Драматургия Еврипида

Сергей Климкович
«Был у древних народов красивый обычай, перешедший позднее и к христианским, - посвящать трофеи своих побед над врагами в храм своего родного божества, так что этот храм давал в вещественных свидетельствах внешнюю историю своего народа. Но кроме этих каменных храмов был у них и храм незримый, нерукотворный, в который они посвящали трофеи не внешних, а внутренних побед, живые свидетельства своего нравственного и умственного прогресса; этим храмом был их родная мифология. Миф - естественная, необходимая форма, в которую облекалась идея, не находившая еще для выражения самой себя готового отвлеченного языка; всякое изменение в миросозерцании имело последствием органическое изменение мифов; кто сумел бы представить нам греческую мифологию в ее историческом развитии, тот дал бы этим самым -- в иносказательной форме – историю эволюции греческой народной души».
Ф Ф. Зелинский «Идея нравственного оправдания», 1916



Трудно переоценить влияние античных народов и античной культуры на развитие западной цивилизации. Семена, посеянные древними мыслителями, проросли и дали обильные всходы. Многие века сначала римская, а после европейская культура черпала в древнегреческих источниках вдохновение, перенимала термины, понятия, слова. Теория литературы, историческая наука, теория красноречия, философские учения, филология, грамматика ; все это возникло в рамках античной культуры и щедро насытило следующие поколения образцами красоты, мудрости и даже некоего строгого рационализма. Сила и гармоническая законченность греческих стихотворных размеров ; ямба, хорея, дактиля, анапеста, амфибрахия, сформировали традицию стихосложения в европейских языках.
Современные авторы, также прельщённые вечной красотой античных образов, обыгрывают в своих произведениях мифические сюжеты и используют мифических же существ. В частности пресловутая английская писательница Джоанна Роулинг не придумала ничего лучшего, чем насытить историю о маленьком волшебнике Гарри Поттере фантастическими персонажами из древнегреческого эпоса. Для придания «таинственности» заклинаниям, звучащим в устах героев книги, Роулинг использовала корни некоторых греческих и латинских слов. Античность щедра. Она рассыпает перлы даже перед теми, кто ищет в ней лишь внешнюю звучность, вырванную из контекста гармонии ради «красного словца».
Античная мифология настолько образна и полна сюжетов общечеловеческого характера, что дала мощный толчок для развития всех искусств, в числе которых было и искусство театральное.
В V в. до н. э. среди литературных жанров наивысшего развития достигает драма, почву для которой подготовили эпос и лирика, благо греческая драматургия в некотором смысле сплав эпических, лирических и драматических элементов, связанных с действием.
Первый шаг в развитии трагедии был сделан в Коринфе. Периандр, тиран этого города, призвал с острова Лесбос певца Ариона, который создал по его просьбе на основе гимна Дионису новое художественное зрелище. В постановке использовались ряженые, игравшие роль сатиров, спутников бога Диониса. Сатиры представлялись в образе козлообразных существ. Считается, что именно этот облик дал их хору название «трагедия».
В ряду великих афинских трагиков Еврипид один из самых проникновенных, до сих пор потрясающий силой созданных образов. Его перу принадлежат 92 сочинения, но целиком до нас дошло лишь 17.
О Еврипиде обычно говорят как о третьем по значимости в ряду трех великих драматургов, трагедии которых главным образом и составили славу Афин в 5 в. до н.э. Эсхил жил в первой половине этого столетия, и его творчество завершилось почти на пятьдесят лет раньше, чем творчество двух других драматургов. Софокл был несколько старше Еврипида и пережил его. Следует отметить, что античная литература сохранила больше отрывков из Еврипида, чем из Эсхила и Софокла вместе взятых.
Произведения Еврипида во многом отличаются от трагедий Софокла и Эсхила, однако сперва нужно указать черты, характерные для всякой греческой трагедии. Человеку, впервые обратившемуся к греческой трагедии, эти общие свойства бросаются в глаза скорее, чем различия, хотя бы уже потому, что греческая драма столь не похожа на современные произведения. Структура ее постоянна: эпизоды (диалоги в стихах между двумя или тремя актерами) перемежаются песнями хора (написанными размером лирической поэзии). Участники хора формально являются персонажами трагедии, по сути же они представляют собой нечто среднее между актерами и публикой, их скорее можно уподобить хору, пребывающему в некоторых религиозных церемониях посредине между клиром и прихожанами. Диалогу нередко предшествует лирическая партия актера, исполняемая соло или в сопровождении хора.
Сюжет трагедии, как правило, заимствуется из мифа. История Троянской войны, рок, преследующий микенскую и фиванскую династии, и многие другие более или менее известные легенды из далекого прошлого давали авторам трагедий обильный материал. При том, что канва сюжета известна заранее, его детали могут меняться по желанию поэта. В этом пьесы Еврипида сходны с произведениями других греческих драматургов как с точки зрения формы, так и содержания. Что их бесспорно и резко отличало, так это различие в духе и задачах трагедии. Главное различие в форме – частое использование прологов и эпилогов, которые написаны стихом, обыкновенно применяемым в диалогах, и произносит их либо один из персонажей драмы, либо (и это случается чаще) божество, не принимавшее в ней участия. Явная цель пролога – изложить состояние дел, при котором начинается действие, порой здесь же делаются намеки на то, что будет происходить в дальнейшем. Явная цель эпилога – внести изменения в участь или поведение персонажей и досказать историю до конца.
Содержание трагедий, их направленность и смысл – вот что отличает Еврипида от двух других великих драматургов. Он не идеализирует своих персонажей. Софокл якобы говорил, что сам он изображает людей такими, какими их следует изображать, а Еврипид – такими, каковы они на самом деле. В руках Еврипида традиционные мифы подвергаются таким истолкованиям и изменениям, что герои утрачивают героические черты, превращаясь в заурядных людей. Лишь смиренные и презренные персонажи Еврипида – женщины (в особенности молодые девушки), крестьяне и т.п. – способны порой подняться над общим уровнем, совершив подвиг мужества, верности и самоотверженности. Кроме того, афиняне понимали персонажей Еврипида и сочувствовали им не только потому, что они были реалистично обрисованы и напоминали им самих себя, но еще и потому, что, в сущности, он изображал в трагедиях своих современников.
Тема трагедии – выпадающие на долю людей несчастья и страдания. Какова их причина? Ответ Эсхила можно кратко сформулировать так: это наказание за грех. Софокл усматривает причину в соединении человеческой гордыни с упрямством и столкновении их с несчастным случаем (причем боги скорее санкционируют происходящее, чем его подстраивают). Еврипид же видел причину исключительно в человеческой природе: это невежество и глупость самих людей, их необузданные страсти и чувства, их жадность, честолюбие и жестокость, которые губят как их собственные жизни, так и жизни близких. Взгляд Еврипида на жизнь можно назвать печальным, но отнюдь не циничным: злу и заблуждению могут противостоять добродетель и здравый смысл. Однако слишком часто зло торжествует, и разражается несчастье. Как бы то ни было, боги никак не вмешиваются в жизнь людей. Мы сами несем ответственность (разумеется, в отведенных нам пределах) за все хорошее и плохое, что происходит с нами в жизни.
