Мини 1. Буфет «8-е марта»
Закрытый северный городок N. Крохотный аэропорт. Буфет на пару столиков. Я разглядываю витринные полки, уставленные съедобной разностью и мучительно припоминаю продуктовый наказ жены. Буфетчица с каменным лицом неспешно выполняет все мои пожелания. Прошу подать третью по счёту коробку конфет местной кондитерской фабрики. Сзади раздаётся ледяной насмешливый голос:
- Что, откупиться решили?
Оборачиваюсь. Вослед мне стоит симпатичная девушка и парой карих галогенок выжигает на поверхности моей командировочной ауры что-то вроде «чёрного квадрата».
- Почему откупиться? Меня попросила жена.
- Ну-ну, - отвечает она.
Чувствую едкий дымок палёного командировочного удостоверения. Становится обидно: с какой стати эта соплячка меня в чём-то подозревает?
- Милочка! – обращаюсь я к девушке.
При слове «милочка» буфетчица откладывает оплаченные коробки в сторону и замирает в позе потенциальной собеседницы.
Я продолжаю:
- Милочка, вы заподозрили меня в лукавстве, не подумав о том, что мои действия могут быть продиктованы любовью. Таким образом вы утверждаете презумпцию греха перед нравственным началом! Вы…
Не дослушав мой ответ, девушка поводит плечиками и отходит в сторону. Так расходятся собеседники, потерявшие интерес к начатому разговору. Прерванный на полуслове, я растерянно провожаю её глазами. В разговор вступает буфетчица:
- Эх, ты, хфилософ! – усмехается она.
- Что «эх»? – переспрашиваю.
- А то. Развёл бодягу – презумцию ему подавай! Ишь, чего надумал, а девку в восьмым мартом не праздравил! Она и обиделась. - буфетчица забавно морщит лицо и подмигивает мне крашенными ресницами. - Ладно, вот те конфеты и держи свой кофий. Пей, может, поумнеешь!
Мини 2. Заговенье на операцию
Врач:
- Увы, Семён Диалектович, сердечко ваше не справляется. Надобно ему помочь. Вот мы и поможем.
- Вы меня будете резать?
- Уважаемый Семён Диалектович, операция – крайний случай. Увы, налицо именно эта крайняя ситуация. Если мы не прооперируем ваше сердце сейчас, поверьте моему врачебному опыту, буквально на днях вас ожидают большие неприятности. И простите за откровенность, фатального характера.
- Я умру?
- Как вам сказать, не исключено…
- Но я же нормально себя чувствую! Участился пульс, ну и что? Организм знает, что делает. Значит, так надо. Зачем вмешиваться в мудрость природы?
- А когда у вас болит зуб, тоже не надо вмешиваться? Ведь он болит с какой-то определённой целью.
- Не знаю, доктор, не знаю. Только кажется мне, есть взаимосвязь причин и следствий. Можно, например, истребить волков. Не станет волков – запаршивеет лес. Разве в медицине не так?
- Я вас понимаю. Но есть понятие «врачебная статистика». И она не в вашу пользу.
- И я вас понимаю. Каждый больной надеется на то, что он и есть единственное счастливое исключение из правила. Это освобождает его от заклания во имя грядущей пользы.
- Да нет. Человеку привычней поступить по закону стаи и довериться авторитету специалиста. Это избавляет его от труда взвешивать обстоятельства. Умственная работа требует напряжения сил, а мы все – известные лентяи.
- И всё-таки я рискну стать исключением.
- Как знаете, Семён Диалектович, как знаете. Может, вы и правы. Мы ведь тоже делаем лишь то, что знаем и умеем. Помните известную аксиому: чем шире область знаний, тем больше её граница с незнанием. Что тут скажешь?
Мини 3. Ну что тут скажешь?..
Ссора вспыхнула внезапно. Всего минуту назад они любовно смотрели друг на друга и рассуждали о благе взаимопонимания. Потом кто-то, кажется он, зацепился взглядом за неприбранный пустяк. С губ слетел парафраз раздражения, крохотный, как разряд электричества при расчёсывании шерсти. Она с улыбкой ответила ему, но потом всё-таки сдвинула брови, поджала губки и удивилась реакции любящего человека на столь незначительную проблему. Он, ведомый инерцией обстоятельств, повторил претензию, надеясь здравым рассуждением убедить её в высказанной им правоте. И…
И всё бы закончилось хорошо. Но, видимо, третья сила успела переступить порог миролюбия. Взаимное непонимание ворвалось в беседу любящих сердец, как порыв встречного ветра. Она в ужасе схватилась за голову и закричала, как девочка, ужаленная пчелой: «Как ты смеешь?!» Он, едва сдерживая силу, опустил голову, сжал кулаки и вышел из комнаты, выкрикивая на ходу что-то страшное.
Она слышала, как он сбежал по лестнице и хлопнул дверью кабинета. Он ворвался в кабинет и рухнул на диван, пытаясь отключить ум от неправды происходящего. Так врывается смертельно раненный знаменосец в неприятельскую крепость и падает к ногам побеждённого противника.
...А потом ему стало жалко себя. Сколько за двадцать лет семейной жизни случалось между ними недомолвок и ссор? Если все счесть – не одна тысяча! Сколько душевных сил и здоровья унесли эти бессмысленные перепалки. И каждый раз по прошествии двух-трёх дней они заново любили друг друга. И казалось, никогда больше умопомрачение не сможет рассечь их многолетнюю любовь на две равных, но мёртвых половины.
Он приподнялся и подошёл к двери. С минуту стоял неподвижно, шестым волчьим чутьём, рассекая бурое пространство ссоры. Затем решительно открыл дверь и направился вверх по лестнице. Как только с последней ступеньки он переступил на сверкающий паркет второго этажа, из спальни выглянула жена и, потупив взлохмаченную головку, виновато загово...
Он бросился к ногам любимой женщины, обнял её, стал горячо целовать колени, ладони, руки…
Ну что тут скажешь?