Олег проснулся внезапно. И сразу на него навалились тяжелые воспоминания. О минувшей ночи, которая поставила окончательную точку в отношениях с женой. Очередная ссора окончательно разрубила их брак. Стало явным то, о чем догадывался и что так тщательно прятал от себя. Прямо в глаза жена сказала ему, что любит другого.
Предательство рвало сердце.
Ушла навсегда. И не куда-нибудь, а в соседнюю квартиру. К тому, кого считал своим другом. Такому же предателю! Да и был ли он другом?
Ушла, громко хлопнув дверью. Лязг дверного замка резанул по сердцу. Так остро, и так больно… Как все это пережить?..
Прежняя жизнь окончилась. Была ли она счастливой? Вряд ли. В их семейном очаге огонь уже давно погас, в нем ничего не горело, и даже не тлело. Он чувствовал себя таким уставшим от бесконечных ссор и претензий Кристины. Ничто не радовало.
Он подошел к приоткрытому окну. Уже вовсю плескалось летнее солнце. Бесконечный поток машин, шум и запахи улицы показались невыносимыми, хотелось тишины и покоя. Городская суета раздражала.
Олег мечтал хоть как-то наладить отношения с женой в отпуске, на волжских просторах. Еще зимой купили путевки. И вот дождался. Первый день этого отпуска оказался последним днем их совместной жизни.
Он не знал, что теперь делать, куда деться. Долгожданный отпуск – а для чего?
Взгляд упал на упавший на пол сиротливый кусочек небесной лазури - голубой шарфик Кристины. Олег досадливо пнул его ногой. Тоска еще крепче вцепилась ему в грудь. Обида была нестерпимой.
Стерва, дрянь! А друг-то каков? И никакой не друг - подонок!
Ушла. Ну и ладно. В конце концов, таких, как она, много. Что в ней особенного? – спрашивал себя. Обыкновенная. Руки, ноги, грудь. Да к тому же толстая. И рыжая.
Но тут же ему вспоминался ее задорный заливистый смех, голубые глаза на веселом веснушчатом лице. Кровоточащая сердечная боль усиливалась …
Захотелось убежать от всего, что было связано с Кристиной. От всех этих шкафов, все еще заполненных ее кофточками, кружевным бельем, нескончаемыми баночками с косметикой, шкатулками с украшениями. Он так любил покупать ей красивые вещи, смотреть, как она нетерпеливо разрывала шуршащую обертку, примеряя на себя обновки.
Нет! Бежать как можно дальше! От нее. От того, кого еще недавно считал «другом». От всей прежней жизни.
Попробовать начать все заново, с чистого листа.
Олег прожил в столице более десяти лет, но чувствовал себя в ней чужаком. Оставался деревенским парнем - высоким, плечистым, с простым крестьянским лицом. В институте ценили его сметливость, инициативность и оптимизм. Но в житейских делах оказался наивным и доверчивым.
Чем теперь жить его душе? Работа в лаборатории? Да, он сросся с ней. Лаборатория - его второй дом. Там, во время ответственных экспериментов, он, бывало, дневал и ночевал. Сможет ли теперь жить одной работой?
Вспомнил своего профессора. От него тоже еще в молодости ушла жена. Его старомодный, не всегда опрятный вид, обеды из институтского буфета. Сочувствие и жалость, которые он вызывал у окружающих.
- Стерва, колдунья!
Убежать. Забыть.
Выскочил из дома и до глубокой ночи слонялся по городу, по парку. Облегчения не наступило. Пришла усталость и какое-то отупение. Но все же это лучше чем грызущая душу тоска.
Ну что ж, один так один. Наскоро собрался, и наутро уже ждал в Речном порту начало посадки на круизный теплоход.
Поднялся по трапу. Не обращая внимания на пассажиров, забросил рюкзак в каюту и устремился на нос корабля.
Покой и бездумное одиночество, сильный свежий ветер, упруго бьющий прямо в лицо - это именно то, в чем он особенно нуждался сейчас. Когда теплоход замедлял ход, или шлюзовался, Олег чуть не задыхался от отсутствия свежего воздуха. Давили столпившиеся пассажиры, их праздные разговоры.
