Загадки СФИНКСА.
Достоевский и Фрейд: PRO и contra.
Опыт критического анализа.
"Кто не желает смерти отца?.."
(Иван Карамазов)
"Вот ВОПРОС, который стоял пред ним,
как какое-то ЧУДИЩЕ.
И он созерцал это чудище действительно в испуге,
похолодев от испуга..."
(Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы")
"Не загадка ли я сам для себя?..
что-то внушающее ужас есть в многообразии
ее бесчисленных глубин. И это моя душа, это я сам.
Что же я такое, Боже мой? Какова природа моя?
Горит душа моя понять эту... загадку"
(Бл.Августин «Исповедь»)
"человек для самого себя - самый загадочный предмет
во всей природе...
Если бы человек изучал себя,
то увидел бы, насколько он не способен идти дальше.
Как может часть познать целое?..
Так что же есть человек в природе?..
средина между ничто и всё;
он бесконечно далек от постижения крайностей;
цель и начала вещей надежно скрыты от него
непроницаемой тайной...
нам самим природа наша неведома,
и открыть её нам может один лишь Бог.
Он дал достаточно света тем, кто жаждут вИдеть,
и достаточно мрака тем,
у кого желания противоположные"
(Б.Паскаль "Мысли")
"Тут-то я увидел, что значит дело, взятое из души,
и вообще душевная правда, и в каком ужасающем для человека
виде может быть ему представлена тьма и
пугающее отсутствие света..."
(Н.В.Гоголь "Выбранные места...")
"Мы стоим пред величайшей тайной, к которой когда-либо
приходилось подходить человеку, - пред тайной...
все внутренние борения и напряжения Достоевского
имели только один смысл и единое значение:
если не постичь, то хотя бы приобщиться к этой тайне..."
(Лев Шестов "Откровения смерти")
ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ.
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА.
"Великая и последняя борьба
ждет человеческие души"
(Плотин)
"...показать нам борьбу между Эросом и Смертью,
между инстинктом жизни и инстинктом разрушения,
как она протекает в человеческой среде.
Эта борьба составляет существенное
содержание жизни вообще..."
(З.Фрейд)
"Тут дьявол с Богом борется,
а поле битвы - сердца людей..."
(Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы")
"Но кто может предвидеть исход борьбы и
предсказать, на чьей стороне будет победа?"
(З.Фрейд "Неудовлетворенность культурой")
Сей очерк представляет собой одну из многих попыток приобщения к тайне человека. И задача автора умаляется и удаляется от претензии постичь её полностью, ибо тогда сия претензия означала бы безумие и невежество, а также мошенничество со стороны автора. Потому задача моя всего лишь в малом, как задача ученика, - всего лишь приобщиться и, если то возможно по дерзновению мысли, прикоснуться хотя бы на мгновение ока. И, возможно, опыт критического анализа есть продолжение того пути, в начале которого мне, однажды, на мгновение приоткрылась завеса тайны Гоголя, с уст которого сошло нечто непостижимо загадочное, как "владея тайной прозревать в зерне...". И я подумал, "владеть тайной", возможно ли ТАКОЕ человеку и как я далек от такого постижения ЧЕЛОВЕКА и приобщения к ТАЙНЕ. И тогда осознаешь в себе самом МАЛОСТЬ в этом бесконечном пути постижения самого себя и Другого. Но, осознавая даже эту самую-самую МАЛОСТЬ в себе, в тебе самом приоткрывается радость от мысли, что у тебя, как ученика, есть возможность приобщения к удивительному опыту жизни тех, кто испытал многое и бесконечно глубочайшее, кому приоткрывалось нечто, как последнее, внушающее трепет и благоговение. А ты всего лишь вечный ученик, послушно впитывающий в себя драгоценный опыт других, тех, кто испробовал в себе самом БЕЗДНЫ и прошел чрез труднейший ОПЫТ ДУШИ в пути жизни. Кто они? Да вот, все здесь выше по тексту и над нами.
Представим себе, какую добродетельную услугу человечеству оказал бы Фрейд, будучи добросовестным ученым и полностью погруженным в науку, занимаясь вопросами психологии и антропологии, даже переключившись в область литературоведения из области науки, сделал бы удивительные научные открытия в постижении художественного творчества писателей, поэтов и художников. Конкретизируя же, скажу, что речь будет идти, например, о творчестве Достоевского и об последнем романе писателя "Братья Карамазовы". Нам даже трудно, но возможно, вообразить, что к какой бы глубине приблизился Фрейд в разгадке тайны человека, пусть даже и вымышленного художественного образа человека, как Иван Карамазов. Но, исходя из образа художественного, быть может, Фрейд приблизился бы и к разгадке тайны человека по имени Ф.М.Достоевский.
Представим себе, хоть на минутку, что Фрейд, будучи ученым и тружеником в области науки, прочитав роман "Братья Карамазовы", в радости умилился бы с восхИщением тому, что "вот тот человек-художник, который приоткрыл завесу тайны, той тайны человека, над которой, в силу своей профессиональной деятельности, и я работаю и к которой и мне довелось приблизиться". И Фрейд оказал бы огромнейшую услугу человечеству, кабы его желания были добры и направлены на единение рационально-научного и интуитивно-художественного постижения "загадки человека". Кабы ТАК было! Вот было бы здорово, не правда ли? Каково бы из сего сплава мысли и интуиции разных гениальных личностей могло получиться величайшее открытие и невообразимые откровения в опыте разгадки тайны человека. Скажут: "если строго следовать рассудку, то это трудно представить, извините, но эти ваши фантазии всего лишь и только утопия, как нечто невозможное и никогда не реализуемое и неосуществимое". И у меня останется тогда последнее слово в виде возражения: если бы человечество не стремилось к бесконечному божественному идеалу, то в какую страшную утопию превратилась бы тогда человеческая действительность, быть может, еще страшнее той, в какой мы все погружены на данном этапе нашего с вами существования. Почему бы не быть в согласии и любви и рядом друг с другом тому же агнцу и льву и орлу? Почему бы все это только и всего лишь утопическая мечта, а не воплотившаяся реальность существования? Почему бы З.Фрейду и Льву Шестову не стать другом и творческим соучастником Достоевскому в общем деле постижения "тайны человека", а не его соперником и врагом? И почему наши "друзья" так часто нас предают, когда вступают на путь учительства и "просвещения"?
