Адвокатом оказался мужчина невысокого роста худощавый и очень напоминающий лицом известного миллиардера Березовского (бизнесмен и депутат Государственной Думы РФ, обвинённый в отмывании денег и в попытке насильственного захвата власти. Нашёл политическое убежище в Англии, где и умер при неизвестных обстоятельствах – авт.) Сходство было таким, что Елена невольно стала разглядывать его лицо. Ей хотелось понять, в какой мере схож этот человек с известным и примелькавшимся на телевизионных экранах английским затворником.
Да, сходство было полное! Такие же редкие над лысиной и немного вьющиеся чёрные волосы, торчащие с двух сторон, как маленькие рожки; большие тёмные глаза и удлинённое лицо с проступающей, хотя и побритой, синеватой щетиной. Нос был так же длинноват и немного изогнут. Под ним ярко выделялись на бледной коже лица красные губы, оттенённые совершенно ровными жемчужными зубами.
На первый взгляд интеллигентное лицо адвоката производило приятное впечатление. Однако, как только он начинал говорить, мимика, ловкие жесты рук и кошачья лёгкость всего тела вызывали какое-то странное ощущение раздвоенности. Даже когда он улыбался, нечто скрытое, цепкое и, возможно, жестокое оставалось отражаться в неуловимом блеске его пронзительного взгляда.
– Я вижу, что вы меня не слушаете. Моё лицо кого-то напоминает?
– Нет, – спохватилась Елена и густо покраснела.
– Вы не первая. Иногда в такси еду и чувствую, что водитель как-то странно посматривает. Даю за проезд – не берет. Мало, спрашиваю. «Нет, – говорит, – Борис Абрамович. С таких знаменитых людей, как вы, деньги не беру». Ну, что тут поделаешь?! Кидаю на сидение стодолларовую купюру и выхожу. За известность, простите, за сходство приходиться платить.
Итак, уважаемая Елена Павловна, для начала нам следует обязательно найти общий язык. Вы должны полностью мне довериться и рассказать как на духу обо всём, что произошло. Иначе я не смогу вам помочь. Кстати, не надо бояться прослушивания. Это запрещено законом.
Елена недоверчиво посмотрела на дверь, за которой остался конвойный.
– Да-а! – развёл руками адвокат. – Наблюдать они имеют право.
Молчание продолжилось.
– Ну, хорошо. Давайте я сам буду задавать вопросы, а вам придётся только отвечать. Договорились? – Елена кивнула головой, стараясь не отрывать глаз от двери. – Я уже знаю содержание протокола, проведённого дознавателями на предварительном допросе. Там вы сознаётесь, что убили своего сына Завьялова Сергея Андреевича. Сделали это кухонным ножом в присутствии его девушки, которая, кстати, беременна от него. Мотив такого неординарного убийства вы не указываете. Так?
Елена продолжала молчать, а затем тихо сказала:
– Я его не убивала. Там меня били и грозились сделать ещё хуже, если не подпишу бумагу.
– Так, так, – знакомая картина. Завтра пройдёте медицинское обследование, и, если на теле что-либо обнаружится, подтверждающее ваши слова, мы сможем подать протест, и тогда протокол допроса станет недействительным. Ну а всё-таки, кто же, по вашему мнению, мог убить сына и за что?
– Не знаю. Мне показалось, что кто-то был ещё кроме нас.
– И кто же этот невидимка? Вы его видели?
– Нет.
– Может быть, слышали?
– Нет.
– Интересно получается: не видели, не слышали, а утверждаете, что кто-то был третьим во время убийства. А вот гражданка Савельева показала на дознании, что именно вы хотели зарезать её, а пырнули подставившего себя сына.
– Я его не убивала, гражданин адвокат!
– Ладно, ладно. Успокойтесь... Выходит, что кто-то из вас говорит неправду. А скажите честно, Елена Павловна, – конечно, между нами, – не было ли у вас мысли убить подругу сына?
– Нет. Не было. Хотя её действительно убить мало. Но я бы этого никогда не сделала!
– А за что вы её так не любите? – Елена замолчала, опустила голову. – Мне нужно знать, Елена Павловна, иначе у нас ничего не получится.
– Она отняла у меня сына! Это она его убила! – заплакала подследственная.
