Каждое утро она снимает с плечиков костюм. Надоело. Не спеша, особо не выбирая. Впрочем, какая разница серый, черный, темно-синий, беж? Ей кажется они совершенно одинаковые. Отличие кроя юбки не в счет. Спасает только одно обстоятельство: она идет на любимую работу. Очень любимую. Шутка ли! Педагогическая династия! Любовь к профессии с молоком матери впитана, из поколения в поколение передана. Может прабабушкой из пансиона благородных девиц, или дедом, профессором химии, мамой, папой заслуженными учителями. Это не важно.
Елена Александровна! Звучит! Студентов своих обожает, вечерами напролет задумывается как преподнести им Цветаеву так, чтобы это была любовь на всю жизнь, даже если не с первого взгляда. Вспомнила одного такого, не понимал, не принимал. Сказал: « Поэзия не мое!» Как отрезал. А ее зацепило. Вот так и живет: из курса в курс доказывает свою любовь к литературе, прививает ее своим студентам. Милые. Разница в возрасте шутейная - максимум десять лет. Хотела бы на одной волне, присесть на край парты нога-на-ногу, обнажить задорно круглую коленку, посмеяться с ними заливисто над рассказами Аверченко. Но нельзя. Всплывает сразу голос мамы:
-- Елена! Ты же педагог! Ты должна соответствовать! Только классический костюм, никаких фривольностей. Сократишь дистанцию между тобой и студентами, считай никакой дисциплины и авторитета.
Она слушала свою строгую маму. Вместе выбрали все блузы, брюки, юбки, жакеты. Ими можно играть, тасовать как карты в колоде, сочетать, а можно одеть монолитом. Глыбой педагогического образа. Елена Александровна вздохнула:" Разве учитель не человек? Не женщина? Кто же он- учитель, педагог? Образец нравственности и пример для подражания? А как же жизнь? Когда жить?" Эти вопросы Лена задавала себе тысячу раз. Репутация, образ- пустые слова. Надо жить, творить, любить. Учить не только литературе, эмоциям, счастью! Вот только спорить с родителями бесполезно. Она не такая. Не такая как они. На ее плечи давит жакет, блуза мешает свободно дышать. Только стрижка, позволенная себе вопреки всем пожеланиям ее личный выбор, только она оставляет ее право быть самой собой, хоть иногда. Такая замечательная, короткая стрижка! Челка ежиком, ее можно пенкой для волос пригладить перед лекциями, виски узенькие, только прядь тонкая, длинная на правом виске, она отправляется за маленькое, нежное ушко.
А когда можно быть просто человеком, веселой молодой женщиной, тогда челка возвращается в нормальное состояние- ежиком и прядь выскакивает из-за ушка, играет завитком вдоль скулы и ласкает шею. Елена Александровна, строгий преподаватель литературы в университете иногда становится яркой, эпатажной, завораживающей Элен.
В жизни Элен все намного проще. Ей не надо думать о впечатлении, которое она произведет. Она может быть такой, какая есть. Настоящей.
Элен пишет стихи. Замечательные. Она поет рок и играет на гитаре. Она носит странное платье с расцветкой под змеиную кожу и серебристые, с люрексом, чулки. Еще она носит ботильоны на высоченном каблуке и платформе. Елена Александровна никогда не одела бы такую обувь, она носит только качественную, кожаную, немецкую. Удобную, на широком каблуке высотой не больше трех сантиметров. На ценниках с такой обувью дерзкая Элен приписала маркером слоган «Прощай, молодость!» Ах, Элен, Элен! Шутница, шалунья, любимица публики.
Елена Александровна с трудом дождалась очередной субботы. Она снимает очки в тонкой черной оправе и достает другие: с темно-коричневыми стеклами, в широкой кроваво-красной, переходящей в бордо к дужкам. Она надевает одно из своих ярких платьев. Сегодня это темно-золотистое с сиреневыми переливами, странным, экзотическим рисунком.
