АГОНИЯ
Глава вторая
Сорокин сидел в комнате-кабинете и штопал черными нитками телогрейку. Вся она была вспорота немецкими пулями. За время проведения операции он получил три касательных ранения. Молоденькая санинструктор Клава, девушка лет восемнадцати, обрабатывала раны йодом. Он морщился от боли и тихо охал, что ее изрядно забавляло.
- Клава, ты хуже немцев. Они в меня стреляли из автоматов, и мне было не так больно, как сейчас, когда ты смазываешь эти царапины йодом.
- Вы все смеетесь, товарищ капитан. Скажите спасибо гитлеровцам, что они так плохо стреляли в вас.
- Да некому говорить, Клава. Они все в лесу остались.
Дверь резко открылась, и в клубах морозного тумана показалась фигура коменданта железнодорожного разъезда.
- Сорокин! Давай за мной. Тебя вызывает заместитель командующего фронтом.
- Дайте мне гимнастерку! – закричал Александр. – Не могу же я встать перед генералом в таком виде.
Он быстро надел гимнастерку одного из своих офицеров и бегом бросился за комендантом.
- Заходи, – произнес майор. – Там генерал Власов.
Сорокин толкнул дверь и оказался в кабинете, который раньше занимал комендант разъезда. За столом сидел генерал-лейтенант Власов. Большие роговые очки делали его лицо каким-то гражданским, далеким от суровой военной действительности.
- Товарищ заместитель командующего фронтом, капитан Сорокин прибыл по вашему приказу.
Андрей Андреевич внимательно посмотрел на него.
- Почему на вас форма лейтенанта, если вы - капитан? – спросил он Александра.
- Извините, товарищ генерал-лейтенант. Я только что вернулся с операции по уничтожению немецких диверсантов. Моя форма порвалась, не мог же я предстать перед вами в рваной гимнастерке.
Генерал улыбнулся.
- Мне кажется, капитан, что мы с вами раньше встречались?
- Так точно, товарищ заместитель командующего фронтом. Я был начальником одного из отделов пятьдесят 57-ой армии, которой командовали вы. Мы вместе выходили из окружения под Киевом.
- Да, да. Сейчас я вас вспомнил, – произнес Власов. – Значит, это ваша группа уничтожила немецких диверсантов, которые планировали захватить литерный поезд? Мне только что об этом доложил начальник особого отдела фронта. Спасибо вам, капитан Сорокин, за службу.
- Вам спасибо, товарищ генерал-лейтенант. Нами взят в плен немецкий офицер. Эта группа была составлена из солдат немецкого полка «Бранденбург-800».
- Молодец, капитан. Мне кажется, что такие боевые офицеры должны быть в первых рядах наступающей армии, а не прикрывать ее тылы, – произнес он, обращаясь к стоявшему рядом с ним полковнику. – Что вы скажете об этом?
- Я согласен с вами, товарищ заместитель командующего фронтом. Однако боюсь, что начальник особого отдела 2-ой ударной армии будет против подобного решения. Мне не хочется конфликтовать с НКВД по данному вопросу. Есть другое предложение, – произнес полковник, в котором Сорокин узнал начальника фронтовой разведки, - нужно перебросить капитана Сорокина вместе с его группой ближе к передовой. Вчера немцы чуть не перерезали дорогу, по которой идет снабжение наших войск, участвующих в Любанской операции. Пусть почистит местность, прилегающую к дороге.
- Хорошо, – тихо произнес Власов. – Переговорите по этому вопросу с начальником особого отдела дивизии. Думаю, он поймет нас и направит туда группу капитана Сорокина. И еще, полковник, подготовьте приказ о награждении всех участников этой операции. Представьте капитана Сорокина к Ордену Красной Звезды. Мне кажется, что он заслужил эту награду.
- Есть, товарищ заместитель командующего фронтом, – ответил ему полковник.
Власов перевел взгляд на капитана.
- Вы что-то хотите сказать, капитан?
- Так точно. Прошу представить к правительственным наградам и погибших бойцов.
- Хорошо, капитан, я вас понял, а сейчас идите. Вы свободны.
Сорокин развернулся через левое плечо и вышел из кабинета.
