После сдачи выпускных экзаменов в школе, мать взяла мне путёвку в санаторий. Возле него располагался посёлок Карачи, жители которого, в основном, были задействованы в санаторной инфраструктуре. Помимо источников с минеральной водой, которая бутилировалась и поступала в продажу под именем «Карачинская», местное озеро само по себе являлось кладезем различных минеральных веществ, используемых при лечении целого спектра заболеваний, а также в профилактических и общеукрепляющих целях. Вода в озере была настолько солона, что при нырянии выталкивала на поверхность не хуже спасательного круга. Проживал я в комнате с двумя соседями, на мой взгляд, вчерашнего школьника – совершенными старпёрами.
Распорядок дня был примерно таков. После завтрака я шёл купаться на озеро, топкие берега которого были оборудованы деревянными помостами специально для отдыхающих. Там они могли загорать, там же стояли душевые кабинки с пресной водой, чтобы после купания смыть с себя соль. Стоял жаркий июль, в синем небе изредка проплывали барашки облаков, и я лениво наблюдал за их неторопливым бегом, лёжа спиной на поверхности водоёма, в котором повсюду сновали ярко-красные рачки – единственные обитатели его солёных вод. По лесенке я выбирался на помост, устраивался на раскалённых солнцем досках настила, и блаженствовал, давая волю фантазии, уносящей меня за пределы этого Мира. Потом были «процедуры» - питьё минеральной воды на источнике, кислородный коктейль, затем – грязелечебница, где практиковали два основных вида профилактики и лечения различных недугов, а именно – раповые и грязевые ванны. Собственно, рапа это подогретая вода из озера, а грязь - минеральные отложения с его дна.
После обеда санаторий погружался в нирвану «тихого часа», даже в своеобразную сиесту как у Хемингуэя, сходство с которой усиливала невероятно жаркая погода. Я в это время читал книги, которые брал в местной библиотеке и совершал прогулки по окрестностям. Вместо полдника в столовой пансионата, я частенько заходил в шашлычную. Порция шашлыка и бутылка «Жигулёвского» пива мне обходилась в один рубль, и я до ужина шёл опять купаться на озеро. Ультрафиолет после солёных омовений густо покрывал загаром мою кожу и я вероятно уже смахивал на настоящего индейца. После ужина программа культурного досуга и отдыха предлагала в качестве развлечений кино или танцы.
В санатории был свой Дом Культуры, возведённый в стиле сталинского ампира – с колоннами и обильно украшенный гипсовой лепниной. Там в уютном кинозале три раза в неделю показывали фильмы для отдыхающих. Остальные вечера посвящались танцам – самому популярному времяпровождению курортного контингента, состоящему в основном из «пожилой молодёжи» - от тридцати лет и выше. Мне шестнадцатилетнему юноше этот контингент казался, мягко говоря – «ветхим», да и вообще – я не был особенным любителем ретро-танцев. Зато мой сосед по комнате – Василий Макарыч, упитанный и даже грузный мужчина, лет около сорока – не пропускал ни одного танцевального вечера. Там он знакомился с очередной дамой, которую после танцев провожал и пытался по дороге завести в шашлычную, чтобы угостить сухим вином и шашлыками. Почему не в ресторан? Да потому, что ресторана в радиусе ста километров не найти было днём с огнём. Глубокая провинция, глушь – одним словом. Но для неизбалованных сервисом советских людей и шашлычная «прокатит» за первый сорт, тем более – на курорте. В общем Макарыч был «парень» любвеобильный, крутил вовсю курортные романы и резвился напропалую! Всё это мы знали со слов самого «героя-любовника». А «мы» - это я и второй мой сосед – Константин Ильич, добропорядочный семьянин и общественник, который с большим неодобрением относился к «выкрутасам» Макарыча и ни за что не позволял ему приводить в нашу комнату своих «очаровательных пассий» и устраивать посиделки. Дело даже доходило до ссор, и хотя оба мужика были ровесниками, взгляды на отношения с женским полом у них разнились кардинально. Я же в этих склоках занимал нейтральную позицию наблюдателя, поскольку моральный облик Макарыча меня не волновал, впрочем, как и его «перезрелые прелестницы». Конфликт между двумя враждующими «группировками» разрешился сам собой. Константин Ильич, бывший старожилом в нашей комнате, уехал домой, поскольку срок его путёвки истёк. Нам же с Макарычем оставалось вкушать маленькие радости курортной жизни ещё целую неделю. Вечером, после ужина мой сосед-ловелас начал как обычно собираться на танцы. Он долго и тщательно брился, надел чистую рубашку и побрызгался заграничным одеколоном из пульверизатора. Наконец с удовлетворением оглядев в зеркало с ног до головы своё отражение, он кивнул и сказал небрежно, как бы между прочим:
- Сегодня приду не один. Надеюсь, ты не возражаешь?
