«всякая наука есть наука о смысле или об осмысленных фактах, что и значит, что каждая наука – в словах и о словах»
А.Ф.Лосев
Наука редко подходит вплотную к рассмотрению явлений метафизического характера, поскольку привыкла оперировать материальными категориями и в область мира духовного не вторгается. Однако, известны случаи, когда наука, в частности, лингвистика, пыталась замахнуться на несвойственную ей область метафизики, на мир духовных реалий и сущностей.
Немецкий учёный, философ, лингвист Вильгельм Гумбольдт (1767 – 1835) рассматривал язык всякого этноса как ключ к познанию его духовной сущности, «коллективной души» того или иного народа. Гумбольдт увидел в языке ту надмирную, духовную силу, которая превращает человека в homo sapiens. Своеобразие национального бытия народа, его самобытная жизнь в истории отражены в языке этноса. «Как отдельный звук встает между предметом и человеком, так и весь язык в целом выступает между человеком и природой, воздействующей на него изнутри и извне… И каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка». Язык и национальное сознание, по Гумбольдту, теснейшим образом связаны друг с другом и взаимозависимы. Национальный характер этноса есть основа его творческого потенциала в истории, именно «в нем запечатлены сила и достоинство нации, достающееся от нее в наследство индивидам». А поскольку национальный характер нации как в зеркале отражается в её языке, то язык и есть тот уникальный ключ, открывающий путь к пониманию и постижению самобытных особенностей коллективной души этноса. Язык «всеми тончайшими нитями своих корней сросся с силой национального духа, и чем сильнее воздействие духа на язык, тем закономернее и богаче развитие последнего. Во всем своем стройном сплетении он есть лишь продукт языкового сознания нации…, и поэтому на главные вопросы о началах и внутренней жизни языка, - а ведь именно тут мы подходим к истокам важнейших языковых различий, - вообще нельзя должным образом ответить, не поднявшись до точки зрения духовной силы и национальной самобытности».
Национальный язык, по Гумбольдту, и есть сама нация, существование которой невозможно себе представить без языка. «Есть язык – есть народ; нет языка – нет народа», - так сформулировал эту мысль один из последователей идеи Гумбольдта Фердинанд де Соссюр. Интересно, что на старославянском слово «язык» имеет два значения: «народ» и собственно «язык». Слово «народ» появилось только в русском языке, в старославянском его не было, как не было и многих других слов и понятий. И тогда возникает вопрос, что такое русский язык по сравнению со старославянским, (на базе которого и возник современный русский язык), деградировавший вариант древнего языка или естественным образом развившаяся новая форма? Однозначный ответ дать не так просто, как может показаться на первый взгляд. Теория языка Гумбольдта представляет богатую пищу для размышления; не случайно она снискала огромное количество последователей среди филологов и лингвистов. Вооружившись гумбольдтовским подходом к языку, проясняются и становятся понятными многие моменты из нашей, российской истории, связанные с языком. Речь идёт, в первую очередь, о двух реформах орфографии, Петровской реформе 18 века и большевистской реформе 1918 года. Согласно Гумбольдту, язык есть живая, саморазвивающаяся субстанция, формирующая национальное самосознание этноса. И поскольку язык живёт своей жизнью, подчиняясь неведомым нам законам, то вмешиваться в его развитие недопустимо, ибо это неизбежно скажется на сознании этноса, носителе этого языка. В определённом смысле реформа языка равносильна социальной революции, ибо последствия её столь же пагубны и разрушительны. И, наверное, не случайно реформа орфографии 1918 года шла рука об руку с октябрьским переворотом. Предвижу возражения, что реформа 1918 года задумывалась ещё в 1904 году. Однако, Николай II Высочайшим повелением запретил проведение реформы. Так что следует иметь в виду, что реформа языка, так же как и революция в России, задумывались задолго до 1917 года как погром и уничтожение России, русского народа, культуры и языка. Причём, революция в России, имеющая целью тотальный погром всего исконно национального и русского, как видно, не прекратилась и по сей день, а стало быть, не прекращается и погром русского языка, правда, сегодня несколько другими средствами, как вернейшее средство по уничтожению народа и культуры.
