6. Юра Соколик.
Настоящая фамилия Юры Соколика: Большов, Большаков…, или кажется Соколов. Родом он где-то, из-под Ленинграда, всегда Питерцем себя представляет, поэтому легко в бригаду Кравченко был взят. Петроградцев брать можно!
Попал Юра в Обдорск случайно, а может и неслучайно, иди, разберись, если он сам не знает. Вообще то, занесло его тут, суровое желание поскитаться по Горьковским местам. Юра ходил по Поволжью, в Бессарабии был, на плоской Тавриде - холмы считал, серединной Московии - бедность смотрел. И не важно, был ли Максим Горький на Ямале, самому Юре Обдорск понравился больше чем ленинградское эскимо в детстве. Тут: простором снегов тундры и шириной великой реки дышать можно. Перекошенные деревянные лачуги, на берегу Полуя, его восхищали не меньше чем Исаакиевский собор и церковь Спаса на Крови.
В самом Питере он когда-то добрался псковским поездом, - в Архитектурный институт учиться решил. Приехал в августе, когда все общаги забиты выпускниками средних школ, - притязающими на высшее образование, свободных коек уже не было. От невозможности добиться нужного соображения помог случай с женщиной похожей на одинокую лилию, он взялся донести до дверей площадки её тяжёлую сумку. Лилия вошла к себе в квартиру, а Юра поднялся выше, на чердак. Из ненужных, выставленных по ненадобности старых вещей, обустроил возле фронтонного запылённого окна кокон с диваном - завитый блёклыми занавесками и рваными одеялами, жилой уголок укутал.
Бегал по многоэтажной лестнице ежедневно, по несколько раз спускался и поднимался; сдавал положенные вступительные экзамены и обязательные рисунки снимал, - нарисованные с высоты кровельной пелены ленинградской крыши. За это сложное время, дважды на площадке с Лилией столкнулся…
Она его сняла с чердака, - оставила у себя жить пока муж – моряк в океанах Земли - службу несёт. Юра не чуждался чужой уверенности.
Когда же Лилия с цветами и восторгом пошла, встречать прибывшие корабли военной эскадры, Соколику вновь пришлось подняться на пыльный чердак. Скупое солнце принялось угасать, чердачная конура понуро остывала, становилось зябко ночами, …и тут моряк в океан ушёл, - Юре опять стало тепло. Но жара юности не вечна, и зачислили его всего на подготовительное отделение Архитектурного вуза, пришлось с нулевого курса студенческую жизнь начинать. Перебрался Соколик в общагу, - зарядил новую полосу не определившегося существования в предстоящих переживаниях.
Стипендия скудно содержала беззаботные порывы, а ветра много в голове, не заслонишь желания. Взялся совмещать учёбу с работой грузчика в угловом магазине на пересечении громких улиц – с революционными названиями. Работал молчаливо, не спеша, незаметным оставался в объёме сложенных: ящиков, мешков, бочек и постоянной второй смены. Раз в неделю пересменка, продавцы одной группы передают остаток товара сменщицам, перевешивать надо весь наличный товар во всех шести отделах магазина. Денежный день пересменка, продавцы работу грузчика поощряют троячками, а тётя Рима ещё и кусок ветчинно-рубленной отрезает на ужин.
- Котт…иик! - кричит она, - уже у меня начинаем перевес, бросай остальных к чёртовой тёте, холодильник оттаивать не должен, ко мне спеши моя кисонька.
Юра видит себя большим усатым котом, с длинным закрученным хвостом, - остаётся мяукнуть и мгновенно съесть ветчину. Тётя Рима ещё хочет познакомить его со своей племянницей, что в консерватории на пианистку учится.
Юра знает, как невесты умеют играть на роялях, - тонкие длинные пальчики музыкально ударяют по звучным клавишам, за нотами музыки одна скука бегает.
