***
Говорят, что за мгновение до смерти перед внутренним взором человека пролетает вся его жизнь Враки! Я не мог оторвать взгляд от плавно надвигающегося на меня, как в замедленной съёмке, маршрутного такси, решившего проскочить на красный свет, чтобы первым забрать пассажиров с остановки. Казалось, что за это долгое-долгое время я досконально изучил все царапины на его бампере, трещины на лобовом стекле, совершенно безумный взгляд водителя, ещё только осознающего, что прямо сейчас он станет преступником. А потом, бац, удар, мгновенная вспышка боли и темнота.
На краткий миг темнота скрыла от меня происходящее, но достаточно скоро я увидел себя со стороны, лежащим на асфальте частично под машиной. Вокруг сразу же собрались люди, кто-то померил пульс на шее и закричал «Доктора! Вызывайте скорую, он ещё жив!» Сразу несколько человек кинулись звонить, приводя, скорее всего, диспетчеров в дикое раздражение – все называли один и тот же адрес, рассказывали об аварии и требовали немедленно доктора.
Несмотря на весь трагизм ситуации и тот факт, что там на асфальте валяюсь именно я, во мне не было никаких чувств по поводу случившегося. Тело телом, а я… душа. Душа? Ничего себе фокусы! ещё немного, баланс на грани жизни и смерти качнется в пользу последней, и я стану в общий ряд с теми, с кем так долго разговаривал.
Теперь я бестелесное создание, могу летать, куда захочу, жить вечно, но почему-то это не вызывает радости, хотя, когда-то было моей мечтой. Ты же мечтал научиться выходить из тела? Вышел? Наслаждайся! Но нет, какая-то неясная тоска не давала покоя, что-то тянуло меня к лежащему на асфальте телу, заставляло вглядываться в него, заглядывать в глаза людям.
Интересные дела, Господи: пока все суетятся и вызывают врачей, тот человек, что щупал мой пульс, осторожно, стараясь делать это незаметно, обыскивал мои карманы, явно пытаясь найти кошелек и телефон.
– Ты что делаешь, гад? – возмутился мужчина, стоявший к моему телу ближе других, заметив суету воришки.
– Эта, типа телефон ищу, – практически не соврал тот, – нужно же родственникам позвонить, а то не узнают даже, что с ним случилось.
Врёт, как поёт, моментальная реакция, но в этом он совершенно прав – увезут в больничку, вещи сдадут на хранение, а Светка потом ищи, куда суженый пропал. Решит еще, что сбежал от проблем подальше. Сейчас мне наплевать, что будет с телефоном, кошельком, да и с самим собой – я уже свободен от всех забот этого мира. Но вдруг меня оживят? Тогда всё станет сразу актуальным и важным! Поэтому не трожь кошелек, и телефон на место верни, как дозвонишься до Светки. Хорошо, хоть, что буквально вчера я переименовал её контакт в телефоне со «Светка» на «жена» – захотелось каких-то перемен в жизни. И они наступили в полный рост, в переменах я по самое не балуй, изменилось всё, но не так, как я мечтал.
Мир вокруг меня стал каким-то мозаичным. Обычная картинка мира сменялась на полную пустоту, в которой я парил в полном одиночестве, затем появлялся мир, с парящими рядом со мной подобными мне созданиями, но не было ни людей, ни зданий, ни машин. Неожиданно все это совмещалось в жуткую смесь звуков, цветов, выловить из которой что-то осмысленное было совершенно невозможно, и тотчас же я возвращался в привычный мир. Если бы это происходило со мной при жизни, меня бы точно вырвало, но что может произойти с бесплотной душой?
Единственно, что я чувствовал неразрывную связь со своим телом – меня буквально тащило за ним следом, когда санитары подняли тело на носилки, затолкнули их в машину, и та понеслась по городу в ближайшую больницу. Крайне смущенный всем происходящим, я начал испытывать чувство, похожее на жалость к своему бездыханному телу, в которое втыкали иглы капельниц, шприцов с какими-то лекарствами.
– Петрович, давай жми на полную, – крикнул врач водителю, – мы его теряем! Тут реанимация нужна срочно!
– А я что, вертолет что ли? Куда быстрее? Сам же видишь, ни одна сволочь дороги не уступит, хотя видят, что с мигалкой еду! – ругался водитель, пытаясь лавировать между машинами, водители которых совершенно игнорировали машину «Скорой помощи», спеша по своим особо важным делам.
Неожиданно нашу машину обогнал и подрезал по встречной полосе большой черный джип, создав ещё больший беспорядок на дороге. Теперь при всем желании водитель Скорой не мог даже вырулить на встречную полосу, чтобы там с включенной сиреной и мигалкой прорваться ближе к больнице.
Водитель в досаде нажал кнопку спецсигнала, джип даже не дернулся, зато из него вышел водитель, подошел к двери нашего водителя и, рванув её на себя, ударил его кулаком в плечо. Поток отборного мата, выражающего раздражение чрезвычайно важного человека тем, что кто-то смеет его беспокоить, залил машину. Водитель в растерянности отодвинулся подальше, а на помощь ему ринулся врач, обежав машину с другой стороны.
