Бункер. Через три недели после возвращения
- Гриша! Гриша, проснись.
- Что такое? – Разбуженный Григорий сел на кровати. – Кирилл?
- Да.
- Дьявол... – Первым делом врач напялил очки.
Потом, вскочив, накинул на пижаму халат, сунул ноги в тапочки и попытался устремиться в больничный блок. О том, что еще позавчера самолично предложил Кириллу перебраться из палаты в их с Олегом комнату, вспомнил уже в коридоре.
- Где он?
- У себя. - Вадим придержал Григория за рукав. – Подожди, не беги.
Григорий замедлился. Кажется, нестись сломя голову нужды не было.
- Объясни толком, что случилось? – потребовал он. - Сознание потерял? Температура опять?
- Нет. - Вадим поджал губы. – Он… Видишь ли… Кирилл пьяный.
Это было так неожиданно, что Григорий не сразу понял. Поняв, остановился и недоуменно нахмурился:
- Блюет, что ли?
Вадим поморщился.
– Ты, как всегда – само изящество... Нет, его не рвет.
- Так что тогда? – Григорий по-прежнему недоумевал. – Ну, пьяный – проспится. Чего ты ко мне-то примчался? Времени - знаешь, сколько?
- Гриша! – Вопрос о времени Вадим проигнорировал. – По-моему, ты не понимаешь. Ребенок пьян!
- Вадик… - Григорий разозлился. В конце концов, когда-нибудь нужно было это сказать. – Вадик, будь любезен – осознай очевидную вещь! Ну какой он, к чертям, ребенок? Парню восемнадцать скоро - мы с тобой в его годы на втором курсе учились. И - не знаю, как у вас - а в нашей общаге бухали только в путь. И что-то я не припомню, чтобы кто-то из-за этого с выпученными глазами бегал. И людей поднимал ни свет ни заря… Где он выпивку-то взял? - Григорий нащупал в кармане халата сигареты. Двинулся в сторону курилки.
Вадим пошел следом.
- Сказал, что развел водой лабораторный спирт.
- А-а. Ну, хоть разбавить сообразил. Молодец, не зря учили.
- Не юродствуй, пожалуйста. – Вадим нахмурился. – И не делай вид, что не понимаешь, о чем я беспокоюсь! В гордом одиночестве, втайне от нас употреблять алкоголь – нормально, по-твоему? – Вадим тронул Григория за рукав. – Гриша. Я считаю, что ты обязан обследовать Кирилла.
- На латентный алкоголизм?
- На любую дрянь, к которой он мог пристраститься на поверхности! После того, как вернулся, Кирилл стал очень странным. У мальчика кардинально изменилось поведение – с этим ты согласен, надеюсь? Ты знаешь, что он мне сказал?
- Пока нет. – Григорий закурил.
- Я… отвел Кирилла к себе в комнату. Сказал, что не стоит показываться на глаза Олегу в таком виде. Начал расспрашивать…
- Нашел время.
- Ты можешь не перебивать?! Я спросил, для чего понадобилось употреблять алкоголь? Дома, среди любящих и доверяющих ему людей? Сейчас, когда нам предстоят такие исследования, о которых раньше и мечтать не могли? Я в очередной раз попытался объяснить, что работа над вакциной выйдет теперь на принципиально новый уровень. Вкратце повторил свои выкладки…
Григорий закатил глаза:
- Вадик, ей-богу – мне уже самому нажраться охота.
- В общем, в итоге, - заторопился Вадим, - я спросил - неужели тебе здесь неуютно? Посмотри, какие люди тебя окружают. Ведь все хорошо, так ведь? Хорошо? Мне в голову не могло прийти, что Кирилл на это ответит!
Вадим замолчал.
- Ну? – поторопил Григорий. – Что? Спросил, где догонку раздобыть?
- Прекрати. Дословно повторять не буду - ты сообразишь, полагаю. «Хорошо на печке спать, шубой накрываться! Хорошо козу… гхм… ну, ты понял… за рога держаться!» Гриша! Гриша, ты что?
Осознав услышанное, Григорий захохотал. Пропущенное чистоплюем-Вадимом слово и впрямь угадал без труда.
- За рога держаться… Да уж… удобно. Надеюсь, у нашего «мальчика» это наблюдение… хотя бы не из личного, так сказать, опыта…
- Ты ведешь себя, как недоразвитый школьник, честное слово! На моем месте ты бы так же реагировал?