Я не придал особого значения его словам и легкомысленно согласился. Немного прогулявшись по окрестностям санатория, я ещё засветло вернулся в номер, и лёг с книжкой на кровать – почитать на сон грядущий. Почувствовав через некоторое время, что веки мои наливаются свинцом, а книжка коварно выпадает из рук, я разделся и лёг спать. Пробуждение моё было ужасным продолжением кошмара, который мне навеяла, вероятно, душная и жаркая ночь. Целый день корпус, где мы проживали, асфальтовые дорожки, скамейки и деревья вокруг впитывали в себя энергию раскалённого июльского солнца, а теперь же они стремились скорее избавиться от испепеляющего жара, отдать его обратно в атмосферу. В комнате, меж тем, слышались подозрительные звуки! Кого-то явно душили, человек хрипел и задыхался на слабом фоне ритмического стука. Да это скрипит кровать! Мои глаза уже привыкли к полумраку, и я разглядел на полу возле кровати Макарыча ворох одежды, и на нём – как белый флаг, выброшенный неприятелем – женские трусы, далеко «недетского» размера. Тьфу ты чёрт, это же Макарыч бабу приволок с танцулек и сейчас «шпилит» её по полной программе.
Я перевёл глаза с «белого флага» чуть выше – на соседскую кровать. Там «дядя Вася», победоносно возвышаясь в палатке из покрывала, совершал половой акт над поверженным и распростёртым «неприятелем» женского пола. Явственно виднелись её обнажённые полные бёдра и согнутые в коленях ноги, обвивавшие мощную спину своего «победителя». Я отвернулся к стене и попытался отключиться. Кровать продолжала скрипеть, учащённое хриплое дыхание Макарыча перемежалось с женскими стонами, громкость и интенсивность которых нарастала. Спят усталые игрушки, книжки спят!..
Утром я проснулся поздно, и понял, что завтрак в столовой уже давно закончился, и - без меня! Комната была пуста – Макарыч со своей «пассией» испарился, словно они мне и в самом деле привиделись во сне, и даже кровать его была аккуратно застлана покрывалом и украшена треугольным холмиком подушки. Тогда я решил пойти на озеро выкупаться, но уже по дороге туда, заметил, что мир вокруг изменился. Это выражалось в том, что всех встреченных женщин, я оглядывал этаким «оценивающим» взглядом, представляя их в раскрепощённых позах на кровати. Купание мне не помогло, загорая на дощатом помосте, я откровенно «пялился» на особ женского пола в бикини, и желание обладать ими накатывало на меня как прибой. Что за наваждение? Ну, Макарыч-падла, устроил эротическое шоу! Взглянув на часы, я понял, что подходит время процедур, и отправился в душ, чтобы смыть с себя соль после купания в озере. Как назло по соседству принимала душ какая-то женщина и сквозь достаточно широкую щель в дощатой перегородке, разделяющей наши кабинки, была отлично видна её белая, на фоне загорелого тела – грудь с коричневыми сосками. Я заскрежетал зубами и заставил себя отвернуться от столь соблазнительного зрелища. Но это было ещё не всё! Когда я пришёл в лечебный корпус и, раздевшись до трусов, вошёл в «процедурную» комнату, то застал там медсестру, наполняющую мне ванну подогретой рапой из толстого шланга. Она в этот момент как раз склонилась над ванной, чтобы проверить показания термометра. Медсестра стояла ко мне спиной, чуть раздвинув напружиненные икры ног. Задница у неё была большая и упругая и подол халата, следуя её контурам, приподнялся – обнажая наполовину широкие тугие ляжки. Я так и застыл в дверях, не в силах оторваться взглядом от пикантной картины. Вот бы!.. Медсестра, перекрыла воду и, видимо почувствовав постороннее присутствие (а может и мою бешеную энергетику) – выпрямилась и повернулась ко мне. Скользнув мимолётно взглядом по моим, ставшим внезапно очень тесным, трусам, она слегка улыбнулась и произнесла:
- Ванна готова, и вышла из «процедурной».