И вот мы попробовали представить себе нечто "невозможное" в мире человеческой действительности и получили упрек, а теперь возвратимся к обыденной и привычной нам всем действительности. И здесь попробую вставить нечто ироничное в стиле Паскаля: как же нам всем трудно избавиться от дурной второй природы нашей, т.е. от привычки к действительности, из которой, кажется, не представляется возможным найти выход, как ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛЫ этого замкнутого круга действительности нашей. И наш рассудок затягивает нас самих в это ужасающее и мертвящее болото той действительности, в которой мы все находимся и по привычке нашего ПРЕД-"рассудка" благоговеем пред ней. А кабы добра была красавица "Наука"?
В адрес Гоголя и Достоевского я много раз слышал один и тот же упрек от некоторых уважаемых мыслителей и ученых. Видите ли: им не нравится то Просвещение, которое в своем творчестве воплощают Гоголь и Достоевский? Вопрос в капкане: а в чем тогда, скажите мне, состоит гениальность сих творцов? Но вот странно: эти же самые ученые мужи и мыслители никоим образом не допускают этот же самый упрек в свой адрес, когда я скажу так: если бы Фрейд встал на путь творческого сотрудничества с тем же Достоевским и сорадовался бы его интуитивно-творческим откровениям и открытиям, а не предался бы пути соперничества и вражды, то каковы бы еще более величайшие открытия могли бы предоставлены человечеству в области постижения и разгадки образа человека. Нет же, это просто "фантастика", а Фрейд стал самим собой, т.е. оказался предан своему научному полубогу РАССУДКУ и возжелал стать сам одним из учителей и просветителей человечества. И что же из этого вышло? И, перефразируя Д.С.Мережковского с В.В.Розановым, можно так сказать: а вышлО то, что стало пОшло. Другими словами, в литературоведческой статье Фрейда получилась пОшлость в самых мельчайших деталях.
И здесь попробую раскрыть самое главное в очерке Фрейда, а после тО самое главное рассмотреть в деталях и проанализировать.
Так З.Фрейд в литературоведческом очерке "Достоевский и отцеубийство" (1928), казалось бы, должен был приблизить читателя к разгадке тайны романа "Братья Карамазовы", как и тайны его героев, в особенности же, к раскрытию тайны образа такого героя, как Иван Карамазов. Но к некоторому изумлению читателей профессор Фрейд предпочел другой путь, как не путь к постижению и разысканию ИСТИНЫ, а совсем противоположный. Фрейд предпочел и выбрал способ запутывания и спутывания путей в задаче разыскания истины и приближения к разгадыванию в загадке человека. Почему так и для чего? Кто знает, быть может, в профессоре взыграло одно из тех дурных привычек человека, что помешало ему подойти так близко к тайне человека, что, возможно, как никто не подходил. Именно, дурная привычка в человеке и Фрейд в конкретном случае, отнюдь, не исключение. Спрашивается: зачем Фрейд позавидовал гениальной интуиции Достоевского, которому в творчестве еще прежде до Фрейда открылось нечто ТАКОЕ, над которым профессор трудился во всю свою научную деятельность. Фрейду казалось, что он первый в мире в области постижения человека, которому открылось ТАКОЕ, какое еще никогда и никому не открывалось. Но, наверное, прочитав роман "Братья Карамазовы", Фрейд понял, что он, отнюдь, не первый, а Достоевский еще прежде него раскрыл проблему человека с такого глобального масштаба и в такой глубочайшей БЕЗДНЕ, что научные открытия профессора, оказывается, всего лишь одни из многочисленных комментариев к гениальной творческой интуиции Достоевского. И вот, как тут быть в такой ситуации и что делать профессору, если очень хочется быть первым в мире ученым. А тут нате какой-то сумасшедший писатель из России. И Фрейду ничего не остается, как лишь из чувства зависти мстить сумасшедшему писателю. С другой стороны, если подходить чисто с рассудительной стороны, как это и делают профессора, то, исходя из либерального мировоззрения Фрейда, все идет так, как надо, т.е. Достоевский один из главных соперников для Фрейда и не только в области познания человека, но и в более обширной области, как цельное мировоззрение. А отсюда выходит, что Достоевский всего лишь соперник и конкурент для Фрейда, а если еще глубже, то и враг, которого необходимо устранить с поля конкуренции способом умаления и уничижения личности писателя. И надо заметить, что Фрейду этот маневр удалось выполнить с успехом и блестяще в стиле первоклассного профессора. Достоевский напрочь и навзничь повержен, как преступник и сумасшедший невротик. Профессор Фрейд торжествует, но, кажется, что ему мало и этого сиюминутного торжества и тогда он даже, как древний оракул, пускается в заклятие-проклятие над "трупом" Достоевского, мол, цитирую: "Достоевский упустил возможность стать учителем и освободителем человечества, он присоединился к его тюремщикам, БУДУЩАЯ КУЛЬТУРА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ОКАЖЕТСЯ ЕМУ НЕ МНОГИМ ОБЯЗАНА". Вот так вот, как говорится, "ни больше, ни меньше", но, кажется, куда еще больше-то. Ведь, подчеркнутое мною у Фрейда выглядит ни чем иным как заклинание и проклятие, здесь уже пред нами не профессор 20 века, а какой-то шаман и колдун средневековья пускает искры проклятия в сторону своего злейшего врага. Но если исходить из здравого смысла, то спрашивается: в чем собственно состоит вражда-то великих. И ответ с неожиданной стороны здесь окажется очень простым: "да вот, понимаешь, профессор Фрейд с писателем Достоевским не сошлись в вопросе "просвещения", писатель понимает Просвещение так, а профессор толкует свое и по-своему, вот и зрелище в виде "литературной драки", мало того, профессор пускает злобные искры и ядовитые стрелы вослед русскому писателю, не желая ни на букву упустить возможность быть "властителем дум" для КУЛЬТУРЫ БУДУЩЕГО". Взгляд другого очевидца: то есть вся эта затея профессора Фрейда из-за овладения умами и КУЛЬТУРОЙ БУДУЩЕГО, который не желает уступить статуса "властителя дум" Достоевскому? Выходит, что так. Удивительно, но до чего же даже такие великие умы, как профессор Фрейд, могут ТАК низко пасть, утаптывая в грязи со-трудника своего, лишь бы самому стать первым ловцом в овладении душами, которые, в свою очередь, станут хранителями и сотворцами КУЛЬТУРЫ БУДУЩЕГО. И вот здесь напрашивается сопоставление с пушкинской темой, как "Моцарт и Сальери", и с тютчевской мыслью о неизвестности БУДУЩЕГО, ибо никому неизвестно "КАК слово наше отзовется" и отзовется ли вообще. И здесь в этом вопросе ПРО БУДУЩЕЕ желательно всматриваться не только в плоды творцов, как Достоевский и Фрейд, т.е. в вопросе КАКОВО их творчество, но и в те зерна творчества, которые сами творцы стремятся вбросить в души воспринимающих. То есть здесь напрашивается евангельская притча о зернах: кто сеет добрые зерна благородных злаков, из которых вырастает КОЛОСС КУЛЬТУРЫ, а кто подбрасывает плевела. И вот в этом рассмотрении и распознавании невидимых зерен в глубинах плодов творчества и заключается суть ОПЫТА критического анализа.