Но не тут-то было, сильный удар ноги отправил его корчиться на асфальт, а хозяин жизни решивший продолжить разборки с нашим водителем, полез в машину. К счастью водители соседних машин, увидев такой беспредел, рванули на помощь – громилу оттащили, врезали несколько хороших ударов в челюсть и добавили пинками по упавшему телу, сообразившему, что сейчас его будут убивать. Наш народ может позволить себе небольшое хамство на дороге, но беспредел в отношении «Скорой помощи» не простит никому.
Тотчас же все на дороге нас «заметили» и машины начали стремительно уходить с полосы, открывая нам «зеленую улицу». Лежащий водитель, почувствовав, что к нему потеряли интерес, почти на четвереньках ринулся в машину. Просто из интереса я нырнул следом, чтобы посмотреть, кто же так спешит, чтобы не уступать дорогу машине, спешащей спасти чью-то жизнь.
Интересное дело – я ожидал увидеть зажравшегося борова, а в машине сидела худая женщина в строгом костюме. Она звонила по телефону, называя номер нашей «Скорой помощи» и требуя наказать примерно всех, кто в ней находился. Жаль, что у меня нет сейчас способностей или есть? На какое-то мгновение я почувствовал барьер, успел черпнуть энергии и выпустить в дамочку жалящий луч.
– Виктор, Ви… кто-о-о-р, мне плохо-о-о-о, – захрипела, потом заверещала женщина. – Вызывай скорую, что ты сидишь истуканом?
– Так, когда же они доедут по таким пробкам? – озадаченно спросил тот, кто только что создал реальную проблему точно такой же машине.
– Я же умру-у-у-у, – стонала дамочка, явно переоценивая степень опасности. – Сделай что-нибудь, Виктор! За что я плачу тебе столько денег?
– Ну, точно не за лечение, – пробормотал водитель себе под нос, – сейчас, Валентина Матвеевна, дам вам обезболивающего из аптечки, – предложил он уже гораздо громче.
– Пошел ты к черту со своим обезболивающим! Вот как нужна «Скорая помощь», её не дождешься, а когда мне на работу срочно нужно, лезут, как тараканы из щелей! – возмущалась дамочка.
Научит ли её это хоть чему-то? Вряд ли, таких только могила исправит, да и то ненадолго!
***
Честно скажу, хотя я и не испытывал характерных для человека чувств по отношению к собственному телу, мне хотелось увидеть его живым и здоровым. С детства такое привычное, оно лежало на носилках без признаков жизни. Прозвучит глупо, но оно казалось мне милым домом, теплым и уютным, из которого меня выгнали на мороз, в темноту, и я чувствовал себя совершенно одиноким, беззащитным, никому не нужным.
Санитары подхватили носилки, перебросили тело на каталку, придерживая капельницу, бегом закатили в реанимацию, где и сдали местным эскулапам. Те без особых церемоний раздели меня догола, подключили к какому-то телевизору, который сразу же погнал по экрану разные диаграммы, бодро уверяющие, что пациент скорее жив, чем мертв.
В то же самое время врач осматривал мое бессознательное тело, словно музейный экспонат, присланный для оценки, и быстро диктовал молоденькой медсестре, явно чувствующей себя не в своей тарелке:
– Так! Пиши! Давай-давай-давай! Шевелись! Сочетанная травма... ...ушиб мягких тканей... ага – области таза слева. Ну, тут, пожалуй, всё... Кости, слава богу, целы... Закрытая черепно-мозговая травма... ушиб и сотрясение головного мозга. Черепушка, похоже, цела! Рентген закажи! Головы и таза! Ну и лёгких заодно... А тут ещё по мелочам – обширные мацерации и гематомы лица, шеи, рук... Скальпированная рана волосистой части головы... А! Ну и шок, конечно! Как без него?
– Доктор, какой шок? – возмутилась медсестра. – Он же без сознания?
– Молодая ты еще, неопытная, – отмахнулся врач, – подрастешь, поймёшь. Вот не напишешь, что он в шоковом состоянии, а пациент кони двинет. Вызовут тебя на летальную комиссию, посмотрят пристально через пенсне и спросят, как так вышло, что пациент, которому, судя по вашему диагнозу ещё жить да жить, помер? А ты им – вы не учитываете шоковое состояние! Бац, ты в дамки, пациент в морг и все довольны! Такая вот проза жизни, Людочка. Ты к нам откуда перевелась? Из неврологии? Ну-ну, честно скажу – зря!
Медсестра быстро писала в историю симптомы, продиктованные врачом, стараясь не смотреть в сторону моего голого тела. А врач и прочие чувствовали себя совершенно комфортно, выполняя привычную работу.
