(Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2017/05/03/1495)
27. Первый полёт.
На следующий день заводская бригада наполнила гелием аэростат. На корме обосновался симпатичный пузатенький объект белого цвета. Чтобы не загромождать палубу, аппарат закрепили в подвсплывшем состоянии четырьмя страхующими верёвками-шкотами так, что под ним можно было даже ходить. В случае ветра или на полном ходу было предусмотрено опускать его до уровня палубы.
Может возникнуть вопрос, а для чего, собственно, понадобился аэростат. Зачем нужен громоздкий и дорогостоящий аппарат, когда с каждого корабля каждые четыре часа запускался обычный метеорологический радиозонд? Точно так же, как это делалось на тысячах метеостанций по всему земному шару.
Всё дело в том, что первые 500-1000 метров эти самые радиозонды проскакивали за несколько секунд, не успевая даже среагировать на изменение параметров атмосферы. И уже потом, замедляясь, набирали высоту постепенно, вплоть до 10 километров, передавая на землю нужные данные.
А учёным были нужны именно эти драгоценные высоты до километра. Так называемый, приземный или пограничный слой. В нашем случае приводный. Считалось, что именно в этом слое создаются условия и возникают причины зарождения тропических циклонов, то бишь, ураганов. И для того, чтобы неторопливо и вдумчиво измерить и изучить атмосферные параметры в этом слое, аэростат представлялся идеальной платформой. Теперь понятнее?
После завтрака вся наша бригада сначала помогала ребятам с завода, а после принялась за размещение аппаратуры.
Аэростат приподняли на несколько метров, а мы прикрепили к тросу наш «череп». Таким образом, всё было готово, ждали только команды.
Наконец, из комнаты совещаний появился Михалыч и коротко скомандовал: «Подъём!»
Толик и дежурный механик встали к лебёдке, а мы вчетвером к швартовым тросам. Механизм медленно стал вытравливать трос, Михалыч махнул рукой, и мы отпустили верёвки. Аппарат взмыл метров на пять и остановился. Славка подцепил включённый «череп» и махнул мне, стоящему в дверях лаборатории. А уж я врубил перфоратор.
Началось! Аэростат плавно пошёл вверх, под ним висел наш белый красавец, весело жужжа сверкающей крыльчаткой анемометра. Счётчик метража на лебёдке, пощёлкивая, быстро проскочил первую сотню метров. С учётом небольшого наклона троса это соответствовало высоте около 70 метров. На высоте ста метров по просьбе теоретиков сделали «площадку». И пошли выше.
В итоге, за эту серию мы сделали вертикальный разрез до пятисот метров, потом повторили его по пути вниз. Вячеслав решил свою аппаратуру не поднимать и этот день пропустить, чтобы не мешать группе запуска сработаться. Но активно помогал нам при запуске.
В сумме наш «полёт» занял практически весь день. Даже на обед мы со Славкой ходили по очереди, сменяя друг друга у перфоратора.
Ну, вот и всё! Первый день измерений закончен! Аэростат принайтован на высоте пяти метров над палубой, перфолента отдана Игорю для обработки, лабораторный журнал заполнен.
Ну, и конечно, все по приглашению Михалыча после ужина собрались у него в каюте «у самовара». Что ж, нас можно было понять. Первый день международного эксперимента – и всё штатно. Ни одного сбоя! С радистами тоже удалось сработать в противофазе, не мешая друг другу.
За столом ещё раз обсудили-пережили самые интересные моменты этого знаменательного дня, поздравили друг друга и принялись сочинять общий алгоритм действий при запуске, чтобы не суетиться и в будущем не опозориться перед иностранцами. Обдумали и даже записали кое-какие действия основных членов группы запуска.
А потом… как всегда, гитара и песни почти до полуночи. Очень хорошим оказался этот день! Да и ночью никто не колотился в стенку, не скрипел и не грохотал.
28. Американцы
Весь следующий день наше судно лежало в дрейфе. Судя по показаниям анемометра – носом точно против ветра. Команда выполняла нашу просьбу. Для этого более оснащённому «Королёву» не нужно было выбрасывать с носа плавучий якорь. Вполне хватало подруливающих устройств и активного руля.
После завтрака мы подготовили аппаратуру и «пошли на взлёт». На корме стало оживлённо: гидрологи проводили свою «станцию», исследуя подводный мир, мы же штурмовали атмосферу. Увеличилось и число зрителей. Группки свободных от вахты собирались у бортов, покуривая и глазея на парящий в воздухе аэростат. У меня это вызывало чувство вроде ревности. Теперь я гораздо лучше понимал гидрологов и тогдашнее их состояние, когда они работали, а мы праздно глазели на них!
Через пару часов измерений мы решили прерваться и «приземлить» наш аппарат. Заменить батареи, проверить крепление, а продолжить уже после обеда. Но продолжить не пришлось. Сразу после «посадки» мы заметили наш катер, идущий от «американца» в нашу сторону. В катере сидело несколько человек.
Это прибыли американцы. Наши коллеги. Представитель советской стороны Юрий Викторович привёз с собой двоих американских джентльменов из NOAA (Американское агентство по атмосфере и океанам). Они прибыли, чтобы жить на борту «Королёва» и «поселиться» в нашей лаборатории со своей аппаратурой, которую они планировали подвешивать на наш аэростат. Ну, что ж, как говорил Чапаев: «…давай психическую!»
