Отец никогда не ходил на площадь у Большого театра на встречу фронтовиков.
Почему? Дочь не спрашивала.
Лиза родилась вскоре после войны, в раннем детстве иногда слышала в разговорах родителей упоминание о ней. Но что она понимала тогда? В три-четыре года, гуляя с мамой, видела на улицах множество инвалидов и калек, но в детской головке никогда не связывались папа и война.
Больше семидесяти лет миновало со дня Победы. Скоро май, и снова пройдёт по Красной площади Бессмертный полк. Елизавете Георгиевне до щемящей сердечной боли хотелось быть с теми, кто хранит память об ушедших родных, гордится ими. Оказаться рядом с молодыми и старыми, детьми и подростками, несущими в руках портреты героев и простых солдат. В душе, возможно, не осознавая, она испытывала благодарность к погибшим, тем, кто подарил ей долгую жизнь – без войны.
Она уже готовилась заказать портрет отца... Внуки звонили каждый день, торопили, спрашивали, почему медлит, может не успеть. Зато они успели почти всем в школе рассказать, что пойдут с бабулей на Красную площадь.
А бабуля вдруг задумалась – почему её отец никогда не ходил на встречи фронтовиков.
Елизавета Георгиевна начала лихорадочно вспоминать прошлое, забытое или непонятое тогда, в собственном детстве.
Почему? Ну почему она никогда не интересовалась этим? Не расспрашивала? Надо было дожить до седых волос, чтобы осознать, что опоздала на целую жизнь.
Мало у кого до нынешних дней дожили деды-прадеды, особенно из тех, кто ушёл на фронт в 18-20 лет. Им нынче за 90, а Елизавета Георгиевна, почти ровесница Победы, по себе уже поняла, что делают года с памятью.
Со дня смерти отца прошло около двадцати лет, нет в живых мамы. Не у кого выспросить детали тех давних времён, некого корить, кроме себя, что была невнимательна, нелюбопытна. Слишком счастливое детство подарили ей родители.
Радостное и безоблачное. Она росла в любви и мире — откуда бы возникнуть интересу к тому, о чём дома при ней молчали.
Наверное, отец с матерью говорили меж собой о многом, связанном с войной, они и познакомились во время войны. Но всё это будто не касалось дочери, не затрагивало её души. И пятилетняя Лиза не задумывалась, почему у многих друзей во дворе нет отцов, почему у подружки по коммуналке, Иришки, папа без ноги и ходит на костылях, а по выходным напивается и кричит.
А ей папа читает Пушкина и Бианки, учит мастерить поделки из бумаги и картона, возит на санках и играет, высоко подбрасывая вверх и ловя крепкими руками смеющуюся дочь.
Своё детство Елизавета Георгиевна всегда считала лучшими годами жизни. Именно благодаря отцу. Не было у неё повода и причины спрашивать про войну.
А может и спрашивала – только ответов память не удержала, потому что не коснулась война напрямую самой Лизы.
Вот мамы коснулась, да ещё как. Уже будучи взрослой, Лиза с трудом вытянула из матери – был у той до войны муж, ждали малыша. Хотели мальчика. Муж погиб на фронте в самом начале. Ребёнка мама потеряла. Потому и рождение дочери едва не стоило ей жизни, и болеет она много.
Про войну Лиза всё узнавала в школе и из книг. Восхищалась подвигами юных бойцов, плакала от обиды и ненависти. Воображала себя то разведчицей, то медсестрой. Читала Гайдара и в начальных классах была «тимуровкой». Вступив в пионеры, вместе с одноклассниками участвовала в концертах для фронтовиков. С замиранием сердца слушала их рассказы.
И никогда не говорила о войне с отцом.
Теперь Елизавета Георгиевна с усилием вытаскивала из памяти крохотки впечатлений, обрывки фраз.
Но не ручалась за точность — время многое стёрло.
Родители сами очень мало рассказывали, как жили тогда, до рождения Лизы.
Она вдруг поняла, почему – дочь берегли.
Отец не был на фронте.
В те послевоенные годы она часто слышала выражение «тыловая крыса». Зная, что отец не воевал, маленькая Лиза могла обмолвиться невзначай во дворе. Дети жестоки. И те, у кого отцы не вернулись с войны, не упустили бы случая заклеймить её позором.
Как было на самом деле, знали родственники, друзья родителей. А что могла объяснить, доказать чужим людям их дочь? Тем более, что в книгах и фильмах тех лет в отношении тыловиков часто и явно звучало презрение.
Вот и молчали, пока она не подросла настолько, чтобы узнать, чем занимался отец во время войны. Но рассказывали отрывочно, схематично, и цельной картины со множеством деталей у Елизаветы Георгиевны не сложилось.
Незадолго до войны отец окончил институт и получил специальность, связанную с автомобилестроением. Стыдно, но даже названия ВУЗа Елизавета Георгиевна не помнила. Знала лишь, что по распределению отца отправили в Сибирь, директором автомеханического техникума в небольшом городке. Училище готовило шофёров, трактористов.
С началом войны отец несколько раз обращался в военкомат, но ему показали бумагу из Москвы. Бронь. Для фронта необходимо срочно готовить водителей и танкистов, училище перепрофилировалось, неподчинение чревато .
И отец подчинился. Сроки обучения курсантов сократились до нескольких месяцев.
Какие чувства испытывал он, провожая очередной выпуск на фронт? Сожаления? Зависти?
Елизавета Георгиевна, зная вспыльчивую и горячую натуру отца, представляла, как больно и стыдно было ему. Но ни письма, ни командировка в Москву ничего не изменили.
Да, отец не воевал, не ходил в атаки, не бился врукопашную. Но разве не имел он права считать себя участником тех сражений и гордиться общей победой? Сотни, если не тысячи хорошо подготовленных воинов — разве нет в том его заслуги?
Теперь Елизавета Георгиевна поняла — отец стеснялся и стыдился всю жизнь, что остался жив, как ни парадоксально это звучит.
Многие его однокурсники погибли, другие вернулись израненными.
Отец жил с чувством вины.
Тыловик. Труженик тыла. Хотя условия, в которых жил и работал, не были благостными. Лишений всем хватало. Но мог ли не понимать, что несравнимы они с теми, реальными, фронтовыми.
Друзья, вернувшиеся с войны, каждый год 9 мая собирались у них дома – Елизавета Георгиевна припомнила эти долгие застолья с рассказами, воспоминаниями. Суровых мужчин с боевыми наградами на пиджаках. У отца таких не было. Были лишь приказы и благодарности от Министерства обороны.
Но с ними ведь не пойдёшь на площадь к Большому театру.
Туда ходила Лиза с подругами, дарила цветы фронтовикам, пела вместе с ними песни военных лет.
И ни разу за всю жизнь не спросила отца, почему он не идёт вместе с ней.
А теперь и спросить некого.
Поздно...
*****
Елизавета Георгиевна получила заказ в последних числах апреля.
С довоенного фото ей улыбался отец – молодой, синеглазый.
Усадив внуков за круглый стол в большой комнате, она без утайки поведала обо всём, что удалось вспомнить. Они имели право знать правду и могли гордиться прадедом.
Апрель 2016г.