Вечером Макарыч сочувственно выслушал мою гневную тираду о нарушении правил социалистического общежития в целом и моих прав на полноценный ночной отдых в частности. Он понимающе затряс головой и проговорил успокоительно:
- Да ладно уж, понял я всё! Чего разорался-то? Найдём мы тебе бабу.
Сказал так и тут же исчез за дверью. Я сидел и, глядя на захлопнувшуюся за Макарычем дверь, тупо соображал об истинном значении его таинственной фразы. Танцев сегодня не было, а потому – в кинозале Дома Культуры «крутили» кино. Когда я вернулся в номер с киносеанса, меня там поджидал сюрприз – накрытый стол, а за ним восседал Василий Макарыч со своей «пассией», которую мне уже довелось мельком лицезреть и худощавая брюнетка лет тридцати.
- Знакомься, это Тамара, пророкотал Макарыч опереточным басом, рекомендуя мне брюнетку. (Девушка лучезарно улыбнулась и показалась мне, недурна собою). А это моя Нинка, продолжил он, указывая на пухлую, с пышным бюстом женщину, которую я про себя тут же окрестил – «Свинкой». Ну что же, за знакомство необходимо выпить! Тут он взял со стола чуть початую бутылку сухого вина под названием «Старый замок» и разлил его по гранёным стаканам.
- За прекрасных дам! - провозгласил старый ловелас, гусар и греховодник. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Мы выпили раз и другой и третий. Играли в «бутылочку», причём один раз мне пришлось целоваться со «Свинкой», но это уже не вызвало у меня никакого отвращения. А когда мне «выпала» Тамара, то я вообще ощутил щенячий восторг от прикосновения её припухлых губ – «к поцелуям зовущих» - как сказал бы поэт. Потом играли в карты на раздевание и полуголые продолжали пить «Старый замок», всё новые бутылки которого продолжал доставать откуда-то матёрый фокусник-иллюзионист Василий Кио. А следом за этим была жаркая ночь в Тамаркиных объятиях, безумные поцелуи и скрип кроватей, продолжающийся до самого утра. Но с первыми лучами солнца вся наша компашка «отрубилась» почти до обеда. На «процедуры» все дружно «забили болт», тем более что срок путёвок у нас с Макарычем истекал уже через пять дней. Эти последние дни мы провели, как и положено на курорте, в пьяных кутежах и в объятиях хмельных подруг. Оставался последний вечер и последняя ночь.