Дальше мне лучше было бы не смотреть, но какое-то болезненное любопытство не давало возможности отвести взгляд от своего распростёртого голого тела, покрытого синяками и кровоподтеками. Врачи и медсестры носились вокруг, как электроны вокруг ядра. Их действия были четкими, быстрыми, но мне лично даже смотреть на всё это было противно. Вставили в глотку какой-то шланг, назвав его по-космически «желудочный зонд», космонавты блин. Потом воткнули в самое дорогое для меня и тщательно оберегаемое трубочку – мочевой катетер, а в вену другой и тотчас переключили в него капельницу.
Из болтовни студентов-практикантов уяснил, что теперь для них нет ничего более важного, как выяснять, сколько в меня влилось и сколько из меня вылилось, иначе можно вообще насмерть залечить этими капельницами. Для кого-то переживания, кому-то рутина – каждому своё.
Дуракам везёт, тут не поспоришь. Другой бы сразу помер, а у меня крохотный, но шанс есть. Нормальный человек лежит себе тихо, смирно, не вникая в ситуации, а я лезу во все дыры, подсматриваю, подслушиваю, проявляя живейший интерес ко всему происходящему. Тебе оно зачем? Что из этого будет тебе полезно в жизни, если выживешь, конечно? Не знаю, но так уж вышло – суждено мне, дурню, всю историю своего происшествия запомнить в подробностях.
Лежу я, точнее мое тело, бревно бревном – голый, весь в проводах и трубках, как искусственный человек. Дышу сам, уже плюс. И ещё пять таких же гавриков, кто голый, кто накрытый одеялком. Но, как я понял, не из приличия, а чтобы взглядом не цепляться постоянно за их многочисленные травмы. Зрелище вообще не для слабонервных, а медсестра дежурная тут сидит постоянно, периодически обходя пациентов.
Сердце работает, дыхание, хотя и слабое присутствует, капельницы гонят в кровь какие-то лекарства, то есть процесс идёт. Мне бы радоваться – легко отделался, а в душе обида: нет ощущения того, что называется в книгах и кино «борьба за жизнь пациента». Как-то всё незатейливо, слишком просто – тут человек при смерти, а куда все разбежались? Эй, ау-у-у, не пробегайте мимо, забегите, посмотрите, как мои дела!
Но никому я не интересен, потому что приборы показывают стабильную, хотя и не очень приятную картинку. Обе медсестры пили чай в сестринской вместе с санитарами, глядя телевизор или травя анекдоты. Врачи решали домашние проблемы, изредка поглядывая на лежащие стопками истории болезни пациентов.
А сами пациенты лежали, дышали, гнали кровь по жилам, отправляли естественные надобности, предоставленные себе и Богу, которому, судя по их состоянию, тоже было некогда. В реанимации закон суровый – пошёл пациент на улучшение, переводим в терапию, вошёл в штопор, применяем все возможное, боремся с Богом до последнего и отправляем в морг, если битва проиграна. Сейчас практически ничто не может повлиять на мою судьбу, кроме…
Крик Светки, рвущейся в закрытое на все засовы отделение реанимации, услышал бы даже мёртвый. Она требовала немедленно провести её в палату к мужу, а дежурный врач героически отбивался, пытаясь пилочкой для ногтей остановить тяжёлый танк.
– Гражданочка, в какую палату? Вы откуда прилетели? Тут вам не там! Сюда вообще не положено заходить! Вы нам инфекцию занести хотите? – орал дежурный врач, нимало не заботясь о том, как на его крики реагируют пациенты.
Да и как они могут реагировать? Они и живыми-то считаются условно, потому что так показывают приборы. В дикие времена их давно бы закопали, чтобы не тратить на них время, еду, силы. А тут цивилизация или почти, потому что приборы, капельницы, весь медицинский персонал практически в шаговой доступности. Запищат приборы, значит с пациентом проблемы, кто-то прибежит – капельницу поменяет, отскочивший электрод обратно прилепит, а понадобится и вызовет всю кавалерию по экстренной связи.
Светка потребовала для меня отдельной палаты, самого лучшего оборудования и круглосуточной сиделки, сунув денег всем, кому только можно. Такое впечатление, что она только что ограбила банк и пыталась по-быстрому куда-то пристроить добычу, пока её не взяли, висящие на хвосте копы.
От денег никто не отказывался, принимали с благодарностью, клятвенно обещали немедленно исполнить всё, что пожелает великая, самая любящая жена самого драгоценного пациента, но дальше порога отделения так и не пустили. Нельзя и всё! Если хотите, можете ночевать в пустующей палате для выздоравливающих, но толку от этого никакого – вы все равно ничем мужу не поможете, только будете отнимать время у персонала.
И пусть никто даже с места не сдвинулся куда-то меня перевести, я всё равно испытал чувство огромной нежности к Светке. Никаких претензий к персоналу, кто я такой, чтобы что-то от них требовать? Им лучше знать, как обращаться с такими, как я!
Света, спасибо тебе, жена дорогая! Вернусь в жизнь, скажу все самые ласковые слова, подарю любые самые дорогие подарки, исполню каждое твое сокровенное желание, выполню… эй, что это? Куда меня потащило? Моё тело здесь, куда я лечу? Света-а-а-а-а!
----------------
Читать дальше http://www.proza.ru/2017/05/04/393