрался и через минуту-другую уже выезжал на машине за ворота. Когда он вышел, чтобы закрыть створки, то музыка вдруг прервалась, и донесся нетрезвый голос Остапа:
- У-уезжай... уезжай настоятель... совсем у-уезжай!..
- Люся! Шура! - воскликнул Григорий, - подойдите, поцелуйте на прощанье своего любимого...
Грянул смех. Рэкетир под глупое хихиканье непутевых девиц стал громко с упованием, со всеми подробностями, озвучивать, как нечестивая свита компрометировала настоятеля, как искусно организовывала распространение сплетней о «любовных похождениях» священника. Затем уже оба парня грозно запричитали: мол, в этом городе не поп, а они будут диктовать нормы общежития, поведения и устанавливать порядки, и чтобы он «катился на все четыре стороны, иначе еще не то ему устроят...»
Понимая, что больше пользы общаться с гранитным памятником, чем с такими собеседниками, да и не желая попусту терять драгоценное время, отец Вадим молча сел в машину и тут же начал на ней удаляться от злоречивых людей. Всю дорогу его преследовали, угнетая душу, речи и смех Остапа и Григория.

***

Отец Вадим с тяжелым, утомленным сердцем вошел в кабинет правящего архиерея. Владыка поднялся с кресла и, как родной отец, вышел из-за стола навстречу священнику. Но когда, вернувшись на место, прочитал врученное ему отцом Вадимом прошение и выслушал настоятеля из Дальнего, то покачал головой и сказал:
- Неужели ты, дорогой, думаешь, что если бы ты жил с семьей, то враги церкви не нашли б уловок, чтобы тебя очернить. Нашли б, да еще как... Вот смотри... - архипастырь положил ладонь на кипу бумаг. - Здесь есть анонимный «компромат» на некоторых приходских священников. Только вот незадача: верующие приходов при встрече меня за этих пастырей благодарят...
Владыка поднялся на ноги и какое-то время ходил по кабинету взад-вперед, поглядывая в окно и видя намного дальше шумной городской улицы. А вернувшись обратно в кресло, он продолжил:
- Не мне тебе рассказывать, дорогой батюшка, что говорится на этот счет в Евангелии: поражу пастыря и разбегутся овцы. Давай, родненький мой, все же не будешь, сломя голову, принимать сейчас монашество, а договоримся так: ты, как планируешь, совершишь в пре-стольный праздник богослужение, Крестный ход, и после этого мы вернемся к нашему раз-говору, решим насчет монастыря. Время, как я знаю из опыта, самый лучший советчик и распорядитель...

***

До города оставалось километров тридцать... Хмурое свинцовое небо будто улеглось на высоких соснах и замешавшихся среди них березах, листва которых слегка окрасилась в желто-золотистый цвет. Словно отражение туч, приняла серый оттенок придорожная травянистая растительность. Но ни этот унылый окружающий мир, ни наводящий скуку монотонный шум двигателя «Жигулей» никак не повлияли на бодрое настроение отца Вадима. Он, получив наставление и благословение владыки, с новыми силами направлялся в ставший ему так близким город Дальний. Куда-то на задворки пастырских проблем отошли вчерашний разговор с Тамарой и даже утренний душеугнетающий инцидент. Однако когда настоятель проехал очередной поворот, то чуть не выпустил из рук руль. Невдалеке на глиняной обочине дороги стояли, как кошмарные призраки, беспутные девицы - подруги Остапа и Григория. Если утром их плечи прикрывали малиновые пиджаки хмельных «мага» и рэкетира, то теперь - лишь легкие белые платьица. Девушки, сутулясь от мозглой прохлады, поднимали руки и утирали испачканные черной тушью глаза.
Отец Вадим поначалу инстинктивно хотел нажать на газ и промчать мимо них, тех, которые причинили ему столько внутренних истязаний. Но тут неким исцеляющим израненное сердце бальзамом его осенила евангельская истина: «Любите врагов ваших... благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного...» Настоятель остановил автомобиль и вышел из него. «Люся» и «Шура» с увеличенными глазами, как перепуганные дикие зверьки, бросились в самую гущу подступивших к обочине молодых, пушистых елей - только головы их выглядывали из зеленых зарослей. Девицы, видимо, руководствуясь некой горькой, подсказанной разгульной жизнью логикой, ожидали, что «пострадавший поп» набросится на них и здесь без свидетелей начнет их со всей накопившейся злостью колотить своими полупудовыми кулаками. Но отец Вадим мирно, успокаивая Людмилу и Александру улыбкой, подступил к задней дверке «Жигулей» и гостеприимно открыл ее.
- Пожалуйста, «любимые», садитесь, - с иронией и ласково пригласил он.
Девушки с залитыми слезами и вдобавок исцарапанными лицами переглянулись и, отводя руками колючие еловые лапы и подрагивая от холода, стали робко приближаться к машине.
- Простите, мне так неловко, простите... батюшка, - покраснев и потупив глаза, тихо молвила девушка, которая «навещала» настоятеля дома.
- Простите, - сказала так же несмело и стыдливо вторая девица, досадившая священнику на базаре. - Послушала... Послушали этих... Особенно этого Григория... А они о любви говорили, обещали озолотить... Привезли нас на дачу, - девушка проглотила слезу, - а потом оставили, бросили здесь, как ненужные тряпки... Мол, добирайтесь сами, вы больше нам не нужны...
Девушки одновременно тяжело всхлипнули.
- Ладно уж... размещайтесь в салоне, а то совсем озябли, - лишь сказал священник и указал на заднее сиденье.
Людмила и Александра, все еще не веря в такую, на их взгляд, парадоксально невероятную христианскую доброту, заняли места в автомобиле, который продолжил свой путь. Изнуренные девушки, оказавшись в тепле и уюте, тут же, прижавшись друг к дружке, по-детски уснули.