– К сожалению, на ноже сохранились отпечатки пальцев только двух лиц: ваши и убитого сына.
– Я не помню, как это произошло, – умоляюще посмотрела Елена. – Клянусь! Не помню!
Адвокат подскочил со стула и мягко, неслышно заходил по комнате.
– Скорее всего, вы обе правы! – задержался он перед столом. – Как я сразу не догадался? Савельева говорит правду, а вы просто не помните своих действий, пребывая в тот момент в состоянии аффекта. Глава 16. Статья 107 УК РФ. До трёх лет колонии общего режима... И всего лишь! – забегал адвокат по комнате с взъерошенными волосами, сверкая глазами от возбуждения.
Вдруг он снова остановился как вкопанный:
– А мотив? За что вы его убили? – уставился он липкими глазами на Елену, но, встретившись с её холодным и полным негодования взглядом, замолчал.
– Я уже сказала, что никого не убивала и не хотела убить, тем более, родного сына.
– Елена Павловна! Тогда лучше говорить, что вы ничего не пом-ни-те! – ловко подскочил адвокат к подследственной и, едва касаясь, дотронулся до плеча. – Я вас умоляю, – приложил он руки к груди. – Так будет лучше. Просто вы были не в себе! Ведь так? – тихо и вкрадчиво произнёс он, как бы желая убедиться, что собеседница прониклась пониманием его слов. – Елена откинулась назад и утвердительно кивнула. – Та-ак! – одобрительно потёр адвокат меленькими ручками. – Именно поэтому вы ничего не помните и ни-че-го, – помахал он указательным пальцем перед носом подследственной, – не можете рассказать о том, что делали в это время сами, а так же и другие участники конфликта. Ведь так и было, Елена Павловна! Вы согласны?!
– Но-о... по-моему, там был кто-то ещё.
– Да чёрт с ним! Прошу забыть и про это. Вы же только что согласились, что ничего не помните!
Прокричав последние слова, адвокат подпрыгнул на месте, ловко провернулся на каблуке вокруг себя, топнул ножкой об пол и развёл руки в стороны, как бы говоря, что проблема решена и не стоит дальнейшего обсуждения.
– Отлично, Елена Павловна! – обрадовано сказал он после короткого раздумья. Осталось только определиться с мотивом убийства, но об этом вы мне расскажете в следующий раз. Договорились? Без мотива наша и любая версия не имеют оснований.
Идите в камеру и хорошенько подумайте на досуге. Может вам всё-таки стоит рассказать по какой причине могло произойти убийство? Без мотивации нормальный человек не может войти в состоянии аффекта, если он психически здоров. Коне-ечно! Бывают, на первый взгляд, немотивированные убийства, то есть убийство ради убийства. Но и здесь у нормального человека есть мотив – само убийство. Такие действия подпадают под статью 105 Уголовного кодекса. Наказание – от десяти лет и выше. Так что нам обязательно нужна мотивация ваших бессознательных действий и провала в памяти кровавых событий. Кстати, я буду настаивать, чтобы следствие провело психиатрическую экспертизу. Если подтвердится вероятность возможности у вас аффекта во время убийства сына, то наш вариант сработает, если нет – придётся отвечать по полной программе за совершение намеренного убийства.
Адвокат предупреждающе поднял ладонь на попытку Елены что-то возразить:
– Запомните, Елена Павловна, у вас только один выход: продолжать утверждать, что вы были не в себе и ничего не помните в момент совершения убийства. Да не вздумайте ещё раз подписывать протокол допроса, где вы признаёте свою вину в смерти сына.
Тут он посмотрел на часы и заторопился:
– Извините, но мне пора... Дел, знаете, невпроворот, – и встал. Затем подхватил папку, направился к двери: – Будьте здоровы, Елена Павловна!
* * *
После обеда Елену вызвали на допрос к следователю. Тот, уткнувшись в какую-то бумагу, долго уточнял сведения о подозреваемой, задавал обычные вопросы, касающиеся пола, возраста, профессии и тому подобное. Затем посмотрел прямо в глаза Елены и спросил:
– С мужем давно разошлись?
– Да. Когда Серёже было десять лет.
– А скажите, пожалуйста, какие у вас сложились потом взаимоотношения с родным сыном?