Под именем Еврипида до наших дней практически полностью сохранились 19 пьес. «Киклоп» относится к жанру не трагедии, а драмы и является единственной полностью уцелевшей пьесой такого рода, несмотря на то, что сатировские драмы писали все трагики. Эти веселые, комические пародии на трагедию, где хор был составлен из сатиров, ставили на драматических состязаниях в честь праздника Великих Дионисий, как приложение к трагической трилогии. Остальные 17 трагедий, примерно пятая часть всего написанного Еврипидом, относятся к зрелому периоду его творчества.
«Алкеста»
Будучи по форме трагедией, по содержанию «Алкеста» является скорее волшебной сказкой со счастливым концом. Адмет, царь Фер в Фессалии, обречен умереть, если никто не отдаст за него свою жизнь. Умереть ради него соглашается лишь его жена Алкеста. Она умирает, и тело ее помещают в гробницу. Вскоре в Ферах оказывается Геракл, который проводит ночь в гостях у своего старого друга Адмета. Узнав о его беде, Геракл подстерегает возле гробницы бога смерти Танатоса, одолевает его и возвращает Алкесту к жизни.
«Медея»
История женской мести. Ясон, вернувшийся из Колхиды победителем, с золотым руном, привез с собой и колхидскую царевну Медею. Они поселились в Коринфе и много лет счастливо там прожили. Но вот Ясон собирается жениться на коринфской царевне (чужестранка его законной женой не признается). Ясон здесь – не герой, но несправедливо было бы воспринимать его как достойного презрения подлеца, как полагает Медея, а с ней – большинство современных читателей. Ясон утверждает, и небезосновательно, что новый брак обеспечит безопасность и Медеи, и их детей, и самого Ясона. Однако Медея, которую измена Ясона ввергает в неистовство, помышляет только о мести. Ей удается извести царевну, послав ей в подарок отравленный плащ. Затем, выдержав нелегкую борьбу с материнскими чувствами, Медея наносит Ясону поистине сокрушительный удар, убивая своих и его сыновей. В финале мы видим Медею, которая взлетает ввысь на крылатой колеснице, посланной ей дедом – богом Солнца, и упивается горем и ужасом Ясона, лишенного даже возможности покарать ее за злодеяние.
«Ипполит»
История чистого, склонного к аскетизму юноши, сына Тесея от амазонки. Ипполит навлек на себя гнев богини любви Афродиты своим презрением к ней и исключительной преданностью Артемиде, покровительнице охоты. Чтобы погубить юношу, Афродита заставляет влюбиться в него Федру, жену Тесея и мачеху Ипполита. Федра готова скорее умереть от любви, чем обнаружить свою страсть. Однако старая кормилица Федры, желая ее спасти, посвящает в тайну Ипполита, тот выслушивает ее рассказ с ужасом и отвращением. Федра совершает самоубийство, однако обида побуждает ее оставить записку, в которой она обвиняет Ипполита в посягательстве на свою честь. Тесей находит это послание и отправляет сына в изгнание. Проклятие это неизбежно должно сбыться – так в свое время пообещал Тесею Посейдон, и оно действительно становится причиной гибели Ипполита. Умирающего юношу приносят назад в Афины, в эпилоге появляется Артемида и раскрывает правду, но слишком поздно.
«Ион»
Вполне заслуженно относят к жанру романтической мелодрамы. И тон пьесы, и детали ее сюжета предвещают новую комедию 3 в. (Менандр, как известно, многим обязан Еврипиду). Соблазненная Аполлоном Креуса, дочь афинского царя Эрехфея, втайне родила сына Иона, бросила его и считала умершим. Гермес по велению Аполлона перенес младенца в Дельфы, где его подобрала и воспитала жрица. Ион вырос и сделался привратником храма, стражем его сокровищ. О происхождении Иона не догадывается ни он сам, ни окружающие его люди. Креуса приезжает в Дельфы вместе с мужем Ксуфом. Она встречает там Иона, но они не могут узнать друг друга. Происходит целый ряд волнующих и все более запутывающих дело событий, в результате которых мать и сын едва не губят друг друга, однако истина постепенно выясняется, и пьеса завершается счастливым концом.
«Безумствующий Геракл»
В этой трагедии великий герой Геракл успевает вернуться в родные Фивы как раз вовремя, чтобы спасти жену и детей от смерти, на которую их обрек захвативший власть тиран. После этого богиня Гера, непримиримый враг Геракла, насылает на него безумие, и он в исступлении убивает жену и детей. Придя в себя, Геракл собирается уже покончить с собой, и лишь с трудом его отговаривает от этого давний друг, афинский царь Тесей.
«Вакханки»
Здесь изображены совершенные в Фивах деяния бога Вакха или Диониса, сына Зевса и фиванской царевны Семелы, которая вследствие происков Геры умерла, испепеленная молниями Зевса. Дионис решает перенести свой оргиастический культ из Азии в Грецию. Фиванцы отрицают его божественное происхождение и отвергают культ Диониса. Тогда он поражает всех женщин вакхическим исступлением, и они убегают в горы, чтобы справить там неистовый обряд. Дионис предстает в образе юноши, возглавляющего толпу азиатских женщин-вакханок, которые и составляют хор трагедии. Царь Пенфей тщетно пытается схватить Диониса, но тот лишает его разума и заманивает в горы, где вакханки во главе с матерью царя разрывают Пенфея на части.
Еще три трагедии Еврипида, помимо «Безумствующего Геракла» и «Вакханок», заимствовали сюжет из фиванского цикла легенд. В «Финикиянках» (как и в «Семеро против Фив» Эсхила) изображена попытка одного из сыновей Эдипа взять с помощью аргосского войска родной город, чтобы изгнать брата, который захватил царскую власть; захватчики терпят поражение, а братья в поединке закалывают друг друга. В «Просительницах» повествуется о том, как фиванцы отказались выдать тела погибших аргосцев для похорон, однако афинский царь Тесей сразился с ними и принудил их к соблюдению обычаев. Текст трагедии «Гераклиды» частично утрачен, однако основная сюжетная линия ясна: после смерти Геракла царь Аргоса Эврисфей пытается схватить детей героя и расправиться с ними. Афиняне оказываются в состоянии их защитить лишь после того, как старшую дочь Геракла приносят в жертву, что и обеспечивает афинянам победу в сражении.
Сюжет восьми остальных пьес связан с троянскими мифами. «Ифигения в Авлиде» рассказывает о жертвоприношении дочери царя Агамемнона. Боги потребовали это в обмен на дарование греческому войску попутного ветра к Трое. Вариант легенды, в котором Ифигения была чудесным образом спасена и перенесена в земли диких тавров, использован в «Ифигении в Тавриде». В этой трагедии Ифигения оказывается жрицей и чуть было не приносит в жертву своего брата Ореста, прибывшего в Тавриду по повелению дельфийского оракула; в последний момент брат и сестра узнают друг друга и бегут из Тавриды. Действие «Троянок» и «Гекубы» происходит в лагере победителей-греков под Троей; обе трагедии изображают жестокие страдания троянских пленниц. Андромаха, вдова Гектора, выведена в трагедии, названной ее именем, как рабыня и наложница Неоптолема, сына Ахилла, причем спартанская царевна Гермиона, жена Неоптолема, из ревности стремится погубить троянку. Спартанцы, а также Орест изображены в этой трагедии беспринципными подлецами. В "Электре" Орест и Электра убивают свою мать Клитемнестру за то, что та убила своего мужа и их отца Агамемнона, вернувшегося из-под Трои. Этот сюжет использован и в дошедших до нас трагедиях Эсхила и Софокла, что дает нам возможность сопоставить весьма различные приемы и взгляды трех поэтов. Орест изображает брата и сестру отданными под суд (весьма схожий с современным Еврипиду судом) по обвинению в матереубийстве. За обвинительным приговором следует хаос безумного насилия и покушений на убийство, причем естественные последствия этих событий удается предотвратить лишь благодаря божественному вмешательству. Елена – своеобразное творение Еврипида, трагедия по форме, но не по духу. В ней использован причудливый вариант мифа, согласно которому Парис привозит в Трою лишь призрак Елены, в то время как настоящая Елена оказывается в Египте. После разрушения Трои Менелай по пути домой высаживается в Египте, находит там Елену и вместе с ней возвращается в Спарту.




