на фото: Майор Рыбальченко делает замечание суворовцу В. Непокрытых (закончил училище с золотой медалью) за расклешенные брюки на одной из повседневных тренировок к параду (ориентировочно 1966 год, 8 класс)
Фуражка, милая,
не рвися -
С тобою жизнь моя прошла.
С тобою бурно пронеслися
Мои кадетские года.
Старинная кадетская песня
В начале 60-х в Киеве, как и во всей стране, вошли в моду расклешенные брюки. Карманы у них были не сбоку, как обычно, а спереди, располагаясь горизонтально или под небольшим углом с планкой сверху. Их носили, как правило, без брючного ремня. Низ штанин был с откосом, а их ширина зависела от смелости хозяина и иногда даже превышала длину обуви. Самые экстравагантные юноши украшали штанины чуть ниже колена разрезами вдоль внешнего шва, с параллельными складками. И тогда при ходьбе они расходились, делая штанины еще шире. В качестве ограничителей пришивали цепочки, а внутри разрезы украшали пуговицами и колокольчиками, подшивали нижний край штанин молниями. Хотя среди тонких ценителей и знатоков моды это считалось уже жлобством и высмеивалось.
Владельцы расклешенных брюк даже ходили по-другому, не спеша прогуливаясь по Крещатику, разворачивая носки в стороны и чуть вверх.
Естественно, что эта мода проникла и в училище. В первую очередь к старшим, а уже от них перешла к нам. Мы были в 7 классе и все больше, и больше интересовались своей внешностью, обращали внимания на фасон обуви и покрой одежды у себя. Сравнивали их с тем, что было модно и стремились по мере возможности не отставать. Теперь для нам было уже недостаточно, чтобы наша форма была чистой, опрятной и тщательно выглаженной, нужно было, чтобы она еще соответствовала последним веяниям в нашей кадетской среде. Для этого старались по мере возможности изменить, перешить или переделать отдельные её детали. Мы ведь как раз были в таком возрасте, когда появляется стремление к самоутверждению, проявлению индивидуальности, желанию выделиться и обратить на себя внимание товарищей.
Первое время помогало то, что наши командиры не сразу обратили внимание на это всеобщее увлечение. Ну, а когда это все-таки случилось, началась, как всегда, бескомпромиссная борьба за искоренение из нашей жизни этого постыдного явления. Так как, естественно, в стремлении одеваться модно командование училища тут же усмотрело коварные замыслы наших идеологических противников, направленные на то, чтобы отвлечь нас от нашей важнейшей задачи – учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил великий вождь и учитель. Да и в стране любые тогда попытки следовать моде, приходившей нам с Запада, называли слепым ему подражанием, объясняли его тлетворным влиянием, стремлением навязать свои порочные идеалы и любыми путями растлить советского молодого человека.
А за высокий нравственный облик суворовцев тогда вообще боролись по всем направлениям. Как-то в лагере во время показа какого-то зарубежного фильма из мексиканской жизни о борьбе местных революционеров с поработителями на экране возникла сцена только слегка напоминающая постельную. И как только подруга раненого врагами героя прилегла к нему на одно ложе, чтобы согреть своим телом, причем все были в одежде, по команде политработника киномеханик внезапно испортил резкость изображения. И на экране вместо тел появилось большое серое пятно.
Вообще же, если подумать, на самом деле форму для военнослужащих шили все же по моде, правда, очень сильно отставая от нее. Или точнее, находясь с ней в противофазе. Ведь когда в стране в конце пятидесятых во всю критиковали стиляг за их узкие брюки в дудочку, суворовцам со склада выдавали их широченными по всей длине. А когда в середине 60-х вошли в моду зауженные в коленях и широкие внизу, нам в училище стали поступать наоборот узкие, именно такие, которые молодежь носила в 50-х.
Широкие брюки, которые нам выдавали еще даже до 65 года, можно было легко, без проблем привести в должный вид, сузив в коленях, вручную, иголкой с ниткой, что мы все быстро научились делать. Ну, а когда на склад стали поступать узкие, в которых вдоль штанин совершенно отсутствовал запас, расширить их было уже невозможно.
Естественно, выход нашли простой. Внизу штанин, сантиметров 15-20 от края с внутренней стороны в них вшивали клинья. Сначала мы это делали сами, вручную, но поскольку работа была кропотливая, долгая, проще оказалось обратиться в пошивочную мастерскую. Её пожилые работницы за 50 копеек быстро, за час-два делали всё, что нужно. Часто в повседневной жизни мы носили черные рабочие брюки из хлопка, без лампасов и можно было, зайдя в каптерку по той, или иной причине, взять там шерстяные повседневные брюки и отнести их незаметно к женщинам.