"В том-то и дело, что тут важна личность,
характер – фантастическое предложение?
Но хоть с чего-нибудь надо же начинать…"
(Ф.М.Достоевский)
"А теперь сделаем фантастическое предположение, что..."
(З.Фрейд "Неудовлетворенность культурой")
С чего начнем? С ФАНТАСТИЧЕСКОГО Рассказа. Вот, представим себе нечто невообразимое, например, как ФАНТАСТИЧЕСКУЮ ВСТРЕЧУ Достоевского с Фрейдом "у Тихона". Скажут, мол, ну причем здесь роман "Бесы", когда речь идет о романе "Братья Карамазовы". Но для знатоков творчества Достоевского таковой вопрос в виде возражения окажется смешным, так как они-то знают, что у Достоевского все романы, так называемого, "пятикнижия" сплетены невидимой нитью. И эта невидимая нить заключена в вопросе: в чем загадка человека? Поэтому, не отвлекаясь на возражения, представим, что Фрейд предложил Достоевскому ВСТРЕЧУ для ознакомления последнего со своим очерком в виде еще неопубликованных листков. И ни где-нибудь в парке на Патриарших прудах, а в келье "у Тихона". И представим, что Достоевский во все это время фантастической Встречи не проронил ни слова, так как его личность и творчество были предметом беседы между профессором Фрейдом и архиереем Тихоном. Достоевскому же здесь в этой встрече была отведена тихая малозаметная роль художника-наблюдателя, как, одновременно, страстного и сосредоточено внимающего каждое слово в фантастической беседе. И здесь мы воспроизведем и представим лишь выборочно некоторые детали из сей фантастической беседы.
***
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА:
ДОКТОР ФРЕЙД "у Тихона".
"...Ему с чего-то показалось, что Тихон уже знает, зачем он пришел, уже предуведомлен (хотя в целом мире никто не мог знать этой причины), и если не заговаривает первый сам, то щадя его, пугаясь его унижения.
- Вы меня знаете? - спросил он вдруг отрывисто, - рекомендовался я вам или нет, когда вошел? Я так рассеян...
- Вы не рекомендовались, но я имел удовольствие видеть вас однажды... случайно...
Тихон неопределенно улыбнулся.
- И знаете, вам вовсе нейдет опускать глаза: неестественно, смешно и манерно, а чтоб удовлетворить вас за грубость, я вам серьезно и нагло скажу: я верую в беса, верую канонически, в личного, не в аллегорию, и мне ничего не нужно ни от кого выпытывать, вот вам и всё. Вы должны быть ужасно рады...
Он нервно, неестественно засмеялся. Тихон с любопытством смотрел на него мягким и как бы несколько робким взглядом.
- В Бога веруете? - брякнул вдруг (ДОКТОР ФРЕЙД - прим. В.Г.: здесь и далее по тексту внесены изменения, касательно имени героя и названия рукописи).
- Верую.
- А можно ль веровать в беса, не веруя совсем в Бога? - засмеялся (ДОКТОР ФРЕЙД).
- О, очень можно, сплошь и рядом, - поднял глаза Тихон и тоже улыбнулся.
- Почему вы узнали, что я рассердился, - быстро произнес он. Тихон хотел было что-то сказать, но тот вдруг перебил его в необъяснимой тревоге:
- Почему вы именно предположили, что я непременно должен был разозлиться? Да, я был зол, вы правы, и именно за то, что вам сказал "люблю". Вы правы, но вы грубый циник, вы унизительно думаете о природе человеческой. Злобы могло и не быть, будь только другой человек, а не я... Впрочем, ДЕЛО НЕ О ЧЕЛОВЕКЕ, а ОБО МНЕ. Все-таки вы чудак и юродивый...
Он раздражался все больше и больше и, странно, не стеснялся в словах:
- Слушайте, я не люблю шпионов и психологов, по крайней мере таких, которые в мою душу лезут. Я никого не зову в мою душу, я ни в ком не нуждаюсь, я умею сам обойтись. Вы думаете, я вас боюсь? - возвысил он голос и с вызовом приподнял лицо, - вы совершенно убеждены, что я пришел вам открыть одну "страшную" тайну и ждете ее со всем келейным любопытством, к которому вы способны? Ну, так знайте, что я вам ничего не открою, никакой тайны, потому что в вас совсем не нуждаюсь.