Вопрос был неожиданным. Елена запнулась и покраснела.
– Взаимоотношения? – переспросила она, давая себе время опомниться, но следователь молчал и продолжал смотреть на неё.
– Обычные, – неуверенно залепетала подследственная. – Я его любила как мать.
– И только?
– А что вы имеете в виду, гражданин следователь? – глаза Елены забегали по сторонам.
– Смотрите на меня, Завьялова, и расскажите подробнее о ваших действительных взаимоотношениях с родным сыном.
Елена замолчала.
– Молчите! Думали, что никто и ничего не узнает? Не так ли?
– Я его очень любила, – прошептала допрашиваемая.
– Как мужчину? Хорошо. Я задам вопрос прямо. Вы находились в интимных отношениях с Завьяловым Сергеем Андреевичем, начиная с его подросткового возраста?
– Я любила его как сына.
– А вот обыск, произведённый в квартире, показал иное. На компьютерном диске был обнаружен файл дневника Сергея, где он описывает отношения с вами как любовные. Мало того – как отношения мужа и жены!
С этими словами следователь вставил диск DWD в находящийся на его столе ноутбук. На экране промелькнули знакомые Елене файлы и папки сына, под одной из которых имелась надпись «Дневник». Она не раз пыталась через плечо Серёжи прочитать хотя бы кусочек его откровений, но этого ей не удавалось сделать. Сын сразу закрывал дневник, а его отдельный «стол» в компьютере имел свой код учётной записи. И вот откровения сына стали доступны не только ей, но и следственным органом.
– Читайте, Завьялова, – вывел следователь на экран страницу из дневника.
Елена впилась глазами в текст:
« 24.07.08. Сегодня я стал мужем моей М.! Теперь я люблю её ещё сильнее. Она не только лучшая, но и самая близкая мне из всех девочек на свете. Я никогда не забуду ту ночь и сильный ливень с грозою за окном».
После прочтения любовного признания сына густой румянец покрыл щёки подследственной.
– А вот ещё доказательство вашей половой близости с убитым. Читайте! – и следователь открыл другую страницу дневника.
« 02.01.10. На Новый год я попросил М. родить мне мальчика, но она сказала, что этого нельзя делать: может получиться урод. А я так хочу иметь от любимой М. мальчика, такого же красивого, как и мы с ней. Очень жаль, что наше желание несбыточно. Выходит, что мы не совсем муж и жена».
– Пожалуйста, дальше, – снова щёлкнул следователь мышкой.
« 08.03.11. М. предложила взять на воспитание чужого ребёнка, – Но я хочу только своего. Она снова ответила, что такого нельзя делать, и мы поссорились».
Это была последняя запись. Прочитав её, Елена опустила голову.
– Ну что скажете, гражданка Завьялова? Будете и дальше отрицать тот факт, что вы совратили родного сына, а потом убили за то, что он предпочёл вам гражданку Савельеву Светлану Николаевну, которая забеременела от него, и на которой он, видимо, собирался жениться. Между прочим, она тоже вызвана на допрос для дачи показаний и вашего освидетельствования.
Следователь нажал кнопку под столом. В кабинет вошла Савельева с округлившимся животиком и полными страха глазами.
– Присаживайтесь, Савельева, – предложил он, указывая на ряд стульев, стоящих возле двери. Как ваше самочувствие? Вы в состоянии дать нам кое-какие показания?
– Да, – почти прошептала она.
– Меня интересует следующее. Знаете ли вы эту гражданку, – показал следователь головой на Елену, – и что можете рассказать о ваших взаимоотношениях с ней и с убитым Завьяловым Сергеем Андреевичем?
Хочу заметить, что здесь и на предстоящих судебных разбирательствах вы выступаете не только как свидетель, но и, прежде всего, как пострадавшая, поскольку отец вашего будущего ребёнка был убит.
При этих словах Савельева утверждающе кивнула, а потом заплакала.
– Выпейте водички, – следователь подошёл и подал наполненный стакан.
Когда Савельева успокоилась, то стала рассказывать.
– С Серёжей я познакомилась полгода назад случайно. Ехали вместе в метро. Он мне очень понравился, и на второй день мы встретились. Я живу одна, снимая комнату в двухкомнатной квартире, поэтому вскоре мы стали встречаться у меня. Однако я заметила, что к вечеру Серёжа почему-то всегда торопился домой и ни в какую не хотел оставаться у меня до утра.