В то время мнение друзей и одноклассников для нас было очень важным. Разумеется, каждый старался, если не выделиться, то хотя бы быть не хуже других.
Поскольку ширину нижней части брюк определял их хозяин, по их величине можно было судить об уровне его дисциплинированности. Самые крутые разгильдяи щеголяли в широченных клешах. Особенно живописно выхаживали в клешах кадеты старших, выпускных рот. Мне очень тогда нравились одноклассники моего друга Саши Ануфриева, старшие нас на 4 года, всегда щеголявшие, вызывая зависть, в расклешенных брюках, коротких шинелях, в фуражках без пружин и с укороченным козырьком. Особенно выделялся Олег Кошевой, всегда ходивший в безукоризненно выглаженных широких клешах, подшитых снизу молниями. Казалось, что на него не распространялись общие требования и было совершенно непонятно, как это всё ему удается. Почему в их выпускной роте офицеры на это не обращают, как нам казалось, совсем никакого внимания.
К сожалению в нашей роте командиры наоборот отличались повышенной требовательностью в этом вопросе, а их постоянная борьба с нарушителями проходила с переменным успехом. Кто–то периодически попадался, получая примерное наказание за «порчу» военной формы одежды. Нарушителей искали в основном на построениях, где обычно осматривали внешний вид: на строевых смотрах, проверках внешнего вида при отправке в увольнение и на тренировках к парадам. Поэтому, если там удавалось пройти незамеченным, то в дальнейшем можно было смело щеголять по училищу или в городе в клешах.
На какие только ухищрения мы ни шли! Были ребята, которым удавалось каким-то образом иметь по две пары брюк. Тогда в одной можно было выходить на осмотр, а вторую носили в городе или в выходные дни. Я пользовался более простым способом: перед проверкой клинья складкой замаскировывал внутрь, так, что внешне, если смотреть сбоку, штанины выглядели прямыми. Долгое время эта уловка срабатывала хорошо. Однако, со временем проверяющие стали требовать отставить ногу в сторону, осматривая внутренний шов на штанине и носить клеши становилось все опаснее.
Много неприятных минут приходилось пережить, стоя сначала в строю перед дежурным офицером в роте, а потом перед дежурным по училищу на первом этаже, при отправке увольнение. В случае если офицер обнаруживал нарушение формы одежды, естественно, об увольнительной записке в этот, а может быть и в последующие выходные, можно было забыть. Тем значительнее была радость, когда удавалось пройти все осмотры без замечаний и выйти в город.
Мне же еще до поступления в училище невольно пришлось пострадать за моду. В 59 году возвратившись из Германии, где служил мой отец, я пошел в первый класс средней школы номер 90, что напротив памятника Славы, на Печерске. В то время в школах только отменили обязательную школьную форму, состоящую из гимнастерки, ремня с пряжкой и широких брюк. Ученики уже ходили в школу в обычной одежде, у кого, что было. Естественно, мне пришлось идти в первый класс в модном тогда в Германии вельветовом костюмчике, в котором к несчастью оказались узкие, модные тогда на Западе брюки. Других там просто тогда уже не продавали.
А тут как раз в стране развернулась сильнейшая компания против западного разлагающего влияния в моде. Модников повсюду всячески высмеивали и преследовали. Газеты и журналы пестрели едкими карикатурами на «стиляг», как тогда заклеймили тех, кто пытался подражать загнивающим буржуазным манерам. Особенно отличался тогда любимый всеми и широко распространенный в народе журнал «Крокодил», в котором не было ни одного номера , где бы не было смешных рисунков об этом. В кинокомедии и юмористические журналы типа «Фитиля» включались сатирические сюжеты на эту тему. Естественно, что в школе я оказался козлом отпущения. Одноклассники просто задразнили меня стилягой и я в слезах возвращался из школы домой, упрашивая маму как-то переделать эти клятые дудочки, хотя это сделать это было невозможно, по той же причине отсутствия запаса ткани в штанинах.