Тихон твердо посмотрел на него:
- Вас поразило, что Агнец любит лучше холодного, чем только лишь теплого, - сказал он, - вы не хотите быть ТОЛЬКО теплым. Предчувствую, что вас борет намерение чрезвычайное, может быть ужасное. Если так, то, умоляю, не мучьте себя и скажите всё, с чем пришли.
- А вы наверно знали, что я с чем-то пришел?
- Я... УГАДАЛ ПО ЛИЦУ, - прошептал Тихон, опуская глаза.
(ДОКТОР ФРЕЙД) был несколько бледен, руки его немного дрожали. Несколько секунд он неподвижно и молча смотрел на Тихона, как бы решаясь окончательно. Наконец вынул из бокового кармана своего сюртука какие-то печатные листики и положил на стол.
- Вот листки, назначенные к распространению, - проговорил он несколько обрывающимся голосом. - Если прочтет хоть один человек, то знайте, что я уже их не скрою, а прочтут и все. Так решено. Я в вас совсем не нуждаюсь, потому что я все решил. Но прочтите... Когда будете читать, ничего не говорите, а как прочтете - скажите всё...
- Читать ли? - нерешительно спросил Тихон.
- Читайте; я давно спокоен.
- Нет, без очков не разберу, печать тонкая, заграничная.
- Вот очки, - подал ему со стола (ДОКТОР ФРЕЙД) и отклонился на спинку дивана. Тихон углубился в чтение.
Печать была действительно заграничная... Должно быть, отпечатано было секретно в какой-нибудь заграничной русской типографии, и листочки с первого взгляда очень походили на прокламацию. В заголовке стояло: ("Достоевский и отцеубийство")...
...Тихон читал медленно и, может быть, перечитывал некоторые места по другому разу. Во всё это время (ДОКТОР ФРЕЙД) сидел молча и неподвижно. Странно, что оттенок нетерпения, рассеянности..., бывший в лице его всё это утро, почти исчез, сменившись спокойствием и как бы какой-то искренностию, что придало ему вид почти достоинства. Тихон снял очки и начал первый, с некоторою осторожностью.
- А нельзя ли в документе сем сделать иные исправления?
- Зачем? Я писал искренно, - ответил (ДОКТОР ФРЕЙД).
- Немного бы в слоге.
- Я забыл вас предупредить, что все слова ваши будут напрасны; я не отложу моего намерения; не трудитесь отговаривать.
- Вы об этом не забыли предупредить еще давеча, прежде чтения.
- Всё равно, повторяю опять: какова бы ни была сила ваших возражений, я от моего намерения не отстану. Заметьте, что этою неловкою фразой или ловкою - думайте как хотите - я вовсе не напрашиваюсь, чтобы вы поскорее начали мне возражать и меня упрашивать, - прибавил он, как бы не выдержав и вдруг впадая опять на мгновение в давешний тон, но тотчас же грустно улыбнулся своим словам.
- Я возражать вам и особенно упрашивать, чтоб оставили ваше намерение, и не мог бы. Мысль эта - великая мысль, и полнее не может выразиться христианская мысль. Дальше подобного удивительного подвига, который вы замыслили, идти покаяние не может, если бы только...
- Если бы что?
- Если б это действительно было покаяние и действительно христианская мысль.
- Это, мне кажется, тонкости; не всё ли равно? Я писал искренно.
- Вы как будто нарочно грубее хотите представить себя, чем бы желало сердце ваше... - осмеливался всё более и более Тихон. Очевидно, "документ" произвел на него сильное впечатление..."
(Ф.М.Достоевский / роман "Бесы").
***
Но здесь мы вынуждены остановиться, прервав ДИАЛОГ ВЕЛИКИХ ТИТАНОВ, и показать очень знаковое и значимое сопоставление.
Однако, не только странные люди, как говорится, что "не от мира сего" слышат внутренний голос и воображают его себе или в виде друга, или в виде оппонента, но и иные психотерапевты и психоаналитики, т.е. люди ученых степеней, как профессора и доктора Наук. "Научный монолог" - скучное занятие, "скучища неприличнейшая", то ли дело ДИАЛОГИ. И доктор Фрейд осознал и понял, что, вместо вязкой и тягучей мысли монолога, лучше воспроизвести диалоги, скользящие, как пламя по льду.
Какова может быть взаимосвязь ДИАЛОГОВ Достоевского и ДИАЛОГОВ Фрейда? Можно подумать, что вообще никакой. Но, вопреки общепринятому мнению, что если попробовать сопоставить ДИАЛОГИ ТИТАНОВ и один диалог разместить внутрь другого, когда их тема и проблематика взаимосвязаны единой невидимой нитью мысли.
Во всяком случае, попробуем реконструировать ДИАЛОГИ, совмещая их и сопоставляя, и, быть может, нам откроется нечто загадочное и удивительное.
Итак, слово ДОКТОРУ ФРЕЙДУ:
"Исследование, развертывающееся без помех, как монолог, не совсем безопасное дело. Легко поддаешься соблазну отодвинуть в сторону мысли, грозящие его прервать, и приобретаешь взамен чувство неуверенности, которое в конце концов начинаешь заглушать чересчур большой решительностью. Воображу себе поэтому противника, с недоверием следящего за моими выкладками, и позволю ему высказываться время от времени.
Слышу его слова... "...Вы однажды уже касались происхождения религии в Вашей книге "Тотем и табу". Но там картина другая. Все сводится к отношению "сын - отец", бог есть возвысившийся отец, тоска по отцу - корень религиозной потребности. С тех пор Вы, похоже, открыли момент человеческой слабости и беспомощности, которому обычно ведь и приписывается главнейшая роль в становлении религии, и теперь перекладываете на эту беспомощность все то, что раньше у Вас называлось отцовским комплексом. Могу ли я просить у Вас информации относительно этой перемены?"
С удовольствием, я только и ждал такого вопроса. Если только тут действительно можно говорить о перемене...