Сначала я заподозрила, что у него есть жена (сейчас, знаете, многие живут без росписи в паспорте) и решила проследить за ним. Через соседей узнала, что Серёжа холост, а живёт с матерью, которую якобы любит до безумия. Все поездки на отдых мать и сын совершают вместе. Девушек он сторонится и в дом никого из них не водит. «Когда мы пробуем расспрашивать мать, – поделились соседи, – почему её красавец-сын такой домосед и до сих пор не имеет девушки, то она лишь неопределённо пожимает плечами и старается прекратить, видимо, нежелательный для неё разговор».
Я успокоилась, но, когда забеременела, сразу сказала Серёже об этом. Его реакция была неоднозначной. Сначала он обрадовался, стал говорить, что у нас обязательно родится мальчик, а потом замолчал и смотрели телевизор, пока я готовила на кухне. Но после ужина он, как всегда, заторопился домой. Я попыталась его удержать. Сказала, что мы фактически муж и жена, и ему следует открыто рассказать обо всём дома. В тот вечер Сергей всё равно ушёл. Через два дня – пригласил в гости. Сказал, что хочет познакомить с матерью.
Мы накупили продуктов, взяли водки. Елена Павловна встретила неплохо. Я подарила ей цветы, и она похвалила за хороший вкус. Всё было нормально, но я хотела, что бы мать Серёжи обязательно узнала, что она скоро станет бабушкой. Потихоньку шепнула ему. Он пообещал сказать. Но застолье было в самом разгаре. Елена Павловна налегала на водку и даже обмолвилась, что «хочет сегодня напиться». Я снова напомнила Сергею о моей просьбе. Он поморщился, как от зубной боли, и тогда мне пришлось самой заявить Елене Павловне о своей беременности.
Однако вместо радости на её пьяном лице появились слёзы. «Эх, ты, Серёженька! На кого променял», – со злостью сказала она и опустила голову на подставленные руки.
Я опешила, а Серёжа, ничего не говоря, стал подталкивать меня к двери. Затем быстро накинул куртку, собираясь помочь мне надеть пальто. «Так ты ещё и уходить собираешься к этой суке?» – услышала я. Елена Павловна схватила со стола большой кухонный нож, бросилась к нам.
Когда она была совсем близко, то замахнулась на меня. Серёжа с криком «ты что, мам, с ума сошла?!» успел, держа в руке пальто, встать между нами. Он сразу же рухнул на пол, ухватившись обеими руками за воткнутый в грудь нож. Я закричала и выбежала на лестничную площадку».
– Гражданка Завьялова, вы подтверждаете сказанное Савельевой?
– Нет. Я сына не убивала и вообще не помню этих событий.
– Ну а то, что к вам в гости приходила Савельева, надеюсь, помните?
– Да.
– А что было дальше?
– Мы накрыли стол и начали отмечать наше знакомство.
– А дальше?
– Дальше меня привезли в ОВД.
– За что?
– Там мне сказали, что я зарезала своего сына, били и заставили подписать бумагу.
– Хорошо! Эти штучки нам знакомы.
Следователь снова нажал кнопку под столом.
– Демьяненко пришёл? – Заглянувший охранник кивнул головой. – Пусть войдёт.
На пороге кабинета появился лысоватый и с небольшим животиком мужчина средних лет.
– Вы Демьяненко Олег Петрович, сосед Завьяловой Елены Павловны. Правильно?
– Да.
– Присаживайтесь рядом с Савельевой и расскажите нам, что произошло в день убийства Завьялова Сергея Андреевича.
– Ну «что произошло». Часов в семь вечера...
– Нельзя ли точнее?
– «Точнее?» – мужчина неопределённо провёл по щеке рукой и задумался. – Ах, да! Футбольный матч между нашими и аргентинцами закончился. Это было в шесть пятнадцать. Точно! Значит, где-то минут через десять слышу у соседей крики: «Помогите!..»
