(Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2017/05/02/1168)
19. В машине
Мы со Славкой помахали оставшимся и двинулись за мотористом. Пока мы шли по коридорам и по крутым трапам спускались в машинное отделение, мы познакомились и узнали, что нашего провожатого зовут Николай, а на определение «круизники» обижаться не нужно. Так повелось издавна – всех прикомандированных на борту называть «круизниками», в отличие от постоянного состава, который именует себя по-военному «плавсостав». Получалось, что на судне есть три касты: экипаж, плавсостав и круизники. Ну, что ж, вполне логично. Мы отработаем своё и уйдём, им на борту жить и жить. И служить!
Наконец перед нами появилась мощная дверь с табличкой «Машинное отделение». Под ней разместилось вполне ожидаемое предупреждение «Посторонним вход воспрещён!» Николай открыл дверь и махнул нам рукой – заходите! Мы вошли и разместились на площадке сразу возле двери. Дальше спускаться в зал Николай не разрешил.
Представьте себе ярко освещённое паровозное депо, в котором ремонтируют сразу два паровоза. Правильнее – два тепловоза! Таким было моё первое впечатление. Два гигантских 12-цилиндровых дизеля стояли рядом и были опутаны лестницами и площадками, трубами и трубками, шлангами и коробами воздуховодов. Всё это хозяйство было густо усеяно манометрами, самописцами и ещё какими-то приборами. Там и сям на площадках стояли или сидели мотористы и что-то крутили или просто наблюдали за стрелками измерителей. В углу сверкала электросварка. Наверху по решётчатому настилу ходил парень в комбинезоне и с громадной длинноносой маслёнкой и тряпкой в руках. Точно, как в картине Чаплина «Новые времена». Парень тыкал носиком маслёнки в какие-то интимные места металлического монстра, вытирал потёки и шёл дальше.
Поскольку проводилась станция, и судно лежало в дрейфе, оба дизеля стояли. Тем не менее, в отделении было очень шумно: выли вентиляционные установки, топливные насосы, какие-то вспомогательные электромоторы. Венчал весь этот оркестр мощный гул дизель-генератора, который давал электроэнергию кораблю.
И было жарко! Несмотря на остановленные дизеля, воющие воздуходувки и вечернее время. Жара отличалась от той, что встречала нас на палубе в полдень. Там жаркое солнце компенсировалось свежим морским ветром, а здесь… помимо температуры, на чувства воздействовал ещё и коктейль машинных запахов.
- Ну, как? – спросил Николай, – Нравится?
- Впечатляет! – ответили мы.
- Вот, если захочется похудеть, то в баню идти не нужно, у нас все условия!
- А как же вы…?
- Да не пугайтесь вы, не так страшен чёрт! – усмехнулся Николай, – У нас же вахты. В машинном круглосуточная работа, так что оттрубил вахту и отдыхай! А в шторм вахты сокращают и чаще меняют состав. Так что жить можно. А под вентилятором вообще кайф!
- Интересно! – сказал Славка.
- Нам тоже! – усмехнулся Николай.
Тут в общей какофонии зала возник новый низки гул. Площадка под ногами ощутимо завибрировала. Это запустили один из главных дизелей. Внешне ничего не изменилось, даже движения мотористов не стали быстрее, но Николай посерьёзнел и сказал:
- Всё, ребята, станция закончилась! Экскурсия тоже!
- Спасибо, Коля! – искренне поблагодарили мы его, – Действительно, впечатляет!
- Сами-то дорогу назад найдёте? – спросил Николай, пожимая нам руки.
- Найдём! – сказал я.
- Чего там, лезь всё время наверх – вот и выйдешь! – добавил Славка.
Николай рассмеялся, и мы расстались.
Мы вернулись на наши кнехты, когда наши уже ушли. Здесь, наверху дышалось легко и свободно. Жары давно уже не было. Прогуливаясь по полуюту и рассматривая тёмный горизонт, мы с удовольствием отметили, что лучше иметь шанс простыть в лаборатории, чем похудеть в машинном отделении. Этими глубокомысленными рассуждениями мы и закончили наш вечерний променад.
20. Человек за бортом!
