В последнюю поездку из Москвы в Таганрог я познакомилась с интересной попутчицей. Мы оказалась в одном купе, и половину пути проехали только вдвоём. Поначалу женщина не располагала к беседе, сидела отрешённо и думала о чём-то своём. Я даже подумала, что на этот раз мне не повезло и придётся проследовать весь путь, равный 19 часам езды, молча.
Вдруг мобильник попутчицы звякнул, пришла СМС. Женщина прочитала и сказала:
- Бывшие коллеги поздравляют с днём рождения. Столько лет на пенсии, а они помнят, звонят, хотя там осталось очень мало тех, с кем работала. Все новые, молодые…
- Получается, что вы в свой день рождения оказались в дороге, - посочувствовала я.
- Да кто его знает, когда он у меня этот день рождения…, - и увидев на моём лице недоумение, продолжила, - Записали так, сначала в справке, потом в паспорте. Метрик никаких не было. Война была… Нас десять было у мамы. И записали всех нас, как родившихся 14 марта. Она посчитала, что будет хорошо иметь общий день рождения. 14 марта это её день рождения.
- Но она же знала, когда вы родились? – спросила я.
- Нет, не знала. Все мы у неё приёмные. Только две мои сестрички знали, кто у них были родители, остальные восемь и я в их числе, ничего не знали, ни родителей, ни откуда они и когда родились.
Война не пощадила наше село. Так получилось, что после оккупации, дом, в котором жила мама со своей мамой остался чуть ли не единственным пригодным для жизни. Поэтому пришлось приютить у себя всех сельчан на то время, пока они строили и приводили в порядок свои хаты. Среди тех сельчан, кого приняли мама с бабушкой была и женщина беременная на последнем месяце. Она двойню родила, но не выжила при родах. Старая и слепая свекровь этой женщины ухаживать за детьми не могла. Поэтому подключились все, живущие в доме. Девочек назвали Валя и Галя. Пока жили все вместе, с детьми не было трудно, так как няньчили их все. Но когда сельчане отремонтировали и ушли в свои дома, новорожденных никто не взял. Ожидали возвращения с фронта отца девочек. Но война продолжалась ещё долго, а незадолго до дня Победы получили похоронку. Не вернулся с фронта и мамин отец.
Валя и Галя были первые мамины и бабушкины дети, но они не были старшими, наоборот, были младше всех. Вскоре сельчане обнаружили подорвавшуюся на минах цыганскую кибитку с двумя выжившими примерно годовалыми детьми. Вот среди этих двоих была и я. Как видите, ничего цыганского у меня нет, но другая девочка явно была цыганкой. Любой её назвали. Когда Люба повзрослела очень уж она переживала, что не такая, как мы и на маму совсем не похожа. А соседи её иначе, как цыганочка и не называли. А вот как я в эту цыганскую кибитку попала, неизвестно.
К окончанию войны семья уже состояла из десяти детей. Одного пятилетнего мальчика привезли из соседнего села, где он появился неизвестно как и откуда. «Вам до кучи, - сказали, - скоро детский дом в районе откроют, сдадите туда» Историю появления остальных четверых детей я не знаю. И мама и бабушка мало об этом говорили, да и мы не расспрашивали
Мама была тогда молодой девушкой, ей едва только двадцать исполнилось. Замуж она так и не вышла. Своего жениха не дождалась с фронта, а предложения были, но с условием, что детей отдаст в детский дом. Мама на такое не соглашалась и даже, когда приехали из района, чтобы забрать детей, она не отдала. Когда второй раз приехали, я хорошо помню. Мне уже лет восемь было, в школе училась. Тогда мы все собрались и убежали прятаться в овраг. Боялись, что заберут нас от мамы.