Уходил в каюту. Но и там было не легче.
Олег вытащил бутылку коньяка, купленную в порту, отпил залпом почти половину, и через некоторое время провалился в нездоровое забытье. Во сне ему увиделась маленькая деревушка с темными деревянными избами, редкими березками, да громадное скошенное поле с неубранными колоскам ржи. Ему страшно, он заблудился в этом поле. Вот-вот стемнеет. Он зовет бабушку. Знает, что она его ищет. Но на просторе темного неба появляется последний предзакатный луч, а в нем ему видится сказочная белоснежная царевна-лебедь. Такая же, как на календаре в его лаборатории. Он должен встать, окликнуть ее, тогда она спасет его. Но невиданная сила давит, прижимает его к земле. Он в страхе кричит …и просыпается.
Дышать тяжело, воздуха не хватает. В бешеном ритме заходится сердце. Весь мокрый, дрожащий от страха, выскакивает из каюты, и медленно приходит в себя.
Вокруг темно. Глубокая ночь. Теплоход спокойно идет по реке. Мимо проплывают темные очертания берегов, редкие огни прибрежных поселков.
Свежий ветер окончательно пробудил его, хотя еще немного пошатывало. Возвращаться в душную каюту не хотелось.
Наутро теплоход подошел к Плесу, пришвартовался. На чистенькой пристани уже сидели старушки, торговавшие ягодами.
От них повеяло родным и знакомым. Он вспомнил бабушку, у которой вырос, свою деревню на реке. Друзей, с которыми в детстве не расставался. Вместе ловили рыбу, купались, объедались в лесу земляникой и малиной. Еще тогда полюбил речной простор и свободу. То, чего так не хватало в городе, куда, после смерти бабушки, забрала его тетка.
Олег огляделся. Перед ним поднимался в гору утопающий в зелени старинный городок с деревянными домами и рассыпанными маковками церквей.
Он почувствовал здесь ту тишину и покой, которые были так дороги его сердцу. И зачем ему тесная каюта, Астрахань? Суета пассажиров, незнакомых и неприятных?
Решение пришло в секунду. Он быстро вернулся на теплоход, забрал все свои вещи и без сожаления покинул его.
Одна из женщин, торгующих на пристани, охотно взяла его на постой. Назвалась бабой Настей.
- Ты на мово сына похож. Как он - высокий, красивый, а глаза грустные, неуверенные. Неужели один приехал? Не переживай, - зачастила она. Сын-то в Костроме сейчас, женился недавно. Ох, и болит душа за него. Давно не был, и жену его я так и не видела.
Она делилась с ним, как с близким человеком.
- Да вот и я к вам за невестой, - пошутил он.
- У нас тут невест много. Все больше художницы. Культурные. Кто-нибудь и понравится. Да какие из них жены? Все рисуют и рисуют.
- Значит, художниц брать не будем, - засмеялся Олег
- Вот в Кострому съездишь, там и найдешь по себе, как сын мой нашел, - уверенно сказала она.
Войдя в чистую избу, Олег сразу обратил внимание на Божницу в красном углу, укрытую полотенцем, домотканые половики, окна «на лето» - все, как у родной бабушки. «Каково на дому, таково и самому» - любила приговаривать она. Из раскрытых окон вливался свежий речной воздух. Дышалось легко и свободно.
- Ну как, нравится? - спросила, хитро улыбаясь, хозяйка.
- Очень!
-Ну и оставайся. Между делом крышу мне подправишь, - по хозяйски распорядилась она
- А смогу?
- А я подскажу. Готовить тебе за это буду.
В городке не было никакой промышленности. Народ жил рекой, дачниками, да туристами.
Олег с наслаждением погрузился в новую для него жизнь. Целыми днями проводил время на берегу Волги. Купался, валялся на песке, наблюдал за проплывающими по реке баржами и теплоходами, любовался облаками в небе. Ловил рыбу с местными рыбаками. Чувствовалось, что они довольны своей жизнью, ценят свой труд – выловленная ими рыба пользовалась спросом. Интересовались жизнью в столице.