Драматургия Еврипида – проекция эпохи автора

Несмотря на кажущуюся оторванность от обыденной жизни трагедийно-мифологических сюжетов, в которых древнегреческие авторы являли героев преисполненными идеальных черт, Еврипид, не отступая в целом от канонов трагедии, отразил в своих произведениях эпоху, в которой жил. Мы в праве говорить о том, что за ширмой традиционности он прятал, вольно или невольно, свое видение мира и, соответственно, вкладывал в уста героев трагедии собственные воззрения и мысли.
Нужно помнить, что расцвет творчества Еврипида приходился на годы Пелопоннесской войны. Тяжелая для Афин война ускорила глубокие внутренние противоречия афинского демократического полиса и привела сначала к кризису, а затем и к падению демократии в Афинах. Поэтому трагедии Еврипида насыщены весомым и явным политическим «ароматом» того времени. К примеру, в трагедии «Просительницы» отражён кризис демократического полиса-государства, случившегося в результате поражения афинян в Пелопоннесской войне. Еврипид устами героя Тесея говорит:
Три рода граждан есть: одни богаты
И бесполезны, им всегда всё мало,
Другие бедны, в вечном недостатке,
Грозны они, их заедает зависть,
И в злобе едко жалят богачей.
Сбивают их дурные языки
Смутьянов. Род же третий – серединный,
Опора государства и охрана
Закона в нем (238-246)
В этом отрывке, как на срезе, проявление всей подноготной политической жизни того времени (так, признаться, похожей на жизнь сегодняшнюю): плутократы, разбогатевшие на войне, их бедные и злобные завистники, которые при случае тоже совсем не прочь откусить кусок пожирнее, и истинные, не знающие корысти граждане - «опора государства».
 В «Андромахе» автор иносказательно отражает негативное отношение афинян к спартанцам за их жестокость к пленным и илотам. Спартанцы облекаются в личину зла и коварства, подвергаются даже насмешке устами Андромахи, которую та обратила на царя Менелая:
Как - вождь? Ахейский вождь,
Вождь избранных, завоеватель Трои, -
И дочери, почти ребенка, он
Слугою пал, с ней гневом пышет, женам,
Задавленным несчастьями, войну
Кичливо объявляет?..
О, неужто ж
Ты Трою взял действительно, и пасть
Перед таким могла героем Троя?
Снаружи лишь, о призрачный мудрец,
Блистаешь ты - природой нас не выше.
Хоть точно, в золоте большая сила.
(320-330)
В трагедиях трактуются злободневные философские и этические проблемы, порожденные поисками ответов на вопросы, стоявшие перед людьми того времени. Здесь и проблема семьи и положения женщины, выраженное в словах Медеи:
Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,
Нас, женщин, нет несчастней. За мужей
Мы платим - и не дешево. А купишь,
Так он тебе хозяин, а не раб.
И первого второе горе больше.
А главное - берешь ведь наобум:
Порочен он иль честен, как узнаешь.
А между тем уйди - тебе ж позор,
И удалить супруга ты не смеешь. (230)
Можно предполагать, что для Еврипида миф был лишь средством, при помощи которого поэт мог нарисовать действительность такой, какой она есть. Софоклу, например, приписывают слова о том, что «сам он изображает людей, какими они должны быть, а Еврипид такими, каковы они есть».
Миф становится для Еврипида не только формой изображения характеров и судеб нового мира. Язык трагедии влияет на умы афинских граждан. Многое из того, о чем говорил Еврипид в своих трагедиях, вызывает полемику у соотечественников. Отношения в семье, проблемы брака, бывшие раньше под запретом, выносятся Еврипидом на обсуждение в театр. Есть свидетельства, что в трагедии «Ипполит» автору пришлось изменять текст только потому, что в первоначальном варианте царица Федра сама признавалась в любви к пасынку. Из-за этого афинская публика, не привыкшая к такой откровенности, была весьма возмущена.
Таким образом, через мифологический сюжет Еврипиду, возможно бессознательно, удавалось донести заботы и тревоги, политические и бытовые проблемы своего времени до потомков.