Постепенно жизнь на корабле становилась привычной. Мы втянулись в режим, строгий график работы и отдыха совершенно не тяготил. Мне он даже нравился. Приятно было чувствовать себя на переднем фронте науки, а заодно и «морским волком». Камбуз постоянно радовал. Кормили, как в ресторане. Много позже мы узнали, что на время экспедиции на суда Гидрометслужбы были прикомандированы лучшие повара городских ресторанов портов приписки. Причём, были даже конкурсы!
Мне особенно нравились периодические объявления по общесудовой трансляции: «Внимание! Всех желающих свободных от вахты просим прибыть на камбуз и принять участие в лепке пельменей!»
Наша аппаратура устойчиво работала, данные поступали, теоретики были довольны – их модели находили практическое подтверждение. В промежутках между измерениями мы даже придумали новый метод расчёта некоторых параметров. Вместе с Игорем мы свели один важный расчёт к системе трёх уравнений с тремя неизвестными. Следующим шагом вывели универсальный алгоритм быстрых вычислений, используя матричный метод.
Получилось, во-первых, очень изящно, а во-вторых, давало возможность быстро вычислять конечный результат с помощью обычной логарифмической линейки. После этого мы даже немного загордились, а Игорь пообещал написать после возвращения отдельную научную статью.
Через пару дней после шлюпочной тревоги мы снова услышали звук ревуна и громогласное «Тревога! Человек за бортом!» Дело было перед обедом, первую станцию уже выполнили, и ничего, вроде бы, не предвещало… Мы готовились к послеобеденным измерениям и, услышав ревун, дёрнулись бежать, но опытный Михалыч остановил нас, сказав, что если нет отдельного приказа, то эта тревога только для экипажа. Но мы всё равно побежали на палубу – интересно всё-таки!
Судно быстро замедляло ход, ложась в правую циркуляцию. На верхних точках мостика и даже в «вороньем гнезде» на мачте виднелись фигуры «вперёдсмотрящих», которые кричали что-то и указывали пальцами в левый передний сектор. Через 90 градусов поворота судно перешло из правой в левую циркуляцию и замедлило ход ещё больше. Через некоторое время мы легли в дрейф. Качка усилилась. С левого борта, где мы стояли, быстро спустили шлюпку с подвесным мотором. В ней сидело четыре человека в белых спасжилетах. Отцепившись от блоков, шлюпка затрещала мотором и, вздыбливаясь на гребнях волн, пошла по направлению «11 часов». На ходу её стало швырять довольно сильно, так, что рулевой был вынужден встать на ноги и так крутить штурвал.
Тут кто-то рядом со мной крикнул: «Смотрите!» и в тот же миг я разглядел по курсу шлюпки какой-то оранжевый предмет. Внутри похолодело: неужели и в самом деле человек!?
Расстояние до него было, вроде, небольшим, метров триста, но волнение скрывало его большую часть времени, лишь иногда вынося на гребень волны. Предмет не шевелился, только пропадал между волнами. Иногда создавалось впечатление, что всё, он утонул. Но нет, снова выныривал…
Шлюпка подошла к «выпавшему», мотор стих, и матросы начали тащить ЭТО из воды. К нашему ужасу, они использовали багры. Значит, всё! Неживой! Через несколько минут операция подъёма закончилась, и шлюпка отправилась обратно. По мере приближения было видно, что на дне шлюпки лежит продолговатый оранжевый предмет. Мы напряглись, готовясь увидеть разбухший труп в иностранном спасжилете.
Но нет, это был не труп. С бортовой кран-балки на тросе спустили большую «авоську» из толстых верёвок, матросы в шлюпке погрузили в неё выловленный предмет, который через минуту был доставлен на палубу.
Это оказалась красивая оранжевая пластмассовая столитровая канистра из-под масла «Shell». Мы со Славкой переглянулись. Было такое чувство, что нас обманули. Хотя, конечно, как посмотреть.
Весь пафос происходящего был смазан простыми последующими действиями. Старший из шлюпочной команды подвёл боцмана к канистре и что-то доложил ему, показывая на неё пальцем. Боцман кивал и односложно отвечал. Потом он махнул рукой и отправился к себе, а двое матросов из шлюпочной команды подхватили канистру и… выбросили её за борт. «Пусть ещё кто-нибудь потренируется!» – сказал один из них.
Как нам объяснили стоящие рядом опытные свидетели, это тоже были учения. Кто-то заметил канистру в океане, а капитан скомандовал «тревогу». Но весь процесс, начиная от эволюций корабля и заканчивая действиями спасательной команды, были проведены «по-боевому».