Затем кто-то выскочил от них и побежал по лестнице. Я, конечно, туда. Дверь открыта настежь, а в коридоре на полу лежит Сергей. Весь в крови и двумя руками держится за нож, воткнутый в грудь. А рядом – мать, Завьялова, пытается выдернуть этот нож. Понятно, что такого нельзя было делать: кровь итак била фонтаном! Я оттолкнул и сел на неё сверху. Руки заломил назад. Затем удерживал, пока не подъехала милиция.
– Говорила ли что-либо Завьялова при этом?
– Нет. Она только кричала: «Серёженька, Сережёнька!»
– Завьялова? Вы можете подтвердить этот эпизод?
– Нет, гражданин следователь. Я этого не помню.
– Ничего себе, не помнит! – возмутился сосед.
– Итак, гражданка Завьялова. Вы должны подписать протокол вашего допроса и освидетельствование приглашённых лиц, подтверждая тем самым, что они говорят правду.
– Я ничего не буду подписывать. Всё, о чём здесь рассказывали эти люди, я не помню, и своего сына не убивала.
– Ну что ж, это ваше право... Тогда прошу свидетелей подойти к столу и расписаться.
* * *
А в отсутствии Елены арестантки обсуждали новость. В маляве из пятьдесят пятой камеры пришло сообщение, что новая заключённая Завьялова убила родного сына, приревновав его к девушке, на которой тот собирался жениться. « ... А ещё достоверно известно, – писалось там, – что она жила с ним, как муж и жена».
– Вот это ведьма! – громко сказала Зенькова. – А на вид такая благовоспитанная тихоня.
– В тихом болоте черти-то и водятся.
– Придушить такую мало, девочки!
– Устроим ей полный «душняк», – предложила желтолицая. – Как ты, Вера, думаешь?
– Делайте, как хотите, но только чтобы мне за вас не пришлось отвечать. Она ведь может и начальству нажаловаться.
– Не волнуйся, Вера. Всё будет по-тихому.
Когда Елену доставили в камеру, наступила мёртвая тишина. Она сразу это почувствовала, но мысли о допросе у следователя отвлекли её внимание. Собственно говоря, она правильно отвечала на вопросы, как и учил адвокат. Однако дневник Серёжи не давал покоя. Что он там писал, её мальчик? Нет, она не боялась откровенных признаний в любви. Хотелось узнать, что он не договорил ей или не досказал раньше. Каждое его слово, именно сейчас, было для неё дороже всего. Многое бы она отдала, чтобы прочитать полностью все записи сына!
– Завьялова! – послышался резкий голос смотрящей. – С сегодняшнего дня ты будешь постоянно дежурить по камере, во всех очередях стоять последней, а за стол садиться отдельно, после всех.
Елена подошла к Вере Николаевне.
– А в чём дело?
– Душегубка! – послышался звонкий голос. – Как будто мало мужиков. Так ещё и до своего сына добралась. Курва! За что мальчика своего погубила, кровопийца? – стали кричать остальные женщины.
– Да её надо в параше утопить! – истошно заорала бойкая Зенькова.
– А что, бабы, может так и сделаем!? – подзадорила «желтолицая» собравшуюся вокруг Елены толпу.
– А ну, отойти! Я кому сказала! – мрачно и с угрозой прохрипела Вера Николаевна.
Женщины притихли и стали расходиться.
– А ты, ведьма, иди на своё место. И чтобы я тебя не видела и не слышала, – приказала она Елене.
Та, понуро дрожа от страха, поплелась к своей кровати.
* * *
Для Елены настали тяжёлые дни. И дело было не в том, что приходилось убирать каждый день камеру, наполнять бачок с водой, чистить раковину, унитаз и тому подобное. Сокамерницы теперь старались не только не замечать её и всячески сторониться, но и специально опрокидывали мусорную корзину, сорили на полу и не смывали за собой унитаз. Вера Николаевна была тут как тут. Она отвечала за общий порядок и требовала с Елены по всей строгости тюремных правил.
Однажды, во время обхода, кто-то специально разбросал разорванные бумажки прямо посередине камеры. Когда вошла проверяющая, и Елена выстроила всех сокамерниц, то перед строем остались лежать разорванные листки.
– Та-ак... это что-то новое на моём дежурстве, – с угрозой в голосе сказал помощник начальника СИЗО. – Дежурная! Объясни, что сие означает: встречу проверяющей лепестками роз или ваше хамское отношение к утренней проверке?