Свежую рыбу Олег приносил бабе Насте. Она умела приготовить из нее необыкновенно вкусную еду. Иногда баловался лещом холодного копчения – это было настоящее лакомство. Покупал его у местных.
В городке было много художников. Олег любил гулять по набережной, где до позднего вечера шла торговля их картинами с видами местной природы. Было много копий со знаменитых пейзажей Левитана. Встречались и интересные, оригинальные работы. Однажды оказался свидетелем того, как старый художник предлагал кому-то из приезжих купить у него свою картину:
- Вы мне поверьте. Для вас - это находка. Хорошая работа. Конкурсная. Писал еще в молодости. Теперь жизнь заставляет продавать ее. Деньги нужны. А для вас деньги – вода. Вы молоды, легко заработаете. А картина и потомкам останется. Конечно, это не Левитан, но и не та халтура, - он кивнул в сторону других торговцев живописью.
Олег вгляделся. В картине действительно чувствовалась рука мастера.
- В этом пейзаже есть немного от души Левитана, - старый художник любовно протер картину, смахивая с нее несуществующую пыль.
Когда приезжий отошел с покупкой, бережно завернутой в тряпицу, Олег заметил, как старик смахнул с лица слезу. Видно с продажей картины он простился со своей молодостью. Понял и пожалел старого мастера.
Музей Левитана в Плесе не произвел на него большого впечатления. Живописных работ художника там было мало. Обстановка, бытовые детали его жизни в городке не заинтересовали. Олега больше привлекала окружающая природа.
Однажды заглянул в Калашный ряд, в сувенирную лавку, где туристам предлагались разные поделки из керамики и дерева, льняные изделия. Еще там были выложены удивительной красоты платки, расписанные вручную местными художниками. Взгляд выделил один из них, серо-голубой, отливающий серебристым жемчугом. Рука невольно потянулась было за деньгами, но остановился. Хорошо бы подарить, да некому. Постоял немного, и отошел от прилавка.
Олегу особенно нравилось любоваться Волгой при заходящем солнце. Вода на глазах меняла цвет, очертания берегов становились расплывчатыми, постепенно темнели и погружались сначала в глубокую синеву, а потом в густую чернильную синь.
На берегу подолгу сидел на скамье у бронзового изваяния отдыхающей женщины. Часами наблюдал за непрерывным движением воды, полетами белокрылых речных чаек, любовался завораживающими переливами света и цвета, игрой полутонов. И думалось, что так было и будет всегда. Что мы пришли и уйдем, а река так и будет катить свои воды, что бы не происходило вокруг. И в этом, наверное, и есть суть жизни, ее незыблемость и вечность.
Мысли о Кристине постепенно становились далекими, начали терять для него значение. Словно случилось все это не с ним, а с кем-то другим. Или с ним, но где-то очень и очень далеко, на другой планете. Отсюда, с берегов Волги, его жизнь с Кристиной, и свои переживания казались ему мелкими и даже ненастоящими, нереальными,.
Однажды, когда он, как всегда, наслаждался красотами Плеса, вдруг услышал за спиной тихий, задумчивый голос.
- Наверное, так же, как и ты, любовались Волгой и Левитан, и Шаляпин. Каких-то два века назад.
С удивлением оглянулся. Рядом стояла незнакомая девушка, стройная, худощавая. Ветер перебирал пряди русых волос, играл подолом легкого платья. Она казалась воздушной, почти неземной.
- Мы разве знакомы? - удивленно спросил Олег.
- Нет? Ну, извини, ошиблась, - ничуть не смутившись, ответила она. Ее темно-синие широко распахнутые глаза загадочно блеснули.
- Тогда познакомимся. Я - Софья. Или просто – Соня.
Олег назвал себя.
Она стояла, опустив на землю громоздкий мольберт и ящик с красками.
- Помочь? – спросил Олег.
- Нет, спасибо. Я живу недалеко. Возвращаюсь с этюдов, с левитановской горы, - она махнула рукой куда-то в сторону.
Он промолчал. Разговор не получался.
- Ну, ладно, пока. Я пошла. Пора ужинать. Хозяйка, видно, заждалась меня.