***
Заканчивался февраль 1942 года. Месяц, по местным меркам, выдался на редкость холодным: морозы иногда доходили до сорока градусов. Было много обмороженных бойцов и дезертиров, которыми кишели местные леса. Начатое в начале января наступление Волховского фронта, целью которого был прорыв немецкой блокады Ленинграда, оказалось не удачным. Частям фронта не удалось соединиться с наступающими подразделениями Ленинградского фронта, и сейчас 2-ая ударная армии вела позиционные бои, вклинившись в немецкую оборону на глубину шестидесят километров. Все предложения руководства Волховского фронта отвести войска из образовавшегося «мешка» Ставкой верховного главнокомандующего были отвергнуты. Сталин и Генеральный штаб РККА были уверены, что войскам остается совсем немного дожать немцев, и успех будет достигнут: фронтам удастся разорвать кольцо блокады. Время шло, а фронт все топтался на месте, будучи не в состоянии прорвать немецкие оборонительные позиции. То, что наступление советских войск было неподготовленным, догадывались многие офицеры. Сильнейшие морозы и снегопады сковали наступающую армию. Не хватало боеприпасов, медикаментов, продуктов питания. Особо упорные бои шли за деревню Мясной Бор, которая переходила из рук в руки. Белый снег был покрыт тысячами трупов советских и немецких солдат.
Машина капитана Сорокина медленно двигалась вперед в составе воинской колонны стрелкового полка. Обогнать медленно двигающийся обоз было практически невозможно. Немцы, отступая на заранее подготовленные позиции, уничтожали все, что могло быть использовано русскими войсками при наступлении. Кругом были мины и неразорвавшиеся снаряды и авиабомбы.
- Ну, что они кое-как двигаются? – ругаясь трехэтажным матом, то и дело бубнил водитель. – Надо же, за три часа мы не проехали и двадцати километров.
Сорокин, сидевший рядом с водителем, не отрывал глаз от дороги, по которой ехала их машина. Деревья, стоявшие вдоль нее, были все изранены осколками снарядов. Неожиданно колонна остановилась. Александр вышел из машины и направился вперед, чтобы узнать причину остановки. Стояло раннее утро, и, если бы сейчас в сером небе появились немецкие самолеты, то они бы практически уничтожили идущий к фронту полк. Заметив сбившихся в кучу солдат, капитан направился к ним. Посреди дороги, перегородив ее, лежали на снегу две лошади. Одна из них была уже мертва, другая судорожно била копытами, стараясь подняться с земли.
- В чем дело? – спросил капитан ездового, мужчину преклонного возраста с седыми обвисшими усами.
- Лошади… - тихо ответил он Сорокину. – Кормов нет, вот и падает скотина с голоду.
Заметив пробегающего мимо него лейтенанта, Александр остановил его.
- Лейтенант! Это ваши люди? Срочно очистите дорогу, – приказал он ему. – Пристрелите лошадь. Если налетят немецкие самолеты, вы представляете, что здесь будет?
Офицер достал из кобуры наган и подошел к лошади. Та, словно почувствовав смерть, еще сильнее забила копытами. Из глаз лейтенанта выкатилась слеза, и он никак не мог заставить себя выстрелить в лошадь.
- Слюнтяй! Мальчишка! – оттолкнув его в сторону, произнес Сорокин и выстрелил в голову лошади. – Оттащите трупы животных с дороги.
Сунув пистолет в кобуру, он направился к своей машине. Минуты через две колонна двинулась вперед. Они проехали километра два, когда налетела немецкая авиация. Звено пикирующих бомбардировщиков, включив сирену и завалившись на правое крыло, устремилось на колонну.
- Воздух! Воздух! – закричал кто-то из бойцов и бросился в лес.
Он не успел пробежать и метров двадцати, как под ним рванула мина. Комья земли и куски мяса посыпались на людей сверху. Сорокин выскочил из машины и бросился под ближайшие деревья. Обезумевшие от страха люди и лошади метались по дороге, убивая и калеча, друг друга. Первые немецкие бомбы легли в начале колонны, уничтожив с десяток саней. В воздухе запахло сгоревшей взрывчаткой и жареным мясом. Самолеты, сбросив бомбы, поднялись вверх, чтобы сделать очередной заход. Где-то рядом с Сорокиным стал бить ручной пулемет. Александр повернул голову на звуки выстрелов и увидел солдата, который, упершись пулеметом о сук дерева, стрелял по заходящим в пике самолетам. По дороге в расстегнутой телогрейке и в ватных штанах метался молодой боец. Он был без шапки, и его голова, постриженная наголо, крутилась из стороны в сторону, ища укрытие. Вот он поравнялся с автоцистерной и вдруг раздался взрыв. Из пламени, охватившего цистерну, внезапно показалась фигура человека, объятого пламенем. Он махал руками, пытаясь сбить с себя пламя, а затем повалился в снег.