Новые постановочные и композиционные приемы в трагедиях Еврипида (deus ex machinа, психология аффектов, интерес к внутренним качествам человека, борьба чувства и разума)

При всей традиционности, в трагедиях Еврипида непременно можно увидеть смещение акцентов к исследованию человеческого характера и новаторство в постановочных и изобразительных приемах.
К примеру, deus ex machina, буквально - бог из машины, драматургический и постановочный приём в древнегреческом театре: внезапное появление на сцене божества, приводящее действие к развязке. «Высшее» вмешательство разрешало конфликт, лежащий в основе трагедии, определяло судьбу героев. Этот приём Еврипид использовал в трагедиях «Елена», «Ипполит», «Ифигения в Тавриде», «Ион», «Электра» и других.
В «Ионе» в качестве «бога из машины» выступает Афина, разрешившая заблуждения афинской царевны Креусы. Царевна по незнанию пыталась отравить собственного сына, ревнуя его к мужу.
В переносном смысле выражение «бог из машины» применяют теперь к неожиданному разрешению какого-либо конфликта.
Тема любой трагедии – выпадающие на долю людей несчастья и страдания. Какова их причина? Ответ Эсхила можно кратко сформулировать так: это наказание за грех. Софокл усматривал причину в соединении человеческой гордыни с упрямством и столкновении их с несчастным случаем (причем боги скорее санкционируют происходящее, чем его подстраивают). Еврипид же видел причину исключительно в человеческой природе: это невежество и глупость самих людей, их необузданные страсти и чувства, их жадность, честолюбие и жестокость, которые губят как их собственные жизни, так и жизни близких.
Взгляд Еврипида на жизнь можно назвать печальным, но отнюдь не циничным: злу и заблуждению могут противостоять добродетель и здравый смысл. Однако слишком часто зло торжествует, и разражается несчастье. Как бы то ни было, боги никак не вмешиваются в жизнь людей. Мы сами несем ответственность (разумеется, в отведенных нам пределах) за все хорошее и плохое, что происходит с нами в жизни.
Некоторые ученые называют Еврипида первым психологом. Поэт впервые в литературе попытался проанализировать человеческие инстинкты, мир сильных ощущений и чувств. Он пытался показать неустойчивость человеческого духа и исследовать силы, воздействующие на человеческую жизнь. Поэтому в его творчестве такую большую роль занимала проблема безумия, проблема страсти, доводящая человека до исступления и до преступлений, которые он совершает, подчиняясь внезапно нахлынувшим на него темным силам души, затмившим на время голос разума.
Герои Еврипида мучаются от внутреннего разлада, находятся, как сказали бы нынешние психологи, в состоянии аффекта. Внутренние противоречия, сомнения, столкновение человека с самим собой, со своей совестью и чувством долга, мучительная необходимость выбора – вот те приёмы, которые использует Еврипид.
Даже в малом автор «Электры» находит ту струну, которая звучит тревожно и открывает, можно сказать, глубину разворачивающейся трагедии. Микенский пахарь, за которого коварная царица Клитемнестра и её любовник Эгисф отдали царевну Электру, отлично понимая муки своей нареченной жены, рождённой в «высоком звании», признаётся, стоя у бедного алтаря Аполлона:
О, избранный Эгисфом бедный муж
Царевнина не опорочил ложа:
Она чиста - Кипридою клянусь.
Да, я бы счел позором над девицей,
Рожденною в чертоге, коль ее
Мне случай в жены отдал, издеваться...
И стоны грудь вздымают мне, когда
Подумаю, что если нареченный
Наш зять Орест вернется в Аргос и
Несчастный брак сестры своей увидит...
Меня за то, что ложа девы юной
Я, муж ее, коснуться не дерзну,
Пускай своей других не мерит мерой
И скромного хоть вчуже, да почтит... (42-55)
Поразителен и тонок по психологизму диалог Электры и её брата Ореста, не узнанного девушкой:
Орест
(иронически)
Электру чтит супруг, ты говоришь?
Электра
На ложе он ее не посягает!
Орест
Что ж, дал обет иль брезгает женой?
Электра
Нет, брака он не признает законным:
В Эгисфе прав отца не признает...
Орест
260 Так, так: его пугает месть Ореста?
Электра
Отчасти да, но дух его высок. (254-261)
Сколь много понятного нам, современным людям, в этом отрывке!
В трагедии «Медея» психология аффектов ещё более очевидна. Медею измена Ясона ввергает в неистовство. Хотя она и не безумна, но сознательно готова разрушить мир вокруг себя из мести неверному Ясону, ради которого оставила семью и совершила ужасное преступление, чтобы уехать с ним в Грецию. Медея, обуреваемая ненавистью и страстью, решает убить своих детей:
О, горе! О, муки! О, муки и вы,
Бессильные стоны! Вы, дети...
О, будьте ж вы прокляты вместе
С отцом, который родил вас!
Весь дом наш погибни! (111-115)
