ДОМА МЫ НЕ НУЖНЫ
Книга четвертая: "Последняя битва Спящего бога"
Глава 9. Анатолий Никитин. Тайны древнего Вавилона
Очень странно и необычно было ехать, не слыша в салоне девичьих голосов. Если Бэйла, лучший снайпер отряда и супруга Анатолия, в рейдах по большей части молчала, не отрывая глаз от окрестностей, то Таня-Тамара и Ира Ильина уже давно завели бы разговор - друг с другом, с мужьями, с командиром... да с кем угодно. Если позволяла ситуация, они предпочитали болтовню - пусть легкую, ни к чему не обязывающую - тягостному молчанию.
Но сегодня девчат не было; таков был приказ командира, и Никитин его полностью поддерживал. Разведчики ехали сегодня не только в обычный рейд, но и за сюрпризами, которые полковник Кудрявцев обещал подготовить к восьмому марту. А до праздника, между прочим, оставалось всего пять дней. Анатолий горестно вздохнул, вспомнив многообещающий (ему - Анатолию Никитину лично) взгляд командира, и все-таки решил нарушить молчание:
- Вот я и думаю, товарищ полковник, на фига нам эта пещера с экспериментами? Нам и тут неплохо живется. Света с Иринкой к нам вернулись, Борис со Спартаком тоже ("Эксплорер" ощутимо тряхнуло сзади - там пошевелились два друга-гиганта). Детишки скоро пойдут - мне Бэйла сказала, что Светка ей дочку напророчила, - похвалился тракторист.
- А мне сразу двух, - не сдержался профессор Романов, - не представляю себя в роли отца.
- А в роли разведчика-диверсанта представлял? - подколол его командир; он тоже не стал скрывать новости, которой утром поделилась Оксана, - у нас, кстати, тоже двойня будет, только мальчики...
- Ну вот, - почему-то обрадовался Никитин, - кто же нас заставит лезть к черту на кулички, в эту пещеру. Как представлю, что там должно произойти... мурашки размером с воробьев по спине начинают скакать.
Позади опять зашевелились гиганты - ведь это именно они рассказали про лабораторию, про то, что ждет впереди полковника Кудрявцева.
А командир необычайно серьезно заявил:
- Ты, Анатолий, и заставишь. Вместе с Алексеем Александровичем.
- Я? - возмутился Романов, - да ни за что!
- Это ты сейчас говоришь, - грустно опроверг товарища Кудрявцев, - а лет через десять... или двадцать - когда ты по-прежнему будешь молодым, сильным и красивым, а твоей Тане-Тамаре стукнет сорок? Кажется мы где-то это уже видели.
- Да.., - ошарашено протянул тракторист - он явно представил себе Бэйлу в преклонном возрасте; и подскочил вдруг, осененный неожиданной мыслью, - может, не станет никаких Горцев, когда мы это чудо-юдо пятиглазое победим?
- Трехглазое, - поправил его командир, - и насчет горцев, я думаю, все уже предопределено. Или истории нашего мира просто не будет. Или будет - но уже не нашего.
- Как это? - вскинулся Анатолий.
- Все очень просто. Мы ведь только вчера видели, что построят за три тысячи лет до рождения Христа - ведь там не обошлось без нас. А колосс Родосский?
- А Ной с его ковчегом? - поддержал командира Алексей Александрович, - ведь именно мы теперь должны будем наставить древних людей на путь истинный. Вот увидишь - таких следов в истории мы будем оставлять все больше и больше. А что касается бессмертия, или, если хотите, долголетия... вспомни, Анатолий, хотя бы легенду про Вечного жида!
- Так у нас тут только один такой, - Никитин повернулся назад, на Борю Левина, который по первой жизни был чистокровным евреем, - только я не слышал, чтобы этот самый жид богатырем был.
- Зато он был очень веселым человеком, - хитро улыбнулся Романов, - за словом в карман не лез... а главное, что ты забыл - у евреев ведь национальность по женской линии передается. Так что ты очень вовремя на Бэйле женился.
