В тот день мы возвращались домой рано. Работы на току было мало и заведующий зерноскладом разрешил во вторую смену не оставаться.
Нас трое - студентов политехнического института – Игорь Спиридонов, Серёга Калинин и я. Мы уже закончили третий курс, и это наша последняя поездка в колхоз на уборку урожая, потому что после четвертого курса – военные сборы, государственный экзамен по военной подготовке, а там и диплом не за горами.
Жили мы на квартире у дяди Гриши. Григория Пантелеевича Мохова. Ему ещё нет шестидесяти, но он пенсионер, инвалид войны. Левой ноги у него нет. Живёт один, жена умерла давно. Но рядом, в соседях, живут дочь с зятем и внуками. Приходят часто, помогают.
Мы через двор проходим прямо в огород. Там бочка с водой, из которой мы умываемся, раздеваясь до пояса. Вода прохладная, но мы с удовольствием смываем с себя бархатную пыль зерносклада. Ужинали мы в колхозной столовой, а дядя Гриша каждый день угощал нас чаем и рассказами о деревенской жизни.
Вошли в дом.
- Добрый вечер, дядя Гриша! Как день прошёл? – Серёга из нас самый общительный. Он панибратски похлопывает хозяина по плечу.
- А чего день? Прошёл и прошёл. А за вечер говорить рано – он только начинается. – Дядя Гриша взял костыли, вскочил с лавки и вперёд нас зашёл в горницу, где стояли наши койки и круглый стол под розовым абажуром, которых не продают в магазинах уже лет двадцать. – Проходьте, студенты! Тут Татьяна нам чаёк накрыла.
- Ого! – отреагировал Серёга, увидев сервировку стола. Обычно к чаю был только сахар да чашка белых сухарей. А сегодня в центре стола стояла бутылка вина. Нарезаны огурчики, помидорчики, тарелка с салом. Бесцеремонный Серёга взял бутылку, стал разглядывать этикетку с видом знатока:
- «Спотыкач». Молдвинпром. – Не пил такого!
- А мы и так знаем, что ты ничего кроме плодово-ягодного за углом не пил, – засмеялся Толик,- дядя Гриша, у тебя день рождения, что ли?
- Ну, не день рождения, а всё равно праздник. «День танкиста» сегодня. В календарь-то не смотрите, студенты?
- Так вы танкист?
- Был танкист, да весь вышел. А праздник остался.
- А почему на стене ни одной фотографии боевой нету?
- Есть и фотографии, - дядя Гриша подошёл к комоду. Достал из него альбом. Положил на стол. – Давайте, давайте! Садитесь!
Григорий Пантелеич быстренько разлил «Спотыкач» в четыре гранёные стопки. Видно старик давно уже ждал вечера. Мы, перебивая друг друга, поздравили ветерана с Днём танкиста. Получилось что-то вроде тоста. Все громко чокнулись.
- Будем здоровы! – сказал дядя Гриша. Выпил до дна. Стал жевать сало железными зубами.
Я открыл альбом. Сверху лежала фотография – совсем молоденький паренёк в комбезе со шлемофоном в руке около «тридцатьчетвёрки».
- Дядя Гриша – это ты, что ли?
- Что? Не похож?
- Трудно узнать.
- Девятнадцать лет мне было. Полгода ещё только провоевал. Фотографы тогда к нам заезжали. Из военных-то она одна у меня осталась.
Я перевернул фотографию, на обратной стороне расплывшимися чернилами было написано: «1943г. Секретная атака».
- А почему тут надпись такая – «секретная атака»?
- Это я уже после войны подписал. Для памяти.
- А атака- то секретная почему? Расскажи!
- Расскажу. Давай разлей ребятам и меня не забудь!
Дядя Гриша заставил всех выпить по второй рюмке и начал рассказывать:
- Вот скажите мне, будущие офицеры, сколько машин в танковой бригаде? Наверно думаете, что бригады всегда были больше полков? А вот в нашей бригаде было всего тридцать танков Т-34 и командовал бригадой капитан Крутов. Вся история с этой атакой началась в тот день, когда ему майора присвоили. Наша танковая бригада вместе с артполком была придана стрелковой дивизии. Комдивом был полковник Плахов. Поставил он Крутову задачу – с рассветом атаковать немецкие позиции, прощупать оборону и отойти, как только огневые точки фашистов проявятся. Танковая разведка боем, в общем.
Крутов со своим заместителем – старшим лейтенантом Ивановым – часа три над картами колдовали. Просмотрели всё, что им разведка дала. Мы все были уверены, что задачу выполним и командира не подведём. Он у нас был мужик башковитый и решительный.
Ну, а майора-то ведь, всё-таки, присвоили. Нашли мы спирту. Вечером обмыли его звёздочку. И он с нами, конечно. Да, видать, вымотанные все были, и со спиртом переборщили. Уснули все мертвецким сном. И даже дежурный паренёк, который почти не пил, и тот уснул.