Машина капитана внезапно оторвалась от земли и, дважды перевернувшись поворота в воздухе, упала в трех метрах от него и моментально загорелась черно-красным пламенем. Стрелявший по самолетам боец радостно закричал:
- Попал! Попал! Горит сволочь!
От горящего самолета отделилась черная точка и полетела вниз. Через мгновение над ней раскрылось белое полотнище парашюта. Несколько бойцов бросились в лес, чтобы схватить немецкого летчика. Отстрелявшись из пулеметов, самолеты улетели на запад. Из леса появились солдаты, которые вели впереди себя немецкого пилота. Все лицо летчика было в крови. Сорокин вышел на дорогу.
- Я из особого отдела дивизии, – громко произнес он. – Передайте летчика моим людям.
- Каким людям? – с ухмылкой, произнес солдат. – Мы поймали, а теперь вы хотите забрать его у нас? Да мы сейчас…
- Отставить! – с угрозой в голосе произнес Сорокин. – Ты знаешь, что бывает за невыполнение приказа вышестоящего командира в военное время?
Улыбка моментально исчезла с лица бойца.
- Да пусть забирают, - примирительно произнес его товарищ. – Мы с тобой еще не один десяток таких немцев поймаем.
Солдат толкнул немца в спину и направился к дороге.
***
К вечеру изрядно поредевшая колонна подошла к Тихвину. Вдоль дороги то и дело попадались замерзшие трупы немецких и русских солдат. Некоторые из них висели на деревьях, заброшенные туда взрывами снарядов, другие были сложены, словно бревна, в штабеля. Подводы, груженные боеприпасами и продовольствием, медленно двигались по дороге. Машин практически не было видно: перевозки осуществлялись в основном с использованием гужевого транспорта.
- Ну, что ты плетешься, словно сонная, – закричал один из бойцов на лошадь. – Если так медленно будем двигаться, то и до ночи до передовой не доедем.
Он стеганул уставшую лошадь по крупу кнутом и выехал на обочину. В ту же минуту тишину разорвал мощный взрыв, это сработала установленная немцами мина. Когда рассеялся дым, на дороге валялось несколько убитых извозчиков и лошадей. Самого виновника взрыва найти не удалось. Его винтовка, отлетевшая в сторону, обнаружилась за двадцать метров от взрыва. Передняя часть лошади, все еще стояла на дороге и тряслась в конвульсиях, пока не упала в снег.
Вскоре колонна втянулась в Тихвин, вернее в то, что осталось от этого небольшого, провинциального города. Сорокин вошел в комнату полуразрушенного здания, в котором размещался штаб стрелкового корпуса. Представившись, он поинтересовался у начальника особого отдела, как ему лучше добраться до места, где заняла оборону его дивизия.
- Я смотрю, ты вообще не владеешь оперативной обстановкой, капитан. Штаб 2-ой ударной армии находится в «мешке», там и твоя дивизия. Сейчас наш корпус сдерживает яростные атаки немцев, которые пытаются перерезать коридор, соединяющий армию с фронтом. Неровен час и армия окажется в окружении.
Майор взглянул на удивленное лицо Сорокина.
- Давай выйдем на воздух, там и поговорим, - предложил он Александру, положив ему руку на плечо.
Они вышли во двор и закурили.
- Слушай, капитан. Я хочу, чтобы ты понимал, что здесь происходит: ни мы, ни ленинградцы не можем пробиться друг к другу. Для этого у нас просто не хватает сил. Коммуникации фронта растянулись, войскам не хватает боеприпасов, питания, а самое главное - нам не удалось создать мощный кулак из артиллерии и танков. Немцы превосходят нас буквально во всем: в танках, артиллерии и в авиации, которая висит в небе круглые сутки, расстреливая и уничтожая все, что двигается по земле.
Он замолчал и, достав из кармана полушубка пачку папирос, закурил вторую.
- Ну, а что Ставка? Нужно срочно отводить армию назад, – тихо произнес Сорокин. – Если этого не сделать, то угробим ее.
- Если бы я тебя не знал, Сорокин, то подумал бы, что ты просто провоцируешь меня, задавая подобный вопрос. Могу сказать одно, что представители Ставки – Василевский, Ворошилов, Мехлис, которые здесь бывают практически каждые десять дней, считают, что 2-ая ударная армия должна вести наступление, оттягивая на себя как можно больше немецких сил и тем самым, давая возможность Ленинградскому фронту прорвать блокаду.
- Слушай, Михаил, но это же преступление! Осознанно губить десятки тысяч людей в этих лесах просто глупо. Неужели они не понимают, что сил прорвать блокаду у армии нет, что их решение обрекает армию на полное ее истребление.