Анатолий захохотал первым; когда к нему присоединились два здоровяка на заднем сидении, салон автомобиля на полном ходу затрясся, словно что-то отвалилось в подвеске. Никитин, утирая слезы, едва проговорил:
- Ты еще скажи, Алексей Александрович, что мы Великую китайскую стену построим...
В салоне вдруг наступила тишина; даже двигатель едва шелестел поршнями. И командир совершенно серьезным, даже грустным тоном "обрадовал" товарищей:
- Ну вот, Анатолий, ты нам новую работенку и подкинул!
В крутой поворот - туда, где поросшая травой равнина сменилась зарослями змеиных земель - "Эксплорер" вписался под оглушительные раскаты хохота...
Командир не стал ждать караван транспортных средств, который тащился где-то позади. Технология поиска была отработана. Лагерь за лагерем обыскивался в поисках нужных вещей - а в этом мире практически все было нужным - и выживших людей (в первую очередь) сначала по большому кругу, где границы позволяли практически везде проехать тракторам с прицепами. Потом трофейная команда принималась за малый круг - за восемь из двадцати четырех анклавов, ближайших к центральному.
Прежде разведчики колесили бы сейчас впереди транспортной колонны в надежде спасти людей. Но здесь таковых уже не было. Двенадцать уцелевших вышли сами - к самому завершению грандиозного побоища. Так что теперь путь "Эксплорера" был проложен строго к центру, к жилищу побежденного чудовища. В том, что монстр змеиного рода приполз именно из окрестностей очередного чуда света, никто из разведчиков не сомневался. Впрочем, две остановки на пути к заветной цели были запланированы - два разоренных лагеря, мимо которых "Эксплорер" никак не мог проехать, не отклонившись от курса. И надежда, которая, как известно, умирает последней, все таки заставляла полковника Кудрявцева нажимать на педаль газа чуть сильнее, чем требовалось. В этом Анатолий был убежден.
Увы, и в разрушенных хижинах какой-то афганской народности (об этом сообщил мрачный командир), и в когда-то комфортабельных, а ныне жалких апартаментах, заброшенных сюда из шведских городов и поселков, опознанных профессором Романовым, их никто не ждал. Шведы - сразу шестеро - уцелели, но они вчера вечером уже делились кошмарными деталями двух последних месяцев жизни в русском лагере.
Так что внедорожник задержался здесь недолго. Автомобиль снова рванулся вперед, и остановился уже, только вырулив на равнину, посреди которой возвышалась цель их рейда - огромный многоуровневый дворец, украшенный не только каменными диковинами, но и бесчисленными растительными шедеврами. Каждый из них - дерево, цветущий кустарник, или цветочная клумба, быть может, не были чем-то выдающимся, но вместе они создавали такой восхитительный целостный ансамбль, что Анатолий невольно пожалел это чудо. Ведь русские разведчики прибыли сюда разорить его, хотя бы частично.
Эту красоту полковник Кудрявцев с товарищами решили бросить к ногам своих женщин. Нет - не бросить! Дать этим растениям новую жизнь, ведь красота только тогда чего-то стоит, когда ею кто-то любуется. Анатолий бросил взгляд назад на бесчисленные ряды финиковых пальм, которые "Эксплорер" преодолевал не меньше десяти минут. Что с того, что между ними совсем недавно ползали длинные гады? Теперь тяжелые соплодия спелых плодов были законной добычей русского лагеря, и трактористу даже стало страшно - куда девать такой урожай!?
А полковник Кудрявцев уже шел вперед, по дорожке, вымощенной камнем столь искусно, что она не уступала, пожалуй, и тротуарам многих столиц двадцать первого века. Идеальностью поверхности не уступала; а своей монументальностью и великолепием давала сто очков форы. Вокруг буйно зеленела трава.
- Когда-то эти газоны стригли тщательней, чем знаменитые лондонские, - достал на ходу свой ноутбук профессор, - а за два месяца видите, какой вид они обрели. Да и сады Семирамиды немного позаросли. Их ведь тоже давно не касались ножницы садовников.
