в раннем детстве, в тот блаженный период, о котором говорят "розовый", я, помимо прочих странностей, была одержима настоящей манией, которую, изучи меня тогда ученые, вполне вероятно, назвали бы моим именем.
это была мания...бедности и странное для ребенка стремление "работать и жить от зарплаты до зарплаты".
во дворе все играли в королев и королей, желающих быть бедными там не водилось, да и вообще такие звери врядли где-то водятся.
чтоб по своему желанию в этот пожизненный капкан.
такой я была эксклюзивно идиотический ребенок.
в то время у меня был поистине царский горшок, не знаю, где его раздобыли родители, но это был настоящий мини - трон с дыркой для горшка, то есть это приспособление учило сразу совмещать приятное с полезным.
однако, я рассудила иначе и решила сделать из трона - горшка себе первое рабочее место.
усаживаясь перед горшком, как перед окошком кассы, я по собачьи заглядывала в глаза взрослых: "скажите, похожа я на бедную кассиршу?"
или требовала купить билетик.
пока родители были на работе и дома меня бдила только почти столетняя бабушка, моему безумию было полное раздолье, я перемещалась с кассой по комнатам и везде получала свой вожделенный кайф, - я бедная, бедная, о, да-а -а, да-а!
у меня получается.
затем я представляла как приходит с работы муж и я его кормлю, только все это у меня было в духе и стиле самого жесткого садо- мазо, а не в тех нормальных жизненных энергиях, в которых и живут люди.
это было сродни игры в бордель.
то есть не учило смирению, а возбуждало до умопомрачения.
никто не видел, как нехорошо потом блестят мои глаза и какая сладострастная улыбка заволакивает детски - невинное личико инфанты.
во дворе я никогда не соглашалась играть роль королевы, боже упаси, на за что, да и короли меня не прельщали, мне ж нужно для сладострастия почтальона.
почтальоны возбуждали особо.
я представляла, как срываю с него сумку, письма, газеты, переводы и пенсии, разлетаются по полу, а я в спальне делаю с ним свое черное дело, пока никто не видит, а потом он ползает по полу, весь красный от стыда и собирает газеты, журналы, письма и переводы.
а я прыгаю голая на одной ноге с бланками в руках и играю с дядькой в "ну-ка отними!"
родители, конечно, ничего не знали и на счастье дядей, почтальоны у нас были исключительно громадные тети, с могучими ногами и шеями, с мясистыми апоплектическими лицами.
на этих я поглядывала со страхом.
мне казалось их специально присылают сюда именно таких, зная, чем я тут промышляю втихомолку в своем притоне сладострастия.
в тот злосчастный день я особенно неистово играла в бедность, к кассе стояла большая очередь. я не успевала всех обилетить, в толпе дрались, и вот тогда, чтоб их унять, я и высунулась через окошко наружу.
голова легко пролезла "туда", но в направлении "обратно" возникла определенная трудность - мешали уши, и быстро стало понятно, что голова в принципе лучше входит куда либо, чем выходит.
сначала я всплакнула от страха, но потом пошла смотреть в заркало со стулом на шее.
по пути меня подловила старуха и ужаснулась.
ее можно понять, ребенок со стулом на голове впечатляет.
она тоже попыталась снять стул, но безрезультатно.
вывод мой был верен, вход - рубль, выход - три.
оно вообще по жизни всегда так выходит.
бабушка тоже это быстро поняла и пошла за пилой.
я орала, но она загнала меня в угол и там завладела моим телом.
далее, я стою на коленях на полу, зажатая между ее слоновьими ногами и она примеряется пилой куда пилить.
пила у самой моей шеи.
в этом момент ключ в двери проворачивается и...входит отец.
я потом долго помнила его лицо и ту гамму чувств, которая быстро пронеслась по лицу.
он подумал, что бабка свихнулась и решила отпилить мне голову, тем более, что она, когда волновалась забывала и те немногие русские слова, которые знала.
бабка сказала что - то по немецки,- звучало как приговор и насылание проклятья.
бедный мой отец вырвал меня и тоже попробовал достать неоперабельным путем.
снова мешали уши.
еще раз открывается дверь, теперь на пороге уставшая, взвинченная после работы мать с тяжелой, набитой провиантом сумкой.
тут уж крику была на весь подьезд!
в дверь сунулась даже проходившая мимо соседка и тоже так "ах, боже мой, какой ужас!!!"
затем меня держали женщины, а отец пилил спинку трона.
так была разрушена моя касса, но не мечта...настоящего маньяка трудности только подстегивают.
трон- горшок стал отныне горшком - табуреткой, а я нашла себе подружку во дворе по имени викуся.