27. 03. 2017 Роман Псалом Фридриха Горенштейна

Феликс Рахлин
Наконец, прочёл (впервые, хотя бы один роман писателя, о котором давно  читал в разных источниках, но не знал до сих пор ничего. Между тем, он – выдающийся советский киносценарист, автор сценариев таких, например,  известных фильмов, как  «Солярис»  А. Тарковского, «Раба любви» Н. Михалкова, и др. Правда, проза его в СССР не издавалась, исключая одно только произведение: «Дом с башенкой». Так что слава прозаика пришла к нему лишь в эмиграции. Попытка опубликоваться в бесцензурном альманахе «Метрополь» окончилась, как и для всех авторов этого самопального издания, скандалом. Интересно, что сам он своё участие в альманахе осудил  (в  Википедии, в статье о нём, причина, по которой он признал свою ошибку, не объяснена, но сам я, прочтя совершенно несоветскую его  вещь, пропитанную сугубо религиозной философией, предполагаю, что просто он решил признать такой поступок, как публикация бесцензурного  творчества в  сугубо тоталитарной стране, поступком нерасчётливо мелкотравчатым: тоталитарного строя им не отменишь, а самому неприятностей не оберёшься.  Он поступил иначе: с 1978 г. стал публиковаться заграницей, а в 1980-м и вовсе эмигрировал.
Под концовкой «Псалма» - дата написания: 1978-й. Стало быть, роман написан ещё в России. Как и М. Булгаков,  Горенштейн – писатель мистический, религиозный, однако на  автора «Мастера и Маргариты» не похож, - во всяком случае, если и похож, так далеко не во всём. Мне читать его было и интересно, и, местами, невыносимо скучно, что, впрочем, отношу на счёт своей читательской невоспитанности, неподготовленности к чтению таких книг, сугубой своей атеистичности  и непривычки  к слогу Библии и евангелий.
Характерная особенность авторского слога – по крайней мере, этого романа – его приверженность как Ветхому, так и Новому завету.  Для писателя-еврея эта особенность хотя и не  исключительная, но не частая. Впрочем,  ныне, в  странах бывшего СССР, встречается не столь уж редко: ассимилированный еврей в атмосфере модного там возврата к традиционным религиям стремится пристать к  традиции большинства, его, еврея, поглощаюшего. Например, Л. Улицкая. Или моя родная сестра поэт  Марлена Рахлина.
Однако в Горенштейне чувствуется превосходное знание не только иудаизма, но и христианства. Предполагаю, его должны были поднять на щит  евреи, признавшие Христа (это особая секта, а не просто выкресты)…  В центре его романа – фигура из чисто христианской Мифологии – Антихрист, он же Аспид, он же Дан из коленаДанова, «созданный не для благословения, а для суда и проклятия», и он – не антагонист Иисуса Христа, а его брат и сподвижник…
В биографии писателя мне интересно отметить моменты, сближающие её с моей и, напротив, отличающие. Прежде всего, мы, приблизительно, сверстники (он был на год моложе). Наши отцы – коллеги по специальности: оба преподавали марксистско-ленинскую политическую экономию, оба были репрессированы карательными органами советской власти, но в разное время: его отца посадили в тюрьму ещё в 1935-м, а в 1937-м расстреляли, в то время как моих родителей в эти годы только лишь исключили из ВКП(б), а посадили (правда, и маму тоже) лишь в 1950-м, тогда  как его мать умерла на свободе в эвакуации, а мальчик попал в детдом, откуда потом его забрала родня, и он рос и воспитывался  у тётки или дяди  в Бердичеве, потом    был чернорабочим, поступил в Днепропетровский институт, по окрнчании работал инженером… Но стал писать сценарии и окончил высшие курсы киносценаристов. Мне чернорабочим быть не случилось, но агентом по сбору утильсырья – был, а также отслужил солдатом  в Советской армии. И даже в Днепропетровске тоже  учился, но только не в институте, а на сборах офицеров запаса,  куда попал, сдав во время солдатской службы  экзамен экстерном на звание младшего лейтенанта… Далее наши пути расходятся кардипнально: он стал гением, а я – редактором заводского радиовещания, а уж потом – маргинальным писателем  советской и постсоветской эмиграции…
Да, есть ещё у нас сближающий момент: Фридрих (названный так, можно полагать, в честь Энгельса) какое-то время   побыл и Феликсом (то есть моим тёзкой), но потом вернул себе первоначальное имя.
В романе «Псалом»  - 5 глав (или разделов) и три или четыре «притчи», - собственно, это то ли Библия, то ли «Евангелие от Горенштейна». Автор, порхоже, знает эти святые книги не хуже Господа Бога, их создавшего, и  слог  романа – во многом библейский. Хотя я и читал и ТАНАХ (еврейский текст Св. Писания), и все 4 канонических христианских   Евангелия, но читал кусочками, с чувством скуки, лишь изредка оживляясь. Например, меня всегда потрясает хотя и примитивный, но высокоторжественный слог библейской космогонии, поэзия Давидовых псалмов, Нагорная проповедь… Но для меня, дитяти большевиков и большевистского, ленинского атеизма, все эти тексты,  если быть перед собой и перед читателем честным, ужасно скучны.  И тут меня никто не переубедит и не исправит. (Скеорее всего, к сожалению).
Чисто житейские, бытовые подробности притч,  изложенных в романе, мне интересны. Первая из них относится к периоду, который, с лёгкой руки украинских историков, но, возможно, и других рассказчиков, назван  периодом голодомора. И описан как раз голодомор на Украине, хотя он охватил (в начале 30-х гг. ХХ века) гораздо более обширные пространства, нежели только украинская земля.
Вообще, по замыслу автора, последовательно описаны четыре казни,  которые Господь насылает на людей: «Первая казнь – меч, вторая – голод, третья – зверь, толкуемый как похоть, четвертая – болезнь, моровая язва…» 
Мне мнится, что, задав себе такой тесный  круг бедствий вместо неисчислимо разнообразных других горестей, которые испытывает человек в этом мире, писатель сильно сузил простор для своей фантазии. Но  с покойниками не спорят (а Ф. Горенштейн умер семидесятилетним, - гениям редко удаётся прожить долго). Так или иначе, рассказанные им притчи вписываются в этот минимум. И во всех ситуациях на помощь страждущим приходит Антихрист. Вместе с тем, он и помогает осуществиться некоторым «казням господним», сам участвуя в них как необходимое действуюшее лицо. Например, русская женщина в невыдуманном городе Бор, Горьковской  области, Вера, мужняя жена, подверженная третьей казни, удовлетворяет свою женскую страсть именно  с ним – Даном Яковлевичем Антихристом, или Аспидом (как вам больше нравится…).
Примечательная особенность повествования в том, что события происходят (я проверял, насколько смог!) все –в дщействительно существовавших  насеклённых пунктах: если он пишет, что на Харьковщине, на такой-то шахте Донбасса, то такая шахтоа и такой населённый пункт, действительно, существовали, а потом  отошли, по изменившемуся административному делению, к другой области той же Украины… И город Димитров существовал (а сейчас,  по проводимой в новой стране, Украине, «декоммунизации», переименован в Мирноград!
Я вынужден, однако,  прервать свою запись: сам чувствую, что, очевидно, ничего не понял в гениальности своего ровесника, а сомневаться в таком определении его таланта, данном Тарковским, Михалковым-Кончаловским и другими литературными авторитетами, не могу. Как видно, мой вкус безнадежно испорчен советской школой и советским образом жизни. Словом, если я не понял прелести этой прозы, то я и виноват. Почитайте Вы… И судите сами, да не судимы будете.