- На твоем – выпорол бы мерзавца как следует. – Григорий отер проступившие от смеха слезы. – Чтобы не хамил. А поржал бы потом… Но ты, полагаю, ни того ни другого не сделал.
- Разумеется, нет! Я велел Кириллу убираться к себе и ложиться спать.
- Ясно. Ну, каждому свое. Это ты у нас – великий наставник, а я так, погулять вышел… Возвращаемся к тому, с чего начали – от меня-то что нужно?
- Я уже сказал. Нужно, чтобы ты протестировал Кирилла на психотропные препараты. Тебе смешно, а мы с Леной всерьез опасаемся за его здоровье. Прежде всего, душевное.
Смеяться больше не хотелось. Григорий затушил окурок.
- Нет. Никаких тестов.
- Почему?
- Во-первых, потому, что результат в любом случае будет положительным! Парень все еще на обезболивающих – тебе ли рассказывать, что они содержат, в том числе, наркотические вещества? Это, во-первых. А во-вторых, я считаю Кирилла достаточно здравомыслящим для того, чтобы не употреблять наркотики. Мальчишка повзрослел, вот тебе и все «изменившееся поведение»! А ты это почему-то в упор замечать не хочешь. Думаешь, если я безвылазно в клинике сижу, так знать не знаю, что вокруг происходит? Не в курсе, как он от вас с Леной отбрехаться пытается – разрешите мне заниматься другой темой?
- Мы с Леной желаем Кирюше исключительно добра! Не хотим, чтобы он тратил время и силы на заведомо провальные эксперименты, а потом страдал от разочарований. То, над чем предлагает работать он – бред сивой кобылы!
- Ну, может, и бред, вам виднее. Одно скажу: парень вырос, а ты на него все слюнявчик нацепить пытаешься. Сперва вопил: «детские капризы», а теперь вовсе ерунду выдумал. - Григорий посмотрел на часы. - Вадик, пять вечера. Я спать пошел.
Григорий опасался, что Вадим ринется следом, и тогда уж придется его послать открытым текстом. Но, слава богу, разобиженный ученый остался в коридоре.
Вместо своей комнаты Григорий, настороженно оглянувшись, устремился в больничный отсек. Плотно закрыл за собой дверь ординаторской, придвинул к шкафчику с медикаментами стул. Закряхтев, взгромоздился на него ногами. Открыл верхнюю дверцу шкафчика. И удовлетворенно кивнул.
В лаборатории Вадима спирта было немного – небольшая колба, оптику протирать. Там и на пару глотков не будет. Основной запас хранился здесь, и Кирилл не мог об этом не знать. Григорий смотрел на пузатую бутыль со спиртом. Он догадался правильно. Из нее не отлили ни капли.
Эх, Вадик, Вадик… Два и два сложить не сумел.
Вчера была суббота. А по субботам в Бункер приходили адапты. Григорий был уверен, что пил Кирилл не один. Но не менее твердо он был уверен в том, что собутыльников давно и след простыл. Скачут прочь, как говаривал Герман, резвыми коняшками - чтобы не спалили.
А парень – молодец. Сам, понимаешь, погибай, а товарища выручай… Лихо он, однако, врать насобачился. Вадим проглотил эту бредятину – глазом не моргнул.
Спать расхотелось. Григорий, подумав, извлек из глубины шкафчика припрятанный там стакан. Плеснул на дно спирта – возвращаться к себе за самогоном было лень, - неловко слез со стула. Разбавил спирт остывшей чайной заваркой. Отхлебнул. Со стаканом в руке прошел в лабораторию.
Привлеченные загоревшимся светом, в клетке завозились подопытные мыши. Живы, заразы!.. А ведь он их вчера, уколов порошком, почти полночи облучал.
Григорий насыпал мышам корма. Наблюдая, как едят, и прихлебывая из стакана, качал головой. Ну, девица! Ну, умница… Что ж у нее, интересно, за способности такие?
Бункер. Через неделю после возвращения.
Герман задержался в Бункере ненадолго. Дождался, пока Григорий поставит Сталкеру дренаж, посидел около кровати.
Хмуро спросил:
- Ногу-то парню не отхряпаешь?