Можно сказать, что одна из проблем, вложенных Еврипидом в «Медею», как в секретную шкатулку - это трагедия страсти, затмевающей разум и ведущей человека к роковым, ужасным поступкам.
Несомненно, предвидя последствия своих действия, дочь колхидского царя и себя не щадит:
О, ужас! О, ужас!
О, пусть небесный перун
Пронижет мне череп!..
О, жить зачем мне еще?
Увы мне! Увы! Ты, смерть, развяжи
Мне жизни узлы - я ее ненавижу... (145-150)
Неконтролируемые порывы ввергают Медею в страшную пучину сомнений:
Что ж это я задумала?
Упало
И сердце у меня, когда их лиц
Я светлую улыбку вижу, жены.
Я не смогу, о нет... Ты сгибни, гнет
Ужасного решенья!.. Я с собою
Возьму детей... Безумно покупать
Ясоновы страдания своими
И по двойной цене... О, никогда...
Тот план забыт... Забыт... Конечно... Только
Что ж я себе готовлю? А враги? (1042-1049)
Ей удается извести невесту Ясона, послав ей в подарок отравленный плащ. Затем, выдержав нелегкую борьбу с материнскими чувствами, Медея наносит своему ненавистному возлюбленному поистине сокрушительный удар, убивая своих и его сыновей. В финале мы видим Медею, которая взлетает ввысь на крылатой колеснице, посланной ей дедом – богом Солнца, и упивается горем и ужасом Ясона, лишенного даже возможности покарать ее за злодеяние.
В трагедии «Троянки» Еврипид нагнетает ощущение «внутреннего вопля» в сцене, где старая Гекуба стенает над трупом внука, сына Гектора, убитого победителями Трои:
Дитя, какая участь! Вот следы
Отцовских стен... вся голова разбита
О Фебову твердыню. Ты, о сад,
Где матери уста блуждать любили!
А из костей раздробленных... глядит,
Зияя, кровь... Как опозорен, боже...
О руки - рук отцовских дивных слепок,
Тех милых рук; суставы ваши смяты...
(1172-1179)
В трагедии «Ифигения в Авлиде» Еврипид ставит героев перед мучительнейшим выбором. Но не между добром и злом (так как эти понятия благодаря софистам имели весьма неопределенное значение), а между долгом и жалостью, между благородством и низостью, между общим и личным благом.
В результате череды неудач, преследующих войско ахейцев в походе против Трои, верховный полководец Агамемнон обещает принести в жертву собственную дочь, для чего заманивает её письмом в военный лагерь, суля брак с Ахиллом. Уже послав гонца с письмом, тщеславный полководец неожиданно осознал весь ужас задуманного. Лишиться дочери ; и ради чего?! ; чтобы вернуть брату Менелаю похотливую супругу Елену. Но и отступать поздно – обещанное следует исполнить. В порыве раскаяния Агамемнон стенает:
О, тяжко это новое ярмо...
Украшен им на диво царь микенский,
Что демона хотел перехитрить...
Им хорошо, незнатным... могут плакать,
Когда хотят, и сердце в речи вылить...
Стоящий наверху стыдится слез:
Они его бесчестят... Гордость правит
Царями, а посмотришь - так они
450 Рабы своей же черни, да... и только...
Стыд отнял у меня отраду слез,
Но высушить источник слез не властен.
Пред этим морем бедствий я - не царь.
Итак, я их сейчас увижу... что ж
Жене скажу?.. Как на нее глаза
Дерзну поднять?.. Ее приезд нежданный
Последней каплей влился в кубок бед...
А между тем как было не приехать
Ей с дочерью? Не всем же, как отцу,
Из-под полы ребенку нож готовить:
Она справлять малютку под венец
Приехала... кого?.. Ифианассу,
Дочь, дочь мою родную? Как не так!
Аид ее, холодную, обнимет,
Он ей жених... О, как мне тяжело... (442-465)
Все персонажи, вовлеченные в конфликт, испытываются Еврипидом «на прочность»: сам Агамемнон, его жена Клитемнестра, Ахилл, чье имя было использовано в низких целях, Ифигения, которая в конечном итоге играет основную роль в разворачивающейся психологической драме. Вначале со всем красноречием Ифигения, отданная на заклание, молит жестокосердного, трусливого отца о пощаде:
Я здесь, отец, у ног твоих, как ветка,
Молящих дар; такая ж, как она,
Я хрупкая, но рождена тобою...
О, не губи ж меня безвременно! Глядеть
На божий мир так сладко и спускаться
В подземный мир так страшно, - пощади! (1213-1220)
Ахилл, узнав о предстоящей жертве, предложил Ифигении и её матери свою помощь, но против него - все войска ахейцев во главе с Одиссеем!
Сам от них едва ушел я. (1348)
Признаётся герой с досадой.
Ифигения же, решив больше не противиться своей участи, поднимается на некое внутреннее моральное возвышение, отделяющее её от остальных, ничтожно суетящихся и преследующих такие же ничтожные цели:
О, в душе пережила я много, много, мать. Послушай:
Я умру - не надо спорить, - но пускай, по крайней мере,
Будет славной смерть царевны, без веревок и без жалоб.
На меня теперь Эллада, вся великая Эллада
Жадно смотрит; в этой жертве беззащитной и бессильной
Все для них: попутный ветер и разрушенная Троя; (1375-1379)

