Как-то зимой мне позвонила приятельница и пригласила на выставку авангарда, которая почему-то проходила на ВДНХ. Где конкретно никто не знал, но это выяснилось очень скоро – прямо от метро тянулась вереница граждан, которые никак не походили на обычных алкогольных завсегдатаев выставки достижений, а уже в районе павильона Космос начиналась привычная по тем временам очередь, медленно ползущая к загадочному павильону Пчеловодство.
Впрочем, выбор отдаленного помещения для культовой выставки никого не удивил, время было такое. Хорошие фильмы тихо шли четвертым экраном по отдаленным клубам, а в роскошных центровых кинотеатрах крутили всякую муть, громкие театральные премьеры старались сделать как можно тише, а чтобы нормально пообщаться народ уползал высоко в горы. Зато наивный вопрос в автобусе: «Мужчина, где брали джинсы?» был в порядке вещей. И, кстати, те самые джинсы, не фирму, конечно, а польскую подделку, вполне можно было купить не у спекулянтов, а в каком-нибудь обычном сельпо километров за 200 от Москвы. И там же посмотреть «Великолепную семерку» или «Челюсти». В общем, на дворе стоял 1975, завершающий год девятой пятилетки, расцвет социализма или застоя, как кому больше нравится, от каждого по способностям, каждому по труду.
Ближе к заветному павильону стали попадаться однотипные товарищи, которые не очень скрываясь фотографировали мерзнущих в очереди любителей прозападной заразы, что, впрочем, граждан не сильно пугало – несмотря на свирепую идеологию власть вела себя вполне прилично и за коллективные хождения по улицам в воронки не волокла. Это так, для сравнения.
Что до выставки, куда мы добрались по морозцу часа через два, то она, конечно, впечатляла, поражала, потрясала и т.д. Хоть сейчас и приходится слышать: ничего, мол, особенного там не было - так, мол, сюрок, чернуха, абстрагоны средней руки… И еще много всякой поповщины и церковщины, что, представляете, тогда тоже считалось авангардом. Словом, такого навалом в любом европейском музее.
Может оно и так, но экспонировалось все это не в Тейт-модерн, а в стране победившего соцреализма, так что даже обычные, хоть и слегка кривоватые «метафизические» кувшины Краснопевцева казались невероятной крамолой и сотрясанием устоев. Уже тем, что они не очень походили на любимый народом граненый стакан, украденный для распития на троих из газировочного автомата и затем заботливо повешенный на веточку для грядущих поколений.
Да что графин! Вместо передовиков производства или «засраков» (заслуженных работников культуры) на стенах помещались возмутительные портреты, где вместо голов были изображены задницы в обкомовских шляпах с полями. Эти начальственные задоморды запомнились особенно, хотя большинство работ и фамилии авторов, конечно же, вылетели из памяти, а фотографии, которые я делал на выставке, за давностью лет потерялись.
Но осталось главное – пьянящее послевкусие какой-то другой жизни, без передовиков, доярок, наглой шпаны и линии партии, словно сходил на хороший фестивальный фильм… Плюс ощущение неприятной и пугающей правды жизни, которую от нас тщательно скрывали, хотя это была наша жизнь. Тут особенно впечатлили замечательные (на мой взгляд) и ненавидимые властью работы Рабина: селедка и бутылка водки на замызганной газете с первомайскими лозунгами, грязные провалы окон чудовищных бараков Лианозова, мрак и беспросветность окраин под бодрое вранье из репродуктора... В ту пору я жил неподалеку от Лианозова и подтверждаю - так оно и было. Конечно, еще мы делали ракеты, но летали на них не все.
Собственно, почему я вспомнил ту давнюю выставку, давно упакованную в ячейку памяти «прошлая жизнь»? Потому что недавно, гуляя по той же выставке достижений среди богато отреставрированного ампира, я увидел на павильоне «Культура» рекламу художественной выставки – три художника под одной крышей. Про двух я никогда не слышал, оказалось, так, мазня, а третьим был тот самый Оскар Рабин, словно явившийся на машине времени из социалистического далека в наше время с ревизией. Ну что, сынки, помогла вам ваша перестройка, гласность и все такое? Доложите, что вы натворили тут за сорок с лишним лет, а? Подняли рабочего и его колхозницу на недосягаемую высоту, завели вместо тов. Налбадяна тов. Церетели?.. Молодцы, ребята, вы славно потрудились!
Сегодняшняя рабинская экспозиция оказалось не очень большой, полотен двадцать, знаменитых «Рубля» и «Паспорта» не было, взамен была «Виза» и другие парижские работы, но выполненные в том же мрачном стиле 60-х, что смотрелось довольно натужно: при всех язвах капитализма Париж – это все-таки не Лианозово. Но было и Россия - та, старая 60-70-х и современная, которая отличалась только иными реалиями, но никак не общим угрюмым колоритом. «Улица имени Пресвятой Богородицы», колбаса на мятой газетке с заголовком «Национальная идея – православие», пасхальные яйца и другие сегодняшние реалии. «Российская береза спасет от СПИДа». Что тут скажешь!? Старая гвардия – глаз алмаз.
А теперь небольшое отступление, но по делу. Если заметили, все когда-то покинувшие родину соотечественники страдают неким вирусом иммиграции. Этот вирус по имени «Россия» словно папиллома прячется где-то в глубинах иммунной системы, а потом может вылезти наружу в самых уродливых формах. Например, в виде необратимых изменений памяти и зрения, когда прошлое, от которого человек бежал когда-то сломя голову, вдруг начинает казаться ему желанным и прекрасным, а настоящего он в упор не видит и не хочет. Это не лечится, ты ему про свинцовые мерзости настоящего, а он тебе про мороженое, которое когда-то стоило 13 копеек. И все, разговор окончен.
К счастью, вирус этот проявляется не у всех, о чем свидетельствуют увиденные мною на выставке работы на темы России сегодня, так что озирать отечественные пейзажи и из Парижа можно не теряя остроты зрения. Это радует. Хотя на месте маэстро я бы еще стилизовал пасхальные яйца под омоновские шлемы с трогательной надписью ХВ. Впрочем, вопрос вкуса.
А теперь о том, что не радует. Немногочисленный народ на выставке кучковался в основном не у Рабина, а в других залах, где экспонировались халтурные портреты обнаженных селянок с исполинскими формами, деятелей культуры (одетых) и, конечно же, обязательные нынче святые, иконки, церквушки, деревушки и все какое.
«А что, - спросил я у экскурсоводши, - на Рабина совсем не ходят?» - «Почему, - говорит, - заходят, но тут же убегают. Не верим, говорят, что все тогда было так плохо и мрачно».
И правильно, товарищи, не верьте, здоровее будете. И раньше было все прекрасно, и теперь, а скоро станет и еще лучше. Вот только подкрасим Лианозово и соорудим на главной выставке пышные колосья из лучшего сталепроката - и заживем. А диссиденты от живописи нам теперь тоже не помеха, потому что ни в какое задрипанное «Пчеловодство» народ сегодня за искусством не пойдет.