Олег остался в недоумении. Странная девица. Ведет себя свободно и независимо, так, будто ей принадлежит весь мир и с каждым здесь она знакома.
Вечером у хозяйки расспросил про эту самую гору.
- А ты еще не был там? Значит, настоящего Плеса еще не видал, - удивилась хозяйка. – Все приезжие сначала идут в музей Левитана, потом в Калашный ряд. И обязательно - на гору Левитана. У нас ее зовут Соборной, там несколько церквей. Это для туристов она – Левитановская. Чем же ты так занят, раз еще не забрался туда? Кстати, и крышу мне не починил.
- Завтра и починю,- пообещал Олег.
- Вот и ладненько, - обрадовалась хозяйка. - Сынка, видно, до осени не дождусь.
И продолжила:
- А Соборную гору зовут левитановской от того, что Левитан, когда жил здесь, любил там рисовать. Красота там какая! Такие виды на Волгу – зачаруешься. Давно я не была на горе, не отдыхала на травке, она там такая мягкая, шелковистая. В наше время художники туда тоже ходят, молодые, но…не Левитаны, - она с хитрецой посмотрела на Олега. - Больше романы крутят. А ты чего бобылем отдыхаешь? - неожиданно спросила она.
- Вас слушаюсь. Говорили же не влюбляться в художниц.
- Правильно говорила. Хотя художницы бывают красивы. А ты не доводи до любви. Все равно не твоя будет. Мой сынок переживал года два, ушла от него художница, - неожиданно открылась ему баба Настя.
Через день, починив крышу, Олег, поднялся на крутую гору. И увидел группу художников. Кто спал у раскрытого мольберта, кто сидел, задумавшись, Кто-то работал с холстом, держа в руке кисть.
Соню Олег узнал издали. Тихо подошел к ней. Она делала набросок - вид лодки у берега реки, что виднелась у самой кромки воды.
- Вот и ты нашел меня, - не оборачиваясь, сказала она.
- Интересно, у художниц и на затылке глаза есть?
Девушка не переставала его удивлять.
- Располагайся рядом, скоро у меня перерыв. Будем кофе пить.
Олег не стал отказываться от приглашения. Подстелив ветровку, расположился на пригорке.
Соня была в легкой длинной юбке, в мелкий цветочек, и в открытой короткой серой майке. Русые волосы собраны в пучок, в ушах покачивались длинные сережки.
Между краем ее юбки и майкой виднелась полоска загорелого тела. А когда Соня доставала из необъятной сумки бутерброды и термос с кофе, он обратил внимание на выглядывающие из-под края юбки ее маленькие изящные ступни. Они почему-то взволновали его. Он представил себе ее всю, такую нежную, очень женственную. Удивился тому, что у него вдруг проснулся интерес к женщине.
- Ты как, по-прежнему не догоняешь в живописи? - огорошила она его вопросом.
- Ну почему? В музее Левитана уже побывал.
- Понятно, остался верен своему волейболу, - сказала она так уверенно, словно знала и его увлечения. Олег действительно играл в волейбол в институтской сборной.
- Ну, раз ты здесь, я буду тебя образовывать, - передавая ему горячий кофе, сказала Соня.
- Любое знание - не помеха, - согласился он.
- Ты любишь сидеть у «Дачницы». А знаешь, что ее прообраз - муза Левитана. Приглядись, в ней ясно просматриваются черты Софьи Кувшинниковой.
- Как-то не обратил внимания. Про Софью эту слышал в музее, но что она удостоена такой чести – не знал, - признался он.
- Софья Петровна была тоже художницей, кстати, одна ее картина есть в музее, ты просто не обратил на нее внимание. Правда, писала она слабенько. А вот Левитана любила - отчаянно. Несмотря, что замужем была. Представляешь, в Плес отпрашивалась у мужа, якобы на этюды, и он ее отпускал. А она – к Левитану, приезжала с ним сюда, на все лето.