Когда взрослеющий человек замечает, что ему суждено навсегда остаться ребенком, что он никогда не перестанет нуждаться в защите от мощных чуждых сил, он наделяет эти последние чертами отцовского образа, создает себе богов, которых боится, которых пытается склонить на свою сторону и которым тем не менее вручает себя как защитникам. Таким образом, мотив тоски по отцу идентичен потребности в защите от последствий человеческой немощи; способ, каким ребенок преодолевал свою детскую беспомощность, наделяет характерными чертами реакцию взрослого на свою, поневоле признаваемую им, беспомощность, а такой реакцией и является формирование религии...
В план нашего исследования не входит оценка истинности религиозных учений. Нам достаточно того, что по своей психологической природе они оказались иллюзиями... И что еще удивительнее, нашим бедным, невежественным, угнетенным предкам как-то вот посчастливилось решить все эти труднейшие МИРОВЫЕ ЗАГАДКИ...
Но столь обширная задача не под силу автору, он поневоле вынужден сузить фронт своей работы до прослеживания одной-единственной из этих иллюзий, а именно религиозной.
Громкий голос нашего противника велит нам остановиться. Нас призывают к ответу за наше ЗАПРЕТНОЕ ДЕЯНИЕ. Нам говорят:
"...У человека есть еще и другие императивные потребности, на которые не в силах дать ответ холодная наука, и очень странно, прямо-таки верх непоследовательности, когда психолог, всегда подчеркивавший, как далеко на второй план отступает в жизни человека разум по сравнению с жизнью влечений, теперь пытается отобрать у человека драгоценный способ удовлетворения желаний и компенсировать его интеллектуальной пищей".
Сколько обвинений сразу! Но я достаточно подготовлен, чтобы опровергнуть их все, а кроме того, я буду утверждать, что для культуры будет большей опасностью, если она сохранит свое нынешнее отношение к религии, чем если она откажется от него. Не знаю только, с чего начать свое возражение.
Может быть, с уверения, что сам я считаю свое предприятие совершенно безобидным и неопасным. Моя слишком высокая оценка интеллекта на этот раз не на моей стороне. Если люди таковы, какими их описывают мои противники, - и я не собираюсь тут с ними спорить, - то нет никакой опасности, что какой-нибудь благочестивый верующий, переубежденный моими соображениями, позволит отнять у себя свою веру. Кроме того, я не сказал ничего такого, чего не говорили бы до меня намного полнее, сильнее и убедительнее другие, лучшие люди. Имена этих людей известны... Я всего лишь - и это единственная новинка в моем изложении - добавил к критике моих великих предшественников кое-какое психологическое обоснование...
Единственный, кому моя публикация может причинить вред, это я сам... если кто-то уже в молодые годы не захотел зависеть от расположения или нерасположения своих современников, то чтО его может задеть в старости, когда он уверен в скором избавлении от всякой их милости и немилости?.. Но если человек вообще проповедует отречение от желаний и преданность судьбе, то он уж как-нибудь сумеет перенести и этот урон.
Передо мной встал, далее, вопрос, не нанесет ли все-таки публикация этого моего сочинения какого-то ущерба. УЩЕРБА НЕ ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ЛИЧНОСТИ, а ДЕЛУ, ДЕЛУ ПСИХОАНАЛИЗА. (Прим. В.Г. - подчеркнуто и выделено мной, т.к. здесь заключается важный аспект в характеристике личности доктора Фрейда и его либерального мировоззрения. Однако, некоторые личности с либеральным мировоззрением, отнюдь, не гнушаются диктаторских замашек. Ниже по тексту Фрейд откроется еще неожиданней для проницательного читателя). Невозможно отрицать, что он мое создание. (Прим. В.Г. - возникает вопрос: на чтО способен пойти доктор Фрейд ради своего "создания"?). Он всегда вызывал к себе массу недоверия и недоброжелательства; если я выступлю теперь со столь непопулярными высказываниями, то люди поспешат перенести свою неприязнь с моей личности на психоанализ. Теперь ясно, скажут они, куда ведет этот психоанализ, маска упала: к отвержению бога и нравственного идеала, как мы всегда уже и догадывались. Чтобы помешать нам обнаружить это, перед нами притворялись, будто психоанализ не имеет мировоззрения и не может сформировать таковое.
Этот крик будет МНЕ действительно НЕПРИЯТЕН из-за многих МОИХ СОТРУДНИКОВ, среди которых далеко не все разделяют мое отношение к религиозным проблемам. Однако психоанализ пережил уже много бурь, надлежит подвергнуть его еще и этой новой. (Прим. В.Г. - вопрос: для чего Фрейду понадобился таковой эксперимент?). По существу, психоанализ есть исследовательский метод, БЕСПРИСТРАСТНЫЙ инструмент, скажем, наподобие исчисления бесконечно малых... (Прим. В.Г. - вопрос: так ли это на самом деле, как уверяет нас и внушает нам доктор Фрейд?). Если применение психоаналитических методов позволяет получить новые доводы не в пользу истинности содержания религиозных верований, то тем хуже для религии, но защитники религии будут с тем же правом пользоваться психоанализом, чтобы вполне отдать должное эффективной значимости религиозных учений...
Религия несомненно оказала человеческой культуре великую услугу, сделала для усмирения асоциальных влечений много, но недостаточно. На протяжении многих тысячелетий она ПРАВИЛА человеческим обществом; у нее было время показать, на что она способна. Если бы ей удалось облагодетельствовать, утешить, примирить с жизнью, сделать носителями культуры большинство людей, то никому не пришло бы в голову СТРЕМИТЬСЯ К ИЗМЕНЕНИЮ существующих обстоятельств. Что мы видим вместо этого? Что пугающе большое число людей недовольно культурой и несчастно внутри нее, ощущает ее как ярмо, которое надо стряхнуть с себя; что недовольные либо кладут все силы на изменение этой культуры, либо заходят в своей вражде к культуре до полного нежелания слышать что бы то ни было о культуре и ограничении влечений... Если религия не может продемонстрировать ничего лучшего в своих усилиях дать человечеству счастье, культурно объединить его и нравственно обуздать, то неизбежно встает вопрос, не переоцениваем ли мы ее необходимость для человечества и мудро ли мы поступаем, основываясь на ней в своих культурных запросах...