Вопрос попал в точку. Ставить диагнозы Герман, изрядно за эти годы поднаторевший на ранениях, умел не хуже Григория.
Врач неопределенно развел руками. Рана сильно воспалена, надежды на антибиотики мало. Ногу, скорее всего, придется отнять.
Герман все прочитал по его лицу. Болезненно нахмурился. Что-то пробормотал и постучал, отвернувшись, по деревянной спинке стула. Поднялся.
- Ехать мне надо. Дел полно… Ларке не мешай, окей? Девчонка отлично знает, что делает. И не спрашивай, откуда! Знает – и все. Ваде на опыты ее не отдам, а то насмерть заисследует. Пусть колет и себя, и пацана вашего - столько, сколько надо. Хуже не сделает, обещаю. А тому, кто под руку сунется – может.
- Верю. - Григорий покосился на разбитую пулей плитку.
- Это мои залатают, - пообещал Герман. - А что Ларка такой шухер устроила – прости. Перепугала вас…
Григорий обиделся:
- Сдурел, что ли? Это она Вадима с тетками перепугала, а я – военврач, все-таки. Угрозу жизни от бабской истерики отличу как-нибудь.
- В натуре не сердишься?
Григорий припомнил армейский лексикон и предельно доступно рассказал, что он думает о вопросах Германа, о нем самом и его ближайших родственниках. Герман, ухмыляясь, поднял руки:
- Убедил, сдаюсь… Будь здоров, эскулап. Евгеньичу – привет. - Оглянулся на Сталкера. Пробормотал: - А вот, увидишь – ни фига ему не будет! Оклемается. - И стиснув пальцы Григория так, что тот крякнул, вышел в коридор.
- Шелдон! – повелительно раздалось оттуда. – Рон! Выдвигаемся.
Только потом, отвечая на расспросы Кирилла, Григорий обнаружил, что понятия не имеет, в каком направлении Герман «выдвигался».
***
Проснувшаяся наконец-то - проспала она больше суток - Лара, узнав, что Герман ушел, ни о чем больше не спрашивала. Просто кивнула.
Вылезла из кровати и с неудовольствием оглядела свой наряд - конфузливая Светлана Борисовна, то и дело с опаской вздрагивая, ухитрилась-таки напялить на пациентку пижаму. Устремилась к Кириллу. Знакомым уже жестом положила ладони ему на грудь. Подождав, оглянулась на Григория.
- Сколько я провалялась? – Голос звучал хрипло, адаптка закашлялась.
- Сутки.
Лара кивнула.
- Бункерного уколоть надо. Где шприц?
Григорий вытащил из холодильника достопамятный шприц. После категоричных разъяснений Германа, забирать препарат Вадим не рискнул. Капнул немного на лабораторное стеклышко, и, подхватив контейнер с реактивами и тетради с записями Кирюши, умчался к себе - исследовать.
Адаптка молча, как должное, приняла лекарство. Ввела Кириллу. Подождала. Удовлетворенно кивнув, перешла к Сталкеру. Положила ладонь рядом с раной - Светлана Борисовна охнула.
- Антибиотик давал?
- Разумеется.
- Какой, покажи.
Григорий, заранее решивший ничему не удивляться, продемонстрировал ампулу из-под препарата. Адаптка посмотрела удивленно.
- На фиг мне пустышка? Полная нужна.
Григорий, пожав плечами, вытащил из коробки новую ампулу. Лара умело отломила кончик. Вытряхнула каплю на ладонь. Лизнула… Замерла.
Выглядело происходящее почти колдовством. Григорий поймал себя на том, что ждет магических пассов и напевных заклинаний, но ничего подобного адаптка не сделала.
- Нормально, - решила она. Вернула ампулу. - Спрячь пока на холод. К утру еще вколем.
- К утру, - сухо объявил Григорий, - самое позднее – завтра вечером, я собираюсь его прооперировать. У твоего друга начинается гангрена. С такими вещами тянуть нельзя.
Парня было жаль. Но все шесть лет в Академии и еще два года – в ординатуре, Григория учили, что живой человек без конечности однозначно предпочтительнее, чем полностью укомплектованный мертвец.
«Вы не представляете, как люди любят жить, - рассказывал им, тогда еще желторотым курсантам, читавший хирургию профессор. - И наша задача – сохранить им эту жизнь. Без рук, без ног, без глаз или ушей – неважно. Пациент должен выжить! А как уж дальше он распорядится этой жизнью – не наше с вами дело».