В училище же я одним из первых отнес свои брюки в пошивочную мастерскую, заплатив положенные 50 копеек. Уже через два часа получил их обратно и больше полугода на зависть всем щеголял в расклешенных брюках. Но, как обычно, погубила потеря бдительности. Командир нашей роты тогда еще майор, В.П. Салата дежурил по училищу, а я в тот день оказался при нем посыльным. Одно время мы и такие обязанности выполняли в наряде. Передавая ему какие-то бумаги, я отвлекся и отставил ногу в сторону. Бросив случайно взгляд вниз, Владимир Павлович увидев в штанине клин, тут же приказал отправляться к старшине роты в каптерку и немедленно заменить брюки. Самое страшное было, конечно, потом объясняться с Иваном Григорьевичем Коваленко, старшиной роты. Обычно в подобных случаях он очень долго один на один доходчиво объяснял провинившемуся, что порча военной формы одежды - проступок, равносильный по степени тяжести государственному преступлению, играющему на руку американцам. Подобное совершенно не допустимо суворовцу, на которого государство тратит так много средств и времени, чтобы воспитать из него настоящего советского человека. А такие, как мы, нарушители, не ценим это и, следовательно, являемся преступниками. После довольно длительной беседы, следовало еще и неотвратимое наказание, посвященное наведению в роте идеального порядка. Главное же для нарушителя было то, что Иван Григорьевич составлял о нем определенное негативное мнение, для изменения которого в дальнейшем нужно было приложить неимоверные усилия.
Тогда после длительной беседы Коваленко отправив меня приводить «испорченные» брюки в «должный» вид, выдал рабочие и предупредил, что других брюк мне давать не собирается, а, следовательно, идти в увольнение в субботу мне будет не в чем.
Самое печальное же в этой истории тогда было в том, что я становился потенциальным нарушителем формы одежды, а следовательно, на долгое время на всех проверках внешнего вида меня всегда осматривали более тщательно.
Естественно, мы пытались находить и другие способы увеличения ширины брюк, например, выпаривания и растягивания штанин с помощью специально изготовленных из фанеры шаблонов, на которые натягивались во влажном виде штанины. Но со временем нам стали выдавать настолько узкие внизу брюки, что добиться нормальной ширины штанин, растягивая материю, было уже невозможно. Она становилась очень тонкой, просвечивалась и расползалась.
Помимо брюк мы также уделяли внимание и фуражкам. У них уменьшали до минимальных размеров козырьки и вынимали пружины. После этого они принимали вид головных уборов, которые согласно нашим художественным фильмам, носили в Гражданскую. революционные солдаты и красногвардейцы.
Первоначально козырьки просто подпарывались с обоих концов и пришивались заново, но так как это резко бросалось в глаза на осмотрах, мы с Витей Улиско придумали свой способ. Козырек подпарывали на несколько сантиметров, с обеих концов, но не пришивали. Тогда на строевом смотре его можно было выдвинуть до упора и фуражка принимала первоначальный вид, а при необходимости можно было задвинуть концы козырька вовнутрь, тогда он становился плоским и укороченным. Однако наш командир взвода и офицер=воспитатель Алексей Ермилович Зимин как-то случайно обратил внимание, что у Виктора в фуражке не пришит козырек, но в то же время не догадавшись для чего это было сделано, стал потом постоянно проверять козырьки у всех. Пришлось придумывать что-то другое. Витя вообще полюбил экстравагантность в одежде, особенно к выпускному классу. Он тоже один из первых стал ходить в расклешенных брюках, долгое время не попадаясь. А в 11 классе зимой в свободное время по выходным и по вечерам в будни демонстративно носил под черной гимнастеркой свитер с высоким воротником, как на рубашках «гольф»,очень модных в те годы.
Постороннему человеку, очевидно, было непонятно наблюдать выходившую в те годы из ворот училища группу увольняемых. Многие из них первым делом укорачивали козырьки фуражек, вынимали пружины, расширяли и опускали на бедра поясные ремни.
Бывало, кто-то очень нетерпеливый вынимал пружину из фуражки, не успевая даже отойти от училища на достаточное расстояние, тут же попадаясь на глаза откуда ни возьмись появившемуся офицеру.
В конце 60-х в стране вошли в моду короткие полупальто. У нас в моду, естественно, вошли укороченные шинели. До этого на их длину мало кто обращал внимания. И даже если у кого-то шинель была короткой, считалось, что ничего страшного, подрос немного, скоро получит новую.
С появлением моды на короткие шинели, этому вопросу наоборот стали уделять особое внимание. Уже при выдаче новой шинели старшина тщательно измерял ее длину до пола длинной линейкой или специальной палкой с отметкой – 28 сантиметров. И уже там, в подвале, на складе все старались слегка пригнуться, чтобы таким образом получить шинель покороче. После ее выдачи, на внутреннем нагрудном кармане тут же спичкой и хлоркой наносили личный номер, у меня это был «У 73».