– Все было чисто, гражданин помощник, – подбежала Елена. – Это только сейчас...
Мария Николаевна ударила её по щеке:
– Подобрать немедленно, Завьялова. Двое суток в карцере. Иди. Стань на место. А ты, Кабаева, – обратилась она к смотрящей, – поставлена здесь за старшую не для того, чтобы в камере был беспорядок. На тебя будет подан рапорт начальнику СИЗО за халатное отношение к своим обязанностям.
Вера Николаевна безоговорочно вышла вперёд и хладнокровно ответила:
– Слушаюсь, гражданин помощник.
– Калинина Зоя Ивановна!
– Я... – не уверенно раздался голос арестантки.
– Отбывание в карцере Юрий Геннадиевич отменил. Но в личном деле будет сделана запись о нарушении инструкции во время обхода. А чтобы ты успевали в туалет и не опаздывали на проверку, предлагаю занять самую ближнюю кровать к этому очень нужному заведению. С сегодняшнего дня твоё место там. Вопросы ко мне есть?
Заключённые молчали.
На другой день утреннюю проверку снова проводила другая женщина. Елена уже знала из инструкции, что её зовут Щаденко Нина Власовна. Как и в первый раз, инспектор спокойно зашла в камеру и подозвала дежурную. Елена на всякий случай оглядела пол сзади себя и отрапортовала:
– Дежурная Завьялова! Количество построенных для проверки заключённых – девятнадцать.
На этот раз Щаденко обошла камеру, заглянула в туалет и внимательно осмотрела заправленные кровати. На одной обнаружила небрежно заткнутые под подушку женские трусы. Постель принадлежала «желтолицей», которая понадеялась, что проверяющая не станет так дотошно осматривать помещение.
– Кто хозяйка кровати?
«Желтолицая» подошла вразвалку, не спеша:
– Ну, моя!
– Прошу отвечать по инструкции и назвать фамилию, имя и отчество.
– Цветаева Зинаида Петровна. Кровать моя.
– А теперь, Цветаева, перестелите её заново.
Женщина в военном одним махом сдёрнула застланные постельные принадлежности, а затем вернулась на середину камеры. Цветаева со злостью посмотрела ей вслед и принялась заново заправлять кровать.
– Завьялова Елена Павловна! – стала зачитывать Щаденко имеющиеся в её папке документы. – Завтра, до обеда, – встреча с адвокатом. Во второй половине с вами хочет побеседовать заместитель начальника СИЗО, Гладков Виктор Степанович.
– Кабаева Вера Николаевна! Сегодня, до обеда, вас вызывает к себе заместитель начальника СИЗО, Терехов Вадим Степанович. У кого-нибудь есть ещё вопросы?
Молчание.
Но потом кто-то крикнул:
– Купаться когда будем? Завшивели уже!
– С этим вопросом обращайтесь к завхозу. Завтра он будет на обходе.
* * *
День для Елены прошёл относительно спокойно. Но на прогулке с ней никто не захотел идти в паре. Она шла сзади всех, замечая на себе злобные взгляды сокамерниц, которые оборачивались и показывали ей неприличные жесты или строили отвратительные рожи. Перед сном, уже лёжа в постели, Елена долго смотрела в тускло освещённый потолок камеры. Она перебирала в памяти события последних дней и пришла к выводу, что вокруг неё затягивается удавка общей ненависти сокамерниц и их презрительно-озлобленного отношения. Впервые Елена почувствовала себя изгоем.
Временами, днём, когда она делала уборку, до неё доносилось зловещее перешёптывание: «Опустить её надо, чтобы не мотала среди нас свои конским хвостом». Елена плохо понимала смысл сказанного, но смутно начинала догадываться, что со стороны зечек затевается нечто серьёзное.
Раньше она не любила смотреть по телевизору фильмы на тюремную тематику, да и вообще мало что в них понимала. В таких сюжетах её отталкивали грубость и животные отношения между арестантами. Ей никогда не приходило в голову, что она сама окажется в подобном фильме ужасов, преследуемая сокамерницами. «Действительно, от сумы да от тюрьмы не зарекайся!» – уже не раз вспомнила Елена мудрую поговорку.