Когда из-за поредевшего леса показались очертания городских домов, настоятель негром-ким голосом разбудил необычайных попутчиц, чтобы узнать их адреса.
- Спасибо, батюшка, - сказала «первая». - Но мы лучше здесь выйдем...
- Благодарим, - молвила «вторая». - Так будет лучше. Вы и без того из-за нас, греховодниц, столько натерпелись. Пожалуйста, остановите...
Пассажирки, крайне усталого и жалкого вида, оставив салон, еще раз искренне поблагодарили священника и одна из них спросила:
- А можно нам к вам в храм на исповедь прийти? Или нам в церковь нельзя?..
- Конечно, приходите, девушки, - растроганный приятной неожиданностью, приветливо пригласил священник, - и помните, что храм не мой, не каких-то определенных людей. Церковь - родной дом каждого человека, желающего встречи с Господом, Который, по Его же словам, желает одного: чтобы ни одна душа не погибла.
Насколько настоятель еще каких-то минут двадцать назад жалел, что встретил Людмилу и Александру, настолько теперь был рад, что они оказались там - вовсе не случайно, а по промыслу Божьему. Отец Вадим, благодаря Господа за скорбь и за радость, въехал в город. Возле храма, к удивлению настоятеля, его, как в первый раз, встретили члены двадцатки.
- Родимый, батюшка, наш дорогой духовный отец… Вернулся! - умываясь слезами, сказала Тамара. - Простите, что усомнилась... что...
Прихожанка дрожащим голосом рассказала, как она почти целую ночь не спала, терзаясь мыслями, а под утро решила сходить к зданию церкви и там помолиться - душа стонала от терзаний совести. Тамара, прячась между молодыми елями, что росли у площади, увидела, как собирается в дорогу настоятель. А главное, она со всеми подробностями услышала, из первых уст, все, что откровенно говорили клеветники Остап и Григорий... Прихожанка с ужасом осознала, как глубоко обидела своего пастыря и, держась за сердце, поспешила к членам двадцатки. Она просила всех собраться у церкви, дождаться настоятеля и просить его, родного пастыря, не покидать приход.
- Я видела с этими антихристами, Остапом и Григорием, этих противных, развратных девиц, которые причинили вам, батюшка, столько бед. Таких нужно вообще гнать из города...
- И все-таки, моя родная, - сказал убедительно, улыбнувшись про себя, настоятель, - правильнее и по-христиански - бороться не с грешниками, а с грехами.
На эти слова отца Вадима последовало молчаливое, не только Тамары, но и всех членов двадцатки, согласие. Хотя был выходной день, но священник с прихожанами вошел в храм и отслужил Господу благодарственный молебен, а затем, по чуть ли не коленопреклоненной просьбе Тамары, он ее исповедал.


Часть четвертая


ГЛАВА ПЕРВАЯ

...Двадцать пятое сентября. К этому времени в Воздвиженском храме совершилось множество душеспасительных богослужений, таинств, треб. Многих сердец коснулись проповеди отца Вадима, его назидательные слова. Священник напечатал ряд статей в районной газе-те, редактором которой снова утвердили Ивана Чернова. Да, именно его. Он после первого посещения церкви уже не разлучался с ней, последние тени уныния исчезли с его лица. Лишь раз Иван Чернов позволил себе пропустить богослужение. Взяв благословение у отца Вадима, самого близкого теперь для него человека, он поехал в областную онкологическую поликлинику. Повторно проведя обследование, врачи развели руками: «Этого не может быть!» Опухоль исчезла, лопнула, как мыльный пузырь, растворившись в воздухе и не оставив никаких следов. Так исполнилась всякая правда через покаявшегося грешника. Иван Чернов явился живым доказательством всесильности и любви Бога, обнимающей собой и верных, и заблудших своих чад. Город быстро узнал о чудесном исцелении руководителя редакции. Появилась очень значительная публикация Максима Занудина, которая, кстати, его по-настоящему прославила, по крайней мере, на весь район. Передавался из уст в уста рассказ его матери Антонины. При церкви открылась воскресная школа, где постигали азы истинной веры 20 учеников. Планировался концерт духовного пения в Доме культуры, директором которого назначили Елену Светлову. Ее отцом Филимоном был изготовлен поклонный крест пятиметровой высоты. Приход пополнился новыми верующими. А пострадавшие от посещения «магического салона» горожане непрестанно поднимали невероятный шум, что подрывало и без того гнилые основы деятельности Остапа.
«Маг» передавал Петру Волкову все меньше и меньше отчислений. Он жаловался на священника и называл его главным виновником катастрофического падения доходов, говорил, что в этом маленьком городе, где почти все друг друга знают, его «магические» просчеты невольно становятся достоянием жителей. Лишь никому «маг» не признался, что уже пакует чемоданы и собирается навсегда покинуть Дальний...

***

Неприветливый, слякотный вечер. Петр Волков позвал Остапа Бедова и Григория Дубова в ресторан. Молодые люди собрались в отдельной комнате за уставленным угощениями столом. Петр сразу заметил ссадину, которая синела на лице Остапа и была неудачно замаскирована волосами.
- Это кто тебя так, волшебник? - насмешливо спросил он.
- Ночью споткнулся, - бросил «маг».
Он стыдился открыть правду о своей, стоившей ему разбитого лба непредусмотрительности - предложения посетителям «магического салона» в качестве талисманов камней. Их Ос-тап вручил наудачу трем пожилым клиенткам, но вместо помощи у одной пенсионерки зуб заболел, у другой сына в милицию забрали, а у третьей корова подохла. Они как-то утром дружно ринулись к дому Остапа и стали барабанить в закрытую дверь. Когда «маг» вышел к ним, то женщины со скандальным криком забросали его «талисманами». Два камня пролете-ли мимо, а третий попал в голову, в серых недрах которой и зародилась опаснейшая для шарлатана идея наделить «чудосвойствами» собранную в прибрежной полосе водохранилища гальку.
