1. Поступление

Александр Жданов 2
           "С детских лет  я навеки твоей ласки лишился,
           И ушел из родного, дорогого угла,
           Ненаглядная мама, в чем я так провинился,
           Что меня ты так рано в СВУ отдала?"
            
            Кадетская песня

          Где-то весной 1963 года работникам особого отдела Киевского военного округа, где в то время служил мой отец, было объявлено, что желающие могут  оправить своих детей установленным порядком на учебу в киевское суворовское военное училище.
          Некоторое время спустя, мама вдруг ненароком завела разговор о том, что, так как мои дела в школе идут не самым блестящим образом, есть значительные отставания в учебе, да и поведение было явно не высоте, а ни у нее, ни у отца нет возможности уделять мне необходимого внимания, наверное, будет лучше, если я поступлю в суворовское училище. При этом, естественно, было приведено множество убедительных доводов. И прежде всего то, что с детства я увлекался всем, что имело какое-то отношение к военным: верховодил в мальчишеских играх в войну, читал запоем книги и любил смотреть о войне кино.   До середины лета было еще много времени подумать, а пока мне нужно было всего лишь пройти медкомиссию.  И может быть, если что-то окажется не так, вопрос отпадет сам собой.  Поэтому мы с мамой поехали в окружной госпиталь на Печерск.  К общему состоянию здоровья претензий ко мне у врачей не нашлось. А вот при проверке зрения что-то не понравилось окулисту. Он очень долго меня  осматривал  и назначил  повторное,   углубленное обследование. Мне закапали глаза атропином, зрачки расширились, читать и писать было невозможно. Я был доволен. Для школы мне выдали справку: освобождение от уроков на несколько дней. 
       После повторного обследования доктор долго о чем-то говорил с моими родителями.  Они куда-то ездили консультироваться.  Как выяснилось, мой случай, как это часто бывает, оказался спорным.  Конкретных указаний в инструкциях и правилах не было, а следовательно его можно было  при желании толковать в ту, или иную сторону, в зависимости от убедительности аргументов, которые могли предоставить мои родители.  Из подслушанных  ненароком разговоров, я понял, что окулист пытается получить, как сейчас говорят, вознаграждение,  хотя оснований для этого, с их точки зрения,  не было. Я  тоже удивился, на зрение ведь мне никогда еще жаловаться не приходилось. В конечном итоге, видимо, с помощью своего начальства,  отец нашел нужные аргументы , так как  спустя некоторое  время, меня признали годным.   
         Радости от этого я не испытывал никакой, так как давая согласие родителям на поступление, просто хотел выполнить их просьбу,  в глубине души отчего-то надеясь, что  меня признают негодным.  Мне было совершенно непонятно, для чего нужно жить в отрыве от дома, среди совершенно  незнакомых людей,  пусть даже и военных, подчинятся их каким-то возможно не всегда разумным требованиям и ограничениям.   Я летом часто бывал тогда в пионерских лагерях и это никогда не приносило особой радости. Всегда, особенно в первое время,  сильно скучал по дому,  с трудом адаптируясь к новым  мальчишеским коллективам.   
               Несмотря на  то, что мы до 63 года жили не  так  далеко от училища, на улице Январского  восстания,*  а школа куда я ходил  - была напротив могилы Неизвестного солдата, для меня та часть Печерска, где оно находилось,  казалась ужасно далекой  окраиной, где ни разу еще не удалось побывать и тем более не приходилось видеть хотя бы одного суворовца. 