Работала мама в колхозе комбайнёром. Помню, как во время жатвы мы почти всем детским составом носили ей обед и ужин. Очередь у нас была, кто понесёт, но всё равно все старались идти, хотя и было это не близко. Нам нравилось видеть её, управляющую такой большой махиной. Пока мама ела, а мы, девчонки, были с ней, мальчишки с восхищением общупывали комбайн, мечтали стать комбайнёром. Один из них, Виктор, осуществил мечту, так и работал всю жизнь комбайнёром, был передовиком, газеты писали о его успехах. А второго, Лёню, направили в Суворовское училище, аж в Казань. Так он стал военным, до полковника дослужился.
А мама недолго была на комбайне. Стало больше мужчин в селе, пришлось им уступать место. Но всё равно работала она от зари до зари. Пока бабушка была жива, нами занималась, а потом и мы сами подросли, старались всё по дому делать самостоятельно. Все девчонки умели доить корову, перегонять через сепаратор молоко, получая сливки, взбивать масло, делать творог. Кроликов держали. Корм для них это была наша забота. Рвали траву, заготавливали сено на зиму. Были куры и утки. В общем, всё, как и положено на крестьянском подворье.
После седьмого класса меня направили в ремесленное училище в областной город. Была там на полном государственном обеспечении. Там нас всех кормили, одевали, жили мы в общежитии. Неплохо всё было. Специальность получила фрезировщика, но проработала меньше года. Жених мой, тоже из нашего села, отслужил в Армии и оставшись сверхсрочно, приехал в отпуск и увёз меня с собой. Служил он в Германии и меня туда привёз.
Три года в ГДР, потом в Союз вернулись, мужа в академию направили. В Москве жили, дали нам там комнату в семейном общежитии. К тому времени у нас сыночек уже был. Поступила в педучилище, но закончить не удалось. Ещё один сыночек родился. Так что, на учёбу времени не оставалось. Надеялась, что потом, как подрастут дети, удастся хотя бы техникум закончить. Нет, не удалось. После академии столько мест поменяли! Где только служить не пришлось! Дочку свою в Читинской области родила, а самую младшую – в Винницкой. Четверо у меня детей. Муж замечательный был, Царствие ему небесное, добрый, меня любил. Дети наши тоже выросли хорошие. В семье лад и порядок был.
Но вот того, что мне очень хотелось, не получилось… Не знаю, как это маме удавалось… Я о совместных ужинах говорю. Во сколько бы мама не вернулась с работы, мы её ждали всегда и до её возвращения не ужинали. А потом накрывали стол и всей семьёй трапезничали. Ели, общались, обсуждали новости, кого-то мама хвалила, кого-то могла и пожурить. Помню, как старались всё делать так, чтобы маме понравилось, чтобы она похвалила за ужином. В школе учились по разному, кому-то хорошо давалась учёба, а кому-то плохо и мама это понимала. Поэтому за одну и ту же оценку, тройку или четвёрку, кого-то хвалила, а некоторым говорила., что могли бы постараться и лучшую оценку заработать.
А вот у меня в семье совместные ужины не получились. Не смогла продолжить традицию.
- А как сложилась жизнь у ваших сестёр и братьев? - интересуюсь.
- По разному сложилась… Но, в основном, неплохо. Вот только у Виктора не всё благополучно сложилось. Любаша, наша цыганочка, тому виной. Любил он её. Мы все знали, что не родные мы братья и сёстры. Такое на деревне не утаишь.
Витя выделил Любашу среди нас всех ещё в пятом классе. Ходил за ней по пятам, оберегал, гусей за неё пас, когда её очередь подходила. «Приворожила» - говорили соседские бабки. А Любаша со смехом воспринимала его ухаживания, а когда подросла, так они ей и в тягость стали. Сама посматривала на парней, а Витя никого к ней не подпускал, дрался. А Любаша злилась. Учёба ей плохо давалась, едва семь классов закончила и работать на птицеферму пошла. А Витя в армию ушёл. Когда вернулся, Любаша уже замужем была.
И тут-то всё и началось.