Она улыбнулась. И задумчиво продолжала:
- То были его счастливые годы. Он ведь в жизни мало хорошего видел, рано осиротел, нуждался. Много пережил. Его, как еврея, дважды выселяли за черту оседлости, тогда было такое. А Левитан ей не то, чтобы отвечал такой же страстью, скорее благодарен был – за ту нежность, заботу, которых ему так не хватало с детства. Софья была его музой. Левитан принял ее любовь. Хотя самому в то время нравилась другая женщина, Маша Чехова. Сестра Антона Павловича. Знаешь, Левитан дружил с братьями Чеховыми и мечтал войти в их семью. Роман с Машей только начинался. Главное в другом. Здесь, в Плесе, окруженный любовью, он почувствовал себя свободным для творчества. Полюбил все вокруг – и людей, и природу. Освободился от своей многолетней депрессии. Именно здесь он написал свои лучшие работы, которые и сделали его знаменитым.
- А почему он не женился на сестре Чехова? Любовь не была взаимной?
- Говорят, что этому помешал Антон Павлович. Ему не нравился роман Левитана с Кувшинниковой. Это ее он изобразил в «Попрыгунье». Левитан обиделся. Они поссорились и были в ссоре несколько лет. А Маша так и не вышла замуж.
Кофе в термосе был ароматным и вкусным. Бутерброды показались такими же аппетитными.
- Так что Плес и Левитан неотделимы друг от друга. Левитан смог в своей живописи отразить не только состояние своей души, но и душу природы. Создал пейзажи настроения, умиротворения и покоя, - мечтательно протянула она.
Видно и Левитан испытывал те же чувства, когда писал «Над вечным покоем»? – подумал Олег. Кто знает?..
- Не понимаю, как можно этим не восхищаться, - Соня окинула взглядом окружающее.
Вокруг потемнело. Прогремел гром.
- Посмотри, небо над рекой совсем левитановское - тучи тяжелые, свинцовые, все надвигаются и надвигаются. А из-под них появляется желтый закатный свет. Свет надежды.
Она зачарованно следила за движением облаков.
Потом, едва дыша, спросила:
- Ты это чувствуешь в природе?
- Я чувствую, что пахнет грозой, а мы на холме, да еще под деревом. Опасно это. Ты что, не боишься молний?
- Я не боюсь.
Она раскрыла ладони, на которые упали первые крупные дождевые капли.
- Илья-Пророк метит в места, где нечистая сила. А это светлая гора. Не зря здесь много церквей.
Раскаты грома приближались. Олег с силой потянул ее подальше от дерева и попытался укрыть своей ветровкой. Соня внимательно посмотрела на него. Глаза ее расширились, потемнели. В них мелькнуло что-то давно ему знакомое.
Громыхнуло уже почти над ними, и очень сильно. Соня тесно прижалась к нему своим худеньким телом. Он почувствовал, как громыхнуло и в его сердце.
Вновь громыхнуло и теперь отозвалось горячей волной по всему телу, такой волной, которая укрыла от невзгоды их обоих. Ощущение было мгновенным и незабываемым. Олег никогда прежде не ничего подобного не испытывал. Ему захотелось защитить это маленькое существо от всех бед и невзгод. Не на сезон, как у Левитана с Кувшинниковой, а навсегда. Пораженный этим внезапно нахлынувшим на него чувством, он испуганно отодвинулся от Сони.
Быстро начавшийся дождь скоро прекратился. Гроза прошумела, напугав своей силой, и ушла прочь, в сторону.
Но мир стал другим.
Что-то произошло между ними. Возникла какая-то неловкость. Соня молча, сосредоточенно собирала свои пожитки. Только сейчас они заметили, что вокруг уже никого нет, все разбежались, спасаясь от надвигающейся грозы.
Спускались вниз по мокрой, скользкой траве молча, медленно и осторожно. Он отобрал у нее тяжелый этюдник, краски, а свободной рукой поддерживал Соню, оберегал ее от падения – спуск вниз был довольно крутым. Временами ловил взгляд ее глаз, направленный на него. Не оставляло ощущение, что она что-то ждет.
- Знаешь, я завтра уезжаю. Вечерним автобусом, - неожиданно тихо сказала она.
- Я провожу тебя? – в его голосе звучал вопрос.
- Хорошо.
- А утром мы еще встретимся?
- Не получится. Мне надо собраться, - ответила она.
Олег проводил ее к дому, простился и ушел.