И мысли Григория сейчас были только об одном: у кого из персонала хватит стойкости ассистировать при операции. Ни Оле, ни Светлане Борисовне наблюдать за отпиливанием конечностей пока не приходилось.
Лара слову «прооперировать» не ужаснулась - возможно, просто не поняла, о чем речь. Она деловито рассматривала ногу Сталкера: дренаж и отводящую трубку. Спокойно, как с равным, с Григорием согласилась:
- Да, это можно – дохлое убрать… Я помогу, если надо. Я в Нижнем в больнице работала, тетя Ася хвалила! А вообще – нормально заживает.
Григорий нахмурился. Подошел к Сталкеру, собираясь показать адаптке, как выглядят «нормальные» ткани, а как – «дохлые». И объяснить, чем опасно омертвение. Но, подойдя, заготовленной речью подавился. Рана Сталкера выглядела в точности, как утром. Страшной черноты по краям и миллиметром не прибавилось.
- Спасибо тебе, доктор, - поднимая на Григория глаза, серьезно проговорила Лара.
Хуже Рэду не стало ни к утру, ни на следующий вечер. Могучий, не избалованный лекарствами организм воспринял антибиотик с удивительной благодарностью, ни у кого из прошлых пациентов Григорий подобного не наблюдал. Рана очищалась на глазах. Температура спадала. На третье утро Рэд пришел в сознание.
Лара восприняла это, как должное - не сомневалась, видимо, что так и будет. Гораздо больше адаптку беспокоил Кирилл.
К нему она подходила часто. Подолгу держала ладони на груди и лбу, и то, покачав головой, отходила, то принималась копаться в «аптечке» - тканевом сундучке, набитом, помимо обычных лекарств, подозрительного вида пузырьками. Потребовала забрать у Вадима обнаруженную в контейнере пробирку с темным порошком. Вадим не хотел отдавать, стоял насмерть, и пришлось пригрозить бунтом адаптки.
Заполучив пробирку, Лара вытряхнула из нее в ампулу несколько крупинок. Накапала туда же воды. Смесь зашипела, над ампулой вскипел и испарился густой, белого цвета газ – адаптка заранее отвела руку, видимо, предстоящая реакция была ей хорошо знакома. Несколько раз, с промежутками, встряхнула - до тех пор, пока раствор не приобрел мутно-голубой оттенок. Капнула на ладонь. Лизнула. Замерла.
Адаптке не нужны были аптекарские весы и сложные приборы. Она – сама в себе - была уникальным лабораторным комплексом. Не имея представления даже об элементарной химии, отлично знала, какое лекарство нужно больному. Какая концентрация лечащего вещества, и в какой момент обозначенное вещество следует вводить. Это было абсолютно необъяснимо. Но это было так.
«Слава богу, что я не ученый! - думал Григорий. – Как хорошо, что обыкновенный военврач».
***
Слухи о том, что услуги выпускников военно-медицинской Академии востребованы в таких местах, как Институт, среди курсантов ходили. Но для себя Григорий такой судьбы не предполагал - был уверен, что человеку «с улицы» в подобное заведение не попасть, и предложению о переводе несказанно удивился. Получил его спустя четыре года армейской службы и ухватился с радостью: наконец забрезжила возможность наладить личную жизнь.
После полевых госпиталей и медсанбатов, после контузий, ранений и смертей «в результате невозможности оказания квалифицированной медицинской помощи» уютная, оснащенная новейшим оборудованием клиника Института показалась Григорию раем. Он заверял больничные листы и оформлял декретные отпуска. С неподдельным вниманием выслушивал жалобы на головные боли и несварения желудка. Проводя неспешные профилактические осмотры, выписывая направления в санатории и оздоровительные пансионаты, Григорий сам себя чувствовал курортником. Он вернулся к заброшенной диссертации, женился. Вскоре Галя забеременела. А в день, когда все случилось, уехала отдыхать на море - Григория задержали на работе, он должен был присоединиться к жене не позднее, чем послезавтра. Наступило ли для Гали послезавтра или она, вместе с будущим малышом, погибла в день катастрофы, Григорий старался не думать.