Директор магазина – Роман Ярославович, долго присматривался к молчаливому грузчику, определил, что этот сможет задвигать неучтённый груз, важную работу поручает студенту; под конец смены приезжает, крытая продуктовая будка из какого-то южного города, надо ящики с трёхзвёздочным коньяком заложить настоящими бутылками с водой «боржоми». За месяц успешной торговли коньяк уплывает, привозят новую партию, и снова Юра скрытую тщательность проявляет, - плотно вмещает в нишу подсобки палящий товар. А не распробовать ли легченные градусы крашеного спирта, - подумал Соколик, и умыкнул бутылку из дальнего ящика. «Гнев богов» - ему понравился, при разгрузке очередной партий не учтённого товара он извлёк настоящий сокрытый успех, среди пустой тары в уличной сетчатой ограде, запрятал полный ящик дурманящей выгоды - посланной неведомыми технологами. Вписал себя в схему запланированной прибыли, и был рад, когда успешно перетащил свои заработок в порожний общежитейский чемодан, под кроватью. В следующий раз он снова заложил в среде пустой тары, свой полный ящик. Сдавал коньяк буфетчице тёте Лоре за полцены, и имел её полноценное одобрение.
В плохой слякотный вечер, Соколик переносил добычу к тёте Лоре, часто отдыхал на мокром тротуаре, - его патруль милицейский остановил. Проверили ношу, и ахнули охранники порядка, занюхали рукава мышиных шинелей, забрали студента в участок, - протокол задержания пишут.
Такой то, - Большевиков, - задержан с двадцатью бутылками коньяка, есть подозрение на наличие запланированного хищения!
Начальник милицейского участка – Александр Иванович Качкалда, прямолинейно ведёт допрос:
- Откуда изысканный товар и куда он перемещается посредством переноса, в прочной парусиновой сумке.
Будущий архитектор прячет волнения, соображения выдумки пляшут в его разболтавшейся голове:
- Свадьба сестры намечена, поручение родителей сурово обычаям подчиняется, медовухи больше нигде не делают…
Ввели группу подвыпивших скандалистов,- драку в ресторане устроили, посудный ущерб нанесли, один из них с операми огрызается, видно, что способен затевать ссоры. Выкладывают документы, у кого они есть. На стол падает партийный билет коммуниста. Качкалда раскрывает корочки:
- Сергей Сергеевич, у меня такой же документ, как и у вас, разве мы имеем право, позорить нашу партию?..
Молчит две минуты, думает и отпускает коммуниста домой, бережно возвращает ему потёртый партбилет.
Скандалист начинает снова возмущаться, что за революция в нерадивых умах продолжается, - оскорбляет легенду Зимнего Дворца, и само милицейское достоинство порочит неприличными криками.
Александр Иванович берёт с высокого подоконника дощечку, точно такую как в ящиках коньячной тары, с гвоздиком загнутым на конце.
А недовольный, что коммуниста одного отпустили, скандалист…, всё сквернословит, презирает предвзятых ментов.
Удар ребром дощечки, и скандалист…. свалился, упал на пол.
Начальник участка устало смотрит на коньячного архитектора, и тоже отпускает с всею полной сумкой. Пожилой, в поношенной шинели, красноносый усатый прапорщик, недоволен развязкой, его бдительность без всякой отдачи стёрта – бурчит и сердится…. Рукавом нос чешет, подчищает обиду.
- Соблюдай субординацию Акимыч, здесь я решаю вопросы всех дел, - студенту говорит:
- Я думаю, ты ничего такого тут не видел…
- Конечно, не видел, - заверяет Соколик, - забрал сумку и ушёл, сухим вышел из жуткого участка, лягушкой спрыгнул с коньячного мокрого дела.
Юре подлеченный спирт надоел, время увольняться пришло, подал заявление директору, - практика производственная предстоит.