Мы с Макарычем сходили на ужин в столовую, а потом сидели в номере и играли в «подкидного», поджидая своих «очаровательных пассий» - как любил выражаться старый развратник. А я про себя с грустью размышлял о том, что эта ночь для нас с Тамарой будет последней, ведь она замужем и дома её поджидают муж и двое детей – мальчик и девочка. Настроение в связи с этим у меня было подавленное, ибо подростковая влюблённость, замешанная на сексе, принимает иной раз причудливые очертания и страдает явно гипертрофированной серьёзностью отношений. В коридоре раздалось торопливое цоканье каблуков и это отвлекло меня от невесёлых мыслей. Махнув рукой, я отбросил карты и уставился в ожидании на дверь. В проёме появилась «Свинка». Одна! Сердце сжалось в предчувствии какой-то беды. «Свинка» с осторожностью, словно та была стеклянная, прикрыла за собой дверь, прошла в комнату и остановилась возле меня.
- Тома уехала, Руслан, сказала Нинка, положив мне свою пухлую руку на плечо. За ней неожиданно приехал муж на машине, и она не смогла с тобой проститься. Тамара просила передать, что будет помнить тебя.
Я сидел в прострации, оглушённый новостью наповал.
- А ещё она просила, продолжила «Свинка» свою речь, - поцеловать тебя за неё на прощание.
Я никак на это не отреагировал и «Свинка», наклонившись, поцеловала меня прямо в губы. Очень близко я увидел её серые глаза, полные какой-то глубокой печали и затаённой нежности. Это было неожиданно. Макарыч уже суетился, откупоривая бутылку «Старого замка», и запричитал, и заприговаривал:
- А вот мы сейчас «сухонького» опрокинем. Выпьем за Томочку, за её возвращение в лоно семьи. Не смогла проститься – бывает. Ты не вини её за это, Руслан, ты ведь уже взрослый и всё понимаешь. Семья это ячейка общества, это свято!
Мы чокнулись полными стаканами, и выпили до дна. Я со стуком опустил стакан на стол и угрюмо продолжал молчать, сдвинув брови. Макарыч тут же налил всем ещё, но его оттащила от стола Нинка, которая что-то зашептала ему в ухо, с горячностью хватая его за руки и просительно заглядывая в глаза. Я тем временем опрокинул в себя другой стакан вина - не полегчало! Только чуть потеплело, ощущение было таким, как будто от мёрзлой туши отхватили кусок и повесили его над огнём. Ничего не имело смысла, вообще – ничего!.. Я внимательно смотрел в пустоту, как вдруг заметил, что Макарыч, наклонившись почти к моему лицу, что-то говорит, и, по-видимому, уже некоторое время:
- Эй, да что с тобою, парень? Я тебе, о чём толкую. Нинке ты моей уж очень приглянулся. Желает разделить с тобою горе и всякое-такое. Ну и утешить тебя на прощание как получиться. Ты, я тебя прошу по человечески, Нинку мою не обижай, не отталкивай её от себя и постарайся понять. Баба она золотая.
С этими словами Макарыч взял со стола полный стакан, осушил его двумя глотками и пошёл к двери, большой и грузный как плюшевый медведь гигантских размеров.
Я продолжал молча сидеть на стуле и смотреть, как он обувается, выходит за порог и как закрывается дверь за его могучей спиной. Тут ко мне подходит Нинка и осторожно-осторожно кладёт мне руки на плечи, наверное, опасаясь увеличить и без того тяжкое бремя, свалившееся так внезапно на неокрепшую подростковую психику. Прямо перед собой я вижу, как колышется её пышная грудь, от неё веет жаром как от печи, и в моё помрачённое сознание врывается такой волнующий аромат зрелой женщины. Я опускаю свою «обмороженную» внезапной утратой голову в это манящее пекло, и растворяюсь в нём до последнего атома.
Это была незабываемая чарующая ночь, которая оставила во мне неизгладимый временем след. Я ещё успел увидеть золотой рассвет, когда усталость накинула мне на шею свой аркан и, свалившись «замертво», провалился с головой в глубокий омут без сновидений. Проснулся я оттого, что кто-то достаточно бесцеремонно тряс меня за плечо.