Никитин согласился с Алексеем Александровичем; с каждым шагом все отчетливее были видны следы запустения, точнее натиска дикой природы над творением человеческих рук. Там ветка, отросшая, где ее не ждали, перекрыла вид изумительному кустарнику с огромными алыми цветами; вон там под чьим-то тяжким весом сразу несколько ветвей сломались и больно царапали взгляд своей высохшей листвой...
И все таки дворцовый ансамбль ошеломлял, и с каждым шагом все сильнее и сильнее. Никитин бросил взгляд наверх, к ярусам, которые венчали нижний, со всех сторон украшенный широкими мраморными лестницами. Что-то знакомое почудилось ему в этой пирамиде, сложенной из разновеликих кубиков, украшенных поначалу идеально ровными колоннами, а выше барельефами божеств и диковинных животных. Может, если бы стены и эти украшения не покрывали бесчисленные растения, он бы узнал это творение гения архитектуры, которое наверняка видел раньше в книжных иллюстрациях, или по телику, а так...
А так ему пришлось поспешить, чтобы догнать товарищей, уже успевших преодолеть половину первого пролета гигантской лестницы. Пролетов перед парадным входом во дворец было два; они расходились круто в стороны, а потом сошлись на площадке перед огромными дверьми, чем-то напомнившие те, что остались закрытыми (от диких зверей, конечно) совсем недалеко отсюда, в храме Зевса.
Здесь двери тоже были бронзовыми, двойными, но совсем невеликими - не больше трех метров в высоту. "Наверное потому, - решил тракторист, - что здесь не храм, а дворец - здесь люди жили, тот же повелитель вавилонский. Ощущать себя муравьем каждый раз, когда входишь в собственный дом, удовольствие небольшое".
Он первым сунулся к двери, попытался распахнуть левую створку, правильно оценив, что она должна отворяться наружу, но тяжелая бронза даже не шелохнулась. Так же неподвижна была и правая створка.
- Ну-ка, - отодвинул его боком (плечо было слишком высоко) Спартак.
Гигантскому фракийцу дверь тоже не поддалась, и тогда за ручку взялся командир. Он посмотрел вниз и направо, где посреди неаккуратного газона возвышался купол здания, напоминавшего цирковое, и внезапно нахмурился. Анатолий метнулся взглядом в том же направлении, и почувствовал, что от купола к ним; по крайней мере к самому трактористу точно, льются невидимые волны холода. Холода настолько лютого, что он невольно вспомнил тот недавний визит в родной мир, в заснеженный Тибет. Или это дохнуло морозом из двери, которую на удивление легко отворил полковник Кудрявцев?
И опять первым скользнул в неизвестность Анатолий, отметив, как обжег все тело морозец; может чуть слабее того, тибетского. Уже позади он услышал недоволный голос командира:
- Спартак, Левин - остаетесь. Держать оборону на триста шестьдесят градусов. С того купола глаз не спускать! Остальные за мной.
Никитин возрадовался, что успел зайти внутрь до команды. Конечно, головомойки от командира не избежать, зато он точно вошел в число тех, перед кем сейчас раскроются секреты вавилонских правителей. Еще по пути сюда профессор Романов просветил товарищей; рассказал и об уникальном дворцовом комплексе, который весь мир знает под названием висячих садов Семирамиды.
- Хотя, - важно вещал Алексей Александрович в салоне "Эксплорера", - никакой Семирамидой тут и не пахло. Она жила за два века до того, как это чудо построил Навуходоносор второй, царь вавилонский, для своей жены Амитис. Великолепный дворец; террасы снаружи, засыпанные землей так, что могли расти, как вы увидите, не только цветы, но и вполне приличные по размерам деревья. Совершенная система полива растений. Насколько же богатым было внутреннее убранство, мы увидим собственными глазами.
- Или услышим собственными ушами, - почему-то пробормотал тракторист.