«Под гитару»- улыбнулась и прядь выбилась шаловливо из-за ушка. Сегодня ее никто не будет прятать. Сегодня ей позволено быть на виду. На ножках уже мерцают серебром сложные черные чулки. Последний штрих- алая помада на губы.
На ходу натягивая гловелетты на изящные руки с черным лаком на ногтях, Элен стремительно выбежит из подъезда, спрячется в своей машине и нажав педаль газа умчится в другой город. Три часа пути. Скорость. Радость. Счастье быть самой собой.
-- И снова вместе с нами, дорогие друзья, встречаем! Элен!
Видит ли она тех, кто восторженно смотрит на нее? Они ее ждут каждую субботу. Поклонники рока, поклонники ее текстов. Она просто поет. Поет , сливается с инструментом, музыкой, миром.
Не замечает, как молодой, высокий мужчина смотрит на нее не отрываясь. Ее голос он слушал бы всегда. С легкой хрипотцой, не низкий, не тяжелый, а увесистый, глубокий.
Первый раз он был рад, что согласился на командировку, рад, что позволил коллегам вытащить его в этот клуб. Он не любил провинциальные города и клубы. Скучал. Но не сегодня. Смотрит на нее восторженно, завороженно. Интересная. Вызов во всем. Чулки эти нелепые, черные с серебристым мерцанием, платье, но длина... за колено, нет бы поднять на десяток сантиметров выше... Грудь без бюстгалтера, волнует его. «Почему не одела?»- трет себе виски, мучается удушьем, когда ремень от гитары прижимает ткань и сосок выпирает твердостью. Возбуждена сама, от ритма, от эмоций, он видит.
Два часа ночи. Он курит в стороне от клуба. Руки дрожат предательски: «Элен...Элен... Дурацкий псевдоним.» А перед глазами выпирающий через ткань сосок и ножка в нелепом чулке. И тут видит вдруг силуэт женской фигурки в темноте: идет быстро, в руках футляр качается и бьет об ногу. Точно! Она!
-- Подождите, я помогу!- он боится, что она не остановится. Уже очень поздно. Наверное она специально выходит так поздно, чтобы публика успокоилась и отвлеклась от концерта на тусовку. Догоняет ее, хватает ремень футляра на ходу. Она останавливается.
-- Элен, вас же иначе зовут? Правда?
-- Правда- она улыбается.
-- Как?
-- Елена- она снова улыбается. - А вас? Брови тонкие в разлет, как крылья у птицы. Помады красной почти нет. Ему казалось высокая, он любит таких: стройных, высоких, утонченных. А эта... не такая... Стройная, но маленькая совсем. Грудь китайским яблочком с отвердевшим от холода соском.
-- Борис, меня зовут Борис.- идет в след за ней, укладывает гитару на заднее сиденье автомобиля.
-- Я поняла- опять улыбается. Ей приятно, что он восхищен Элен, радостно, что познакомился с Еленой. Она понимает, что он приезжий. Поэтому нисколечко не боится. Замечательный вечер, когда не надо прятать Элен за строгостью Елены Александровны, когда не страшит, если в Елене Александровне узнают Элен. Он же вдруг останавливает взгляд на ее проступающей через платье груди, такой же свободной, как сама Элен, страстной, жаждущей. Елена возможно и смутилась бы, а Элен... встала на носочки, вытянулась ему на встречу:
-- Не жди, поцелуй!
Он целовал, рычал от страсти и нежности. Стягивал платье с плеча, задирал его наверх, и опять целовал. Неистово. Потом тянул ее за руку от стоянки в какие-то кусты, молча прижимал к стволу дерева, впечатывал себя в нее, вдавливал, хотел запомнить упругость и жар ее тела. И когда она обмякла в его руках, закинул на плечо и понес в свою машину. Маленькую, яркую, потерявшую очки.
Снова наступило утро. Елена Александровна открыла шкаф. Пора на работу. Она достала странное платье с затейливым узором и тонкие, черные чулки, не стерла черный лак на ногтях и не заправила прядь за ушко. Да, она не такая, но имеет право быть собой.