21. Встреча.
Очередной день выдался похожим на предыдущий. Правда, отличием стало то, что атмосфера на корабле была слегка приподнятой. Слухи из радиорубки доносили, что до грандиозной встречи в океане оставалось совсем немного. Как назло, погода слегка испортилась. Нет, жара оставалась прежней, но ветер усилился, вызвав, как водится, повышенное волнение. Лица некоторых прикомандированных посуровели и, как говорят на востоке, «отметились печатью задумчивости». Но пока все выдерживали это испытание, и даже я, переполошившись с утра, к обеду успокоился и стал прохаживаться по палубе вразвалочку, как взаправдашний моряк.
Процесс обеда тоже слегка усложнился. Особенно поедание первого. Но заботливые опытные коллеги показали нам, как надо правильно есть. Хлеб кладёшь справа, левой рукой поддерживаешь тарелку за бортик и компенсируешь наклон стола, отклоняя тарелку в противоположную сторону. При этом хлеб и ложку берёшь по очереди. Используя такой способ, можно было сразу наливать почти полную тарелку.
В тот день на первое был куриный суп с лапшой. Михалыч решил пообедать за нашим столом. Он вытащил вилкой кусок курицы из своей тарелки и показал его нам. Это было крылышко.
- А у вас что? – задал он общий вопрос.
Все по очереди достали свои куски. У всех оказалось по крылышку.
- Вертолёт! – авторитетно заключил Михалыч.
- Какой вертолёт? – не поняли мы.
- Тип курицы! – объяснил Михалыч, – Сегодня нам достался вертолёт! Шесть лопастей!
- А какие ещё бывают? – спросил я, поразившись точному сравнению.
- Ну, какие… Например, «Змей Горыныч»!
- А это когда?
- Когда три и больше шей подряд!
- Как здорово! – расхохотались мы.
- А не бывает «сороконожек»? – спросил Славка, обгладывая своё крылышко.
- Почему не бывает? Наверняка, бывает! – ответил Михалыч, – Но не здесь, а там!
И он мотнул головой в сторону стеклянной двери, за которой была капитанская кают-компания. Все почтительно примолкли.
- А если суп с говядиной? – спросил Славка.
- Тогда одну мозговую кость на стол! И грызть вшестером по очереди!
Мы посмеялись, доглодали свои крылья и приступили ко второму. Его можно было есть при любой качке, держа хлеб в любой руке.
После обеда мы со Славкой и Михалыч отправились… нет, не на кнехты, а на крышу мостика оценить силу ветра и решить, стоит ли рисковать аппаратурой, проводя измерения в такую погоду. Здесь качало даже существеннее, чем внизу. Солнце жарило вовсю, но жара не чувствовалась, тело обдувалось мощным потоком так, что рубахи вздувались пузырями.
Мы решили не рисковать, а провести профилактику и проверку аппаратуры в лаборатории. Михалыч ушёл, а мы встали за передний козырёк смотровой площадки и стали смотреть вперёд. С этой точки обзора осматривать океан было интересней, чем с кормы. Было прекрасно видно, как нос судна слегка поднимался на волне, потом собирался, было, провалиться за её гребнем, но не успевал, потому что накатывала следующая волна, потом следующая и когда, наконец, нос нырял в воду, то очередная волна со всего маху разбивалась о форштевень, разбрасывая в стороны пенные ошмётки воды и не успевших увернуться рыбок. И в этот момент по корпусу пробегала дрожь, не очень сильная, но точно синхронизированная с ударом волны в опущенный нос.
Мы засмотрелись на это зрелище, не особо разглядывая горизонт и не обращая внимания на ветер. И вдруг…
Несмотря на штамп, не могу написать иначе. Именно вдруг, на фоне спокойной картины, в какой-то момент в моей голове что-то взорвалось! Ухнуло так, что я услышал только начало звука, а через мгновение – оглох! Мы со Славкой тут же присели, причём я был готов даже лечь. И тут звук повторился!
Это был гудок!!! Но не тот корабельный гудок, который я несколько раз слышал раньше. Это гуднул тифон! Да, не зря этот адский аппарат назвали именем чудовища!