Они снова замолчали. Каждый из них думал о чем-то своем, «переваривая» полученную информацию. Судя по всему, Александру снова придется, осознанно входить в «котел», который немцы могут закрыть в любую минуту.
- Знаешь, Миша, ты меня заставил по-другому взглянуть на все это. Мне уже один раз приходилось выходить из окружения, но тогда было все иначе. Однако ничего не поделаешь, приказ есть приказ, и я должен прибыть в штаб дивизии независимо от того, в каком положении она находится. Я все же рассчитываю на мудрость наших полководцев, что они не допустят полного уничтожения армии.
- Ладно, Саша, пойдем обратно. Ты с дороги наверняка сильно устал. Завтра тебе снова ехать, и ты должен хоть немного отдохнуть.
Они вернулись в дом. Сорокин лег на лавку и моментально уснул.
***
Александр проснулся от канонады: где-то недалеко били тяжелые дальнобойные орудия. После каждого выстрела стекла в окнах противно звенели, словно хотели выскочить из рам. Поднявшись с лавки, он огляделся по сторонам и, отодвинув в сторону ненужную занавеску, вышел в другую комнату. В углу, потрескивая и стреляя искрами, стояла принесенная кем-то «буржуйка».
- Проснулся? – спросил его Михаил. – Как спалось?
- Спасибо. Давно так сладко не спал.
- Саша. Сейчас в штаб 2-ой ударной армии направляется машина. Собирай своих подчиненных и поезжай с ними. Пока еще можно проскочить: минут через сорок у немцев закончится завтрак, и прорваться будет проблематично. Они практически полностью контролируют эту дорогу, и все снабжение армии осуществляется лишь по ночам. Вчера вечером связался с начальником штаба Измайловым, сообщил ему о тебе, он тебя ждет.
- Спасибо. Что у него нового?
- Жалуется на большое количество дезертиров и «самострелов», работы у тебя там будет выше крыши. Сейчас в лесах кого только не встретишь: и наших дезертиров, и немецких диверсантов. Короче, скучать не будешь.
На улице раздались сигналы автомашины.
- Это твоя машина. Сотрудников я уже поднял без тебя. Они ждут во дворе. Вот возьми вещевой мешок с американской тушенкой. Там с продуктами плохо, и бойцы голодают.
- Спасибо, друг, за все. Не знаю, встретимся ли еще раз?
- Ты меня не хорони, мы с тобой еще повоюем.
Они обнялись, и Александр, надев шапку, вышел во двор: около грузовика стояли его бойцы – два офицера и водитель. Заметив его, они радостно заулыбались и направились в его сторону.
- Ну что, все здоровы? – полушутя, поинтересовался он у подчиненных. – Тогда поехали.
Машина, наполненная какими-то ящиками, медленно двигалась по дороге, объезжая многочисленные воронки от бомб и снарядов. Вдоль дороги, утонув в снегу, торчала разбитая техника: танки, машины, орудия. Глядя на все это, трудно было разобраться, какой техники больше, советской или немецкой. Сорокин посмотрел на сосредоточенное лицо водителя, который то и дело вглядывался в серое небо.
- Низкая облачность, – произнес Александр. – В такую погоду немцы не летают.
- Как сказать, – ответил ему водитель. – У них появились воздушные охотники, которые летают в любую погоду. Я здесь часто езжу и хорошо знаю, где ждать беду. Вот сейчас выедем из леса, и немцы начнут молотить по нам из орудий. Если успеем проскочить это поле за двадцать минут, значит, нам повезло.
Первые разрывы выросли позади автомашины, вторая серия – впереди.
- В вилку хотят взять, – выругавшись матом, произнес шофер.
Он резко затормозил. Взрывы подняли мерзлую землю впереди грузовика.
«Неплохой у немцев корректировщик, – подумал Сорокин. – Сидит, наверное, где-то недалеко от дороги и направляет огонь».
Словно в подтверждение его мыслей, в придорожных кустах мелькнула человеческая фигура и снова исчезла среди сугробов. До леса оставалось около километра, когда немецкая артиллерия открыла массированный огонь. Водитель был асом своего дела: машина то летела вперед, то резко тормозила и уходила в сторону.
- Давай, давай, – шептали губы водителя, когда очередная серия разрывов вставала в стороне от машины. – Ну, еще немного и все будет нормально.
Наконец, машина въехала в лесополосу. Вдруг стало тихо. Немцы прекратили огонь, словно никогда и не стреляли. Водитель остановил автомашину и вышел из кабины. Схватив рукой снег, он растер им вспотевшее лицо.
