В московской квартире Аркадия Стругацкого мне побывать не довелось, зато ее видел мой друг. Хотелось бы, конечно, расспросить его подробнее о писательском доме, но увы. Давно уже нет Вадима Каминского – шахматиста, поэта, публициста и художника. Еще раньше не стало Аркадия Натановича, одного из братьев-фантастов. Теперь уже и Бориса Натановича нет... Некому добавить подробностей в этот рассказ. Но описание специального писательского стола Стругацких запомнилось.
Все началось с рисунков. Тогда, в середине семидесятых прошлого века, я вместе с Вадимом и прочими советскими интеллигентами увлекался фантастикой. Стругацкие были нашими кумирами, выхода каждого нового текста мы ждали с большим нетерпением, чем дня зарплаты. Потом вручную подшивали публикации из журнала «Знание – сила» (Вадик называл его «Знание – силос»).
Произведения Стругацких будоражили воображение. Причем не уводили в космические нереальные миры, а погружали, как ни странно, в сегодняшние, хотя и вечные нравственно-этические проблемы. Мы их книгами бредили и, естественно, запоем рисовали иллюстрации и к «Трудно быть богом», и к «За миллиард лет до конца света» (моя любимая вещь).
Когда иллюстраций скопилось несколько килограммов, у Вадима родился авантюрный план: поехать в Москву, где живет Аркадий Стругацкий и куда, по слухам, приезжает из Ленинграда работать над совместными произведениями его брат Борис.
– Это еще зачем? – спросил я.
– Покажу наши рисунки, – решительно ответил он.
– Вот так вот просто войдешь и покажешь?!
– А что такого? – пожал плечами друг-художник.
Вадим затребовал у меня мои рисунки, сунул их в папку вместе со своими и, наотрез отказавшись открыть тайну – где он раздобудет адрес писателя – исчез в московском направлении.
Время, как вы понимаете, тянулось нестерпимо долго. В сутках было не 24 часа, а все двести сорок. Но и самое долгое ожидание однажды кончается. Когда Вадим предстал пред светлы очи, самым жгучим был не вопрос: «Понравились рисунки или нет?» – а «Ну как ОНИ? Вообще?»
Вот что рассказал авантюрист Вадим. Что касается рисунков, то они, в принципе, понравились. Кто-то из братьев заметил, что они напоминают театральные постановочные зарисовки. Они вежливо поблагодарили за похвальную приверженность их творчеству. Но главное, чтобы как-то воздать пылкому юноше, писатели показали часть своей творческой кухни.
Этой «кухней» у них оказался стол. Огромный, он занимал половину комнаты, и казалось, что за ним могут работать не два писателя, а четыре. Или даже шесть. Такой стол не мог быть куплен в магазине в те времена всеобщего привычного дефицита. Его сделали по специальному заказу, по их собственным чертежам. Главная особенность этого стола заключалась в неисчислимом количестве ящиков и ящичков. Хозяева выдвинули несколько и показали: в каждом лежали стопки бумажных листов, исписанных от руки или покрытых напечатанным на машинке текстом.
Писатели, помнится, объяснили Вадику, что это некая картотека, заготовки произведений. Портреты героев. Каждый герой должен иметь свои приметы: цвет глаз и волос, рост и полноту, привычку говорить так или эдак, картавить, бормотать, бубнить себе под нос или иметь другие привычки и особенности. Даже если не все особинки героя входят в произведение, если что-то остается «за кадром» – все равно, подробное описание вплоть до образования, воспитания и происхождения его родителей помогает герою «жить» в тексте. Придает, так сказать, глубину. Да и невозможно придумать всех персонажей, они берутся из жизни, вспоминаются знакомые, коллеги по работе, сослуживцы по армейским годам и так далее.
Стол с ящиками поразил воображение Вадима. Он смотрел на него и видел, казалось, сквозь деревянные его панели и Гага, парня из преисподней, и Сашу Привалова, у которого понедельник начинался в субботу, и со вкусом разлегшегося Горбовского, и обитателя Острова Максима Каммерера – словом, всех...
У современных писателей таких столов не бывает. Его заменяет компьютер, куда можно занести данные обо всех героях в виде файлов, и аккуратно разложить их по ящичкам в виде директорий.
Должен заметить, с тех пор я аккуратно и с благодарностью применяю «ящичный принцип Большого Стола братьев Стругацких» и тоже стараюсь для каждого персонажа завести свою «анкету».
Но с еще большей благодарностью я применяю «тройное правило» Бориса Стругацкого. Теперь, когда я и сам по мере скромных сил пишу, это правило я время от времени читаю, как молитву, потом забываю, расстраиваюсь и вновь повторяю:
1. НАДО БЫТЬ ОПТИМИСТОМ. Как бы плохо ни написали вы свою повесть, у нее обязательно найдутся читатели – многие тысячи читателей, которые сочтут эту повесть без малого шедевром.
2. В то же время НАДО БЫТЬ СКЕПТИКОМ. Как бы хорошо вы ни написали свою повесть, обязательно найдутся читатели, многие тысячи читателей, которые будут искренне полагать, что у вас получилось сущее барахло.
3. И, наконец, НАДО БЫТЬ ПРОСТО РЕАЛИСТОМ. Как бы хорошо, как бы плохо ни написали вы вашу повесть, всегда обнаружатся миллионы людей, которые останутся к ней совершенно равнодушны, им будет попросту безразлично – написали вы ее или даже не начинали вовсе.