Иначе обстоит дело с огромной массой необразованных, угнетенных, которые имеют все основания быть врагами культуры. Пока они не знают, что в бога больше не верят, все хорошо. Но они это непременно узнают, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО МОЕ СОЧИНЕНИЕ НЕ БУДЕТ ОПУБЛИКОВАНО. И они готовы принять результаты научной мысли, оставаясь незатронутыми тем изменением, которое производится в человеке научной мыслью. Нет ли опасности, что враждебность этих масс к культуре обрушится на слабый пункт, который они обнаружат в своей строгой властительнице? Если я не смею убивать своего ближнего только потому, что господь бог это запретил и тяжко покарает ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЕ в этой или другой жизни, но мне становится известно, что никакого господа бога не существует, что его наказания нечего бояться, то я, разумеется, убью ближнего без рассуждений, и удержать меня от этого сумеет только земная власть. Итак, либо строжайшая опека над этими опасными массами, тщательнейшее исключение всякой возможности их духовного развития, либо основательная ревизия отношений между культурой и религией...
"Вы допускаете противоречивые высказывания, плохо вяжущиеся друг с другом. Сначала Вы уверяете, будто сочинение вроде Вашего совершенно неопасно. Никто-де не позволит подобным теориям лишить себя религиозной веры. Поскольку, однако, как впоследствии выясняется, Вы намерены все же потревожить эту веру, то уместно спросить: ЗАЧЕМ Вы, собственно, ПУБЛИКУЕТЕ СВОЮ РАБОТУ? В другом же месте Вы, наоборот, признаете, что грозит опасностью, даже большей опасностью, если кто-то разведает, что в бога больше не верят. Раньше человек был сговорчивым, а теперь отбрасывает в сторону послушание заветам культуры. Вся Ваша аргументация, согласно которой религиозная мотивировка культурных запретов чревата опасностью для культуры, покоится на допущении, что верующего можно сделать неверующим, это же полное противоречие".
"Между прочим, неужели история Вас ничему не научила? Подобная попытка заменить религию разумом однажды ведь уже предпринималась официально и с большим размахом. Вы же помните о Французской революции и о Робеспьере? Но тогда, значит, помните и о недолговечности, и о жалком провале того эксперимента. Теперь он повторяется в России, нам нет надобности особенно любопытствовать о том, каким будет его исход. Не кажется ли Вам, что мы вправе считать человека существом, неспособным обойтись без религии?"
"Вы сами сказали, что религия есть нечто большее, чем навязчивый невроз. Но этой другой ее стороны Вы не коснулись. Вам достаточно провести аналогию с неврозом. Вам надо избавить людей от невроза. ЧтО будет одновременно с этим утрачено. Вас не волнует".
...Я продолжаю утверждать, что МОЕ СОЧИНЕНИЕ в одном отношении СОВЕРШЕННО БЕЗОБИДНО. Ни один верующий не позволит этим или им подобным аргументам поколебать себя в своей вере. Верующий хранит определенную нежную привязанность к содержанию религии. Конечно, существует несчетное множество других, которые не являются верующими в том же самом смысле. Они повинуются предписаниям культуры, потому что робеют перед угрозами религии, и они боятся ее, пока вынуждены считать ее частью ограничивающей их реальности. Они-то и распускаются, как только чувствуют себя вправе не признавать за верой реального значения, но ведь и тут для них никакие аргументы не резон. Они перестают бояться религии, когда замечают, что и другие ее не боятся, и я уже сказал, что они узнАют об упадке влияния религии, ДАЖЕ ЕСЛИ Я НЕ ОПУБЛИКУЮ СВОЕ СОЧИНЕНИЕ...
Однако умерю свой пыл и допущу возможность, что я тоже гоняюсь за иллюзией. Может быть, влияние религиозного запрета на мысль не так худо, как я предполагаю; может быть, окажется, что человеческая природа останется такой же и тогда, когда прекратится ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕ ВОСПИТАНИЕМ ДЛЯ ПОРАБОЩЕНИЯ СОЗНАНИЯ религией... Не только великие ВОПРОСЫ нашей ЖИЗНИ предстают сегодня неразрешимыми, но трудно справиться и с массой менее крупных проблем... возможно, нам еще предстоит откопать клад, который обогатит культуру; что стОит потратить силы на попытку нерелигиозного воспитания. Если она окажется безуспешной, то я готов распрощаться с реформой и вернуться к более раннему, чисто дескриптивному суждению: человек - малоинтеллигентное существо, покорное своим импульсивным влечениям.
В одном пункте я безОГОВОРОЧНО согласен с Вами. Намерение насильственно и одним ударом опрокинуть религию - несомненно, - абсурдное предприятие. Прежде всего потому, что оно БЕСПЕРСПЕКТИВНО... (Прим. В.Г. - здесь, как говорится, доктор Фрейд имел неосторожность оговориться по своему же принципу, как "оговорка по Фрейду". В этом важном пункте Фрейд, как говорится, выдал себя изнутри, показал свою духовную изнанку, которая заключается в "благих" желаниях, намерениях и цели профессора, как "опрокинуть религию". Возникает вопрос: а если сие "предприятие" было бы перспективно, то "благословил" бы доктор Фрейд методы насильственные по отношению к религии ради доказательства своей правоты и великой "благой цели" грандиозного достижения своего детища, как психоанализ. Другой вопрос, исходя из потаенных желаний профессора, значит, доктор Фрейд абсолютно не брезгует и не гнушается "гуманных методов" в виде медленного убивания и отравления сознания людей, в том внушении, что религия представляет собой ВРЕД человеку. Вопрос с нравственной точки зрения: чем одно "гуманное"-научное ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА лучше другого преступления, как явного насилия?).
...Человек не может вечно оставаться ребенком, он ДОЛЖЕН в конце концов выйти в люди, в "чуждый свет". Мы можем назвать это "воспитанием чувства реальности", и должен ли я еще разъяснять Вам, что ЕДИНСТВЕННАЯ ЦЕЛЬ МОЕГО СОЧИНЕНИЯ - УКАЗАТЬ НА НЕОБХОДИМОСТЬ этого ШАГА В БУДУЩЕЕ?