- Эй, хватит дрыхнуть как сурок. Нам ещё постельные принадлежности сдавать коменданту, путёвки отметить, а через час уже наш автобус отходит.
Я узнал бодрый голос Макарыча, раскрыл глаза и увидел комнату, залитую ярким солнечным светом. Привстав на кровати, я спросил:
- А где Нина?
- К себе ушла. Отдохнуть ей надо или нет, сам-то как думаешь? Встретил тут её по дороге, еле живая шла – «умотал» ты бабу по-полной. Теперь уже спит, наверное, десятый сон видит! А нам спать более некогда – у нас автобус через час. Вставай, потом проснёшься!.. Мы ехали сначала на санаторном автобусе до железнодорожного вокзала, потом под чёткий перестук колёс по железной дороге, а я всё думал, размышлял, сопоставлял.
Мой жизненный опыт значительно обогатился в том секторе человеческих взаимоотношений, о котором я до сих пор имел весьма смутное представление. Если не считать, конечно, романтической возни со своими сверстницами. Тут же на коротком отрезке времени жизнь показала мне несколько непреложных истин. Всё что имеет начало, имеет также и свой конец. Это касается, в том числе и любых человеческих чувств и отношений. Но когда эти самые отношения заходят в тупик или в своём развитии доходят до логического завершения, это ещё не означает конец света. Лучший способ избежать краха собственной Вселенной и выйти из тупика это завязать новые отношения. Жизнь в бесконечности развития! Или, как говорят в народе – клин клином вышибают. Возьмём для примера меня и Тамару. Короткий импульс, любовная игра и взрыв Сверхновой, миллиарды лет спрессованных в один только миг, но разве бы я это понял, если бы не вмешательство третьей стороны? Скорее всего, тоска спровоцировала меня найти Тамару уже в городе.
И что бы из этого вышло? Сейчас, по прошествии времени, я думаю, что ничего хорошего. Если бы я проявил определённую настойчивость, то мог запросто разрушить устоявшийся быт, а возможно и счастье целой семьи из четырёх человек. Построил бы я на этих руинах что-то путное? Едва ли! Но третья сторона, в лице «Свинки», вмешалась весьма своевременно и скорректировала процесс моего юношеского безумия. С позиций мудрой женщины она направила мою энергию в другое русло, а в мысли привнесла порядок и успокоение. А потому, «отныне присно и во веки веков» в моих воспоминаниях я буду называть её не «Свинкой», а лишь «Консуэло», что значит «Утешение». Спаси тебя, Бог, Консуэло, прости и прощай!.. С этими мыслями я подъехал к своей станции. Вся дорога заняла чуть более четырёх часов, и я начал прощаться с Макарычем. Он вышел проводить меня в тамбур, протянул напоследок кряжистую руку и с лукавой, но добродушной усмешкой, проговорил:
- Ну, будь здоров, «свояк». Может, свидимся когда.
- Всё может быть, - отозвался я, пожимая ему руку, - Земля она круглая.
Я вышел из вагона, держа в руке чемодан. Поезд тронулся и, набирая скорость, колёса его стучали всё чаще, унося моего весёлого соседа и «свояка» всё дальше на юг – в город Бердск. А я с особым чувством после долгого отсутствия шёл по перрону, ощущая себя – «не мальчиком, но мужем». Проводил снисходительным взглядом стайку сверстниц, попавшихся мне по пути, и слегка саркастически улыбнулся, глядя на их долговязые, такие ещё нескладные фигуры. Что вы хотите? Мужик вернулся, самец матёрый! Миновал бревенчатое здание вокзала с табличкой «Сеятель» на фасаде, потом прошагал мимо водонапорной колонки, откуда в детстве пили с пацанами ледяную воду. Пересёк улицу Героев Труда, дворами вышел на Рубиновую – ну вот и мой дом. И мама, завидев меня, машет с балкона. «Хорошо, что есть на свете, это счастье путь домой» - так поётся в одном старом шлягере.