Уж и не знаю, то ли разлюбил он Любашу, то ли из-за того, что не дождалась и замуж вышла, сразу после демобилизации и он женился. Медсестру к нам в поликлинику прислали после окончания медучилища, вот на ней и женился. Не знаю, что ожидала от него Любаша, только её это очень расстроило, даже на свадьбе не появилась. А перед свадьбой она пришла к медсестре домой и начала требовать, чтобы та отказалась от Вити, сказала, что всё равно жить им вместе не даст. К Вите она тоже ходила, учинила ему скандал, вела себя так, словно это он её бросил, обещала на медсестру порчу навести. Что ей надо было от Вити, не знаю, у неё ведь муж был, ребёнок маленький. Да и никогда она Вите не отвечала взаимностью.
Женился Витя. Жили с молодой женой пока у мамы, но строили свой дом. Витя на комбайн пошёл работать, зарабатывал неплохо, да ещё и уезжал на уборку зерна в северные регионы. Оттуда тоже деньги хорошие привозил. Так что дом быстро построили. И всё было в его семье хорошо, но Любаша их не забывала, бабки-соседки говорили: колдует. То ниточками калитку обмотает, то золу во дворе у них разбросает, а то и куклы самодельные из чёрных ниток во двор подбросит. Нас всех это волновало, но не на столько, чтобы забить тревогу. Мама считала, да мы все тоже, что ничего она сделать не может. Где она этому могла научиться? Ведь с нами всё время жила, никуда не уезжала, была на глазах.
Каждый год 14 марта мы все собирались вместе. Жили в разных местах, некоторые, как и я, далеко от нашей деревни, но всегда находили время приехать. Это сейчас, когда мы состарились и мамы уже нет на этом свете, не все собираются, а раньше собирались все. Не знаю, установил ли кто это или как-то само получилось, но это было для нас святое. Любаша тоже приходила, но после того, как мы попытались с ней поговорить о Вите и его жене, она к маме ходить перестала. и 14 марта с нами больше не встречалась.
А Витя только два года и пожил со своей женой в новом доме. Трагедия случилась, утонула она в плёсе. Так и осталось загадкой для всех, зачем она туда полезла, да ещё и будучи беременной. У нас бабы если и купались в речке, так не поодиночке, а вместе со всеми. Обычно это после уборки зерна или помогая кому-то что-то строить. Вот тогда собирались и ехали туда. А так, чтобы просто пойти окунуться, позагорать, такого не было. Это только детвора могла. Так туда ещё и идти надо было четыре километра.
В общем, потерял Витя жену и не родившегося ребёнка вместе с ней и остался один. Очень тяжело перенёс такую потерю. А в деревне только и говорили об этом. Судачили, что это Любашиных грязных рук дело. Она тоже переживала, клялась, что ничего плохого не сделала и к трагедии не имела никакого отношения. А то, что ниточками калитку обвязывала и чёрных кукол во двор бросала, так это только попугать хотела.
Вот и не знаю я, что можно думать. Но даже среди моих сестёр многие считали так же, как и все в деревне: виновата цыганочка. А мама не верила, пыталась с ней поговорить, да только Любаша избегала встреч, а вскоре и совсем уехала из деревни, оставив мужа с маленькими детьми. Долго о ней ничего не слышно было, а лет десять назад вернулась. Поселилась в своём пустом доме, мужа уже не было в живых, дети выросшие без неё, уехали в другие районы, свои семьи имеют. Конечно, не могли не знать, что мать вернулась, но не приехали.
Витя после смерти жены так и жил один. Столько женщин красивых да ладных мечтали о нём, да только он ни на кого не смотрел. Мама к ему перешла и жила с ним пока была жива.
А Любаша недолго прожила в селе. Года не прошло, как вновь исчезла. Теперь уже навсегда. Утонула. В том же плёсе, что и жена Виктора. И опять загадочная смерть… Не знаю, что и думать. В селе много об этом говорили и много предположений выдвигали, один несуразнее других. Что же произошло на самом деле, никто не знает.