Память близких. юрий доброскокин

…вздорный и вдумчивый – как-то по-казацки, по-южнорусски вдумчивый… прижимистый и раздолбайский одновременно человек… как это сочеталось в одном?  Не знаю. Но, поди ж ты, – сочеталось. Я не говорю сейчас о писателе, редком разсказчике (сейчас всё больше романы шлёпают, а чего их  не шлёпать? Бумаги не нужно, сел за клавиатуру и – гони «километры»), нет, я сейчас о смешном человеке говорю, которого тогда и читать не читывал (мы в разных семинарах учились), который вдруг оказался моим другом – надолго, навсегда. С чего бы вдруг? До сих пор не пойму. Мы – абсолютно разные люди, и по темпераменту, и по образу жизни, а вот, поди ж ты, свело навсегда.
Приезжая в Москву – уже после института – я обычно останавливался у него, на съёмной квартире (своей у него никогда не было, как и прописки московской) в комнатёнке на Дорогомиловской… и снова, как в юности, – разговоры, разговоры, разговоры….не трепотня, а именно разговоры: о самом главном, о том, что и свело нас, наверное, на этой земле. – А вот что такое человек? А вправду ли земля круглая? А вправду ли, что большинство из той «классики», что нам вменяли когда-то в обязательную программу – настоящее?..
Это сейчас ясно, что многое из того, вменяемого – барахло откровенное, а тогда, в 70-80-х…
Ни в коем случае не хочу очернить великую советскую литературу. И «Ташкент – город хлебный» Неверова, и «Люди из захолустья» Малышкина, и Платонов, и Серафимович, и Сергеев-Ценский, и многое другое – просто шедевры мирового уровня. А великие поэты Хлебников, Есенин, Маяковский?  А песни Великой Войны? Да это же величайший коллективный Эпос!..
Но дурачили нас всё-таки крепенько. И мы с Юркой всё это по косточкам раскладывали. Как прозу, так и поэзию советскую. Всё-таки Юрка был поэт, и каждый, прикоснувшийся к его невероятной по сжатости прозе, порою перерастающей в настоящую поэзию, к смешению – «нарушению» уровней, это поймёт.
Я уже потом, с Юриной подсказки, купил в букинистическом томик Василя Стефаника – его прямого учителя, как он сам мне признался – и кое-что понял в истоках его творчества, к великому сожалению, слишком рано прервавшегося. К тому времени уже вышла первая тоненькая  книжка рассказов Доброскокина «Твёрдохлебы», очень высоко оцененная критикой и, конечно же, мной. О чём я ему радостно сказал.
А потом наш сокурсник, издатель  Сергей Ионин издал вторую книгу, побольше, листиков около десяти – «Солнышко, тучка». Её у меня кто-то «зачитал», но помню, что там была, кроме нескольких, как всегда небольших по объёму рассказов, повесть. Она была слабее рассказов. Юрка был прирождённый разсказчик, а это такая редкость, такая редкость, особенно в наше время!
А вот кто он был сам по себе?.. Да, пожалуй – никто. В чудных рассказах его – он весь, целиком! Я  плешь проел его близкому товарищу, издателю Николаю Дорошенко – «Николай, ну когда же ты издашь тоненькую книжку Юрки? Ты же его так ценил, дифирамбы ему пел! Полтора-два десятка рассказов не опустошат твоё издательство… если надо,  и мы, его друзья, по копеечке скинемся…». Издатель кивал головой, покаянно бил себя в грудь – «Издам, погоди немного, издам!..»

Воз и ныне там.