              В назначенный  день, 14 августа 63 года мы с мамой приехали в СВУ. Во дворе,  недалеко от бокового входа в спортивный зал  под деревьями стоял письменный стол,  за которым сидел  человек в военной форме.  Как позже оказалось, это был  будущий командир  третьего взвода  и  наш первый  офицер–воспитатель  майор Грищенко Игорь  Филиппович.  Он, сделав отметку о моем прибытии в списке, попросил старшину  Котенко  отвести меня   в спортивный зал, где жили во время поступления  кандидаты   и   определить место для  сна.  Помещение  с первого взгляда поражало  своим громадным объемом и  высотой потолков,  занимая  сразу подвальный и первый этажи здания.  Он  буквально весь  был заставлен  железными армейскими кроватями,  застеленными  черными толстыми  шерстяными одеялами.  Поступающих было несколько сотен, принять должны было немногим более ста человек. Судя по всему, в училище я приехал в последней партии.  Располагавшиеся на соседних койках ребята уже перезнакомились,  освоились и вели себя вполне непринужденно.  Мне же в незнакомой обстановке сразу стало довольно тоскливо.    
- Скорее бы прошли эти экзамены и все это кончится, - думал я, засыпая в первую ночь, в глубине души рассчитывая, что скоро  поеду домой.  Нужно было просто стойко перетерпеть эти неприятные дни, уступая просьбам родителей.  Предстояло ведь сдать 4 экзамена. А к ним я, не рассчитывая учиться в училище,  совершенно не готовился. 
            Узнать какие-то любопытные подробности о предстоящей   жизни  и учебе у ребят не удалось.  Никто толком ничего не знал, да и разговоры на эту тему не велись. 
  Видимо,  все очень хорошо представляли, что их ожидает,  для этого, собственно, и приехали  и уж конечно хорошо подготовившись к вступительным экзаменам.    Один из ближайших соседей по кровати  все время довольно интересно  пересказывал  своему приятелю приключения Шерлока Холмса. Это несколько отвлекло меня от грустных мыслей и удивило.  Я сильно увлекался  чтением,  запоем читая  подряд   все,  что попадалось под руку, отдавая предпочтение конечно военной и приключенческой тематике. Перечитав все что было дома  и у соседей,  был записан в библиотеку Киевского дома офицеров, находившемся неподалеку от нашего дома. И то, что до сих пор в мои руки не попало ни одной книги  Конан Дойля удивило.  Хотя понравилось , что среди поступавших были ребята со схожими интересами.            
Сдавали мы русский язык  и математику, оба предмета устно и письменно.   В четвертом классе  в школе  я  учился довольно плохо.  После третьего класса в связи с переездом в новый район с Печерска, где мы жили в доме напротив входа в метро Арсенальная,  пошел в сентябре  в новую школу.  В  Дарнице  тогда с успехом выполняли  хрущевскую  программу  ускоренного массового жилищного строительства,  строя  энергичными темпами   известные пятиэтажки. В одной из них  мы и получили двухкомнатную квартиру, казавшуюся просто огромной после,  хоть и больших,  двух комнат в   коммуналке. Поражало  наличие отдельного, хотя и совмещенного санузла,  горячей воды в течение всего дня и  балкона. А установленный несколько позже  собственный телефон вообще казался экзотикой.