- Да о корягу споткнулся, - повторил Остап любопытному Петру.
- Ну-ну, - сказал, улыбаясь, криминальный предприниматель и по делу стал слушать Ос-тапа и Григория.
Они озвучили все, чем мешал им священник. Петр, слушая их и ни на миг не забывая встречу с отцом Вадимом, утвердительно кивал головой.
- Значит, - сказал он, - нужно сорвать богослужение в церкви и Крестный ход, запланированные на послезавтра. Нужно этого попа...
- Застрелить, - угадывая очередное слово шефа, сказал Григорий.
- Я сейчас тебя застрелю, если будешь встревать, - пригрозил Петр, на всякий случай на-щупав что-то под малиновым пиджаком. - Нужно под видом просьбы о причащении больного отвезти его в самую дальнюю деревню Дикую и оставить там. При всем желании он не успеет раньше обеда в город вернуться.
- Тогда его могут вообще убрать с прихода... - подыграл бандиту «маг».
- Тогда все бы установилось, как прежде, - углубился в воспоминания Петр. - Как же все было прекрасно и спокойно до приезда этого святоши... Не было бы и дальше проблем... Ты бы, Остап, мог спокойно зарабатывать на глупцах и деньги грести лопатой.
- Да... - сухо молвил Остап.
- Ну что, завтра мой день рождения, - сказал Петр. - Приедут мои друзья. Будет пир на весь мир. Отметим мой тридцатипятилетний юбилей и заодно победу над этим противным попом.
- Ура! - не сдержался Григорий.
- Затихни, - остановил его Петр. - До этого еще далеко. Вот бери пример с Остапа, сидит и молчит.
- Извини, шеф, - опасаясь немилости, тихо произнес Григорий.
- Вот так-то лучше, - сказал Петр и обратился к Остапу: - К тебе, маг, у меня особое поручение. Я бывал на подобных торжествах, и каждый из братков чем-то удивлял гостей: кто приглашал актера, кто певца, кто фокусника. Но никто из моих знакомых еще не догадался представить мага. Поэтому я на тебя рассчитываю, маг, не подведи. А то тогда не посмотрю ни на что...
- Нет, нет, не подведу, - обещался Остап.
И если минуту-две назад ему хотелось погостить на пиру, то сейчас он лишь мечтал оказаться на необитаемом острове, только бы минула его эта участь.
- А теперь, ребята, наливайте, и по полной... - в приподнятом настроении скомандовал Петр...


ГЛАВА ВТОРАЯ
- Вот и наступило долгожданное торжество.
Так выразил кто-то из прихожан перед всенощным бдением общий настрой богомольцев, которые живым потоком наполняли церковь. Ведь наступал двунадесятый праздник Воздвижения Креста Господня - престольный для Дальнего.
У входа в храм послышались мужские голоса:
- Пожалуйста, братья и сестры, отойдите в сторону.
- Осторожно...
Это алтарник Николай, Иван Чернов, Максим Занудин вносили в притвор огромный крест. Мужчины стали укладывать его на заранее приготовленные табуретки.
- Легче опускайте, не торопитесь, - командовал Филимон.
Он много дней трудился, неся послушание. Знакомые подшучивали над ним, мол, к брусу приколотить три перекладины можно за час-два. Но Филимон понимал, что его священник благословил изготовить не оконную раму, а поклонный крест, перед которым будет молиться народ. Мастер по многу раз замерял материал, перепроверял, уточнял размеры. Он этот крест не столько делал, сколько творил. Когда уже, казалось, все было готово, Филимон еще нарезал резьбу, долго шлифовал поверхность, затем ее, гладенькую, как стекло, покрыл лаком.
И теперь он все равно переживал, не допустил ли какого-либо изъяна.
- Молодец, дядя Филимон, спаси, Господи, - услышал мастер голос отца Вадима. - Будто не руками мастерили, а самой душой.
- Старался, батюшка, во славу Божью, - ответил умелец и перекрестился.
Настоятель погладил рукой древо и не верил, что уже завтра после Литургии отправится с верующими Крестным ходом через весь город к берегу озера, где крест торжественно установят. Сияя от счастья, священник ушел в алтарь и начал богослужение.
После всенощного бдения отец Вадим, ни о чем не подозревая, отправился домой. У ка-литки его внимание привлек клочок бумаги, выглядывающий из почтового ящика. Развернув его, настоятель прочитал текст: «Не едьте в деревню 26-го вечером - провокация». Он сразу узнал этот размашистый оригинальный почерк - им был заполнен ценник в «магическом салоне». Отец Вадим, не желая воспринимать всерьез это предупреждение Остапа, отправился в дом.
Поужинав, священник открыл Святую Библию. Однако чтение прервал стук в калитку. В вечернее время он прозвучал как-то тревожно. Отец Вадим поспешил на улицу. Когда он открыл дверь, то увидел молодого человека лет тридцати, ярко освещаемого столбовым фонарем. Высокий, широкоплечий, с угрюмым лицом, в черной одежде, незнакомец на фоне стоящего за его спиной джипа никак не был похож на доброжелателя. Обменявшись приветствием с настоятелем, он спросил:
- Вы поп?
- Да, пастырь овец православных, - расшифровывал устарелое звание отец Вадим.
- Каких овец?.. - как от оскомины скривил губы посетитель. - Вы тот, который там? - он указал на храм.
- Да, я священник.
- Тогда вы мне и нужны. В общем, в одной деревне, за пятьдесят километров отсюда, человек умирает, просит к нему приехать и его... Ну, короче... - молодой человек не мог вспомнить нужное слово.
