Культурных мероприятий Петрович не любил. Не то, что бы совсем не любил. Скорее просто отторгал как чуждый организму придаток. Оттрубить от звонка до звонка на своем заводе, раздавить с друзьями пару пива после смены, вернуться к сыну-троешнику, вечно ноющей жене и упасть на любимый диван под слащавый компот из попсы и новостей, в которых доярка такая-то намолотила в закрома столько-то декалитров свинины…. Это было привычно, нормально, уютно и даже в каком-то смысле комфортно. Какая культура! Максимум культуры, с которой сталкивался Петрович, было вечно укоризненное очкасто-круглое лицо профессора, доктора философии Валериана Никоноровича, жившего по соседству.
Иногда они сталкивались на лестничной площадке, и в эти не самые удачные для Петровича мгновения, сосед всегда пытался забрызгать идеально чистый лист сознания Петровича какими-то умными словами. Не сказать, чтобы тот не любил философа, как мысленно про себя давно окрестил чудаковатого соседа, но… Зачем нам высокие материи, если тепло, светло, мухи не кусают, а любимое правительство вот-вот построит коммунизм, где от каждого по способностям, каждому по-фигу… Но увы. В их забытый богом Долгопупинск приехала выставка картин модного художника, при том не дурного собой и достаточно колоритного мужчины. Что забыла эта творческая столичная натура в их заплесневелом городке, никто не знал, но местные матроны как одна решили стройными рядами посетить сие мероприятие. Захватив, для антуража, собственных мужей, чтобы просвещаться, так сказать, коллективно. Под это дело попала и супруга Петровича, дама солидная, как она думала, и не чуждая возвышенных материй. Как оказалось к удивлению самого Петровича…
Трудно было отказать под натиском центнера убеждения и посулов, так что даже ангел на левом плече, пытавшийся вразумить его не ходить, не смог добиться своего. По правде сказать, ангел был плутоват и чем-то напоминал все того же профессора, а учитывая нелюбовь Петровича к этому субъекту пока еще совсем не Российской Федерации… Вечер субботы упал неожиданно. Вся семья вырядилась в лучшее и отправилась на выход в свет…. Свет оказался мутным и желтым. Другой вариант освещения долгопупинские жэкэхашники просто не признавали и категорически отказывались вешать на уличные столбы что-нибудь путное и яркое.
Дорога была близкой, благо в городке мало кто пользовался общественным транспортом по причине малочисленности этого самого общества и отсутствия сколько-нибудь простора в виде квадратных километров на душу населения. Да и городом Долгопупинск именовался как-то больше по привычке, когда еще молодежи было много, из каждого окна раздавалась музыка, а будущее казалось светлым и безоблачным. С тех пор население поредело, постарело и сбежало в более крупные города за длинным рублем и другими благами. Остались только искренние старожилы-патриоты своего родного давно любимого городка, вроде Петровича. Его все устраивало и это было его главной философией по жизни. Он никогда не прыгал выше головы, не залезал повыше, не теснил соседа, не срал на нижесидящего. Все было тихо и мирно.
Но, как говорится, человек сам кузнец своего счастья и… проблем. И одна из них смотрела сейчас на Петровича с картины известного художника. Да, они уже добрались до выставки, посвященной гиперреализму. Что такое этот самый гиперреализм, Петрович понятия не имел. Теперь понял. С картины на него смотрела женщина в сто раз красочнее, чувственнее, лучше, красивее, контрастнее, выпуклее в нужных местах и вогнутее в других, чем все матроны в реальности, окружающие его. Он не мог оторвать взгляда от шедевра. Весь его мир перевернулся, стал с ног на голову и пытался при этом исполнять ламбаду. Его собственная жена, в полной мере оправдывающая афоризм «нельзя объять необъятное», казалась ему теперь жалкой калькой на женщину. Теперь он понял, чего ему точно не хватало в жизни – это гиперреалистической женщины с картины. Она смотрела прямо на него, она видела только его. Казалось, еще мгновение и она сойдет с картины, обнимет его и они сольются в экстазе. Пощечина вернула его к жизни, а поток слов от когда-то любимой жены, втиснул в привычные серые рамки уже такого плоского, мутно-желто-фонарного мира, где есть только завод, пиво, футбол по телеку. И так каждый день. Петрович понял, что нужно что-то менять.
Тайком он быстро выяснил у художника, ошивавшегося здесь же с видом человека, которому обещали Париж, а привезли… в Долгопупинск. Казалось, что-то напутали с билетами и… Короче, это была не проблема Петровича. Свою проблему он обозначил просто «кто эта женщина на картине?». Оказалось, художник рисовал с натуры и, действительно, в Москве есть такая вполне реальная женщина. Мыслимыми и немыслимыми уговорами и посулами Петрович выудил у художника ее адрес. В голове зрел план.
На следующий же вечер он взял билет на поезд, приоделся в лучшее платье, откопал старинную бритву, осквернил свое лицо одеколоном, накупил подарков и…. Отправился на поиски своей, как он стопроцентно не сомневался, судьбы. Преодолев по пути множество препятствий, отсидев в вытрезвителе, выйдя не на той станции, промотав деньги, прокутив все и вся он… кое-как приведя себя в порядок, нажал кнопку звонка той самой заветной двери. Его ждало открытие. Сначала двери, потом…. Он долго, целых полторы минуты всматривался в женщину по ту сторону разделительного порожного барьера и…. вымолвил наконец:
- На картине вы лучше…