Дед

- Поддай-ка парку.
- Хорошо.
- Сколько там на градуснике? Молодой, глянь-ка.
- Восемьдесят два, где-то.
- Эх..хорошо. – дед Сабянин расплылся в улыбке – эт мне сын з городу прислал.
«Молодой» Ромка краем глаза увидел, как ухмыльнулся Петрович. Петрович был в курсе, что нет давно уже у деда сына. Уехал в город, когда ему было где-то лет семнадцать, как Ромке сейчас, там и пропал. Может, сгорел где по пьяни, а может просто забыл про отца. По крайней мере, лет двадцать от него не было никаких вестей.  Но дед периодически прикупал какую-нибудь мелочь в автолавке, и рассказывал всем, что «сын з городу прислал».
–     Ну-ка. Ложись, молодой, на полок. Щас я с тебя дурь всю выбью. – дед продолжал руководить в своей парилке, Ромка повиновался.
Он не сразу согласился ехать с мужиками на рыбалку. Ему не хотелось покидать привычный и комфортный город, и мчаться за сотни километров в какую-то глушь. Но мужики лихо расписали все прелести дикой природы, и последним аргументом было обещание знакомства с «эпическим»  дедом Сабяниным: «мировой мужик», сказал тогда Петрович, и подмигнул Ромке.
Ромка лежал на полке, а дед в зимней шапке и строительных варежках хлестал его березовыми вениками по спине.
– Чего спишь? Поддай-ка ещё– скомандовал дед Петровичу.
– Угробишь парня. С непривычки. –  решил предостеречь деда Петрович.
– Не угроблю. Кого в бане можно угробить? Это же тебе не сауна ваша. Тут человек заново нарождается.
– И чем тебе сауна-то не нравится?
– А чем она нравиться может? Баловство одно. Вот ты зачем туда ходишь?
– Также паримся. Общаемся.
– Общаемся – дед слегка передразнил Петровича. – Пиво пить, да девок за сиськи дёргать.  Вот и всё ваше общение.
– Так молодые же. Если силы уйма, чо бы и не подёргать? – Ухмыльнулся Петрович.
– Сил у вас уйма, потому что делаете всё в полсилы, оттого и уйма.  А попробуй-ка после моей парилки. А?  И вообще, от лукавого ваша сауна. Поддай-ка ещё. Эх…хорошо. Перевернись-ка на спину. Грудь надо пропарить.
Горячие капли от веников летали по парилке, прокопченные брусья сруба бани, скорее всего, видели ещё начало прошлого века. Тогда деревня была большая. Шумела свадьбами, звенела на Пасху колоколами маленькой срубленной церкви на холме над рекой. А в ночь на Ивана Купала тосковала тягучими девичьими песнями. От той деревни осталось три двора. Один деда Сабянина с баней на берегу, другие два: беззубых старушек, доживающих свой век.
Дед, так ты верующий? – отозвался с нижнего полка третий рыбак Сергей.
А как же. Все мы верующие.
И в церковь ходишь?
Вот моя церковь. Парилка энта. После неё можно сразу к богу на поклон. Сразу в рай примут. Будь моя воля, я бы всех через парилку пропускал бы. Чтобы выбить всю дурь вашу городскую.
Не любишь ты город, дед.
А за что его любить? Вот вы насаетесь все. За чем-то гонитесь, а зачем? Вот даже щас, на рыбалку приехали. А зачем? Вам что, жрать нечего в городе своём?
Так мы же не за жратвой, а  на природу, дед. Духовно, так сказать, сил набраться.
Едут вот так, духовно сил набраться, сетями рыбы натащут, что с собой не упрут, так на берегу и гниёт. Бардак один после себя оставляют. В моё время ни одна рыбёшка не пропадала. Хоть и бездуховные были, не то что щас. Поддай парку, опять спишь?
Каменка шипела берёзовым духом. Ромка разглядывал узоры смолы на потолке из досок. Кое в каких местах свисали маленькие янтарные капельки.
– Мы не такие, дед.
– Все не такие. Только рыбы скоро в реке совсем не останется.
– Дед, а ты за Путина или Зюганова? – отозвался снизу Сергей, решив сменить тему разговора.
– Я-то? Я за Родину, сынок. Твой Путин за кого сам будет?
– За Родину, наверное.
– Вот значит и я за него. Поддай-ка.
– Может ты и прав, дед –  Петрович плеснул из ковша на каменку – если всех через твою «церкву» пропустить, может и перестали бы люди делиться на «наших» и «не наших».
–А я про что толкую? – обрадовался своей правоте Сабянин– В людях щас столько лишнего, что не выбьешь сразу.  Не по-настоящему все. Вот мне бы их всех сюда. Парок, веники берёзовые, всё бы вышиб. Сразу в миру бы мир наступил.
Боюсь, дед, не хватит у тебя ни времени, ни веников, чтобы мир очистить.