- Исповедать и причастить?
- Вот, вот... пре-чи-стить!
Поведение незнакомца настораживало, тут же вспомнилась предостерегающая записка. Но отец Вадим не мог поверить, что кому-то позволила совесть так шутить и переступить недозволенную грань. Его в этот момент только волновал умирающий. Настоятель собрался, сел в автомобиль, который, как реактивный, сорвался с места. Священник справился у молодого человека о смертельно болящем.
- Я с ним не знаком, меня попросили вас доставить, - проворчал водитель и дал понять, что разговаривать больше не желает.
Машина быстро выбралась из города и свернула в лес. И хотя далее дорога змеилась крутыми зигзагами и угрожающе потряхивала ухабами, шофер почти не сбавлял скорость. Он спешил избавиться от «клиента». Священнику пришлось крепко держаться за ручку: автомобиль бросало, как бронемашину морпехоты при десантировании в шторм. Но отец Вадим, поверив в кощунственную легенду водителя, был готов терпеть любые неудобства. При этом он шептал Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». Спустя километра три показались освещаемые фарами домики незнакомой деревушки. И тут с пустыми ведрами стала переходить дорогу сутулая старушка.
- Куда!.. - крикнул шофер и нажал на тормоза. - Пусть меня Волк расстреляет, но я дальше не поеду. Баба с пустыми ведрами - это беда, это все...
- А как же умирающий в Дикой? - забеспокоился отец Вадим.
- Какой к черту умирающий, - со злостью пробасил водитель, - Эта деревня сама давно уже умерла. Мне велено тебя подальше от Дальнего увезти, но вот... не получилось. Твое счастье, настоятель. Выходи! И давай там, слишком не гони...
- Спасибо тебе, добрая душа, и на этом, - молвил священник, открывая дверь.
Он оставил салон автомобиля, который тут же поехал обратно. А за ним следом, благодаря Бога и старушку, отправился в путь настоятель... «А ведь меня предупредил Остап... - подумал он. - Как же мне ему помочь? Как спасти этого неплохого, но погрязшего в грехах и заблуждениях человека?»
Под его ногами подмерзшая почва часто глухо шуршала, выдавая быстрые шаги одинокого ночного путника. Его не пугали лес, незнакомые звуки, темнота. Отец Вадим радовался, что Господь, пути Которого неисповедимы, позаботился о нем даже через суеверного нечестивого водителя.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ресторане «Закат» готовилось грандиозное пиршество на сто персон. Его устраивал Петр Волков. Ресторан, как крепость, был окружен стеной джипов и других дорогих иномарок.
В темное время суток, которое так любил Петр по роду своей деятельности, в городе воцарилась тишина. Уже не пели птицы, даже не слышалось карканье ворон, редко гудели автомобили. Зато в «Закате» шла шумная и бурная подготовка к пиршеству, которое даже для официантов с внушительным стажем было в диковинку. Чуть ли не каждый квадратный сантиметр расставленных в огромном зале столов заполнялся шикарными напитками и яствами. В магазинах города доступными без особых льгот и блата продуктами были только хлеб и морская капуста. Здесь же находились мясные и рыбные блюда, овощи, фрукты, те, которые уже перестали даже сниться простым смертным людям за период «построения» демократии, а точнее, безумного «разрушения до основания» «старого мира» в духе того же отвергнутого новой властью Интернационала. Подключалась радиоаппаратура, устанавливались микрофоны...
Распорядитель пиршества попросил всех занять места, а сам раскинулся в роскошном кресле. Петр был одет в белоснежную рубашку с расстегнутыми верхними пуговицами, так, чтобы виднелась висящая на шее толстая золотая цепь, оттягиваемая тяжелым, усеянным драгоценными камнями крестом. По правую и левую руки от него разместились Григорий Дубов и Остап Бедов. За столом уселись друзья Петра по криминальному бизнесу, его пре-данные компаньоны. Петр окинул взглядом гостей и не увидел среди них главы администрации. В последнее время Сергей Новожилов стал холодно относиться к нему и даже пригрозил «найти на него управу». «Ладно, увидим, чья возьмет», - улыбнулся виновник празднества.
Как и было запланировано, слово для поздравления взял Григорий. В правой руке он дер-жал рюмку коньяка, а в левой - микрофон. Молодой человек от волнения растерялся, долго ощупывал взглядом стены и потолок зала, будто ища некую подсказку для «слова шефу». Его выручил Остап. Нагнувшись над столом, он отобрал у Григория микрофон и произнес:
- За дорогого Петра Семеновича! - а после небольшой паузы, сам не в состоянии уже искренне верить в тяжело разочаровавшую его астрологию, но лишь пытаясь произвести впечатление профессионала своего дела, добавил: - Пусть его прекрасный знак зодиака «весы» демонстрирует перевес только в сторону нашего дорогого юбиляра и дарит ему целеустремленность, решительность, непоколебимость в достижении могущества и богатства.
В стопках и бокалах гостей забурлили разнотипные и разноцветные напитки. Все выпили. Выступая с ответным тостом, Петр встал:
- Я благодарю за пожелания моего друга, мага Остапа. Пока он со мной и с нами, все будет о-кей. Знайте, - не шутил Петр, - он всех насквозь видит, так что будьте искренними. Я в свое тридцатипятилетие только начинаю настоящую жизнь. Я говорю душе: ешь, пей, веселись. Для этого у меня все есть и, как предвещает маг, все будет. Я благодарю вас, своих корешей, что приехали меня поздравить. Надеюсь, что и в дальнейшем мы будем стоять горой друг за друга. За нас!..
Снова послышались звоны стопок и бокалов. Перед очередным тостом поднялся мужчина в черном костюме и белой рубашке с бабочкой. Он преподнес Петру на золотистой тарелке ключи.