У каждого из бункерных жителей были за спиной похожие истории. Утешение люди находили в работе. Трудились над созданием лекарств, сборкой генераторов. Многие искренне верили, что когда-нибудь жизнь на поверхности вернется на круги своя - нужно лишь ждать и надеяться. И разрабатывать вакцину.
Больше всех вакциной грезил Вадим. В возможности ее создания не сомневался и умел заразить своей верой окружающих. В последние годы в его словах мелькало, что катастрофа явилась едва ли не благом для человечества. Теперь, когда продолжение людского рода напрямую зависит от воли тех, кто собрался в Бункере, можно будет воспитать новое общество. Если сызмальства прививать будущим его созидателям тягу к знаниям и стремление к самосовершенствованию, на выходе Вадим предполагал получить едва ли не новую расу - счастливых, гармоничных, всесторонне образованных и развитых людей. Выращивать новую расу предполагалось в инкубаторе – Вадим совершенно серьезно рассуждал о необходимости создания такого. Естественное зачатие, так же последующее вынашивание и воспитание детей на поверхности полагал глупостью и безответственностью.
- Думаю, никому тут не надо объяснять, что адапты смогут воспитать только новых адаптов! И если уже сейчас они - полуграмотные дикари, то следующее поколение неизбежно скатится к каменному веку. Остаться людьми нам помогут только контроль и правильное воспитание. Многое, разумеется, будет зависеть от генофонда, но в целом наше будущее – в наших руках. Основной задачей я вижу воспитание поколения, чьи мысли будут устремлены к развитию и совершенствованию – так же, как наши…
- А кормить-то их кто будет, – ехидно вопрошал Григорий, - твоих высокоразвитых?
- Разумеется, кому-то придется заниматься и производством, и сельским хозяйством, - небрежно отмахивался Вадим, - это неизбежно. Как неизбежно и то, что равно способными к наукам дети быть не могут. Все мы прекрасно знаем о существовании методик, позволяющих выявить интеллектуальный потенциал уже в двух-трехлетнем возрасте, выявить и определить каждому ребенку его целевую функцию – вполне в наших силах. Таким образом, новое поколение будут расти и развиваться с уже заложенным пониманием того, чем им предстоит заниматься в будущем. Варварские общины вроде той, что создал Герман, в цивилизованном обществе недопустимы. Мы создадим и воспитаем совсем других людей. Ответственных, целеустремленных, ставящих во главу угла знание, а не грубую силу…
- Ты бы для начала Олегом занялся, - ворчал Григорий. – Попробуй из него воспитать ответственного и целеустремленного.
Вадим досадливо морщился.
- Олег – сложный мальчик… Но этот случай лишь подтверждает мою теорию! Кирилл и Даша – умницы, надеюсь, с этим ты не будешь спорить?
Григорий не спорил. Споры с Вадимом он вообще почитал гиблым делом. Сергей Евгеньевич над фантастическими мечтами Вадима тоже посмеивался, приговаривая, что не стоит делить шкуру неубитого медведя. Сначала – вакцина, а уж о построении счастливого общества еще будет время подумать.
В душе Григорий был уверен, что выращивание людей в инкубаторе – даже если получится это осуществить, ресурсами для его создания Бункер, по слухам, обладал – чушь собачья. А Вадик – идеалист. Фантазер… Да и что с него взять – в Бункер мальчишкой-аспирантом попал, как и Лена, Сергей рассказывал, что по какой-то госпрограмме. Взрослой жизни понюхать-то толком не успел.
Детям нужны не воспитатели, а родители. Дети в салочки должны гонять на свежем воздухе, а не под землей в мониторы таращиться… Но свои мысли Григорий предпочитал держать при себе. Сергей прав, преждевременно об этом думать. Вот, если с вакциной и впрямь все получится… Глаза-то у Вадима после того, как вскрыл заветный контейнер, ярче прожекторов горели. То и дело прибегал осведомиться: как там Кирюша? Отчаянно нуждался в толковом помощнике. А уж с Лары и вовсе с живой не слез бы, тут Герман как в воду глядел. На атомы бы разложил, чтобы до сути ее способностей докопаться! Умордовал бы анализами и опытами. Это я здесь, - думал Григорий, - с ними со всеми таких чудес насмотрелся, что уже ничему не удивляюсь. Каким-то образом девчонке это удается. Результат налицо – ну, и слава богу.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/05/07/1739