Вы опасаетесь, по-видимому, что человек не устоит в тяжелом испытании? Что ж, будем все-таки надеяться. Знание того, что ты предоставлен своим собственным силам, само по себе уже чего-то стОит. Ты выучиваешься тогда их правильному использованию. Человек все-таки не совершенно беспомощен, НАУКА много чему научила его со времен потопа, и она будет и впредь увеличивать свою МОЩЬ. И что касается судьбы с ее роковой необходимостью, против которой нет подспорья, то он научится С ПОКОРНОСТЬЮ СНОСИТЬ ее... (Прим. В.Г. - здесь ???; не приводит ли здесь Фрейд аналогию к "Мифу об Эдипе", и об какой ПОКОРНОСТИ СУДЬБЕ идет речь, чтО здесь Фрейд подразумевает?). ...Перестав ожидать чего-то от загробного существования и сосредоточив все высвободившиеся силы на земной жизни, он, пожалуй, добьется того, чтобы жизнь стала сносной для всех и культура никого уже больше не угнетала. Тогда он без колебаний сможет сказать вместе с одним из наших единоневерцев:
Пусть ангелы да воробьи
Владеют небом дружно.
"Что ж, звучит грандиозно. Человечество, которое отреклось от всех иллюзий и благодаря этому сумело сносно устроиться на Земле! Я, однако, не могу разделить Ваших ожиданий. Не потому, что я жестоковыйный реакционер, за которого Вы меня, наверное, принимаете. Мне кажется, мы теперь поменялись ролями: Вы оказываетесь мечтателем, который дал себя увлечь иллюзиям, а я представляю голос разума, осуществляю свое право на скепсис. Все эти Ваши рацеи кажутся мне построенными на заблуждениях, которые я по Вашему примеру вправе назвать иллюзиями, потому что в них достаточно явственным образом дают о себе знать Ваши ЖЕЛАНИЯ. Вы связываете свои надежды с тем, что поколения, не испытавшие в раннем детстве влияния религиозных учений, легко достигнут желанного примата интеллекта над жизнью страстей. Это явная иллюзия; человеческая природа здесь, в решающем пункте, вряд ли изменится... Если Вам угодно изгнать из нашей европейской культуры религию, то этого можно достичь только с помощью другой системы учений, которая с самого начала переймет все психологические черты религии... Что-то в этом роде Вам придется допустить, чтобы сохранить саму возможность воспитания как такового. Отказаться же от системы воспитания Вы не сможете...".
"Другое преимущество религиозного учения я вижу в одной его особенности, которая Вас, похоже, больше всего шокирует. Оно оставляет место для облагораживания и СУБЛИМАЦИИ... (Прим. В.Г. - "сублимации понятий"? или все-таки сублимации самого человека изнутри, а значит и всей его реальности? По-моему, здесь и далее по тексту Фрейд совершает спекуляцию, т.е. специально вставляет в уста своего оппонента некоторую интеллектуальную казуистику, т.к. когда речь идет о сублимации, то подразумевается реальность человека целостно, а не "природа" понятий или мышления, как одной из человеческой функции. И здесь действительно существенно то, что для Фрейда сама реальность СУБЛИМАЦИИ является самым слабым звеном в его учении психоанализа, как это уникально показал на примере Борис Вышеславцев)...
Я знаю, как трудно уберечься от иллюзий; возможно, надежды, в которых я признался, тоже иллюзорны...
Воспитание, избавленное от гнета религиозных учений, пожалуй, мало что изменит в психическом существе человека, наш бог Логос, кажется, не так уж всемогущ, он может исполнить только часть того, что обещали его предшественники... Мы верим в то, что наука в труде и исканиях способна узнать многое о реальности мира, благодаря чему мы станем сильнее и сможем устроить свою жизнь. Если эта вера - иллюзия, то мы в одинаковом положении с Вами, однако наука своими многочисленными и плодотворными успехами дала нам доказательства того, что она не иллюзия. У нее много открытых и еще больше замаскированных врагов среди тех, кто не может ей простить, что она обессилила религиозную веру и грозит её опрокинуть...
Нет, наша наука не иллюзия. Иллюзией, однако, была бы вера, будто мы еще откуда-то можем получить то, что она неспособна нам дать"
(З.Фрейд "Будущее одной иллюзии").
По-моему, с одной стороны, одна из проблем "Диалогов Фрейда" в том, что они, несмотря на глубокую актуальность, несут в себе свойство и характер упрощенности, т.е. свойство и характер примата интеллекта самого носителя; другими словами, Фрейд воображает себе оппонента и вкладывает в него мысли, как близкого и равного себе по силе духа или по силе культурно-интеллектуальных возможностей. С другой стороны, та глубина проблематики и актуальность её, что профессор Фрейд исследует в своем сочинении, выразилась в наибольшем остром накале мысли именно в веке 19-м; и Достоевский был один из тех мыслителей, кто не просто вскрыл, но и, что называется, ребром ставил вопросы на проблемы человека, актуальность которых в 20-м веке обретала еще большее значение. Именно, странным было бы непризнание того факта, что проблематика в "Диалогах Фрейда" есть лишь бледное отражение той густоты красок проблематики, что Достоевский приоткрыл в своих романах, а особенно в последнем романе "Братья Карамазовы". Именно такое сопоставление надлежит сделать ниже по тексту. Поэтому, удивительно или неудивительно будет взглянуть на доктора Фрейда, который окажется в другой реальности, в других условиях и обстоятельствах, как и в общении, например, с конкретным духовным лицом. И, таким образом, смоделировав иную ситуацию Диалога, попробуем увидеть какова будет реакция (иль редукция мысли) и как произойдет трансформация самого доктора Фрейда, как образа по существу.
Итак, продолжим "Диалоги" - фантастическую беседу доктора Фрейда "у Тихона".