Впоследствии мы узнали, что тифон используется редко: в основном, в тумане. И тогда, когда обычным гудком до дальнего «собеседника» не достать. Рядом с его звуком тепловозный гудок смотрелся бы (вернее, слушался бы) пионерским горном. Его выходная дудка, выглядевшая по-детски мирно, расположилась на мачте прямо над нами. И взревела, как и положено, совершенно неожиданно!
Много лет спустя я увидел в фильме «В осаде» сцену, когда актёр Томми Ли Джонс оказался на палубе захваченного им линкора «Миссури» возле башни главного калибра в тот момент, когда стреляет одно орудие. Прямо над ним! Его пронесло по палубе на пятой точке метров десять, после чего он стал трясти головой и заговариваться. Так вот, весь этот голливудский антураж лишь приблизительно мог бы передать наши ощущения после гудка тифона!
Несколько секунд мы беззвучно хохотали, глядя друг на друга. Потом постепенно слух стал восстанавливаться. Не сговариваясь, мы вприсядку обогнули мачту и спрятались в её тени – аэродинамической и, главное, акустической, резонно опасаясь следующего гудка. И не зря! Через несколько секунд гудок повторился, но мы уже были готовы.
- Интересно, чего это он разгуделся? – проорал риторический вопрос Славка, – тревога, что ли?
- Вряд ли! – проорал я в ответ, – Мы бы слышали сообщение по трансляции. А она молчит.
- Да, молчит! А вдруг это…
Славка не договорил. Он выглянул из-за мачты, окинул взглядов горизонт и вдруг заорал:
- Корабль!!!
- Где?
- Да вон, справа, на горизонте!
Я тоже высунулся из-за мачты и увидел далеко впереди белый корабль. Он был ещё очень далеко, но под ярким солнцем уже можно было разобрать, что он белый. И шёл этот корабль пересекающимся курсом, словно хотел сойтись с нами в одной точке. Собственно говоря, так и было, потому что этот корабль назывался «Академик Королёв». Наше следующее место работы.
22. Танцы на танке.
Мы побежали вниз, чтобы поделиться новостью с коллегами. Но в лаборатории никого не было, все наши устроились на полубаке, чтобы рассмотреть встречный корабль. Присоединились к ним и мы. Последним подошёл Михалыч и сообщил, что теперь мы вместе двумя кораблями пойдём к первой точке совместных измерений, куда подойдут и наши зарубежные коллеги.
По мере сближения «Королёв» становился всё больше и красивее. Он был почти в полтора раза крупнее нашего, ставшего таким домашним «Кренкеля». Красивые белые надстройки и мачтовый рангоут были сложнее, чем у нас, но главным его внешним отличием были так называемые «рога» – две конические ажурные антенны космической связи на самом верху грот-мачты. Соединённые вместе острыми вершинами, направленными вперёд, они придавали какой-то фантастический, немного даже неземной вид всему кораблю. Кроме того, из-за этих конусов сама мачта была усложнённой конструкции: сдвоенное основание, центральная часть и раздвоенная в виде буквы V вершина.
Судя по бурунам у форштевня, белый красавец «Королёв» шёл полным ходом, и мы вначале даже забеспокоились, не отстанем ли мы от нашего флагмана, но, понаблюдав за ним некоторое время, убедились, что оба корабля уравняли скорости. Буквально за полчаса мы вышли на тот же курс, и пошли левым пеленгом к точке общей встречи.
За обедом мы обсудили ситуацию и решили пока прекратить, так сказать, «наземные» измерения и поберечь батареи для основных серий, которые будем проводить с аэростата. Михалыч дал добро и добавил, что теоретикам и сейчас хватает работы – мы намерили даже больше, чем они просили.
В результате такого решения мы со Славкой и Толиком получили что-то вроде выходных, о которых уже успели забыть. Правда, использовали свободное время мы весьма своеобразно. Сначала провели профилактику «черепа» и наземной системы, а потом начали потихоньку собирать наши манатки в ящики для перемещения их на «Королёв».
Вечером мы узнали новость. В честь встречи наших кораблей в океане, руководство решило после ужина устроить вечер отдыха для всех свободных от вахты. Будут даже танцы.
Слова «дискотека» в те годы ещё не придумали, говорили просто – танцы. Для этого на юте расчистили свободное место, убрав несколько ящиков с запчастями. Ага, раз будут танцы, решили мы, значит, будут и дамы.