На язвительные вопросы товарищей он тогда не стал отвечать. А сейчас бы предложил выбирать собеседника - после того, как командир захлопнул негромко дверь, и полумрак в высоком приемном помещении озарила яркая вспышка. Когда же Никитин проморгался, он с удивлением увидел прямо перед собой вооруженного какой-то длинной пикой древнего воина в хитро накрученной вокруг тела ткани синего цвета. Рядом тянул из ножен меч другой воин; этот был пошустрее первого и вполне владел своим лицом.
Если первый изумленно моргал, меченосец радостно скалился, готовый с размаху рубануть Анатолия клинком по голове. Палец сам перевел АКМ в положение стрельбы очередями, но едкий дым пороховых газов так и не заполнил приемную дворца. Потому что рядом мелькнул силуэт, и воин перестал радоваться - осел со ставшим равнодушным лицом на пол, покрытый искусной мозаикой. Второй отлетел к подножию внутренней лестницы, которая вела на следующий этаж. На широких ступенях стояли другие воины - такие же нарядные и опасные. Высокие, как на подбор, они попарно были вооружены так же, как поверженные неумолимой рукой командира.
А на самом верху парадной лестницы стояла пара властителей - как иначе было назвать мужчину с женщиной, одетой так, словно на их одежду пошло не меньше половина Алмазного фонда России. Но это великолепие не резало взгляд, потому что все смотрели не на царские одеяния, а на лица владык Вавилона. Ведь в роли Навуходоносора и его прекрасной Амитис выступали сейчас Борька Левин и Света Кузьмина - в том, первом обличье, которое талантливо запечатлел на века полковник Кудрявцев в статуе-памятнике. Но здесь они были живые! И - показалось Анатолию - в их глазах, до того источающих властность и равнодушие к судьбам окружающих, стало проявляться узнавание. Парень даже подумал, не броситься ли вперед, невзирая на многочисленную охрану, чтобы помочь друзьям вспомнить далекое прошлое, но уже прозвучал приказ командира: "Назад!", - и Никитин поспешил за товарищами, бросив последний взгляд на царственную пару.
Кудрявцев первым выскочил наружу, волоча за собой не шевелившегося до сих пор меченосца; последний - Анатолий, с грохотом захлопнул за собой дверь. И в изумлении замер - впереди, под ногами, их встречал совсем другой пейзаж. Древний город растекался прямыми кварталами высоких зданий; прямо перед дворцом владыки - ближе, чем в ста метрах, величественно несла свои воды река, через которую тянулся на противоположный берег широкий мост. Там, где он заканчивался таким же открытым пространством, как перед дворцом, сияло куполом не менее величественное здание.
- А может, и покруче будет, - подумал ошалевший тракторист, прежде чем его пронзила тревожная мысль, - Бэйла! Любовь моя! Как же я без тебя?! Как же я.., если мы не вернемся назад?
О том, что его вместе с друзьями (кстати, Спартака с Борькой - не тем, на лестнице, а великаном в камуфляже на площадке - не было) сейчас поднимут на копья или изрубят клинками воины, бежавшие по крутой лестнице, Анатолий не думал. Может потому, что в руках был "товарищ Калашников", а рядом - полковник Кудрявцев, для которого два десятка вооруженных допотопным оружием вавилонян были... ну, в общем, вы сами понимаете.
О том, что это именно вавилоняне, успел сообщить за спиной профессор, который совершенно спокойно ("Не успел, наверное, вспомнить о Тане-Тамаре?" - подумал Анатолий) рассказывал, водя рукой по кругу:
- Древний Вавилон, столица Двуречья. А это Евфрат, и знаменитый мост через него. И главный храм, посвященный верховному божеству Мардуку, на том берегу. Скорее он мог быть назван чудом света, если бы не сады.
Анатолий вслед за Алексеем Александровичем окинул взглядом стены вокруг себя, успел отметить, что растения теперь ухожены; кто-то и сейчас копошится на террасах, взмахивая каким-то садовничьим инструментом. В следующее мгновение бесшумно открылась дверь. Появившихся в ней воинов словно унесло ураганом - это командир освободил место внутри для себя и своих друзей. Следующий порыв, не такой сокрушающий, внес во дворец Анатолия, и профессора с Марио. Опять хлопнула дверь. Долгую паузу нарушили отчаянные стуки снаружи - стражники бились острой бронзой наконечников и клинков о не менее прочную бронзу, закрывшую вход.