             Как обычно, построив жилые дома,  к новому учебному году достроить школы и детские сады  не совсем  тогда успевали. Пришлось несколько месяцев ходить в школу другого микрорайона, где были свои  учителя  и свои  ученики.  Нашему,  сформированному  из таких же новоселов как я, классу   приходилось заниматься после обеда, во вторую смену.  В новостройках   было много детей и в классе оказалось больше  40 учеников. Непосредственно занятиям  тогда  в той школе уделялось мало внимания.  Оценки  за четверть  и  за год, ставили по текущим опросам,  что мало соответствовало действительному уровню знаний ученика.  При таком количестве детей  в классе,  каждый  успевал получить за четверть не больше одной-двух  оценок, носивших довольно случайный характер и подчас свидетельствовавших разве что об уровне  прилежания  за  какой-то небольшой промежуток времени.  Классная руководительница, весьма упитанная женщина лет 35,   нашей успеваемостью совершенно не интересовалась.  На уроках украинского языка, она не упускала любой возможности высмеять мое русское произношение при попытке читать или говорить на украинском.  Особенно бурное веселье в классе  под ее умелым руководством вызывали  мои трудности с произношением мягкой украинской буквы  «г». В группе советских войск  в Германии, где служил перед этим мой отец, я, естественно, привык  произносить эту букву несколько звонче, чем это делали мои одноклассники.    Весь класс постоянно  покатывался от смеха от моих ответов на неоднократные попытки учительницы    исправить мое произношение и от  ее язвительных на них замечаний. Казалось, что она вызывала меня специально, чтобы позабавить публику и внести некую разрядку в монотонный урок.  Если до этого изучать украинский язык в Киеве в школе детям военнослужащих, можно было по желанию, то незадолго до того, как пошел в школу я,  этот порядок изменили,  сделав его уроки  обязательными для всех. И хотя я любил читать  книги на украинском языке,  даже перечитывая   Тараса  Шевченко или  украинские народные сказки,   эти уроки, а постепенно и все остальные,   стали для меня настоящим мучением. 
         Используя любые возможности, чтобы не пойти в школу, я в конце концов,  совершенно запустил занятия. Ребята в нашем классе увлекались всем чем угодно,  но только не учебой. Собирали  этикетки и марки, значки и открытки, играли в  фантики от конфет,  после уроков отправлялись на стекольный завод за какими-то разноцветными стекляшками, запускали  ракеты из фотопленки.  Весной в 4 классе мы с одноклассниками повадились ездить на опушку леса недалеко от станции Дарница.  Там в песке можно было довольно легко и быстро накопать гранулы артиллерийского пороха. Говорили, что до, или во время войны в этом месте располагалась какая-то артиллерийская часть.  Порох мы использовали вместе фотопленки для изготовления ракет из фольги.  Они получались более мощными и одна из них после запуска попала мне прямо в лоб, на долгое время оставив глубокую отметину.
     В общем, если первые три класса  школы номер 90 на Печерске,   я закончил отлично,  получив только одну четверку за случайно сделанную кляксу, то четвертый  класс новой школы еле- еле завершил на тройки.
              Вполне закономерно, что на последнем, письменном экзамене по русскому языку, который проходил  в СВУ последним,  я  получил два балла.  Оценки еще, как всегда, не объявили и мы с мамой подошли к майору Грищенко И.Ф.  отпроситься до утра домой.  Обычно после сдачи очередного экзамена киевлянам это разрешалось.  Тем более, что до  начала  нового учебного года оставалась еще пара  дней и делать в училище в общем-то было нечего. 
- Сейчас, одну минутку, -   посмотрев какие-то списки,  Игорь Филиппович сказал, что  мы можем ехать, а   утром  приезжать не надо, лучше позвонить позже,   когда  уже  будут объявлены  решение приемной комиссии и  списки зачисленных в училище.  Он, видимо,  взглянув на результаты последнего экзамена и, увидев мою двойку,   решил, что  меня  в училище уже точно не  зачислят, а следовательно  смысла приезжать туда никакого не было.
                Оказалось же, что на последнем  экзамене слишком многие кандидаты получили по два балла и это привело в итоге к недобору. А так как, обычно все получившие двойки сразу же разъезжались по домам, то на этот раз тем из них,  кто остался,  в том числе и мне,  крупно повезло.  Мы были зачислены в училище.   
               За день перед началом занятий старшина роты отвел нас в баню, где после помывки всем выдали полный комплект обмундирования.  Вполне естественно, что раньше я, не обращая пристального внимания на военную форму,  не знал, как нужно правильно ее носить.  Получив от старшины два ремня, один поясной, другой брючный, машинально заправил белую гимнастерку без погон в брюки и вдел в них брючный ремень.  Недоуменно повертел в руках поясной, совершенно не понимая, куда его девать и вышел на улицу. Там у входа в баню несколько наших ребят окружили старшего нас на три-четыре года суворовца, который увлеченно им что-то рассказывал. Увидев, как я заправил гимнастерку, он добродушно рассмеялся и показал как нужно это делать правильно.  Немного по шире отпустив мой поясной ремень,  одел мне его поверх гимнастерки,  немного  опустив на бедра,  так, что внизу оставалась узкая , без единой складки полоса гимнастерки. 