И правда, после ужина на корме стал собираться народ. Появились и женщины, все нарядные, в платьях. Даже ГГГ появилась в умопомрачительном сарафане. Мужички тоже не подкачали, в шортах почти никого и не было – все в брюках. Удивительно, сколько на судне оказалось женщин! Из 50 человек экипажа, плюс наука, больше десятка были дамы!
Включились дополнительные прожектора. Освещённая палуба стала напоминать сельскую танцплощадку. Радист подключил к трансляции магнитофон, и из мощных динамиков полилась музыка. Сначала спокойная, потом разнообразная танцевальная.
Народ толпился по периметру, курил на кнехтах и мирно беседовал. Но вот в центре появилась первая смелая пара, потом вторая, и процесс пошёл. Через десять минут танцевали почти все. Поскольку дам не хватало, то партнёры часто менялись, и получалось так, что даму приглашал на танец один, потом танцевал с ней другой, а заканчивал третий. Но всё происходило в рамках неписанного танцевального этикета: подход, поклон и перехват дамы. Поскольку все мужики были в равных условиях, то никто не обижался.
Наш маленький отряд тоже старался не отставать от основного состава. Танцевали все, даже Михалыч, причём, с большим задором, показывая молодёжи пример. Кстати, и ГГГ не ударила в грязь лицом. Несмотря на внушительную стать, танцевала она прекрасно.
Но были и нюансы. Первый относился к, так сказать, технологии танца. Дело в том, что помимо танцевальных па требовалось соблюдать и равновесие. Корабль же качался! Поэтому, чтобы пара не напоминала со стороны обыкновенную пьянь, нужно было синхронно с партнёршей отклоняться от вертикали в противофазе качки. А это было трудно и давалось только после некоторой тренировки.
Второй нюанс нам объяснил Юрка. Пока мы с ребятами отдыхали на кнехтах, он подошёл к нам и порекомендовал не приглашать слишком часто такую-то даму. Да и такую-то тоже не стоит. Оказалось, что они уже были, скажем так, заняты на постоянной основе некими членами команды, причём, не самого низкого ранга. Так что во избежание, ребята, ну, вы понимаете… К концу танцев выяснилось, что практически все дамы были кем-то заняты «на постоянной основе». Что ж, такова специфика морской жизни!
А в самый разгар мероприятия радист запустил задорный и быстрый твист (тогда ещё танцевали этот танец). Мы с радостью выделывали знакомые коленца, стараясь произвести впечатление не только на партнёршу, но и на окружение. Кто смотрел «Кавказскую пленницу», тот помнит эпизод, когда Е.Моргунов («бывалый») тушит окурки танцевальными движениями. Вот так и мы!
В один из моментов я опустил глаза и заметил, что сквозь стёршийся сурик палубы под ногами проступило слово «танк». Что за танк? Я дождался перерыва, подошёл к этому месту и прочитал в свете прожекторов на приваренной и закрашенной табличке: «Фекальный танк». Вот это номер! Значит, всё это время мы отплясывали на цистерне с нашими, пардон, жизненными отходами! Для меня этот факт стал новостью. До этого я наивно думал, что все гальюны корабля соединены с океаном напрямую. Как в поездах! Но мне, тёмному, позже популярно объяснили, что СССР очень и очень давно подписал общемировую конвенцию по недопущению загрязнения мирового океана.
Я показал на эту надпись ребятам. Но это не произвело на них особого впечатления. Скорее, настроило на философский лад, в том смысле, что надо уметь радоваться жизни, независимо от обстоятельств. И хорошо, что надпись эта оказалась весёлой и неожиданной, а не, скажем, «морг». С этим было трудно не согласиться, и с этого дня мы на вечерах отдыха откровенно приглашали подруг на «танцы на фекальном танке».
Постепенно накал празднества стал спадать – люди устали. Участники постепенно расходились, решили «откланяться» и мы. Но тут появился наш знакомый гидрохимик с двумя гитарами. Вторую он отдал Игорю, который играл весьма неплохо. Их усадили на кнехты и махнули рукой радисту, чтобы тот выключил музыку.
Ребята тронули струны. Сначала пели дуэтом, но поскольку это были наши песни, то многие слушатели очень быстро становились исполнителями, и уже скоро над чёрными волнами гремело дружное:
«…И никогда мы не умрём, пока, ха-ха!
Качаются светила над снастями!»
(Продолжение: http://www.proza.ru/2017/05/03/1495)