- Пронесло, – тихо сказал он, – слава Богу.
Неожиданно из-за поворота дороги показалась колонна автомобилей, которая направлялась в тыл. На отдельных машинах красной краской были нарисованы кресты. Сорокин вышел на дорогу и поднял руку. Из первой автомашины вышла женщина в накинутом на шинель белом халате.
- В чем дело капитан? Разве вы не видите, что в машинах раненые бойцы? Почему вы остановили колонну? Многие раненые нуждаются в операциях. Вы их просто заморозите!
- Товарищ капитан! Колонна не сможет проехать через поле, его обстреливает немецкая артиллерия. Вон там, – произнес Сорокин, - скрывается немецкий корректировщик, и пока мы его не уничтожим, колонна двигаться не сможет.
- Тогда уничтожьте этого корректировщика, капитан, не стоять же нам здесь до бесконечности.
Сорокин посмотрел на своих подчиненных и, взяв из кабины грузовика автомат, направился в лес. Вслед за ним с оружием наизготовку, двинулись и его бойцы.
***
Сорокин был прав: там, где он заметил человека, снег был сильно утоптан, что свидетельствовало о том, что здесь длительное время находились люди. На снегу валялось несколько банок из-под консервов, и четко отпечатался прямоугольник от стоявшей тут рации.
- Товарищ капитан, корректировщики, похоже, ушли, – произнес лейтенант Черкасов. – Вон и следы трех человек в сторону немцев.
- Ты ошибаешься Черкасов, они просто поменяли позицию. Я увидел их в тот момент, когда они решили перейти на новое место.
Александр махнул рукой, и они направились по следам немцев.
«Как бы не напороться на их боевое охранение, – подумал он. – Если судить по следам, то немцев не трое, а пятеро: двое шли след в след».
Следы петляли между деревьев, то сходились в одной точке, то расходились в разные стороны. Сорокин поднял руку, все остановились. Откуда-то справа, из-за кустов, потянуло табачным дымом. Они стояли, боясь пошевелиться. Вдруг недалеко от них взлетела сорока и, треща на весь лес, полетела вглубь чащи. Они упали в снег и медленно поползли к кустам.
Немцы сидели в небольшом овраге, видимо, этот переход отнял у них много сил. Один из немцев в бинокль наблюдал за дорогой. Он что-то сказал, и второй немец поднес к глазам бинокль. Донеслась команда, и связист стал готовить радиостанцию к передаче. Ловким движением руки он забросил антенну на дерево и, надев наушники, стал запрашивать кого-то по рации. Как и предполагал капитан, немцев было пятеро. Двое других немцев, положив рядом с собой автоматы, достали из ранца фляги и стали разливать какую-то жидкость по металлическим стаканчикам.
- Дай мне гранату, – обратился Сорокин к водителю.
Тот снял ее пояса и протянул капитану. Сорокин выдернул чеку и швырнул гранату в немцев. Она ударилась о дерево в метрах пяти от корректировщиков и отлетела в сторону. Раздался взрыв, осколки с воем пронеслись над сотрудниками оперативной группы, срубая все на лету. Не дав немцам опомниться, они открыли огонь по врагам. Прошло несколько секунд, и все было закончено: трупы немцев, запах сгоревших взрывчатки и пороха, это то, что осталось от немецкой разведгруппы. Прихватив с собой рацию, опергруппа направилась обратно.
- Езжайте, капитан, – устало предложил доктору Сорокин. – Советую проскочить этот открытый участок как можно быстрее. Я не исключаю, что у немцев несколько групп, которые корректируют огонь батарей.
- Спасибо вам. Значит, можно ехать?
- Да.
Колонна, урча моторами десятка автомашин, двинулась дальше. Тогда еще никто не знал, что это была последняя автоколонна, которая смогла свободно выехать из этого «мешка».
- Поехали – обратился Сорокин к стоявшему недалеко от него водителю. – Надеюсь, что больше не придется бегать по лесу в поисках немецких диверсантов.
Они быстро заняли свои места в автомобиле, и машина направилась в сторону штаба 2-ой ударной армии.
***
Прошло около двух недель, как немцы перерезали единственную дорогу, связывающую армию с большой землей. Несмотря на окружение, полки и дивизии, а вернее, что оставалось от них, вели ожесточенные бои с превосходящими силами противника. В людях по-прежнему жила надежда, что вот-вот поступит долгожданный приказ на прорыв кольца и выход к основным силам фронта. Начальник особого отдела дивизии, майор Самойлов нервно ходил по блиндажу, то и дело, посматривая на Сорокина, который сидел за столом и в свете самодельной керосиновой лампы чистил автомат.
