Когда мы с мамой освоились в новой квартире, довольно-таки просторная комната наполнилась теплом и обрела желанный уют. Для гостей двери распахнулись настежь! Не имея связи с родственниками, мы вовсе не чувствовали себя одинокими. Друзья полноценно заменили близких по крови людей: помогали словом и делом, выручали деньгами, приносили нужные в хозяйстве подарочки и варенья-соленья собственного изготовления. А лично для меня покупали одежду, сладости, недорогие игрушки и книжки с картинками.
Узенькие шоколадки "Люкс" я аккуратно складировала на нижней полке холодильника, чтобы при удобном случае поделиться с подружкой. В будни мы развлекались настольными играми или долго гуляли, а по праздникам и выходным дням у нас дома собиралась шумная компания взрослых. Все друг друга давно знали, уважали и вели себя по-свойски. Кто-то прихватывал с собой водку, кто-то - вино, так что недостатка в горячительных напитках не было.
Женщины излишнего пристрастия к алкоголю не имели, зато мужчины без бутылки "горючего" трапезу не начинали. Под сто грамм любая закуска шла на ура. Расправившись с основными блюдами, обычно холодцом, картошкой и котлетами, гости под оливье и винегрет заводили многочасовые задушевные разговоры. Я избегала ненужных указаний и расспросов, вежливо отчитывалась о школьных успехах и отстранялась от питейного процесса.
В числе приглашённых всегда был дядя Серёжа. Сдержанный и серьёзный, он отличался от раскованно-вздорных приятелей. Ел мало, спиртное вообще не употреблял. Я думала, что просто не любит водку, и с радостью разливала по нашим стаканам яблочный или апельсиновый сок.
В действительности друг семьи оказался закодированным. Значит, свою порцию дьявольского зелья уже выпил. Теперь старая привычка могла обернуться смертью, но прошлое дядю Серёжу не тянуло. Ко мне он относился ласково и внимательно: заглядывал в тетрадки, хвалил за отличные оценки и образцовый порядок на рабочем столе. Мы первыми выходили из-за стола, чтобы решить сложные задачки по математике, разгадать головоломки или собрать заковыристую модель из деталей конструктора. Я ценила непритворное участие и хотела такого папу. Особенно, когда без повода получала миниатюрную заводную машинку, чудной луноход или огромного плюшевого медведя.
С женой заботливого дяди я тоже поддерживала доброе знакомство, но называла её по имени-отчеству - Лидией Фёдоровной. Она работала санитаркой в маминой больнице и казалась милой старушкой, несмотря на тонкую талию, модную причёску, крашеные губы, брови и ресницы. Видать, очень любила мужа-красавчика, вот и держалась в идеальной форме.
Из-за большущей разницы в возрасте детей у супругов не было. В ожидании отдельной квартиры они обосновались в двух полуподвальных комнатках когда-то родного мне общежития. Дорожка туда не забылась, и мы с мамой часто ходили в гости.
Дядя Серёжа был знатным мастером огромного завода, его крупная фотография постоянно красовалась в главном ряду Доски почёта. Герои производства имели заслуженную славу и неплохой материальный достаток. Крошечная жилплощадь наших друзей была обставлена современной мебелью, пол устлан богатым ковром, на полках серванта сверкали хрустальные вазочки и отсвечивали позолотой чайные сервизы. Но вечный сумрак не давал этому блеску домашнего очарования. Узкие окна временного пристанища располагались под самым потолком. Солнечный свет в них вообще не попадал, а люди виделись не полностью - только их ноги мельтешили на тротуаре. Смешно, однако!
Я по нескольким деталям представляла прохожих целиком и угадывала бывших соседей по знакомой обуви или одежде. Все они носили красивые босоножки, ботинки или сапоги и вышагивали по улице легко, быстро и уверенно. А мои туфельки были невзрачными, со стёртой сбоку подошвой, смятыми пятками и вечно сбитыми носами. Стоило сделать шаг, стопы сворачивались внутрь и неведомая сила приподнимала меня на цыпочки. Ничегошеньки хорошего! Чтобы не расстраиваться, я перестала смотреть в странные окна. Здоровые люди шли и шли мимо. Мне расхотелось думать, какие они и куда направляются.