- Это тебе, Волк, подарок от нас, - сказал он. - Это ключи от квартиры в Москве. Когда станешь приезжать туда, будешь нас всех вспоминать, а то и принимать, - не обидимся...
- Спасибо, братки, - затанцевал на месте Петр, звеня ключами. А задержав на них взгляд, добавил: - По такому поводу за всех вас - за настоящих пацанов!
Ресторан снова наполнился праздничным шумом. Гости наливали спиртное, чокались, выпивали, закусывали. Пиршество было в разгаре.
Петр чокался то с Григорием, то с Остапом. Базарный рэкетир сиял от счастья, сознавая, что у него такой уважаемый и авторитетный покровитель. «Маг» же лишь маскировал улыб-кой нарастающую тревогу, коря себя, что не покинул раньше этого совершенно чуждый ему городок. Когда Петр опорожнил еще несколько стопок, то попросил Григория уступить место некой девушке. Тот по-детски надулся: какая-то уличная девка займет его почетное место. Но по сравнению с тем, что ждало его приятеля Остапа, это было пустяковой шалостью. Петр встал и неожиданно объявил, что маг сейчас скажет любому гостю, какое будущее его ждет, продемонстрирует, так сказать, свои сверхспособности.
- Ну, Остап, великий феномен, твой выход, - заключил Петр, похлопывая юношу по плечу. - Смотри не подведи.
«Маг», и без того разгоряченный вином, боялся, что сам вспыхнет, как спичка, такой жар от волнения его охватил. Ведь среди здешней публики он, как минер, не имел права на ошибку. А развеселые гости уже сосредоточенно ждали эксклюзивного развлечения.
- А скажи-ка, ты, чудодей или чародей, как там тебя, - поднявшись, пробасил высокий полнотелый мужчина. - Ответь мне, женюсь я когда-нибудь или нет?
Остап посверлил взглядом незнакомца и сказал:
- Да, вы женитесь, только нужно ... Снять венец безбрачия.
- Ну, Волк, у тебя и предсказатель, - заметил гость. - Я уже десять раз женился, а он говорит... говорит, венец безбрачия... Ха-ха-ха!
Зал взорвался хохотом. Петр воспринял смех как насмешку. Он посмотрел на Остапа так, что у того голова влезла в туловище и стали постукивать зубы. Тут поднялся человек с виду худощавый и небольшого роста, что немного успокоило «мага».
- Скажи, ясновидец, - съязвил он. - Почему у меня часто голова болит?
- Это от сглаза, - по установившемуся стандарту отвечал Остап.
- Значит, это называется сглазом, - поднял высоко стопку водки мужчина. - А я-то думаю, почему она у меня по утрам болит. Это от сглаза, друзья.
Снова поднялся дружный гогот. Петр нагнулся к Остапу.
- Ты меня позоришь... - как приговор, сквозь зубы сказал он.
Когда гам утих, к «магу» громко обратился еще один друг Петра.
- Скажи, Остап, - с улыбкой сказал он, - сколько у меня денег в кармане?
Остап покраснел и смотрел то на Петра, то на собеседника. Он мысленно взывал к «си-лам», чтобы помогли ему ответить. В его сознании сверкнуло число «десять». «Маг» про-кричал:
- Десять... миллионов!
- У меня в кармане ни копейки нет, - произнес мужчина и вынул руку из под стола. - Кошелек у меня вот, в руке. - И денег, то есть валюты здесь намного больше. Вот... Братва, маг-то хотел меня нищим сделать!
Он извлек и поднял, раскрыв веером, пачку стодолларовых купюр. Гости снова зашлись хохотом.
От страха и позора молодой человек опустил глаза и сам был готов спрятаться под стол и даже провалиться сквозь пол. Как единственный шанс спасения, «маг» попросился у озверевшего Петра выйти.
- Пшел вон, - зашипел на него хозяин.
Остап поспешил к раздевалке, где схватил черную легкую куртку и, надевая ее на ходу, устремился к выходу.
Петр позвал к себе водителя, главного своего телохранителя, и Григория.
- Возьмите этого урода и вывезите вслед за попом, - распорядился он. - Там ему будет самое место. А потом я подумаю, что с ним, с этим шарлатаном астральным, делать...
Остап выбежал из ресторана, как будто вырвался из плена или заточения. После удушливой угнетающей атмосферы пиршества вечерняя прохлада немного привела его в чувство.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Маг» ни за что не хотел возвращаться обратно в «Закат», будто его там ждала плаха. А когда увидел Григория и с ним еще «амбала» из охраны Петра, то побежал к своей вишневой «девятке». Он еле попал ключом в скважину замка зажигания.
Остап помчался по пустой, освещаемой фонарями улице к дому: ничего другого он при-думать в этой ситуации не смог.
- Ты смотри, вздумал на своей развалюхе от меня убежать, не выйдет! - крикнул вслед удаляющемуся автомобилю Григорий и, забыв о напарнике, быстро сел в «Ауди».
Когда Остап увидел в зеркале приближающуюся иномарку, то попробовал от нее ото-рваться, но машина не отстала. «Маг» до отказа нажал на газ. Внезапно дорогу у «магического салона» перекрыли как будто выросшие из-под земли мерзкого вида уроды, ужасные звероподобные существа. Кровь у Остапа похолодела, ему показалось, что сердце в груди начинает покрываться льдом и вот-вот остановится. «Мага» вдруг осенило, что это те адские духи, которых он вольно или невольно вызывал и просил себе служить и от которых предостерегал настоятель прихода. Теперь они воочию предстали Остапу в своих кошмарно отврати-тельных обликах, властно показывая, что никакой он им не хозяин, а лишь наивная глупая жертва. Огромная зеленая змея, планируя по воздуху на размашистых крыльях-долларах, устремилась ему навстречу. Вдруг путь кошмарному чудовищу преградил белый голубь. Но адское существо во мгновение ока поглотило миролюбивую птицу и с открытой отврати-тельной пастью приблизилось почти вплотную к автомобилю.