Противопоставление двух крайностей – бурлящей страсти и излишней расчетливости, мы видим в трагедии «Ипполит». В.Н. Ярхо поясняет: «Пристальный интерес Еврипида к внутреннему миру человека сделал возможным и такое достижение афинской трагедии, как образ Федры в трагедии "Ипполит"».
Царица Федра воспылала страстью к своему пасынку Ипполиту. Далее по словам В.Н. Ярхо: «В "Ипполите", хотя Афродита и является виновницей запретного чувства, овладевшего Федрой, все внимание поэта устремлено на переживания влюбленной женщины. Хор и кормилица напрасно пытаются объяснить недуг Федры воздействием Пана, Кибелы или других божеств, - источник ее страданий находится в ней самой, и Еврипид с великолепной психологической достоверностью изображает внутреннее состояние Федры: то она, боясь признаться себе в преступной страсти, в полубреду грезит об охоте в заповедных рощах и отдыхе у прохладного лесного ручья, где она могла бы встретить Ипполита; то, в сознании своего позора, Федра готовится покончить с любовью, пусть даже вместе с собственной жизнью; то, позабыв и о позоре, и о супружеском долге, дает склонить себя вкрадчивым речам кормилицы».
Ипполит же с гневом и даже презрением отталкивает любовь мачехи. Изумительно красноречив и яростен его монолог, в котором он обличает не только Федру, но, как мне кажется, и всех женщин заодно с ней:
О Зевс! Зачем ты создавал жену?
И это зло с его фальшивым блеском
Лучам небес позволил обливать?
Иль для того, чтоб род людской продолжить,
Ты обойтись без женщины не мог?
Иль из своих за медь и злато храмов
Иль серебро не мог бы сыновей
Ты продавать, чего который стоит,
Освободив жилища нам от жен?
Что жены зло, мне доказать не трудно.
Родной отец за дочерью, ее
Взлелеявши, чужому человеку
Приданое дает - освободи
Его от дочки только. Муж, конечно,
Отравленной украсив розой сад,
Ей восхищен бывает. Точно куклу
Иль алмаз фальшивый, он жену
Старается оправить подороже.
Но и мужей жена нищит, и только.
И хорошо, кому попалось в дом
Ничтожное творенье, чтоб ни злого,
Ни доброго придумать не могла.
Но умницы!.. Избави боже, если
В ней на вершок побольше, чем в других,
Ума, излишек этот Афродите
На пользу лишь - коварством станет он.
Напротив, та, которая природой
Обижена жена, по крайней мере,
На хитрости Киприды не пойдет
Приспешниц - вот от жен подальше надо.

Можно всецело согласиться с В.Н. Ярхо, который писал: «Еврипид изображает любовь чаще всего как страдание - потому ли, что она не находит ответа, потому ли, что она "греховна", так как нарушает семейные связи и нравственные нормы; в человеческом чувстве он видит не источник естественной и общественной гармонии, а причину разлада, противоречий и несчастий. И в этом - еще одно свидетельство того, что вера в целесообразность мира, основанного на некоем нравственном законе, все больше вытесняется состраданием к одинокому, предоставленному игре собственных страстей человеку».


Скептицизм и «особое мнение» Еврипида в отношении мифологических сюжетов как следствие упадка культуры и демократии

На смысловой контекст трагедий Еврипида оказали влияние распространившиеся философские учения: софистики, нравственной философии Сократа, материализма Демокрита. Эти разные по своему содержанию учения в совокупности своей будили мысль современников, воспитывали скептическое отношение к прежним догматам, нормам и представлениям, утверждали силу и значимость индивидуума.
Хотя у софистов не было единой философской системы, и взгляды их отличались цветистым разнообразием, в их учении странным образом сочетается и субъективно-идеалистический взгляд на суть вещей, и религиозный скепсис. Одному из известных софистов Протагору приписывают следующие слова: «О богах я не могу знать, есть они или их нет, потому что слишком многое препятствует такому знанию – и вопрос темен, и людская жизнь коротка».
Как уже упоминалось выше, Еврипид жил в смутную эпоху войн, подрывавших устои демократический полисов. Это породило в умах афинцев «идеологическое брожение». А утрата идеологии – первый «звонок» приближающегося духовного упадка.
Как ни странно, причины, подтачивавшие устои мифологического мышления, скрывались в мифологическом же наследии и… судебной системе греков.
Знаменитый афинский Ареопаг, учрежденный по преданию самой Афиной для того, чтобы рассудить двух богов – Посейдона и Ареса, взял на себя функцию арбитра по делам тяжким – убийствам. Убийца и мститель  являлись  на  Аресов  холм. Убийца  становился на "камень Обиды", а мститель  на  "камень  Непримиримости".  Выслушав  обоих,  судьи-ареопагиты постановляли свой  приговор по большинству голосов. Если голоса разделялись, то полагали, что  незримо  присутствующая  богиня-покровительница города, Паллада-Афина, присоединяла свой голос к тем, которые были поданы в пользу обвиняемого, и этот "голос Афины" его  спасал.
Основа государственности ; вмешательство людской общности в вопросы преступления и наказания, ; неразрывно связывалась с божественным провидением, божественным «патронажем». Всякий успех, культурный и хозяйственный расцвет представлялись афинскому народу результатом неослабного внимания, оказываемого их стране могущественными богами, ; Зевсом и его дочерью Афиной Палладой. Олимпийских богов афиняне почитали не только в качестве своих защитников, но и блюстителей нравственности и справедливости, установивших непоколебимые нормы индивидуального и гражданского поведения.
Однако тут нужно сказать, что сам общественный строй афинской демократии, так или иначе привлекавший к обсуждению политических вопросов основную массу полноправных граждан, предполагал в них независимость мышления, способность анализировать сложившиеся обстоятельства и непременно обосновывать то или иное решение. В такой ситуации не всегда можно было опереться на обычай толковать действительность с мифологической точки зрения, сложившейся несколько веков тому назад при абсолютно иных условиях. Ко всему прочему дискуссии в народном собрании и общественное судопроизводство требовали, чтобы участники обладали ораторским искусством, владели средствами доказательства и убеждения. «Но там, где начинается самостоятельная работа мысли, приходит конец наивной вере в богов, возникает переоценка традиционных нравственных устоев и открывается простор для критического исследования окружающей действительности», ; пишет В.Н. Ярхо.
Если в основе трагедий Эсхила и Софокла еще лежит представление о разумных, управляющих миром божественных силах, то Еврипид обвиняет богов в несправедливости.
Еврипидов «Ипполит» ; поразительно красноречивая позиция автора в отношении олимпийских богов. Богиня любви Афродита, появляющаяся в прологе трагедии, с беззастенчивостью самовлюбленного существа сообщает:
Полна земля молвой о нас, и ярок
И в небесах Киприды дивной блеск,
И сколько есть людей под солнцем дальним
От Понта до Атлантовых пределов,
Того, кто власть мою приемлет кротко,
Лелею я, но если предо мной
Гордиться кто задумает, тот гибнет. (1-10)
И далее с мстительными подробностями декларирует план как погубить хладнокровного, не подвластного её чарам Ипполита, сына Тесея, и совершенно невинную Федру, столкнув их в смертельном конфликте.
Только страсти
Не суждено угаснуть без следа:
Отцу о ней я расскажу, Тесею,
И будет нам враждебный Ипполит
Убит его проклятьем. Царь глубинный,
Недаром же Тесею Посейдон
Три посулил желания исполнить.
Прославлена - но все-таки умрет
И Федра. Пусть! Мне лучше, чтобы Федра
Погибла, чем, виновных поразив,
Мне сердца, месть лаская, не насытить.(40-50)
Другая богиня – Артемида, напротив, Ипполиту благоволит. Она возникает в эпилоге и в свою очередь клянётся отомстить за него. Причем первому же смертному, который станет любимцем её противницы – Афродиты.
Я отомщу одной из стрел моих,
Которые не вылетают даром...
Меж смертными стрела моя найдет,
Кто ей милей других. Тебя же, бедный,
О лучший друг, в Трезене отличу
Я честию высокой.
В таких условиях нет никакой разницы, живёт ли человек, сверяясь с некими внешними оценочными критериями, или ориентируется на свои нравственные внутренние позиции. В любом случае слепая прихоть рока или избалованная воля неких эксцентричных божеств разрушит и исковеркает человека, сделает из него игрушку, не более. Такой вывод можно сделать из еврипидовского «Ипполита».
«В трагедии он еще более усугубляется тем, что теряет всякий смысл божественное управление миром - очень древняя категория человеческого мышления, которая восходит к тем далеким временам, когда первобытный дикарь видел себя еще совершенно беззащитным перед лицом божественного гнева - непостижимых ему стихийных сил» .
Божественная прихоть достойна недоумения и сожаления. Она как нельзя кстати вписывается в русскую поговорку: «Баре дерутся, а у холопов лбы трещат».
Еврипид не раз иносказательно, а то и прямо подчёркивает, что боги жестоки, мелочны, мстительны, злопамятны, несправедливы и следуют лишь собственной эгоистичной натуре.
В драме «Электра» Орест убивает мать Клитемнестру. Орест, жалок, уничтожен чувством вины, несмотря на то, что это Аполлон толкнул его на преступление и обещал полное содействие впоследствии. Казалось бы – такая мощная поддержка со стороны божественных сил! Но что богам за дело до людских страданий?