- Вот что, капитан. Командованием армии поставлена новая задача. Мы не должны допустить массового дезертирства и необоснованного отхода наших войск. Приказ Ставки верховного главнокомандующего предельно ясен – ни шагу назад. За попытку оставить позиции – трибунал. Ты все понял?
- Так точно, товарищ майор. Кто бы спорил. Вчера вечером дезертиры напали на подводу с продовольствием. Странно все это. Они в таком же кольце, как и мы. Выходит, воевать с немцами не хотят, но и сдаваться им - тоже.
- Ты прав, однако это ничего не меняет.
Самойлов сел за стол. Сорокин быстро собрал автомат и отложил его в сторону. Он сразу понял, что вопрос о дезертирах был прелюдией к серьезному разговору.
- Начальник штаба дивизии приказывает мне направить тебя в 1267 –ой стрелковый полк. Ты, наверное, уже понял, с чем это связано. Завтра полк начнет наступление. Он должен вклиниться в немецкую оборону и оттянуть на себя имеющиеся у немцев резервы. Твоя задача - не допустить отхода полка. Делай, что хочешь, но полк обязан наступать. Мы должны перехватить у немцев инициативу и не дать им возможности еще сильнее сжать кольцо. Дезертиров и паникеров расстреливать на месте. Понял?
Самойлов замолчал. Каждый из них хорошо знал, что полк не в состоянии вести наступление. В нем оставалась лишь треть личного состава, не было боеприпасов, люди были голодны и измотаны постоянными налетами немецкой авиации.
- Товарищ майор! Какое наступление? Люди три дня не ели горячей пищи, патронов нет. Неделю назад бойцы съели последнюю лошадь…
- Ты что, Сорокин, думаешь, что я об этом не знаю? Знаю. Знает и начальник штаба дивизии. Вот поэтому и принято решение направить тебя туда. Скажу больше, артиллерийской поддержки не будет.
- А как же люди?
- Это приказ, Сорокин! Ты понял, приказ!
- Так точно, товарищ майор. Не допустить отхода полка.
Самойлов надел шапку и вышел из блиндажа.
***
К вечеру Сорокин добрался до позиций полка. Он прошел по наспех выкопанной траншее и спустился в овраг, где находился временный командный пункт полка. Группа солдат, несмотря на холод, сняла с себя нательные рубашки и трясла их над пламенем костра. Это был старый, испытанный способ хоть как-то избавиться от вшей, которые буквально заедали бойцов, не давая им возможности ни спать, ни отдыхать. Подразделения 1267-го стрелкового полка сосредоточились в оврагах вдоль берега Волхова. На той стороне реки окопались немецкие части. Рано утром в полк подвезли в бочках водку. Бойцы пили ее прямо из ковша, не закусывая, потому что кроме водки, больше ничего не дали. Вчера вечером каждому солдату было выдано по одному сухарю, десять патронов к винтовке и одной гранате. Лица солдат были хмурыми, так как многие из них понимали, с какой целью выдается водка. До часа «Х» оставалось около двух часов.
- Как настроение, капитан? Может, тоже хочешь водки? – спросил его подполковник, командир полка. – Не хочешь? Напрасно. А в прочем, дело твое.
Подполковник поднял бинокль и стал рассматривать позиции немцев. Белое после снегопада поле чем-то напоминало водоем с застывшими на морозе волнами. Это лежали убитые вчера в атаке солдаты его полка.
- Лучше бы они помогли нам артиллерией, чем присылать тебя к нам, – словно разговаривая сам с собой, тихо произнес командир полка.
Он посмотрел на Сорокина, а затем перевел взгляд на командира батальона.
- Доложи о готовности.
- Батальон к атаке готов, – сказал капитан с грязной повязкой на голове.
- Тогда чего сидишь здесь? Атака - по красной ракете. Пройдись, посмотри, все ли живы у тебя, а то могут замерзнуть на снегу.
Командир полка оказался прав: когда в утреннем мартовском небе вспыхнула красная ракета, на земле так и осталось лежать несколько тел окоченевших с похмелья бойцов. Первая атака сибиряков увенчалась успехом. Немцы открыли огонь, но удерживали позиции недолго: дрогнули и побежали. Оказалось, что у них на берегу были оборудованы лишь ячейки из снега, которые они и покинули. Воодушевленные первым успехом подразделения двинулись дальше к Спасской Полисти, по пути захватывая пленных.