***
ФАНТАСТИЧЕСКАЯ БЕСЕДА:
ДОКТОР ФРЕЙД "у Тихона".
(Продолжение...)
"..."Представить"? - повторяю вам: я не "представлялся" и в особенности не "ломался".
Тихон быстро опустил глаза.
- Документ этот идет прямо из потребности сердца, смертельно уязвленного, - так ли я понимаю? - продолжал он с настойчивостью и с необыкновенным жаром... Но вы как бы уже ненавидите вперед всех тех, которые прочтут здесь описанное, и зовете их в бой. Не стыдясь признаться в преступлении, зачем стыдитесь вы покаяния? Пусть глядят на меня, говорите вы; ну, а вы сами, как будете глядеть на них? Иные места в вашем изложении усилены слогом; вы как бы любуетесь психологией вашею и хватаетесь за каждую мелочь, только бы удивить читателя бесчувственностью, которой в вас нет. Что же это как не горделивый вызов от виноватого к судье?
- Где же вызов? Я устранил всякие рассуждения от моего лица.
Тихон смолчал. Даже краска покрыла его бледные щеки.
- Оставим это, - резко прекратил (ДОКТОР ФРЕЙД). - Позвольте сделать вам вопрос уже с моей стороны: вот уже пять минут, как мы говорим после этого (он кивнул на листки), и я не вижу в вас никакого выражения гадливости или стыда... вы, кажется, не брезгливы!..
Он не докончил и усмехнулся.
- То есть вам хотелось бы, чтоб я высказал вам поскорее мое презрение, - твердо договорил Тихон. - Я пред вами ничего не утаю: меня ужаснула великая праздная сила, ушедшая нарочито в мерзость.
Что же до самого преступления, то и многие грешат тем же, но живут со своею совестью в мире и в спокойствии, даже считая неизбежными проступками юности. Есть и старцы, которые грешат тем же, и даже с утешением и с игривостью. Всеми этими ужасами наполнен весь мир. Вы же почувствовали всю глубину, что очень редко случается в такой степени...
Тихон смолчал еще раз. (ДОКТОР ФРЕЙД) и не думал уходить, напротив, опять стал впадать мгновениями в сильную задумчивость...
- А всеобщего сожаления о вас вы не могли бы с тем же смирением перенести?
- Может быть, и не мог бы. Вы очень тонко подхватываете. Но... зачем вы это делаете?
- Чувствую степень вашей искренности и, конечно, много виноват, что не умею подходить к людям. Я всегда в этом чувствовал великий мой недостаток, - искренне и задушевно промолвил Тихон, смотря прямо в глаза (ДОКТОРУ ФРЕЙДУ). - Я потому только, что мне страшно за вас, - прибавил он, - перед вами почти непроходимая БЕЗДНА.
- Что не выдержу? что не вынесу со смирением их ненависти?
- Не одной лишь ненависти.
- Чего же еще?
- Их смеху, - как бы через силу и полушепотом вырвалось у Тихона.
(ДОКТОР ФРЕЙД) смутился; беспокойство выразилось в его лице...
- Итак, вы в одной форме, в слоге, находите смешное? - настаивал (ДОКТОР ФРЕЙД).
- И в сущности. Некрасивость убьет, - прошептал Тихон, опуская глаза.
- Что-с? некрасивость? чего некрасивость?
- ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Есть преступления поистине некрасивые. В преступлениях, каковы бы они ни были, чем более крови, чем более ужаса, тем они внушительнее, так сказать, картиннее; но есть преступления стыдные, позорные, мимо всякого ужаса, так сказать, даже слишком уж не изящные...
(ДОКТОР ФРЕЙД) выслушал очень, даже очень серьезно его последнее предложение.
- Просто-запросто вы предлагаете мне вступить в монахи в тот монастырь? Как ни уважаю я вас, а я совершенно того должен был ожидать. Ну, так я вам даже признаюсь, что в минуты малодушия во мне уже мелькала мысль: раз заявив эти листки всенародно, спрятаться от людей в монастырь хоть на время. Но я тут же краснел за эту низость. Но чтобы постричься в монахи - это мне даже в минуту самого малодушного страха не приходило в голову.
- Вам не надо быть в монастыре, не надо постригаться, будьте только послушником тайным, неявным, можно так, что и совсем в свете живя...
- Оставьте, отец Тихон, - брезгливо прервал (ДОКТОР ФРЕЙД) и поднялся со стула. Тихон тоже.
- Что с вами? - вскричал он вдруг, почти в испуге всматриваясь в Тихона. Тот стоял перед ним, сложив перед собою вперед ладонями руки, и болезненная судорога, казалось как бы от величайшего испуга, прошла мгновенно по лицу его.
- Что с вами? Что с вами? - повторил (ДОКТОР ФРЕЙД), бросаясь к нему, чтоб его поддержать. Ему казалось, что тот упадет.
- Я вижу... я вижу как наяву, - воскликнул Тихон проницающим душу голосом и с выражением сильнейшей горести, - что никогда вы, бедный, погибший юноша, не стояли так близко к самому ужасному преступлению, как в сию минуту!
- Успокойтесь! - повторил решительно встревоженный за него (ДОКТОР ФРЕЙД), - я, может быть, еще отложу... вы правы, я, может, не выдержу, и в злобе сделаю новое преступление... все это так... вы правы, я отложу.
- Нет, не после обнародования, а еще до обнародования листков, за день, за час, может быть, до великого шага, вы броситесь в новое преступление как в исход, чтобы только ИЗБЕЖАТЬ обнародования листков!
- Проклятый психолог! - оборвал он вдруг в бешенстве и, не оглядываясь, вышел из кельи" (Ф.М.Достоевский / роман "Бесы").
***
ЕЩЁ ОДНО СОПОСТАВЛЕНИЕ
или
От "неудовлетворенности культурой" к фильму А.Сокурова "Русский ковчег".
"А теперь сделаем фантастическое предположение, что..."
(З.Фрейд "Неудовлетворенность культурой")
(Начато 18.04.2017г.)
(Продолжение следует...)