Роман Ярославович, пожелал полезного лета, студенту сказал, что до осени временного грузчика возьмёт, выдал расчет, и свёрток благодарности подарил. В общежитии Юра подарком похвастаться захотелось, развернул: там, в твёрдой бумаге, бутылка коньяка с примелькавшейся этикеткой завёрнута…
В лето Юру направили, художник - оформителем на пляже в Дюнах. Начальник пляжа – герой войны; медаль «золотая звезда» отличала его полёт на летнем берегу Балтийского моря, - тринадцать сбитых самолётов «люфтваффе», и не одной пробоины на обшивке Илюшинского истребителя.
Порядок на пляже - полёт его стараний, за лето ни одной беды: спасатели девушку размечтавшуюся вынесли в лодке, когда тонуть вздумала, - у неё папа балетмейстер, а мама офицер, сама не знает, кем ей стать, родители разводятся, ей захотелось на лодке со спасателями покататься. Локоны мокрые обнимают милое личико, купальник похожий на синеву моря, напрягся от нежности не загоревшего тела, на берегу обнялся с тёплым песком. Юра тут же фигуру девушки поместил в плакат, призывающий пляжников, - беречь красоту кожи от излишнего загара.
Тётка необычных размеров припадки качает: внука-мальчика нигде нет, - наверно утонул. Рыдает дама безостановочно, ревёт голосисто, две спасательные лодки бороздят воду, - аквалангистов водят по всему дну пляжа, щупают каждый метр, за буями уже ищут…
Вдруг мальчик бабушку пришёл торопить, на ужин завёт. Её слёзы со смехом перемешались, утонули в неожиданной радости, она начальника пляжа принялась обнимать, благодарит спасателей, извиняется душевно.
Лётчик накричал на неё, а она счастлива, до безумия расчувствовалась, снова рыдает, обниматься со всеми лезет, оформителя тоже мягкостью старого волнения обжала.
…Толстая бабка с Юриного плаката пальчиком грозит непоседливым детям, что бы без взрослых не лезли в воду.
Руководитель пляжа одобрил предупреждения нерадивых тёток, поучающих непоседливых детей; а плакат тот, и поблекнуть не успел, купальное тепло уплыло на экватор, быстро закончился солнечный гомон отдыхающих людей, один шум волн остался на берегу, укатило лето.
Начальник и спасатели - хранителями чистоты берега остаются, ставки никудышные, спасатели-уборщики песок бывшего загара сеют, много мусора остаётся в грохотах, украшения ценные тоже находят. Попадаются: серьги, цепочки, кольца, крестики золотые, жёлто – белые копейки жменями делят. Не для плакатов, переживания из решета.
Юра в пустеющем общежитии предусмотрительно пиджачки, оставленные в комнатах, подбирает, в химчистке их выгладили, они у него на плечиках в шкафу отстаиваются, ждут крайнего настроения. В один из многих тощих вечеров он выходил развеяться, надевал выглаженный костюмчик и шёл в самый шумный ресторан глушить скучную обиду, в холле снимал куцую верхнюю одёжку, выбирал одинокий столик, и делал заказ на двоих; изображал ожидающий скучный вид, на выход поглядывал. Ужин не торопясь растягивал, второй заказ тоже съедал, и пил за двоих. От усталости ожидания, просвежиться хочется, он закуривал, проходя мимо швейцара, - крутил мизинцем жетон, выходил на улицу, вдыхал насыщенную наступившую ночь и шёл, убыстрял шаг, уходил, - шёл, шёл, шёл… пока не затеряется в осветлённых улицах засыпающего города; ему тоже хотелось спать.