-Вот так носят ремни настоящие кадеты - объяснил он всем.   
            Перед началом нового учебного года состоялось  родительское собрание всех поступивших, на котором присутствовали и мы, теперь уже суворовцы первой роты.  Начальник училища и его заместители   подробно рассказали  о  большом внимании,  которое уделялось  в училище  сохранению  нашего здоровья.  Летом нам предстояло  полтора месяца провести  в лагерях,  находившихся  в Белоцерковском районе Киевской области, на берегу  реки Рось. Там, кроме чудесной реки, с купанием  и играми на свежем воздухе, нас ожидали ненавязчивые и неутомительные уроки по утрам, в основном,  английского языка в игровом режиме, и еще что-то не менее интересное и увлекательное. Особенно понравилось всем родителям  ожидавшее нас хорошее четырехразовое питание.  Помимо первого завтрака перед началом занятий,  после 4 уроков  у нас был еще и  второй завтрак, в 12  часов,  на котором  давали  булочки с повидлом   или печенье, сыр или творог,  чай, сахар  и масло, яблоки или консервированные фрукты. После этого были еще два урока и личное время до обеда в 17 часов.
В училище был хорошо организован досуг. Спортивные игры на стадионе, летом и зимой. В каждой роте были свои коньки и лыжи.  Работали многочисленные спортивные секции.  Желающих учили игре на фортепьяно. В старших классах всех обучали танцам. 
 Большое внимание уделялось  сохранению зрения.  Парты,  за которыми мы сидели до 8 класса сверху были выкрашены  в серый цвет, который согласно последним тогда научным исследованиям,  был менее утомителен для глаз.  Для равномерного распределения освещения  использовались и специальные необычной формы светильники.  Периодически проводились проверки освещенности в классах  на соответствие  установленным нормам.  И действительно, намного позже осенью, по вечерам на самоподготовке в классе появлялся высокий старший сержант сверхсрочной службы, который на партах в каждом ряду  измерял уровень освещенности, занося показания в специальный журнал.   
           Парты располагались в классах в три ряда и чтобы создать для всех  одинаковые условия,  так как расстояние от окон каждого ряда было разное, нас периодически, раз в четверть,  пересаживали рядами.
              Многих родителей интересовал, естественно, и вопрос  нашего дальнейшего пути  после окончания суворовского.  И здесь все было тоже очень привлекательно. Мы имели возможность выбора любого военного училища, правда, поступление в гражданские ВУЗы было исключено.  Это можно было сделать только после службы в армии. Что в общем-то звучало разумно. Зачем же учить человека 7 лет в военном училище, чтобы потом он стал гражданским!
В дальнейшем, правда, все несколько изменилось, но об  этом мы узнали только через 6 лет.      
                На следующий день, первого сентября, в воскресенье,  состоялось первое в моей жизни торжественное построение. Во главе с подполковником Родиным, командиром нашей роты, мы в суворовской форме, но еще без погон  стояли в повзводно в колонну по три  на левом фланге училища.
Новенькие  погоны в стопках лежали  на специально поставленном перед трибуной столе.  Начальник училища  генерал-майор Кибардин Б.М.  поздравил всех присутствовавших с началом нового учебного 1963-64 года, и по его команде суворовцы выпускной роты одели нам погоны.  После этого в составе всего училища  наша рота первый раз прошла  повзводно  вперед трибуной строевым шагом.
________
 
Примечание:
*  -   ул. Январского восстания (до Великой октябрьской социалистической революции Никольская) - сейчас ул. Мазепы