Дядя Серёжа однозначно был лучше всех! Не нарушая заведённый порядок, он навещал нас с мамой каждое воскресенье. Закинув ногу за ногу, усаживался на кухне, пил крепкий чай и оптимистично рассуждал о жизни, политике, спорте, военных кораблях и моряках-подводниках. Часто вспоминал, как по молодости лет служил на флоте. А ещё приносил свежие газеты и полушёпотом делился мировыми новостями, выуженными по ночам на запретных радиоволнах. Я в такие темы не вникала, "Голос Америки" считала вражеским, недостойным внимания пионерки.
Летом дядя Серёжа уезжал в дальние края к родственникам. Гостевал долго, напоминая о себе редкими телефонными звонками и цветными открытками с видами незнакомых мне городов. Из каждой поездки он обязательно привозил какие-нибудь безделушки – ракушки, морские камушки, карманные календари, дефицитную жвачку и полиэтиленовые пакеты с броскими надписями на иностранных языках. Из этих крох складывалось моё детское счастье.
А на десятилетие, которое подразумевало некое взросление, я получила в подарок настоящего потешного котёнка! Пушистого, ласкового, рыжего-рыжего! Теперь мы с мамой не зависели от соседей, и потянулись в наш дом приблудные кошки да собаки. Всем хватало места и еды, но Рыжик не признавал равноправия и нагло претендовал на роль главы семейства. Дядя Серёжа пригревал его на коленях, затем кувыркал на мягком диване, поднимал к потолку, позволяя перебирать лапками тонкие висюльки люстры, жевать листики высоко подвешенной традесканции и запрыгивать на громоздкий шкаф.
Кот обожал взирать на людей свысока! Я немного завидовала его забавам: вот бы кто-нибудь большой и сильный меня так же обнял, приласкал, закружил по комнате или посадил на плечи. Обомлела бы от восторга! Но большим девочкам негоже лезть на ручки к взрослым дяденькам. Я это понимала и о свой мечте ни разу никому не проговорилась. Смотрела на Рыжика и думала: "Эх, пусть хоть он порадуется! Не всем так везёт!"
Через несколько лет сердечного общения нашего давнего друга как подменили. Сухой закон рухнул в одночасье от стакана молдавского вина. Лживые доброжелатели утверждали, что это чистейший виноградный сок. Дядя Серёжа им поверил и без оглядки и сопротивления покатился в пропасть. Теперь после трудовой смены он бродил по округе в поисках собутыльников, которые стали важнее преданной жены и закадычных приятелей. Беспробудное пьянство провоцировали всякие юбилеи, свадьбы, похороны, стычки с соседями и "красные" дни календаря. Скоро дядя Серёжа потерял работу и человеческий облик. Бравый интеллигент превратился в страшное небритое чудище. Действительность стремительно перевернулась с ног на голову.
Лидия Фёдоровна выискивала мужа по закоулкам, отмывала, согревала, кормила, переодевала. Седина добралась до каждого её волоска, немолодое лицо совсем сморщилось, глаза сузились, помутнели, уголки рта горестно обвисли, руки задрожали. Она исхудала, постоянно плакала, а череда жестоких запоев никак не прерывалась.
Я ненавидела водку, хоть чётко осознавала, что проблема не в её существовании, а в выборе человека, который сам решает: пить или не пить. Мама предлагала лечить Сергея Андреевича, но он, постоянно невменяемый, на уговоры не поддавался. Все чувствовали, что быть беде! Так и случилось - слабость оказалась всесильной. В декабрьскую метель дядя Серёжа умер от переохлаждения под забором палисадника, всего-то в ста метрах от своего тёплого полуподвала. Окоченевшее тело обнаружил в сугробе местный дворник. Народ поговаривал, будто покойник сам искал смерть. Я не могла тому верить. И надеялась, что замерзать не больно.
Фото из сети Интернет.
Продолжение следует - http://www.proza.ru/2017/04/25/807.