Патриотизм и пацифизм Еврипида.
Так ли велики герои древности?

Политические взгляды Еврипида сказываются в ряде его трагедий, особенно таких, как «Гераклиды», «Просительницы», «Андромаха». В этих трагедиях он выступает горячим афинским патриотом, прославляющим морское могущество Афинской державы, и сторонником демократического строя, хотя радикальную демократию в «Просительницах» и в «Оресте» он осуждает. Для Еврипида также характерно резко отрицательное отношение к консервативной воинствующей Спарте («Гераклиды»). Он не может говорить об этом прямо, но вкладывает результат своих размышлений в уста героев трагедии, ярко и живо рисуя ужасы войны. Любой войны. Это было понятно, так как сам Еврипид жил в эпоху Пелопонесской войны, отражавшейся на людях не лучшим образом.
В трагедиях «Гекуба» и «Троянки» перед нами разворачиваются сцены страданий семьи Приама после того, как ахейцы захватили Трою. Десять лет войны завершились кровавой оргией убийств и издевательств. Дочь Приама Кассандра стала наложницей Агамемнона. Сын троянского царя Полидор убит. Убивают Астианакта, сына Гектора и Андромахи. Горе войны не делится автором на царское, троянское или ахейское. Горе одно ; человеческое, неизбывное и всепоглощающее.
В «Троянках» мальчика Астианакта уводят на смерть, а Гекуба, его бабка, не просто стенает, вся ее сущность исторгает невыразимое отчаяние:
О дитя, о сын несчастного сына!
Неправда твою от нас
Жизнь отбирает, от нас,
От меня и твоей родимой!
Мука какая, и что для тебя
Сделать могу я, скажи?
Голову стану я бить
И грудь не устану терзать,
Больше ж во власти моей
Нет ничего. Увы мне, увы!
За Трою увы! и увы за себя!
Какого же горя еще
Нам не хватает до полной
Гибели, горьким! Увы! (790-800)
Но чудовище под названием война требует новых и новых кровавых расправ. В трагедии «Гекуба» Поликсену победители возжелали принести в жертву в честь убитого героя Ахилла. Мать ее, уговаривая Одиссея пощадить дочь, припоминает ему долг совести ; спасение его в Илионе.
                Гекуба

                Ты помнишь, царь, лазутчиком себя
                Там, в Илионе?.. Лоскутами ризы
                Обезображен был ты, а из глаз
                Сочились по ланитам капли крови...

                Одиссей

                Глубокий след остался в сердце... Да.

                Гекуба

                Не мне ль одной ты был открыт Еленой?

                Одиссей

                В опасности я, точно, был большой.

                Гекуба

                Униженно ты обнял мне колени...

                Одиссей

                И рук разжать, казалось, я не мог.

                Гекуба

                Но я дала уйти тебе, ты помнишь?

                Одиссей

                Ты это солнце видеть мне дала.

                Гекуба

                А что сказал ты, раб мой, в те минуты?