Поневоле вспомнил разговор с хозяйкой. Она же предупреждала – художницами не увлекайся. А он, кажется, влюбился.
Да нет, этого не может быть – говорил себе. Какая любовь? Я и не думал влюбляться, – уверял себя, в глубине души понимая, что увяз крепко.
На автостанцию она немного запоздала. Провожала ее подруга. Вещей было так много, что Олег всполошился - как же она с таким грузом будет в метро, кто ей поможет?
- Тебя встречать в Москве будут? – спросил и тут же понял, что вопрос этот неприятно задел ее.
- Конечно, - ответила она с непонятным ему вызовом, и натянуто засмеялась. - И в Костроме, и с пересадкой на Москву, на поезд - мне помогут.
Когда все вещи разместили в багажном отсеке, стали прощаться. Олегу очень хотелось сказать ей что-то хорошее, и невероятно важное. Но вырвалось другое, то, что не давало ему покоя.
- Скажи, ты замужем?
По выражению лица понял, что вопрос этот ей не понравился. Опять ее обидел.
- Нет, я не замужем. Во всяком случае, пока, - сухо ответила она
- Я обязательно позвоню тебе.
Она с неохотой дала телефон. А войдя в отправляющийся автобус, закрыла шторку. Не хотела его видеть.
Олег ничего не понял. Могла хотя бы кивнуть на прощание.
А у Сони, спрятавшейся за шторкой, брызнули слезы обиды.
- Что убиваешься, может, водички дать? Нельзя так. Они того не стоят. Поверь моему опыту.
Соседка по автобусу участливо протянула ей газировку.
Соня не успокаивалась.
Он так и не узнал ее! Не вспомнил!
А ведь она тогда влюбилась в него. И ждала. Ждала долго. Только недавно у нее появился парень, предлагает жениться. Но теперь чувство к Олегу вспыхнуло в ней с новой силой. Все рушилось. И что? Опять ждать звонка?
* * *
Олег вернулся домой, недовольный собой. Было неприятно, что чем-то обидел Соню. Но чем – так и не понял. Сел на крыльцо, задумался.
- Ну что, был на Соборной? На горе Левитана? - услышал он голос хозяйки. - Познакомился с художницами?
Она продолжала говорить сама с собой, не дожидаясь ответа Олега. Главное, говорила она, не обидеть девушку пустыми обещаниями и посулами. Вот внучка соседки ревет, успокоить не могут. А все от того, что познакомилась с отдыхающим и влюбилась. Тот обещал писать, звонить. И вот уже месяц – ни слуху, ни духу.
Олег слушал ее в полуха, но последние слова зацепили его.
Вдруг ясно вспомнил давний вечер, глаза молоденькой художницы, увеличенные стеклами очков. Его обещание - звонить ей.
С ней Олега познакомила ее подруга, сотрудничавшая с ним по делам лаборатории. Девушка тогда училась в Суриковском училище. Вспомнилось их единственное свидание в тот далекий вечер, когда они вместе зашли в кафе. Он тогда угостил ее шампанским. Вспомнил, как они вместе с ней танцевали медленный танец. Он тогда был в ударе. Все говорил о том, как ему повезло с работой. Она слушала с таким интересом, восторженно глядя ему в глаза. Обещал позвонить. И не позвонил... Завертели дела.
А теперь здесь, в Плесе, где они встретились снова, он, похоже, влюбился в нее. И потерял.
* * *
Дома, разбирая этюды, Соня услышала знакомый сигнал своего мобильника. Услышала голос… Олега!
- Соня! Прости меня, я все забыл. Ты тогда была в очках, с короткими волосами. Я виноват перед тобой. Что-то серьезное тогда выбило меня из колеи.
Мобильник молчал. Но чуткий микрофон передавал ее порывистое дыхание.
- Ты знаешь, я в Плесе, в Калашном ряду, купил тебе чудный батик. Серо-голубой, и серебристый, с жемчужным отливом. Под цвет твоих глаз. Примешь? - неожиданно робко спросил он.
И в ответ услышал тихое:
- Да. Я жду.
Картина автора «Вечер на Волге». х.,м.