Приятная нега расплылась по телу Ромки. Но через некоторое время голова затуманилась, руки- ноги отяжелели, и поплыло всё перед глазами. Ромка провалился в пропасть.
– Ах ты ж, етить-колотить. – Спохватился дед. Мужики соскочили с полка.
– Угробил таки, старый хрыч. – заорал Петрович.
– Да кто ж знал-то. Давайте, сынки, вытаскивайте его на воздух.
Ромку вытащили из парилки, уложили на скамью перед баней и окатили из таза холодной водой.
Он очнулся,  глубоко, с шумом, вздохнув и широко раскрыв глаза. За спинами мужиков стоял дед Сабянин с тревожным и одновременно виноватым видом.
– Говорил тебе, не угробь. – ворчал Петрович – не угроблю, не угроблю – зло  передразнил деда.
– Как ты, Ромка?
– Да нормально.
Мужики щупали пульс, смотрели в глаза. Дед виновато наблюдал за реанимационными действиями.
– Да не..Нормально. Вон щёки розовые – тихо, немного с опаской констатировал дед.
– Посиди, посиди, Рома , отойди –  похлопал по-отечески по плечу Петрович.
– Пойдём, старый. Выбью теперь я из тебя дух. В отместку.
– Да я то чо? – оправдывался дед. – кто знал-то.
Через полчасика мужики с дедом сидели на завалинке перед баней, отдыхали после парилки. Дед курил свой самосад, отказавшись от предложенных сигарет с фильтром, пили ягодный чай - «коронный напиток» Сабянина.
– Вот ты там, в городе, может больше знаешь, – дед обращался к Петровичу – мож слышал, скажи, война будет, нет?
– Да вроде нет. Не должно.
– Хорошо бы. А то телевизер глянешь, сплошная напряжённость. Да и мальчишек рождается много. Кто ни приедет рыбачить, у всех пацаны дома растут. У вас поди тоже сынки дома?
– А причем здесь мальчишки? – удивился Сергей.
– Дык перед войной всегда так. У нас перед той в каждом дворе по трое-четверо пацанов было. Природа, она ведь тоже к войне готовится.
– Ну это ты загнул дед. – усмехнулся Петрович. – а даже если будет, мы же по-любому победим.
– Победим-то это само собой. Токма сколько мы в земле оставим? Да и вот сам посуди. До войны наша деревня большая была, рыбный промысел. А как война началась, так и загнулось всё. Хоть и немца здесь не было, за Уралом как-никак, а только вести хозяйство после войны некому было. Кто мог - все полегли.  А потом и молодёжь в город потянулась. Так и загнулись мы тут.
– Дед, так у тебя и телевизор есть? – Сергей подмигнул старику. – а электричество откуда берёшь.
– Электричество-то? Электричество нам новая власть перед выборами подарила. Вечером покажу -  дизельгенератор называется. Тянуть-то провода сюда несподручно, три двора, и то, всем на погост скоро. Куда потом провода девать? Вот приехали, торжественно вручили. Даже по новостям показывали. Мол, решили проблему электричества в дальнем селе.  А телевизер какой- то бизнесмен презентовал. Шибко ему наши места понравились. Рыбу глушил тут у нас, паразит. Отдыхал культурно. С размахом. Ну, пойдёмте сынки, теперь я вас попарю.
– Ты уже одного попарил – съязвил Петрович.
У Ромки было блаженное состояние. Он уже не замечал разговоров мужиков с дедом, а погрузился в свои мысли, глядя на реку, извилисто уходящую вдаль, в сторону Уральских гор.
И чудилось ему, будто бы юные девы в длинных рубахах, на берегу реки в свете костра, пели песню и опускали венки в воду:
Девушки гадали,
В воду быстру венки кидали.
– Скажи, водица, Красной девице ,
Про жизнь молодую,
С кем век вековать?
Кого, реченька, любимым называть.
Разбудили Ромку на рассвете. Сергей был уже возле лодки, куда сложили все рюкзаки, включая ромкин. Надо было выдвигаться на остров – основную цель пребывания здесь. Там, говорят, да и дед подтвердил, рыбы немерено. Дед, наравне со всеми, суетился. Как-будто не остаётся, а тоже едет рыбачить.
– Ну, давайте, сынки. Удачного клёва. – Напутствовал он, и мужики  оттолкнули лодку от берега, ловко в неё запрыгнули, усевшись за вёсла.  Ромка сидел спиной к удаляющемуся деду Сабянину, стоявшему на берегу, опершись на саморучно выструганный посох. Ещё не рассвело, но Ромка отчетливо видел, как в предрассветной рассеявшейся мгле, с клубящимся  туманом от реки, дед Сабянин их перекрестил и что-то прошептал губами.  Вряд ли это напутствие касалось удачной рыбалки. Уж больно много в его глазах было тоски.