Когда остался последний вычищенный пиджачок с короткими рукавами, он выбрал окраинный малозаметный ресторан, - а там, в тусклом зале свадьбу играли. Все столики собраны, один длинный стол закрутили, свободное место только возле невесты. Соколик сел там, и без всякого тоста сразу выпил для удовольствия, закусывал как человек проголодавшийся, даже невесту толком не разглядел, ел так - вроде все ему надоели; гости невесты видели в нём друга жениха. Юра разохотился аппетитом от разнообразия наполненных тарелочек, просил, чтобы к нему поближе подвинули икорочку - чмокал в ухо невесте, сказал ей, что красоту свадьбы наконец-то почувствовал. На Юру никто кроме толстой пожилой женщины и её соседки особо не смотрел, пышная белизна убористого платья невесты затеняла его. Глазастая тётка вглядывалась в упор в нахального мальчугана, и нашептала молодой подруге нечто удивлённое.
- Молодой человек! – сказала беспрерывно любующаяся Юрой молодая соседка проницательной тётки, - Вот тётя Мара всех тут знает, а вас видит впервые…
Юра намеревался молодуху - напротив, на танец парный взять, стал её сразу хмельными глазами обнимать, …и озаботился слишком нарумяненными щёками её лица.
И невеста, и жених, и многие вокруг, незнакомое наличие обнаружили, замолчали, гадают удивлениями, все впервые видят: «упавшее с потолка счастье». Юра встал, налил себе шампанское из бутылки молодых, высоко вытянутой рукой выставил полный бокал под светом плачущей люстры и голосом, вьющимся из пустой бочки, произнёс в потолок:
- Может быть, тётя Мара всех и не знает…, но зато тётю Мару знают все! Выпьем же за великолепную натуру восхитительной тёти Мары!
Весь длинный стол заколыхал очарованием и любовью к тёте Маре, все поднялись, стали кричать восторженно, и сама тётя Мара тоже встала, отпила с благодарностью ко всем. Молодому человеку моргнула…
Все пошли танцевать, перемешался народ, румяным щекам глазастой соседки тёти Мары захотелось прижаться к содержательному красавцу, …а нигде его не находит.
Он в Обдорске, в бригаде Кравченко не имел такого успеха, как у замечтавшихся девиц, и предприимчивом торговом быту, работа для рисовальщика жизни зараза ненужная, в тени скуки Соколик искал отстой состоянию. Объект, который заваливался сроками исполнения и отсутствием исполнителей, Петя Кравченко поручил только ему.
Директор коммерческого училища Фельдман, с грустью смотрит на раскиданное пыльное оборудование учебного пищеблока, снимает шляпу, гладит лысину, перешагивает через обрезки труб и кучи хлама, спрашивает пискливо: когда же Кравченко сдаст столовую, скоро занятия должны возобновиться.
Соколик изображает неимоверную занятость:
- Пока не подготовлю схему разводки, и состыковку назначений, никакой процесс невозможен, у вас тут устаревшая блокировка, деблокировать всё приходится, сложная нумерация.
Фельдман снова вытирал пот на голове, он не имел представления, что тут такая «сложная нумерация»:
- Пусть бригадир принесёт наряды, чтобы я хоть видел, сколько мне запрашивать в Окружкоопе…
Озабоченным уходит директор училища, а Юра достаёт книгу и продолжал восторгаться бедняцким образом жизни, недостижимого в мастерстве и наличными дукатами, непостижимого Микеланджело. Он тоже не успевает гробницу Медичи изваять. Классически обустроен мир, если на него правильно смотреть. Что бы непревзойдённым быть, надо образ жизни нищенским содержать.
Бригадир поручил Соколику ремонт квартиры: одинокой заведующей кустом, без подписи которой наряды по пристрою к складу магазина, не имеют проходимость. Подписи заведующая ставила, не читая наряды, а Юра долго обои клеит, поздней ночью по телефону, объяснял Пете круглосуточную возню, - обновлением прогнивших плинтусов занят.
Юра Соколик – нужный человек в Петиной бригаде, - непостижим стараниями. Ему широко в городе, где всего два ресторана, нет пляжа, нет коньячного завода, - простор души богатит его мир. И кругом без конца и начала, одна тундра заснеженная стелется.