Утром с командного пункта полковник наблюдает. Вот – четыре ноль ноль. Сейчас танкисты будут атаковать. Четыре ноль пять, четыре десять – нет атаки! Полковник требует связь. Нет связи! Комдив в гневе посылает к танкистам своих офицеров. Через десять минут в наше расположение влетает машина комдива. В ней три старших офицера. Видят – танки стоят без движения, танкисты спят, на столах в палатке остатки спирта, сухарей и консервов. Они ожидали увидеть всё что угодно, только не это.
Старший выхватывает пистолет, стреляет в воздух.
- Подъём, сукины дети! Всех под трибунал отдам!
Другие двое тоже кричат страшными голосами, пинают нас спящих и грозят всеми карами:
- Командиров расстрелять на месте! Весь личный состав бригады в штрафбат!
Мы спросонья, понять не можем – то ли немцы нас атакуют, то ли воздушный налёт. Однако быстро хватаем шлемофоны, планшетки, автоматы и по машинам. А командирский танк уже выдвигается, выбрасывая чёрный дым непрогретого дизеля.
Остальные машины за ним, не успевая развернуться по фронту. Так «немецкой свиньёй» - тупым клином – по немцам с ходу и ударили. Крутов с Ивановым не зря над картами колдовали – атака пришлась в слабое место фашистской обороны. Но огонь немцы открыли, хотя и неожиданной для них была эта атака, ещё больше, чем для нас. Один танк с экипажем мы потеряли. А командир бригады был контужен. Рикошетом в его танк снаряд угодил.
Ну, а поскольку команды на возвращение никто не давал, так и прошли мы, как нож сквозь масло, через две линии фашистской обороны, а третьей, оказывается, и не было вовсе. Раздавили мы их обозников и дальше в тылы. По пути две встречные автоколонны расстреляли. Командование на себя старший лейтенант Иванов взял.
Крутов, то придёт в себя, то снова сознание теряет. Живым бы довести. Да и самим бы выбраться. Свернули на лесную дорогу. В лесу остановились. Но всё-таки боимся, что нас немецкие штурмовики обнаружат.
Старший лейтенант опять карты достал.
- Недалеко,- говорит,- деревня. В неё одна нормальная дорога. Эту дорогу, в случае атаки противника, запереть можно. Зато с другой стороны только танки и пройдут. Значит туда, если что, выскочить можно. Дождёмся ночи и будем обратно прорываться, иначе топлива не хватит.
Двинулись мы по лесу в эту деревню. Прошли колонной по улице. Она там одна была. Ёлки зелёные! Немецкие танки! В рядок стоят. А на полянке человек двадцать фрицев бегают, в футбол играют. Они даже на шум наших моторов не отреагировали. Видимо, думали – свои идут. Развернулись мы к бою. Кого гусеницами подавили, кого курсовыми пулемётами положили. Часть немцев забежала в избу, на которой фашистский флаг болтался. Видимо, там была рация и оружие, что-то вроде штаба. Мы несколькими выстрелами разнесли этот штаб в щепки. Потом наши, кто попроворнее, взяли ППШ и прошлись по хатам – никого, ни немцев, ни жителей. Брошенная была деревня.
Командира нашего на палатку под дерево положили. Воды дали – в себя пришёл. Велел Иванова позвать. Тот доложил ему обстановку.
Крутов приказал десять наших механиков за рычаги немецких танков посадить, а свои танки пусть командиры ведут. Как стемнеет – немецкие танки вперёд, наши за ними, и к линии фронта. А на головной немецкий танк велел флаг со свастикой прикрепить. Прошли мы под таким прикрытием до линии фронта и, перед рассветом, с боем вышли к своим. И десять немецких танков Т- IV привели.
А там уже полковник Плахов стреляться хотел. Ему как рассказали его помощники, что пьяных танкистов в танки пинками и пистолетами затолкали и к фашистам в гости отправили, он поседел сразу. А к ночи, когда танковая бригада не вернулась, он стал подумывать, как достойно уйти из жизни, потому что за то, что он фрицам за просто так «скормил» танковую бригаду, меньше расстрела всё равно не дадут.
Ну, а когда мы вернулись, да ещё с трофеями, Плахов Крутова обнимал и со слезами на глазах говорил:
- Расстрелял бы я тебя, майор, честное слово! Но как я тогда объясню, откуда эти немецкие танки взялись!
А про атаку эту нам велели не болтать. Вот и написал я на карточке, что она «секретная».
Мы с дядей Гришей потом десять лет переписывались. Я даже ему звонил, когда узнал, что ему дома телефон поставили. А умер он через несколько дней после сорокапятилетия Победы. Мы с Серёгой на девятый день приезжали. Без Игоря – тот уже к тому времени погиб в Афганистане.