Все так же стояли наверху вавилонские цари; в знакомых лицах опять было лишь осознание собственного величия. Вот рука Бориса Левина начала подниматься вместе с каким-то жезлом, увенчанным огромной сверкающей каменюкой, и... полковник опять открыл дверь. Анатолий успел поерничать про себя, поздравить Навуходоносора, что привратником у него сегодня поработал полковник российской армии, по совместительству первый президент первой республики на земле, как неодолимая сила приподняла его, и выбросила наружу, навстречу солнечным лучам, из за которых не было видно ни копий, ни мечей, ни их владельцев.
Снова хлопнула - теперь уже совсем сильно - створка, и тракторист ощутил себя в объятьях... Спартака, который чуть не выронил свою живую ношу, которая попыталась обслюнявить поцелуем его щеку. Впрочем, Анатолий до щеки, конечно же не достал, о вскоре сам устыдился своего порыва, и вырвался из объятий великана. Он осмотрелся, облегченно вздохнув. Вокруг дворца опять строились в ровные ряды пальмы; никакого Евфрата ни здесь, ни в обозримых окрестностях не было. Был только незнакомец в синей одежде, который совсем недавно пытался раскроить ему, Никитину, череп своим мечом.
Теперь этот меч с удовольствием вертел в руках гладиатор, а очнувшийся вавилонский воин сидел на камне, ошарашено оглядывая своих, быть может, новых товарищей. А пока ему пришлось попотеть, пытаясь отвечать при помощи амулетов на вопросы сначала Кудрявцева, а потом и профессора Романова. Было ли что-то интересного в этих ответах? Для Анатолия Никитина, пожавшего плечами, не было. Все то, что поведал этот воин, десятник царской стражи Баркук, тракторист и сам мог представить себе. А после того, как командир заявил, что в ближайшее время во дворец они войдут, только лишь для того, чтобы вернуть в родное пространство и время вавилонянина, Анатолий и вовсе перестал прислушиваться к его словам. Интересно было только, удастся ли полковнику сделать это.
Сам же десятник, услышав, что ждет его прямо сейчас, не обрадовался. Нет - он вдруг распростерся на камнях, обхватив ногу командира так цепко, что тому с трудом удалось освободить конечность. Никитин снова повернулся к вавилонянину. Из сбивчивого рассказа парня (а на вид ему было не больше двадцати лет) он понял, что церемониться с предателем, бросившим своего царя в минуту опасности, церемониться не будут. И что смерть его будет ужасной, а какой именно, сам вавилонянин не знает; зато знал великий Хаммурапи, который правил тысячу лет назад, но чьи законы по прежнему чтут в великом Вавилоне.
- Ну что ж, - принял решение командир, - будем надеяться, что исчезновение этого парня не разрушит историю цивилизации. Хотя... кто его знает? - может ты, Баркук, пращур Ньютона или Альберта Энштейна.
- Скорее уж Саддама Хусейна, - пробормотал Романов.
- Ну, это цивилизация переживет, - засмеялся командир...
К зданию, чем-то похожему на цирк в областном центре, куда однажды из интереса попал Никитин, подходили сторожко. Даже Баркук, которому Спартак с сожалением вернул меч, озирался вполне добросовестно. Видимо и его пробрало от той тягостной атмосферы, которая каждый следующий шаг Анатолия делала все короче и короче. Но они все таки дошли до двери - не такой, конечно, великолепной, как в дворце, но не менее надежной. Впрочем, дверь эта была открытой настежь, и командир сделал приглашающий жест трактористу, чуть нахмурившись, увидев, как отшатнулся Анатолий:
- Ну что же ты, сержант Никитин, - голосом, в котором лязгнул металл, - не заходишь. Ты ведь у нас привык заскакивать поперед батьки...
- Я больше не буду, товарищ полковник, - совсем как школьник поник головой тракторист, - готов понести наказание.