Наиболее престижным считалось иметь полы шинели выше колена сантиметров на 5. Но для этого нужно было просто отрезать, или как мы называли эту операцию, «подрезать» их на необходимую полосу снизу. Это мог позволить себе не каждый, в случае обнаружения этого нарушения, приходилось забыть об увольнении, по крайней мере, до выдачи новой шинели. То есть на долгие месяцы.
Со временем наши офицеры-воспитатели стали все чаще и более тщательно проверять длину шинелей и жестоко преследовать нарушителей.
Если с брюками было проще и, когда они были «испорчены», их можно было восстановить, заузить или выпороть клинья, то подрезанную шинель восстановить было невозможно. Поэтому на это решались только самые отъявленные нарушители дисциплины.
Обычно при отправке в увольнение дежурный офицер со специально подготовленной палкой с меткой или с линейкой проходил вдоль строя и проверял расстояние между полами шинели и полом. Те, у кого оно было выше метки, в увольнение не пускали. Зная это, мы стали одевать для проверки чужие шинели, ребят более высокого роста. После получения увольнительной записки, возвращались в роту и одевали свою шинель, шли в увольнение в короткой. Однако и это продолжалось недолго. Несколько суворовцев попались в городе в коротких шинелях на глаза своим офицерам и после этого при проверке внешнего вида, выдавая увольнительные записки, у нас стали проверять личные номера на шинелях.
Уже в старших классах некоторые ребята попросту просто перестали ходить в увольнение. Проще было сходить в самовольную отлучку. Не нужно было переодеваться в парадный мундир, ботинки. Можно было идти в город в гимнастерке, сапогах, что было удобнее и как нам казалось, красивее. Не нужно было проходить двойной осмотр: в роте и у дежурного по училищу.
История с шинелями получила в нашей роте свое завершение крупным скандалом, зимой в 9 классе. Не помню кто, какой взвод и по какой причине был инициатором идеи. Но как-то вечером на самоподготовке кто-то принес из соседнего взвода новость. Ребятам надоела вся эта бесконечная возня, и они решили подрезать шинели всем взводом. Якобы такое же решение готовы принять и другие взвода. Поэтому мы, после недолгого обсуждения решили поддержать роту и тут же взялись за дело. Где-то нашлись большие ножницы, кто-то отмерял большой классной линейкой расстояние от пола, кто-то проводил мелом отметку, кто-то резал.
Желающих оторваться от коллектива, естественно, не нашлось. Всех захватил сильнейший азарт, когда никто уже не задумывался о возможных последствиях.
Нам по наивности казалось, что если это сделают все, командиры вынуждены будут смириться, деваться им ведь будет некуда. Новые шинели ведь не станут выдавать целой роте! Начальству проще будет оставить все, как есть. Однако в пылу всеобщего восторга от своей гениальности и сплоченности, последствий проступка мы не продумали, а зря.
Многие к тому же сильно переборщили, подрезав шинели значительно выше колена, так что они стали выглядеть даже довольно смешно. Нечто вроде удлиненного пиджака или очень короткого полупальто.
В течение одного вечера шинели были подрезаны во всей роте. А на следующий день, офицер–воспитатель одного из взводов на каком-то построении случайно обратил внимание на слишком короткие шинели у отдельных суворовцев своего взвода. При более тщательном осмотре оказалось, что шинели укорочены у всех. Он поделился новостью со своим коллегой и тот проверил у своих – тот же результат. Тут уже провели всеобщую проверку в роте, и вдруг выяснилась совсем неприглядная картина. Точнее ЧП не только ротного, а училищного масштаба, шинели оказались укорочены у всей роты. После нескольких совещаний и докладов наверх последовало и решение. Оно было принято по простому, но действенному принципу «разделяй и властвуй». На тех у кого шинели были подрезаны не особенно сильно, постарались не обратить внимания. Другим же было приказано пришить отрезанные куски и ходить в таких шинелях до получения новых, как в училище, так в увольнении и в отпуске. Несколько человек так и ходили некоторое время в шинелях, у которых снизу были пришиты куски шириной 10 – 20 см. А кто-то , кажется это был самый высокий у нас Шинкаренко ( с ростом под 2 метра), пришлось даже ехать в отпуск в шинели с подшитыми снизу кусками.