Руки и ноги у Остапа омертвели. Неуправляемая машина кувырнулась через крышу, перескочила тротуар и с грохотом ударилась в фасад «магического салона».
Вплотную к разбитой «девятке» демонстративно красиво подкатил Григорий. Он не спеша выбрался из иномарки и медленно подошел к «магу», словно растягивая удовольствие и на-поминая поведение кровожадного кота с мышью. На исковерканном капоте блестели в свете фонаря осколки лобового стекла. Водитель с окровавленной головой лежал на руле и стонал.
- Гриша, вытащи меня отсюда, - еле слышно сказал он, пошевелив повисшей на дворнике рукой.
- Что, думал уйти от меня на своем корыте и за концерт не заплатить?.. - улыбаясь, сказал Григорий. - Если хочешь, чтобы я тебя, паршивца, вытащил, говори, где деньги спрятаны.
- На кухне, под умывальником... вытащи меня, бензином воняет... и еще... - Остап вспомнил, что в багажнике «Жигулей» остались две большие канистры с топливом и об этом собирался предупредить.
- Еще чего, сначала деньги, - не дослушав, кинул Григорий и скрылся в черной пустоте коридора.
В этот момент, возвращаясь из деревни, в которую его, цинично обманув, отвез нечестивый холуй Петра Волкова, к водительской двери «девятки» подбежал, тяжело дыша, отец Вадим. Священник, вмиг поправив требную сумку, висящую на боку, попытался открыть дверь автомобиля, но тщетно. В любую секунду все могло взлететь на воздух. Отец Вадим пробрался в салон с противоположной стороны. Ухватив Остапа под мышки, он вытащил его из машины. «Маг» стонал и водил глазами вокруг. Настоятель изо всех сил тянул Остапа по тротуару, удаляя от машины.
Григорий, тем временем отыскав в доме сверток с деньгами, не торопясь, вышел на улицу.
- Убегай оттуда!.. сейчас взорвется!.. - крикнул ему отец Вадим.
Но юноша, всегда враждебно противостоя благим назиданиям священника, и здесь ослушался пастыря. Он только, презрительно и надменно разглядывая все вокруг, приговаривал:
- У меня власть и деньги... я...
Тут прогремел оглушительный взрыв, за ним другой, третий. Машины и «магический салон» охватило страшное пламя, поглотив Григория. Отец Вадим еле успел спрятать Остапа за толстый ствол тополя. Возле них упала обгоревшая вывеска Магический салон Остапа Бедова «Все может магия». Посыпались черные осколки автомобилей и дома. Остап водил глазами вокруг и шептал:
- Спасите меня от них... Вокруг страшные существа... Мерзкие сущности... Это бесы... демоны... помогите... Не могу... не могу...
Настоятель, попросив сбежавшихся ротозеев вызвать скорую помощь и пожарных, на-клонился над умирающим. «Только бы успеть исповедать», - подумал он.
- Избавиться от злых духов возможно только через исповедь. Покайтесь... - умолял священник, вынимая из сумки епитрахиль.
- Нет, нет у меня грехов, это они, они во всем виноваты... - стонал «маг». - Спасите меня от них... помогите...
- Остап, вы же сами себя отдали во власть бесов и ввели в грех ваших посетителей, покайтесь... - уговаривал грешника священник. - Покайтесь, пока не поздно.
Молодой человек наконец внял мольбам настоятеля.
- Грешен... - кривясь от боли, простонал Остап и стал перечислять свои нечестивые поступки и греховные заблуждения... Вдруг он, прервав исповедь, просиял и молвил:
- О, исчезли... А, может... может, это просто галлюцинации были? Точно, галлюцинации... Вот и скорая... Меня спасут, и я открою новый салон... Не могу же я уехать без гроша в кармане... А это все показалось... показалось мне... никого не было... и никакая исповедь мне больше не нужна...
Остап затих. Из автомобиля скорой помощи выбежала Мария и санитары с носилками. Врач склонилась над «магом».
- Все, поздно... - произнесла она.
- Да, поздно, - убедился отец Вадим, мучаясь от собственной беспомощности. - Я надеялся, что успею... Бедная его душа...
- Отец Вадим, - сообщила Мария. - К сожалению, они не последние жертвы. - Только что в перестрелке в ресторане был убит Петр Волков и еще несколько бандитов.
- Какая страшная смерть грешников, - печально заключил настоятель. - Если Остапу уже здесь явились адские духи, от вида которых он чуть с ума не сошел, то что же будет с его душой... душами их всех там?.. Господи, спаси и помилуй.
Он, под звуки сирен пожарных машин, стоял в сторонке, смотрел, как тело Остапа укладывают на носилки санитары, и держался за сердце.
- Отец Вадим, может, валидола?.. - забеспокоилась Мария.
- Нет, родная, не нужно, - сказал со вздохом настоятель. - Здесь лекарства бессильны...


ГЛАВА ПЯТАЯ

Отца Вадима еле разбудил годящийся ему в ровесники громогласный будильник. Отяжелевшее тело священника просило еще сна и отдыха. Он понимал, что дай волю плоти, то уж точно до вечера провалялся бы бревном в кровати. Но даже лишней минуты настоятель не позволил телу взять над собой верх. Отец Вадим по-военному поднялся на ноги. Он стал собираться на службу и молитвенно готовиться к ней.
За окном еще вовсю владычествовала предутренняя темнота. Зато в сердце священника будто поселилось солнце. «Не смогла вражья сила сорвать великое торжество», - радовался он, отправляясь в церковь.