Ничего не скажешь, теория Гумбольдта – красива и привлекательна, ибо несёт на себе отпечаток интуиции и воображения незаурядной личности автора, да и какую вообще можно познать истину в отсутствии воображения? Никакие факты не способны сложиться в стройную и правдоподобную картину без участия человеческого воображения. Послушаем ещё раз самого автора этой красивой и убедительной теории: «Если считать, что языки расчленяются на грамматику и словарь, то мы имеем здесь дело с их физиологическими функциями, с тем, как работают их составные части в целом и в отдельности, и как через них складывается органическая жизнь языка. Поколения проходят, а язык остается, каждое из поколений застает язык уже бывшим прежде него, и притом более сильным и мощным, чем само это поколение; ни одно из поколений никогда не проникает до конца в его суть и таким оставляет его потомкам; характер языка, его своеобразие познаются только на протяжении целого ряда поколений, но он связывает все поколения, и все они проявляют себя в нем; можно видеть, чем обязан язык отдельному периоду времени, отдельным людям, но остается неопределимым, что должны ему они. В сущности, язык, который передается потомкам – только не в виде фрагментарных звуков и речевых построений, а своем активном живом бытии, - язык, который не является внешним, но именно внутренним, язык в своем единстве с существующим благодаря ему мышлением, этот язык представляет собой саму нацию. Что же есть язык, как не расцвет, к которому стремится вся духовная и телесная природа человека, в котором впервые обретает форму все неопределенное и колеблющееся, а утонченное и эфемерное предстает в переплетении с земным? Язык – это также расцвет всего организма нации. Человек может овладеть языком, только переняв его от других, и тайна его возникновения связана с тайной расщепленной и вновь в высшем смысле и бесповоротно воссоединенной индивидуальности».
В отличии от Запада, теория Гумбольдта никогда не была в почете у российских лингвистов, поэтому, Россия, видимо, и поддалась искушению языкового реформирования в 20 веке. Поскольку у истоков реформы орфографии в России стояли лингвисты с мировым именем (Шахматов, Фортунатов), то их участие в реформе можно объяснить либо невежеством, либо злым умыслом. Кстати сказать, ни одной стране, кроме России, никогда не приходило в голову заниматься реформированием своего языка.
Как бы там ни было, но теория Гумбольдта нашла свое отражение в трудах русских философов, о.П.Флоренского, о.Сергия Булгакова, А.Ф.Лосева. Можно сказать, что русские религиозые философы обогатили теорию языка Гумбольдта, придав ей религиозно-философское измерение. Язык, как таковой, по А. Ф. Лосеву, имеет религиозно-философский статус: он просто не может иметь никакого другого статуса. Точнее, все остальные статусы языка, которых можно насчитать много, будут вторичными, производными по отношению к его основному, религиозно-философскому статусу. А. Ф. Лосев последоательно настаивает на том, что целостное понимание языка не может не быть основано на религиозной философии. В своей концепции он опирается на многовековую, в значительной мере утраченную в Новое время традицию, развитую византийскими мыслителями, в первую очередь Григорием Синаитом и Григорием Паламой, или так называемой православной доктриной энергетизма. Сам А.Ф.Лосев оценивал это учение как кульминацию и завершение византинизма. Суть его в том, что присносущая энергия сущности Божией, отличная от самой сущности, неотделима от нее. Энергия, переходя к твари и освящая ее, сама отнюдь не становится тварью, но продолжает быть неотделимой от Бога, то есть самим Богом. Паламиты настаивали, что имя «Бог» должно быть прилагаемо не только к сущности Божией, но и к ее энергиям. «Сущность (субстанция) Бога непостижима и недоступна твари, но энергии сущности ... могут быть постигнуты человеком и переданы ему». В русской философии начала 20 века данное направление мысли известно как имяславие. Лосев считал имяславие наиболее адекватным выражением самой сущности православия. По Лосеву, не человек создает язык, но язык человека; человек же является лишь одной из форм воплощения языка. Не человек осваивает язык, а язык сам пробуждается, разворачивается в нем по мере того, как человек осваивает мир. Язык, как сущность, задает человеческую личность как явление в зависимости от того, насколько язык раскрывает себя в ней. Собственно говоря, человек осваивает мир только через язык, и все человеческое, что раскрывается в личности, имеет смысловой характер. Таким образом, мы приходим к живому ощущению и пониманию того, что значит, «вначале было Слово».
Возвращаясь к теории языка Гумбольдта, надо сказать, что несмотря на огромное число последователей, данная научная теория так и не нашла своего подтверждения на практике, за исключением того, что русская религиозная философия начала 20 века вывела теорию Гумбольдта на уровень практики исихазма, переведя, таким образом, научную теорию на уровень духовной практики. Собственно говоря, практическая сторона теории языка Гумбольдта возможна лишь как духовная практика, выходящая за пределы науки и научного знания. Никому из последователей теории Гумбольдта не удалось постичь душу народа через его язык, да это и неудивительно. Чтобы постичь коллективную душу этноса, которая представляет собой духовную субстанцию, нужно, очевидно, постичь сначала, как минимум, свою собственную индивидуальную душу, ибо коллективная душа этноса есть нечто более сложное, чем душа индивидуальная, во всяком случае, для нашего постижения, и требует большого и глубокого духовного и, если хотите, религиозного опыта. Современный человек, учёный, будь то практик или теоретик, утративший фактически полностью религиозное сознание, потерял вместе с ним способность осваивать и усваивать духовные истины, а потому, в тех областях научного знания, что подошли вплотную к области духа и духовного опыта, научная теория и научная мысль неизбежно обречены на бесплодие, ибо наука не способна шагнуть в мир духовного бытия, будучи фатально привязанной к миру материальному.