Спасская Полисть – небольшая железнодорожная станция на линии Новгород - Волхов - Тихвин - Ленинград, а также тракт шоссейных дорог. Прямо к станции примыкал небольшой населенный пункт. За уцелевшими постройками возле огородов - речка Полисть. Вся местность видна как на ладони. Здесь на линии пересечения железной и шоссейной дорог немцы закрепились основательно. В самом населенном пункте была оборудована настоящая линия обороны с дотами, траншеями и артиллерийскими позициями. Шквальный огонь немецкой артиллерии и пулеметов заставил наступающих залечь прямо в снег.
- Что они делают? Да немцы их, как цыплят, постреляют в этом поле, – произнес подполковник, оказавшись рядом с Сорокиным.
Они отползли в сторону и скатились в небольшой овраг.
- За Родину! За Сталина! – вскочив на ноги, закричал полупьяный комбат.
- Чего лежишь, давай вперед! – скомандовал подполковник Александру и стал выбираться из оврага. Оказавшись наверху, они побежали вслед за атакующей цепью. Заметив бегущих людей, немцы открыли по ним пулеметный огонь. Сорокин и командир полка повалились в глубокий рыхлый снег, который моментально забился в рукава шинели и в валенки. Работая локтями, они поползли вперед.
- Комбат! Где комбат? – громко закричал командир полка. – Найдите мне комбата!
Не прошло и минуты, как к ним подполз комбат и лег рядом.
- Почему залегли? Кто приказал? – закричал на него разъяренный подполковник. – Да я тебя под трибунал отдам!
- У немцев здесь хорошо организована оборона. Нельзя же гнать солдат на пулеметы. Вы бы лучше, товарищ подполковник, помогли нам артиллерией, а не криком.
- Что? - закричал на него командир полка. – Ты думаешь, что я деревянный и ничего не понимаю? Нет у меня артиллерии, и в дивизии артиллерии нет! Понял? Атака через полчаса. Возьмешь населенный пункт – герой, не возьмешь – трибунал. Вот и капитан подтвердит мои слова.
- Может, я останусь с батальоном? – обратился Сорокин к подполковнику.
- Дело твое, капитан, я тебе не командир.
Все так же активно работая локтями, командир полка пополз обратно к своему наблюдательному пункту.
***
Сорокин лежал на снегу, ожидая красную ракету, которая должна была вновь поднять в атаку поредевшие цепи. Немцы тоже молчали, ведя чахлую и малоэффективную минометную стрельбу. За спиной раздался выстрел, и в голубое февральское небо устремилась ракета, которая рассыпалась красными искрами.
- В атаку! – закричал комбат и, размахивая «Наганом», побежал к немецким окопам.
Бойцы шли врассыпную по открытой местности. Гитлеровцы, подпустив их поближе, открыли кинжальный огонь из всех видов оружия. Автоматные и пулеметные очереди заглушались минометным и артиллерийским огнем. Вскоре в небе появилась эскадрилья немецких самолетов, которые издевательским образом летали на малых высотах и поливали огнем наступающие русские цепи. Летчики, словно в тире, расстреливали наших бойцов из пушек и пулеметов. Все взлетало вверх, заволакивало снежной пылью и землей. Падали мертвые, раненые и живые. Вместо того, чтобы прятаться в воронках от снарядов, некоторые необученные бойцы в растерянности метались по полю и погибали от пуль засевших в дотах немцев. Когда атака захлебнулась, с земли поднялся комбат.
- За Родину! Вперед! – закричал он и упал скошенный пулеметной очередью.
«Зачем он вскочил? - подумал Сорокин. - Неужели испугался трибунала?»
У атакующих стали заканчиваться патроны, и многие бойцы залегли в воронках, стараясь хоть как-то уцелеть от немецких пуль.
«После такой атаки трудно понять, сколько людей осталось в живых, – подумал Александр, рассматривая почерневшее от трупов поле. – Да, много они наших покрошили».
Продолжать атаковать уже не имело никакого смысла. Было ясно, что сил для очередной атаки просто нет, но и отступать команды тоже не было. Через некоторое время Сорокин понял, что начинает замерзать: пальцы рук и ног неожиданно потеряли гибкость, Он отполз в воронку и, сняв с ног валенки, стал снегом растирать замерзшие пальцы. Это помогло, но ненадолго. Он выглянул из воронки и увидел отползающих назад бойцов. Немцы не стреляли, по всей вероятности, догадываясь, что русские выдохлись и не в состоянии больше атаковать. Дождавшись темноты, остатки полка откатились на исходные позиции. Сорокин, окончательно продрогший, молча вошел в блиндаж командира полка.