                Одиссей

               Чтобы спастись, каких не скажешь слов?(238-250)

Мифологические предания подвергаются у поэта критике. Так в трагедии «Троянки» Еврипид развенчивает старых ахейских героев Агамемнона, Менелая, Одиссея, покоривших некогда Трою. Их героизм, прославленный мифами и эпосом Гомера, выражается в действительности в бессмысленных жестокостях и разрушениях и не заслуживает по этому ни восхищения, ни подражания.
Знаменитый Одиссей предстает у Еврипида в неприглядном качестве обычного неблагодарного человека. А Поликсена, отданная на заклание, идет на смерть гордо, не желая унижаться перед победителями и завоевателями родины.
В трагедии «Медея» поэт выходит за рамки мифологического сюжета о походе аргонавтов за золотым руном, сосредотачивая основное внимание зрителей на измене героя Ясона Медее. Он представил Ясона, по мифологической традиции считавшегося образцом мужской доблести, как эгоиста, действующего не по любви, а по расчету. Еврипид высказывает свое сочувствие не к Ясону, а к покинутой и обманутой им колхидской царевне.
Орест, обвинённый в убийстве матери, просит помощи у Менелая и напоминает о своём отце Агамемноне, защитившем честь Менелая. Но тот, сославшись на отсутствие военных сил для борьбы с аргосцами, отказывает. Разочарованный Орест восклицает:
Прославленный походом за женой,
Ничто как царь, а сердцем трус негодный,
Друзей в беде покинув, ты бежишь!
Увы! Увы! Благодеянья брата
Ты свел на нет. О мой отец, друзей
Надежных нет с тобой! С его уходом
Последний луч надежды догорел,
И от врагов твой род не отобьется. (718-724)

Трагедия войны и в самом деле идёт рука об руку с патриотическими порывами. Еврипид-психолог (если позволительно так сказать) сплетает в некое единое целое низость и благородство, отчаяние и надежду, самопожертвование и трусость.
Юная Ифигения решает: если ее жизнь нужна всей Элладе для того, чтобы успехом увенчался поход против надменных «варваров» - троянцев, то дочь верховного полководца Агамемнона не откажется от своего долга. Она говорит матери Клитемнестре:
Разве ты меня носила для себя, а не для греков?
Иль, когда Эллада терпит, и без счета сотни сотен
Их, мужей, встает, готовых весла взять, щитом закрыться
И врага схватить за горло, а не дастся - пасть убитым,
Мне одной, за жизнь цепляясь, им мешать?.. О нет, родная! ...
Грек, цари, а варвар, гнися! Неприлично гнуться грекам
Перед варваром на троне. Здесь - свобода, в Трое - рабство!

Менекей из «Финикиянок» добровольно приносит себя в жертву ради спасения отчизны, отвергая совет отца сбежать:
Согласием притворным
Утишил я тревожный дух отца,
И долее таиться мне не надо...
"Уйди, - он говорил, - и город брось
На произвол судьбы!" Такую трусость
Простят, конечно, люди старику.
Отцу простят - но сына, что отчизну
Мог выручить и предал, проклянут:
Изменникам отчизна не прощает. (992-297)

Как гимн всем храбрецам и патриотам звучат слова Менекея:
Не бедный дар тебе я приношу,
Фиванский край, недуг твой исцеляя...
И если бы стране своей служить
Желали все, себя забыв, - для мира
Настали бы златые времена. (1013-1018)

По словам В.Н. Ярхо в сюжетах своих трагедий «Еврипид почти не выходит из круга тем, разрабатывавшихся его предшественниками: сказания Троянского и Фиванского циклов, аттические предания, поход аргонавтов, подвиги Геракла и судьба его потомков. И при всем том -- огромная разница в осмыслении мифа, в оценке божественного вмешательства в жизнь людей, в понимании смысла человеческого существования, -- разница, в конечном счете приводящая Еврипида к выработке необычных для классической трагедии принципов изображения человека, к созданию новых средств художественной выразительности, иными словами - к полному отрицанию первоначальной сущности героической трагедии Эсхила и Софокла».
Нет никаких сомнений в том, как много недополучила мировая культура, утратив в складках пыльных веков более семидесяти работ Еврипида. Читая его трагедии невольно ловишь себя на мысли, что люди тысячелетия назад и чувствовали так же, как мы, и мыслили не хуже. Они боялись, искали, радовались, рыдали, проклинали, клялись, нарушали клятвы, рождались и умирали – как мы. И, кажется, Еврипид лишь «упаковал» настоящую жизнь в «обертку» мифологических сюжетов, потому что в те времена иные формы ещё не были придуманы и востребованы. Но как много сделал мыслитель Еврипид, скрываясь от городского шума на острове Саламн! Сколь глубоко и точно передал настроения своих современников, их надежды и чаяния, их гнев и великодушие, их заблуждения и амбиции. Он позволил нам заглянуть не только в царские чертоги и в хижину простого человека, но и понаблюдать, услышать мысли царей и простолюдинов, мысли подлецов и великих духом.
И не в этом ли заключен творческий гений, позволяющий жить имени автора в веках?
Список использованных источников

Ф.Ф. Зелинский «История античной культуры» / Ред. и прим. С.П. Заикина. 2-е изд. СПб.; Марс, 1995 - 380 с: (Кн. серия "Modus vivendi");
Ф Ф. Зелинский «Идея нравственного оправдания», 1916, статья;
В. Н. Ярхо «Драматургия Еврипида и конец античной героической трагедии» (Еврипид. Трагедии. В 2 т. - Т. 1. - М., 1999);
М.И. Никола «Еврипид» (Зарубежные писатели. Биобиблиографический словарь. Ч. 1. - М., 1997.;
Аристотель «Поэтика», XXV глава;
Г.Г. Анпеткова-Шарова, В.С. Дуров «Античная литература», М: Академа, 2004, под редакцией В.С. Дурова;
А. Лосев «Античная литература», М: ЧеРо, 2005, под редакцией проф. Тахо-Годи, издание седьмое;
Чистякова Н.А., Вулих Н.В., «История Античной литературы».