- Уже придумал тебе наказание, - усмехнулся командир.
И столько было в этой усмешке предвкушения, что Никитин содрогнулся, и уже без всякого сопротивления шагнул за полковником в сумрак "цирка". Если что и напоминало здесь цирк - только то, что здесь были животные; точнее одно животное, если только правильно было так называть змею. Она так же, как вчера ее сородичи, выпрямилась в стойке, готовая ринуться на людей, посмевших нарушить ее покой, а больше - посягнувших на то, что эта змея охраняла.
Бесчисленные яйца, размером со страусиные, устилали практически всю "арену". Впрочем, рядов со скамьями, которые были предусмотрены для зрителей в настоящих цирках, здесь не было. Только маленький свободный пятачок перед входом, на котором столпились разведчики, да толстый столб, поддерживающий высокий купол точно посреди помещения, не занимали будущие гады. Вот перед этим столбом и взметнула ввысь метра три своего тела змея - точно так же, как вырастает перед разящим броском кобра. Только у этой гигантской гадины (а Анатолий был уверен, что нянькой и охранницей здесь была особа именно женского пола) не было украшения в виде раздувшегося капюшона. Зато она в это мгновение приобрела другие - оперенные короткие болты. Первый болт пришпилил голову гадины к центральному столбу так, что Анатолий явственно расслышал, как широкое лезвие с хрустом перерубает позвоночник; у змеи еще хватило сил, а может быть, неистовой злобы, позволившей ей дернуться вперед. Однако гибкое тело не успело продрать себя сквозь жесткое оперение, потому что рядом с первым вонзился в уже не такую пружинистую плоть второй, потом третий - о вот уже мертвая змея повисла на столбе, расправив собравшееся было в тугие кольца туловище.
Что поразительно - отметил Анатолий - ни одно яйцо даже не шевельнулось, пока гадина билась в предсмертных конвульсиях. Парень присмотрелся к этим овальным сероватым плодам змеиной любви. Все они были одинаковыми по размерам; лежали впритык правильными рядами - словно их снесла одна самка, двигаясь по круглому залу по спирали, начиная от столба. Ближние яйца - те, на которые в отворенную дверь упали солнечные лучи, чем то отличались от других. Внимательнее всмотревшись в них, Никитин вздрогнул: толстая скорлупа в них просвечивала, и было видно, как судорожно бьются внутри крошечные змееныши. Не только он разглядел эту картину.
- Может, им пора вылупляться? - профессор Романов даже отступил на шаг к двери - так не понравилась ему эта картина, и собственное предположение.
- А может, - Марио стоял незыблемо, как столб в центре громадного каменного шатра, - они почуяли смерть своей матери... или одной из матерей?
Последним поделился своим предположением командир; он стоял впереди, едва не касаясь носком берцев ближайших яиц:
- А может, они предчувствуют собственную смерть?
Он медленно повернулся к разведчиком, и у Анатолия противно заныло под ложечкой. Сам собой сформулировался вопрос: "Может это и будет для меня наказанием за излишнюю прыткость?". Никитин даже представил себе жуткую картину - он стоит посреди гигантской "яичницы" и машет автоматом, и под прикладом с противным треском лопаются все новые и новые яйца, и им нет конца...
В голове даже промелькнула подленькая мысль - а не порекомендовать ли сейчас на роль истребителя змеиного племени Баркука, вавилонянина? Пусть отрабатывает билет в цивилизованное общество. "Нет, - тут же пристыдил себя парень, - такого желать нельзя никому. Если только кто-то сам пожелает стать палачом?". Таких, был уверен тракторист, в их команде не было.
Видимо, к такому же выводу пришел командир. Обведя взглядом потупившихся разведчиков (даже Спартак сейчас выглядел скромной институткой), он вздохнул и махнул рукой: "Выходим". И Анатолий понял, что полковник Кудрявцев как всегда взял на себя самую неприятную часть работы.