Вскоре началось богослужение. Не всех богомольцев смог вместить огромный Воздвиженский храм. Многие верующие толпились у главного входа и у боковых распахнутых дверей, осеняя себя крестными знамениями.
- Премудрость, прости, услышим святаго Евангелия. Мир всем! - благословляя прихожан, произнес отец Вадим и стал читать Священное Писание
Вдруг раздался пронзительный женский визг: Зоя Любавина в судорожных терзаниях упала на пол, напугав рядом стоящих. Подобное повторялось в течение всей службы.
Закончилась Божественная литургия. Отец Вадим с народом вышел на улицу. Солнце со своей недосягаемой высоты щедро дарило свет и тепло. Недалеко от входа на подставках лежал вынесенный из притвора крест, на лакированной поверхности которого весело играли лучи. Настоятель прочитал молитву и окропил его святой водой.
- Отец Вадим, - подойдя, обратился к настоятелю глава администрации района Сергей Новожилов, - разрешите и мне, недостойному, понести крест.
- Спаси, Господи, Сергей Наумович, - священник с чувством глубокой радости благословил нового прихожанина.
Следом к настоятелю подошли и попросились нести крест алтарник Николай, Филимон, а также вошедшие в ограду Святой Церкви Иван Чернов и Максим Занудин.
- А сейчас, - отец Вадим обратился ко всем окружившим его мужчинам, - пора поднимать крест.
Сам настоятель подошел к основанию святого древа. Прихожане во главе с отцом Вади-мом подняли крест и зашагали с ним к центральной дороге. За ними двинулись, как полно-водная река, сотни православных верующих Дальнего. В стороне от них на центральной площади «один среди равнины голой» растерянно стоял гранитный Ленин. Он был молчаливым свидетелем многочисленных демонстраций советского периода. Само слово «демонстрация» как будто намекало на демонскую сущность таких мероприятий, являющихся некой пародией на церковные Крестные ходы. И вот теперь богоборческие заветы Ильича омертвели и закаменели вместе с ним в этом памятнике. Ленин вытянутой рукой будто пытался удержать многих своих бывших идеологических воспитанников и соратников, но свет Христов просветил народ и разогнал тьму мерзкого безбожия. Люди, не обращая никакого внимания на идола советской эпохи, следовали за святым крестом. Особенно выделялись, как бутоны на траве, дети воскресной школы, руководимой Еленой, супругой алтарника Николая.
Отец Вадим, возглавляя первое после многих богоборческих десятилетий церковное шествие, озирал черное отвратительное пожарище на месте канувшего в небытие «магического салона». Великая приходская процессия наводнила всю главную улицу. На тротуарах стояли горожане, мужчины снимали головные уборы. Священник увидел пожилую женщину на костылях, которая смотрела на участников Крестного хода и плакала. Ему вспомнились стихи:
Старушка в стороне седая
На это шествие глядит:
«Идет, вернулась Русь Святая»,
- Слезу утерши, говорит.
Во многих домах открывались окна: люди с восторгом и непраздным любопытством на-блюдали за святой процессией, будто истосковавшись по духовно прозрачному, чистому воздуху.
Хор пел:
- Спаси, Господи, люди Твоя
и благослови достояние Твое,
победы православным христианам
на сопротивные даруя
и Твое сохраняя крестом Твоим жительство.
Величаем Тя, Живодавче Христе,
и чтим Крест Твой Святый,
им же нас спасл еси от работы вражия...
Было заметно, как выходящие из домов жители Дальнего присоединялись к шествию, и казалось, что весь город влился в него. Березы, растущие вдоль улицы, будто специально облачились в красивые наряды и осыпали путь участникам Крестного хода, как победителям, золотистой листвой.
Отец Вадим заметил на тротуаре двух уже знакомых ему сектанток с сумками в руках. Они, словно в трауре, недовольно что-то доказывали друг другу. Хотя о сути их разговора было не трудно догадаться: снова для них все пошло не так, как они задумали по наущению лукавого...
Вскоре шествие свернуло в проулок и двинулось по набережной. Все приблизились к месту воздвижения креста, где еще недавно возрождалось языческое поклонение идолу Купале.
Перед мысленным взором священника предстала историческая картина отмечаемого праздника Воздвижения. Святая царица Елена в начале четвертого века прибыла в Иерусалим, где на месте распятия Иисуса Христа было устроено языческое капище. По повелению великой праведницы разрушается нечестивое сооружение, извлекается из земных недр забвения святой Крест Господень. Сам Патриарх Макарий поднимает Крест Спасителя... Подобное по значению событие свершалось в этот день в Дальнем. За долгие годы безбожия народ отошел от Православной веры, стал строить себе «золотого тельца» - предался атеизму, суевериям, оккультизму - магии, астрологии, взялся было возрождать поклонение языческому «божеству» - Купале. И вот теперь, как знак торжества Православия над адскими силами, прихожане воздвигали поклонный крест. В это время заглушила церковный хор Зоя. Ее устами вопили бесы:
- Ненавижу православных! Все вероотступники в ад пойдут, а православные спасутся! Ненавижу!..
Враг человеческий, которого прогнали с облюбованного места, сам подтвердил великую истину спасения в Церкви Христовой.
Голубую поверхность водохранилища, как отражение небес Господних, яркими бликами освещало солнце. Все смотрели на этот удивительный свет и представляли, что это восставшие из небытия и забвения купола разрушенных и затопленных храмов льют золотой свет из самой водной глубины.
Перед радостными прихожанами выступили настоятель и глава администрации. Они поздравили всех с торжеством и совместно призвали прихожан жизнь строить по-Божьему, по благим заповедям Творца, ради спасения, ради того, самого главного - райских обителей Господних...


ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В это прекрасное утро отца Вадима разбудили озорные солнечные лучи, заглянувшие в его окно. Они нежно гладили исхудалое лицо: пора вставать. Священник неспешно поднялся и в радостном расположении духа стал одеваться. Все самое плохое, что так мешало благотворной жизни прихода, казалось, осталось далеко позади. Настоятель сердцем прирос к общине верующих, для возрождения и сплочения которой, пройдя непростые испытания, он жертвенно отдал множество духовных и телесных сил. Под впечатлением плодотворных плодов своей пастырской деятельности, великого торжества православия на приходе отец Вадим принял для себя решение повременить с монашеством.
«Сегодня, после всего, можно наконец отдохнуть», - подумал священник, забыв, что лукавый не дремлет, никогда не расслабляется и не знает выходных.
Вдруг постучали в калитку. Настоятель по привычке быстро зашагал к двери. Перед ним стояла пожилая, чем-то напуганная женщина. Она разжала кулак правой руки, и отец Вадим увидел в ее ладони белый выцветший крестик.
- Здравствуйте, батюшка...
- Здравствуйте, - ответил ей удивленный священник, уставившись на святыню.
- Я, отец Вадим, нашла на дороге крестик, - неуверенно начала она. - Но мне соседки сказали, что нельзя было крестик поднимать, он принесет несчастье мне и моей семье.
Отец Вадим хотел было перебить незнакомку, но женщина продолжала:
- Я подняла его по незнанию и принесла домой, - заплакала она. - Теперь куда мне его девать? Может, обратно бросить?..
- Вы, - с негодованием начал священник. - Вы хоть слышите, что говорите? Вчера мы всем городом воздвигли на берегу крест - величайшую святыню, через которую Господь даровал нам спасение. Такой же спасительный крест, только меньших размеров вы держите в руке. Кто-то его по своей халатности потерял. Вы нашли. Только вместо радости вы ударились в мерзкое суеверие. Крест же ведет человека только к счастью.
- Ох, - облегченно вздохнула горе-прихожанка, - от какого душевного груза вы меня освободили... Простите меня, батюшка, глупую...
- Бог простит, - сказал отец Вадим. - А сами-то крест носите?
- Нет... нет у меня... Я...
- Тогда вы свою находку отмойте хорошенько, окропите святой водой и носите с Богом у сердца.
- Как стыдно... - покраснела женщина. - Спасибо вам, батюшка, простите... Я теперь в храм пойду, а то как слепая...
Она поднесла крестик к губам и поцеловала. Священник благословил ее и уже собирался возвращаться домой, как его остановил какой-то шум. По тротуару шли женщина средних лет с девицей. Мать, на чем свет, ругала дочь:
- Нечего тебе обращаться в больницу! Не помогут там тебе! Ты слышала, что сказали знающие люди... У тебя порча, сглаз и проклятие! У нас тут где-то дом купила бабка-целительница, святая Панечка. Мы лучше к ней сходим, она тебе поможет. Вчера соседка к ней отправилась больная, а вернулась здоровая.
- Дорогие сестры, послушайте меня! - позвал проходящих отец Вадим.
- Нет! - откликнулась мать. - Нам церковь не нужна! Пойдем, пойдем, доченька.
- Сколько же вас должно погибнуть, чтобы остановиться?!. - крикнул в никуда священ-ник.
А в стороне с удочками в руках стоял Филимон и с нетерпением ждал, когда освободится его неугомонный сосед. Он видел, как уставал отец Вадим, и очень хотел устроить ему хороший отдых.
- Батюшка, - подойдя поближе, сказал он, - не расстраивайтесь. Ведь вы своего ума каждому не вставите. Главное, что у нас в городе теперь крепкий православный приход образовался. Вчера почти весь город шел за вами... Сегодня расслабьтесь. Я вот удочки приготовил. Идем на рыбалку, пожалейте себя. Отдохните...
Священник, превозмогая охватившую его сердце горечь, улыбнулся своему заботливому, доброму соседу.
- Спасибо, мой дорогой друг, - сказал настоятель. - Только никак не получится мне от-правиться на рыбалку. Очень нужно разыскать так называемую святую Панечку и побеседо-вать с ней... Чтобы, не дай Бог, как с Остапом... чтобы не погубила наших горожан... Сейчас попью чайку и в путь...
Он, как истинный пастырь Церкви Христовой, был готов снова отправиться навстречу новым опасностям, исходящим от лукавого и грозящим жителям Дальнего, чтобы никто из них «не погиб, но имел жизнь вечную».
Как только настоятель вошел в дом, чтобы собраться в дорогу, там зазвонил телефон. Подняв трубку, настоятель услышал... голос архиепископа. После обмена приветствиями владыка высказал благословение, быстро расспросил, как прошел престольный праздник и тут же дрожащим голосом молвил:
- Я тебе, родненький, хочу сообщить... - архиепископ сделал паузу и почему-то ее затяги-вал.
- Владыка, если о постриге, то... - заполняя показавшуюся вечностью тишину, тихо мол-вил отец Вадим.
- Отченька, забудь о монашестве... - послышался снова тот же неуверенный голос архиерея. - Я тебе хочу поведать, что твои родные... твои родные живы.
- Да... да... - разволновался отец Вадим и, вспомнив Священное Писание, сказал: - Для Господа все живы... Я понимаю...
- Отец Вадим, послушай меня: твои матушка и дети не погибли... Они спаслись... После крушения «Кукурузника» в тайге они выжили - добрались к каким-то отшельникам, у которых и жили до этого времени. Впрочем, подробности потом... Они тебе сами все расскажут.
Настоятель много горя, страданий, невыносимых мук претерпел и не давал воли слезам. А тут они неудержимо потекли по его измученному жизнью лицу и показались настоятелю вовсе не горькими, а наоборот - сладкими...

2012-2015 гг.