До своей квартиры, на пятом этаже, Кира Григорьевна добралась с огромным трудом. Особенно трудно далась лестница. Останавливаясь передохнуть на каждом пролёте, между третьим и четвёртым этажами, она даже присела на ступени. В висках стучало, а сердце опять сжимал, впившись огромными, острыми когтями неведомый зверь. Два перенесённых инфаркта, в прошлом и позапрошлом году, давали о себе знать.
- Господи, дай мне сил, - Прошептала Кира, прислонившись к стене. - Я ведь ещё совсем не старая, мне нет и шестидесяти. А главное, мне нельзя сейчас свалиться, тем более умереть, я просто не имею на это права. Дай мне Господи ещё, хотя бы лет десять, поднять и выучить детей, всего десять лет.
Кира трижды прочитала "Отче наш", и усмехнувшись про себя поднялась.
- Надо же. Оказывется, помню молитвы, с детства не вспоминала, не в блокаду, когда умирали от голода, не в больнице, когда было не понятно, выживу или нет. Не вспоминала, когда сын, Валька, наговорив много горьких слов ушёл, хлопнув дверью. И когда забирала из больницы совсем маленького Мишку, оставленного матерью, даже не представляя, что с ним делать дальше. А тут вспомнила. Наверное, надо что то менять, по отношению к детям, по отношению к себе.
Открыв наконец то дверь своей квартиры, Кира Григорьевна не раздеваясь прошла на кухню. Выпила двойную дозу валерьянки, даже не разбавляя водой, запила потом, вместе с таблеткой успокоительного.
- Прилечь и успокоиться, ничего страшного не случилось. С детьми надо разговаривать, объяснять, рассказывать, читать. Не надо так круто было браться за воспитание, особенно Мишки. Как я тогда не поняла, он вырос в деревне, со своими порядками, укладами, где практически нет ни каких ограничений, запретов, рамок. А я со своими "нельзя", сама всё испортила. Детей надо было приучать к городу, к школе, к порядку и дисциплине очень осторожно, по маленькому шажочку. Тогда наверняка не было бы этих страшных побегов, болтаний не известно где, с ночёвками на чердаках. Да и интерната этого не было бы. Надо разговаривать. Дети уже не маленькие, одиннадцать и двенадцать лет, должны понять.
Почему то за знобило. Кира укрылась одеялом и попыталась заснуть. Мысли снова перескочили на возраст.
- Нет, ну вот соседка, Анастасия Ивановна, старше на десять лет. Блокадница, была ранена под бомбёжкой, сына младшего потеряла. Да и со старшим не всё в порядке, пьёт Витька, ведь умный какой был парень, штурман, в загранку ходил, теперь дворником, и то не справляется, как запьёт на матери вся работа. А Анастасия не унывает, и бегает как девчонка, работает. Заскочить на пятый этаж, на минутку, ничего не стоит. А мне полчаса понадобилось подняться, думала не доползу.
Успокоительное и валерьянка подействовали, незаметно для себя Кира Григорьевна уснула.
Ей снилось детство, далёкое-далёкое, почти забытое. Их большой дом в Благовещенске и людская, куда маленькой Кире всегда хотелось попасть, и ходить куда, почему то запрещала мама. В людской, за пустым столом сидел свёкр, отец Кириного мужа Евгения, худой, чисто выбритый, в белой рубашке. Он протянул Кире руку и она увидела тот самый перстень-печать, который вчера украл Мишка, вместе с облигациями и старыми фотографиями. Кира чего то испугалась и пустилась наутёк. Потом вдруг оказалась на парадной лестнице, а внизу стоял папа и раскинув руки звал Киру к себе, такой молодой, сильный и красивый. Кира бросилась навстречу папе, но не удержалась, или споткнулась и покатилась вниз. На этом сон оборвался.
Кира Григорьевна открыла глаза, была уже ночь, за окном не шумели машины, тихо, не слышно обычного городского движения, не слышно соседей, возможно скоро наступит утро. Неведомый зверь выпустил когти из сердца, и теперь его просто сжимал, сильно как тисками. Дышать от этого было трудно, а сердце билось то редкими, то наоборот частыми гулкими ударами.
- Эх, Мишка-Мишка, что же мне с тобой делать, откуда появилась ещё и эта проблема с воровством. Наверное всему виной улица, упустила я со своими болезнями детей, как минимум три года упустила. - Вернулась к своим не весёлым мыслям, вспоминая вчерашнее происшествие, Кира Григорьевна.
- А ещё это невероятное, прямо не прошибаемое упрямство. Может оно бы и хорошо, если направить в правильное русло, только вот в какое? Как нацелить упрямство, например на учёбу, или хотя бы на спорт. Иначе, ожидает тебя, Мишка, судьба не из лучших. Для начала специнтернат, а дальше что, тюрьма?
Кира откинула одеяло, теперь вдруг стало жарко.
- Да ещё этот перстень, хотела ведь убрать подальше, как чувствовала. Вон, как заинтересовался этот Олег Анисимович, и не добро смотрел, ох не добро, как бы беды не нажить. С другой стороны, обещала я свёкру, перстень сохранить, значит нужно сохранить. Может для Мишки же и нужно, не известно, как изменится жизнь, когда он вырастет. И будет этот перстень-печать для него память, ведь он уже шестое поколение владельца этой печати, шестое поколение, сколько лет, сколько судеб.
С этими мыслями, Кира Григорьевна снова провалилась в сон, уже без сновидений, без детства, без родных и далёких образов.