- В девяносто пятом году, - сказал он глухим голосом уже выйдя наружу, - какая-то фирмочка в штатах организовала "сафари" в одной из стран центральной Африки. Сафари на двуногую дичь. Для детишек западных олигархов. Несколько парней и девчат, увешанных оружием - в сопровождении коммандос, конечно же - вошли в деревушку, в которой жили две сотни аборигенов. Просто жили. А с ними - четверо белых. Что-то там изучали....
- И? - нарушил молчание Марио.
- И все... одной деревушкой стало меньше.
- Ты так говоришь, Александр Николаевич, словно сам был в этой деревне, - неосторожно спросил профессор; лицо командира стало каменным.
- Был, - коротко ответил полковник.
- А эти... парни и девчата, - высказал предположение Анатолий, - кто-то из них сейчас стал президентом или премьер-министром?
- Не стали, - тусклым голосом ответил командир, - на их беду в этой же стране с очередным Заданием оказалась наша спецгруппа. Двенадцать человек. Командование решило, что с Заданием группа справится вдесятером.
- А остальные двое? - воскликнул профессор.
- Потом, если кто-то помнит, в западной прессе много шумели о том, что дикие африканцы вырезали ни в чем не повинных подростков, приехавших в Африку посмотреть на быт первобытных людей... Посмотрели...
- Так вот, - командир расправил плечи, - тогда на душе было легче.
Анатолий, да и все остальные рядом наверное, поняли, кто был одним из тех, двоих...
А полковник Кудрявцев вынул из подсумков четыре лимонки, аккуратно приготовил их к взрыву, и одну за другой закинул их, очевидно нацелив их в какие-то известные только ему одному точки, внутрь "цирка". Без видимых усилий командир закрыл дверь, и неспешным шагом отошел на десяток шагов - к столпившейся разведгруппе. В любом другом случае Анатолий сейчас отбежал бы не на десять, а на сотню метров, да еще и прилег бы за каким-то пригорком (впрочем, таких рядом не было), чтобы не получить в грудь или голову шального осколка.
Но сейчас, рядом с командиром, который всегда просчитывал последствия своих действий, он чувствовал себя на удивление спокойно.
- А ведь есть еще и запас провизии в "Эксплорере", - успел подумать Никитин, - так что лечиться от рваных ран есть чем.
Впрочем, до ран, как и ожидал тракторист, дело не дошло. Четыре глухих взрыва внутри шатра практически слились в один; гораздо сильнее грохнуло, когда внутрь помещения провалился купол. Однако стены устояли; лишь одна из них частично обрушилась - так, что при желании можно было запрыгнуть на нее, оценить масштабы локальной катастрофы. А Спартаку, или, к примеру Борьке Левину, и запрыгивать не пришлось бы - шагни и смотри под ноги. Оценивай - не выкатилось ли, как в сказке про курочку Рябу, какое яичко. Борис тоже понял это; он дотронулся до рукава Кудрявцева:
- Товарищ полковник?!
Тот, не оглядываясь, кивнул. Сержант Левин тут же оказался на обломке стены, легко балансируя на краю. Пробыл он там недолго - видимо, ничего интересного внутри здания, лишившегося крыши, уже не было.
- Чисто, - отрапортовал он, в два гигантских прыжка оказываясь рядом с командиром, - легла плотно, как бутылку закупорила. Даже если кто и вылупится, наружу не выползет.
Кудрявцев опять кивнул и, ни слова не говоря, повернулся к автомобилю.
Уже на ходу его торопливо догнал профессор Романов.
- Так мы что, Александр Николаевич, больше внутрь не зайдем? - его рука показала на дворец.
- Пойдем, - улыбнулся командир, - обязательно пойдем. Вот только... без Оксаны я туда ни ногой.
Анатолий прекрасно понял подтекст. Он и сам, если уж говорить честно, хотел разобраться в той таинственной "шутке", что сыграло время с Борисом и Светой; хотел заглянуть им в глаза. Но если уж случится такой фокус, что придется остаться в древнем Вавилоне, или где в другом месте навсегда, то... Никитин был согласен - если только рядом будет его Бэйла...