А Серёженька, её любимый мальчик, обычно с жадностью впитывал в себя описание тюремного быта и часто радовался за тех героев, которые, несмотря ни на что, выходили победителями из этого грязного мира. В такие моменты она старалась не мешать ему. Елена со стороны любовалась сыном, сидя на диване или уже лёжа в постели. Так она могла смотреть и ждать часами, пока он сам не обратит на неё внимания.
«Ну, вот и спать пора», – подумала Елена, впервые приготовившись ко сну без тяжких мыслей об убийстве. Она натянула на глаза тёмную косынку и отвернулась от ночного фонаря.
Ночью встала, чтобы сходить в туалет. Через некоторое время после того, как Елена устроилась там, выход из него загородили три зечки. Первой была «желтолицая», второй – Зенькова и третьей – толстая и мордастая Валька Громова со скрученной простыней в руке.
– Что вам надо, девочки? – только и успела сказать Елена, как простыня тут же затянулась у неё на шее.
– Посвящать тебя будем... Цыть, зараза! Только вякни. Придушим.
Но Елена успела вцепиться в обмотанною вокруг шеи удавку, попыталась резко встать и закричать. В ответ ей затолкали в рот свёрнутую вонючую тряпку и снова усадили на унитаз. «Желтолицая» достала опасную бритву, развернула её. Елена от страха закрыла глаза.
– Испугалась, – с удовольствием промычала Громова. – Давай, Зинаида, побрей её под Котовского. Да смотри, чтобы порезов не было. Отвечать потом за эту курицу придётся.
– Не учи. Без тебя знаю, – буркнула «желтолицая», ловко орудуя бритвой.
Елена почувствовала, как постепенно оголилась её голова, и, открыв глаза, увидела: густые тёмно-каштановые волосы, с которыми так любил играть сын и которыми так гордился, рассыпались волнами на грязном полу туалета. Она расплакалась, и слёзы ручьями потекли по её щекам.
– Ну вот. Теперь ты у нас красавица, – откинув голову и отставив в сторону руку с опасной бритвой, негромко рассмеялась «парикмахер». – Правда, лысая, зато – видная! Теперь всё СИЗО будет знать, что ты сотворила со своим сыночком. А теперь – по местам. Скажешь, кто сделал, – обернулась она к Елене, – обе сиськи отрежу… – и покрутила перед носом беззвучно плачущей жертвы опасной бритвой. – Запомнила?
Лишь после того, как надругавшиеся над ней женщины улеглись в кровати, Елена осмелилась встать. Она тут же вытащила тряпку изо рта и пошла к раковине, чтобы умыться.
На шум пришла Вера Николаевна. Когда она увидела, что сотворили её подопечные, схватилась за голову. Пострадавшая же продолжала негромко плакала и отказалась назвать своих мучителей. Тогда смотрящая приказала арестанткам выстроиться от окна и нажала на тревожную кнопку.
Загорелся яркий свет, и в камеру ворвались охранники. Однако они увидели лишь смирно стоящих зечек, одетых в ночные рубашки.
– Что тут происходит?! – заорал усатый и огромного роста командир. – Кто поднял тревогу, мать вашу?! Обыскать! – рявкнул он всё ещё стоявшим в нерешительности подчинённым.
– Это я вызвала, – подала голос Вера Николаевна.
– Ну!
– «Опустили» новенькую...
– Кто?! – дико завращал глазами усатый.
– Она не хочет говорить: боится. Возле туалета плачет.
Прибежала вся запыхавшаяся Мария Николаевна. Охранники вывели ей навстречу побритую и измазанную Завьялову.
– Так я и знала! – воскликнула она. – Кабаева! – докладывай, как и кто это сделал.
– Мария Николаевна...
– Я тебе не Мария Николаевна! Обращаться по инструкции.
– Гражданин помощник! Ночью я обнаружила возле туалета наголо обстриженную и измазанную Завьялову. Кто это сделал, она отказывается объяснять.
– А ты куда смотрела, толстожопая? Небось, дрыхла, аж рубаха заворачивалась!
– Просмотрела...
– Так я тебе и поверила. Не хочешь сдавать своих – сама пойдёшь в ШИЗО. Остальных – найдём.
http://proza.ru/2017/04/14/2188