-Товарищ подполковник! Почему вы не дали команду к отходу? – спросил он его. – Эта команда могла бы спасти десятки жизней.
Тот криво усмехнулся.
- Этот вопрос не ко мне, – парировал подполковник. – Вот читай, капитан, там все написано ясно и понятно.
Александр взял в руки листок. Это был приказ командующего дивизии, в котором предписывалось снова попытаться взять этот населенный пункт. Для этих целей командир дивизии направлял в распоряжение полка еще три роты. Прочитав приказ, Сорокин вернул его командиру полка.
- Иди, отдыхай, капитан. Может завтра нам повезет больше, чем сегодня, – устало произнес подполковник. – Извини, но накормить тебя не могу, сам голодный с утра.
Утром мороз сменился оттепелью. В воздухе запахло приближающейся весной. Александр шел вдоль наспех вырытых окопов, которые иногда соединялись между собой ходами сообщения. На лицах вновь прибывших солдат светились улыбки, слышались шутки и смех. Им только что выдали по десять-двадцать патронов, и они были готовы к бою.
- Ну что, капитан? Как мне быть? В двух ротах нет командиров, кто их поведет в бой? – спросил Сорокина подполковник, когда тот подошел к нему. - Может, покомандуешь немного или только привык стрелять в спины отступающих бойцов?
Александр промолчал: что-то доказывать этому человеку он не хотел. Он действительно не знал, как воевать без офицеров, на которых, в принципе, держится вся армия. Он взглянул на командира полка и направился к столу, где сел на пустой ящик.
- Молчишь? Не знаешь? И я не знаю, – тихо произнес комполка. - У меня осталось лишь четверо офицеров. В прочем, о чем я? Ты все равно решить эту проблему не сможешь. Спасибо тебе, капитан, что прибыл сюда, не испугался. Сейчас - атака.
В небо взвилась красная ракета, и солдаты, выскочив из воронок и окопов, с криками бросились вперед. Пробежав метров сорок, они повалились в снег, так как немцы открыли по ним плотный пулеметный огонь. Сорокин посмотрел на подполковника, который, не отрываясь, смотрел, как гибли его бойцы.
- Знаешь, капитан, воюю с первых дней, но никак не могу привыкнуть к смерти, – не оборачиваясь, произнес он. – Я всю ночь не спал и думал, что нам даст эта деревня, если мы ее все же возьмем? Скажу честно, ничего. Знаешь почему? Потому, что на следующий день нам придется все равно оставить ее. Оборонять деревню без боеприпасов нельзя. Молчишь? Не знаешь, как со мной поступить? Решай сам, я от смерти не бегаю, и мне все равно, расстреляете вы меня или я погибну здесь сам. Во мне давно уже все умерло…
Он повернулся к Александру, ожидая от него каких-то действий, но тот промолчал и, взяв в руки автомат, вышел из блиндажа.
«Глупо уходить от ответа, – на ходу подумал он. – Подполковник прав: посылать людей вперед, заставлять их не воевать, а просто гибнуть на этом усеянном трупами поля было неимоверно тяжело».
Патроны у наступающих быстро закончились, и бойцы то и дело перебегали по полю, чтобы забрать их у убитых и раненых товарищей. Снова в небе загорелась красная ракета, и цепь наступающих бойцов поднялась со снега. В этот раз Сорокин не спрашивал разрешения у командира полка. Он бежал рядом с ним с автоматом в руках. Александр сразу понял, что нужно держаться ближе к немцам, это давало определенный шанс выжить. Немецкие артиллеристы и минометчики моментально прекращали огонь, боясь поразить своих солдат. Бегущий рядом с ним подполковник неожиданно упал на снег: немецкая пуля угодила ему в бедро.
- Капитан! – прохрипел он. – Принимай полк!
- Как полк?
- Вот так и принимай. Ты - старший по званию, тебе и командовать.
К подполковнику подполз санитар и, разрезав ему штанину, стал перевязывать раненую ногу. Огонь немцев заметно усилился, а в небе появилась авиация. Сорокин лежал на снегу и вертел головой, стараясь определить, где находятся командиры рот. Похоже, немецкий пулеметчик заметил его и начал стрелять. Одна из пуль попала в шапку и сбила ее. Александр вжался в снег и медленно пополз к ближайшей воронке. Ситуация сложилась крайне неприятная: патронов у солдат нет, немцы положили их на снег и держат под прицелом, не давая высунуться. Отводить остатки полка, под огнем было невозможно, и он решил ждать темноты.