Американцев проводили сначала к руководству, потом – в их каюту. А через полчаса – и нас уже знакомили с заокеанскими коллегами, которые пришли к нам в лабораторию со своей аппаратурой. Ими оказались два достаточно пожилых, с нашей точки зрения, джентльмена в тёмных брюках, тёмных же(!) куртках и типичных американских кепках с эмблемой NOAA. Мы тогда ещё не называли их бейсболками. На ногах у обоих – полуботинки на толстенной подошве. В целом, а фоне пижонистых американцев наш небритый отряд выглядел бандой петлюровцев.
Михалыч назвал нас по очереди, американцы назвали себя. К сожалению, их имён не осталось в моей памяти, поэтому, чтобы различать, буду в дальнейшем называть их Джон и Джим. Джон – постарше, и повыше, в очках. Джим – пониже и поупитаннее, без очков.
Джентльмены дежурно поулыбались и занялись своим ящиком. На свет появился небольшой приёмный блок с короткой штыревой антенной. Потом они вытащили и зонд. Это был изящный аппарат, напоминающий модель гоночного автомобиля. Аналогию смазывала большая шестилопастная крыльчатка, горизонтально установленная в передней части корпуса. Мы попросили разрешения рассмотреть прибор поближе.
Аппарат вызвал двойственное чувство. С одной стороны, по уровню технологии он был явно выше нашего. Например, он определял не только скорость, но и направление ветра с помощью датчика Холла. Мы в то время о таких компонентах могли только мечтать. Но с другой стороны, конструктор явно наплевал на точность и достоверность измерений, поместив термодатчики под чёрными деталями, которые обязательно будут нагреваться солнцем, а обдув крыльчатки перегородил элементами корпуса.
Мы похмыкали, поцокали языками, но дискуссию развёртывать не стали, помня о предстоящей неделе совместных измерений. Как говорится, будем посмотреть! Американцы тоже не кинулись расхваливать свою игрушку, а спокойно разложили аппаратуру на столе, поковырялись немного и отбыли на обед. Пошли на обед и мы.
В кают-компании нашим гостям выделили отдельный стол, за который они и сели привыкать к тонкостям нашего питания. Ю.В. сел с ними, чтобы объяснять эти тонкости, а заодно переводить официанткам их заказы. Всё это тихо, культурно и немного натянуто. На нас, сидящих по соседству, это тоже действовало, поэтому говорили мы редко и вполголоса, практически весь обед прошёл в молчании.
После обеда и отдыха на кнехтах мы снова встретились с янки в лаборатории. Ю.В. ушёл к руководству, предоставив нам самим ломать языковый барьер. Ну, мы и начали ломать, кто как мог.
Здесь я должен сделать небольшое отступление. К моменту описываемых событий минуло пять с половиной лет с тех пор, как я сдал в институте госэкзамен по английскому языку. После этого мне пришлось заняться французским (в нашем институте два языка обязательны), который я изучал два года. И всё! Практики ни по одному языку не было, кроме, разве что редкого чтения специальной литературы. Готовясь в экспедицию, я, зная о будущих встречах с иностранцами, взял с собой пару общих тетрадок с институтскими конспектами английских слов и устойчивых выражений. И вот настал момент, когда эти тетрадки пригодились. Остальной народ нашего отряда владел английским в пределах анкетного «читаю и перевожу со словарём».
Мы начали с того, что решили показать свою аппаратуру и ознакомиться с их. И быстро убедились, что специалисты всегда поймут друг друга, даже не зная языка. Через какой-то час в лаборатории установился гвалт, насыщенный англо-русским «суржиком». Друг друга понимали все! Нужное слово у кого-нибудь, да находилось. Даже Михалыч, который прибежал на шум, через пять минут был втянут в дискуссию, хотя последний раз он учил в институте… немецкий лет двадцать назад.
В общем, к концу дня мы знали все тактико-технические данные их аппаратуры. Для специалистов сообщу, что уже в то время их логика была собрана на К/МОП интегральных схемах; мы о такой серии только где-то что-то слышали. А наш «череп» был собран на ТТЛ элементах, поэтому потреблял энергии раз в десять больше и требовал стабилизации напряжения. Их передатчик работал на частоте, в три раза выше нашей, поэтому обходился небольшим штырьком в качестве антенны, такой же короткий штырь был и у приёмника.
В общем, хватит скучных технических подробностей.
В этот день аэростат поднимать не пришлось. Вместо этого мы с Толиком и Джоном изучали лебёдку и способы крепления их аппарата к тросу. А Джим в лаборатории разбирался с аппаратурой. Так до пяти вечера и провозились.
Ровно в пять наши американские друзья выключили питание, вымыли руки, сказали нам «гуд бай!» и убыли к себе. Мы слегка удивились, но потом решили, что капиталистов не переделать, а у них, видно, так заведено. «Ни часа лишней работы без лишнего доллара!» - как я вычитал у какого-то автора. А мы… А нам было просто интересно работать! Мы искренне хотели «догнать и перегнать»! Сейчас бы это назвали амбициозностью. Но в то время это слово носило негативный оттенок, и мы его не употребляли. Просто для нас было естественным, когда «понедельник начинался в субботу», как у Стругацких. Поэтому мы обычно возились или спорили в лаборатории до самого ужина.
С того дня так и повелось: в пять наши братья по разуму делали нам ручкой, а мы принимались за «разбор полётов», иными словами, подводили итоги дня и планировали дела на завтра.
(Продолжение: http://www.proza.ru/2017/05/06/719)